Отвратительное.

      Это короткое слово довольно ёмко описывало поведение мальчишки, и Чуя потихоньку начинал терять терпение. Да, он понимал, что Рюноске сейчас очень тяжело — прежде всего морально, — но это всё равно никак его не оправдывало. Как смел этот щенок так открыто не подчиняться его приказам? Ещё и на глазах других членов Организации! В данном случае Чуя не переживал за свою репутацию — всё-таки его прямые подчинённые были достаточно здравомыслящи, чтобы не сделать ложных выводов только из-за позволившего себе лишнего паршивца, — но, окажись вместо них кто из соседних отделов, он был уверен, уже к концу дня поползли бы слухи, что молодой Исполнитель не справляется со своей должностью. Потому что жёсткая иерархия — основа существования любой организации, а уж преступной — тем более. И так уж вышло, что в свои восемнадцать Чуя занял кресло одного из пяти руководителей.

      — Рюноске!

      Чуя пару раз с силой ударил по двери, и, когда та не открылась в следующую секунду, убедил себя немного подождать прежде чем поддаться желанию её выломать. Терпение оказалось вознаграждено. Спустя минуту послышались звуки отпираемого замка, в образовавшуюся щель выглянула девочка и почти сразу раскрыла дверь нараспашку.

      — Накахара-сан! — пискнула она, согнувшись в уважительном поклоне, настолько низком, что длинные чёрные волосы почти коснулись плитчатого пола лестничной площадки.

      Чуя с полминуты рассматривал её тоненькую фигурку, прежде чем очнулся и дал добро выпрямиться. Девочка послушно вернулась в вертикальное положение, нервно сцепила пальцы перед собой в замок. Большие серые глаза смотрели с нескрываемым напряжением и ожиданием. Запоздало Чуя вспомнил, что у Рюноске была младшая сестра. Как же её звали-то?

      — Гин-тян, если не ошибаюсь?

      Девочка скованно кивнула, а Чуя похвалил свою память. Оказывается, правильно запомнил, хоть и слушал тогда Босса в пол-уха, возмущённый просьбой — именно что просьбой, не приказом — временно присмотреть за учеником предателя, пока тому пытались найти нового наставника.

      — Твой брат дома?

      Гин помотала головой, и поспешность, с которой она это сделала, навела на мысль, что его хотят обдурить. Склонив голову набок, он сунул руки в карманы брюк, постарался придать голосу нотки безразличия:

      — Я могу войти?

      Девочка дёрнулась как от удара, округлила глаза и почти отпрыгнула в угол прихожей в немом приглашении. Снова склонилась.

      — Похоже, вся вежливость досталась тебе, а? — невесело пошутил Чуя, вспомнив абсолютно противоположное поведение её брата. — одного поклона было достаточно, расслабься.

      — Рю что-то натворил? — наконец выпрямившись, поинтересовалась Гин. Серые глаза блеснули тревогой.

      Чуя обвёл внимательным взглядом прихожую и прилегающие к ней маленькую кухню и комнату, опустил глаза на тряпку возле двери, на которой стояла только одна пара обуви (женской) и с досадой отметил про себя, что девочка не соврала и Рюноске действительно тут не было. Он подавил вздох раздражения.

      — С чего ты так решила?

      — Кажется, вы злитесь.

      Это было сказано в то же время настороженно и просто, ещё и сопровождаясь пожатием плеч. Чуя почти усмехнулся этой детской непосредственности. Мысленно отметил, что сестричка у его временного подопечного весьма наблюдательная — хорошее качество, особенно полезное для того, кто застрял в мафии. Главное только не показывать другим, что многое подмечаешь, но, Чуя был уверен, этим житейским премудростям девочку ещё научат. А пока казалось справедливым честно ответить на её вопрос.

      — Да, твой брат сегодня был настоящим эталоном мятежности. И да, я действительно очень на него зол. — От его слов лицо Гин стало ещё бледнее, губы дрогнули и поджались, а пальцы принялись перебирать низ кофты. Ну, с определённой стороны это было даже на руку — если до мальчишки не дойдут его слова, возможно, сможет достучаться перепуганная сестра. Чуя снова повернулся к девочке и спросил будто между прочим: — Не знаешь, когда он вернётся, кстати?

      Вряд ли можно было стать ещё бледнее, но Акутагаве Гин это удалось.

      — Н-нет, — чуть запнувшись прошептала она, а потом зажмурилась, напряжённо сглотнула и, видно, что-то для себя решив, распрямила плечи в деланном спокойствии: — но я могу попробовать позвонить ему.

      Предложение показалось Чуе интересным, и он кивнул. Гин прошла к полке, взяла с неё потрёпанную старую раскладушку и открыла короткий список контактов. Чуя опустил ладонь ей на плечо.

      — Поставь на громкую связь и скажи, что я приходил искал его, но уже ушёл.

      Горло девочки дёрнулось, выдав нервозность, но она послушно включила динамик сразу после того как пошли гудки. Мальчишка принял звонок только на шестом, когда Чуя уже почти смирился с тем, что придётся выискивать наглеца самому.

      — Рю, ты как? — затараторила в трубку Гин, прежде чем брат успел хоть слово сказать. Наступила непродолжительная пауза, после которой мальчишка с отчётливыми настороженными нотками поинтересовался:

      — Что-то случилось? Я в порядке.

      — Исполнитель Накахара-сан заходил, искал тебя. И он выглядел злым.

      Чуя обратил внимание, что Гин просто сказала про него в прошедшем времени, но ни словом ни обмолвилась про то, что он якобы ушёл. Ещё и уточнила про его настроение. Он подавил неуместную ухмылку: малявка оказалась не лыком шита. Наверняка это было её способом передать брату реальную информацию, но, то ли тот не уловил тонкостей интонации сестры, то ли просто был не в настроении, чтобы вникать в её слова, потому что вместо должной настороженности зашипел похлеще рассерженного кота:

      — Исполнитель Накахара может катиться к чёрту!

      — Рю! — ахнула Гин в ужасе, и, наверное, любой здравомыслящий человек на том конце провода задумался бы хотя бы над этой её реакцией, но Рюноске явно пребывал в каком-то своём миру, а потому в упор не слышал предупреждений сестры и продолжал возмущаться:

      — Он достал! Кем он себя возомнил?! Цепляется по любому поводу, совершенно не…

      — Рю! Хватит!

      Затопивший небольшую квартирку крик девочки был преисполнен отчаяния, и, видимо, в этом раз оказал нужное воздействие на её братца. Рюноске оборвал себя на полуслове, помолчал в трубку. А потом вдруг с тревогой поинтересовался:

      — Гин, он же тебе ничего не сделал?

      — Нет, я-то тут причём? — справедливо заметила она, машинально пожав плечами, несколько несчастно посмотрела на Чую. Она уже была явно не рада, что предложила связаться с братом по телефону. И всё-таки самое важное Чуя пока не узнал, а потому сделал ей знак потянуть разговор, а сам схватил лежащий на полке блокнот и принялся похлопывать себя по жилету в поисках припрятанной ручки. Девочка закусила губу, но разговор продолжила: — Рю, Исполнитель Накахара-сан твой начальник, не нужно так говорить про него, тем более по телефону, вдруг услышит кто и…

      — Отстань! Я буду говорить про него, что захочу!

      Глаза Гин расширились, панически метнулись в его сторону, но Чуя старательно удерживал на лице маску невозмутимости и заканчивал писать указания. Ручку тоже удалось не сломать, и это было достижением, учитывая, что ему хотелось вырвать мобильник и пообещать паршивцу все круги ада за слишком нахальное поведение. Наконец он поднял листок, сунул под нос девочке, нависнув над ней недовольной тучкой.

      Тонкая рука подростка заметно дрогнула, пальцы сомкнулись слишком плотно, частично смяв бумагу, но в остальном Гин старалась держаться стоиком. Надо отдать ей должное, голос она тоже контролировала, и дрожь практически не была слышна.

      — Рю, тебя ищут, лучше возвращайся домой, а? Где ты вообще?

      Мальчишка несколько долгих минут сопел в трубку, то ли обдумывая предложение сестры, то ли решая, стоит ли посвящать ту в свои планы, но в итоге решился:

      — Я докажу, что достаточно силён, чтобы участвовать в задании вместе со всеми, и что от меня не одни только проблемы.

      Чуе потребовалась лишь пара мгновений, чтобы понять, о чём именно говорил Рюноске, и почувствовать, как на спине и лбу выступил холодный пот. Он наверняка понял что-то не так, наверняка пацан не имел в виду, что собрался… Да блин, конечно же, именно это он и имел в виду! Придурок малолетний! Чуя не помнил, как махнул Гин сворачивать разговор, а сам вылетел из небольшой квартирки, попутно отыскивая в мобильнике контакт Хироцу.

***

      Размашистым ударом колена в живот он обезвредил вражеского эспера, отправив его в болезненный полёт в ближайшую стену. Из горла мужчины вырвались хрипы боли, но довольно скоро он потерял сознание и замолк. На кирпичном покрытии, где пришёлся удар головой, остались кровавые потёки. Чуе совершенно не было дела, выжил ли этот человек или уже был двумя ногами в могиле, он быстро отыскал взглядом сидящего на коленях временного подопечного, размашистым шагом направился к нему. Злость уступила место лёгкому беспокойству — слишком уж пришибленный взгляд был у щенка, — и Чуя осторожно присел рядом на корточки, коснулся костлявого плеча.

      — Поранился?

      От прикосновения Рюноске отмер и сразу перешёл в режим то ли защиты, то ли нападения, а может и того, и того сразу.

      — Я в порядке, отстаньте! — В серых глазах не только не появилось хоть немного стыда или раскаивания, но он ещё и имел наглость ударить его по руке и предъявить претензии: — вы всё испортили, я и сам мог с ними справиться, я…

      Дальше Чуя не слушал. Просто поднял скалящегося паршивца на ноги за ухо, с силой выкрутил то, заставив совсем не по-взрослому заскулить, на потеху подошедших к ним Хироцу и остальных Чёрных ящериц.

      — Бо́льшая часть группы успела сбежать. Мы пытались захватить хотя бы парочку живьём, но у них во рту оказались капсулы с цианистым калием, — Хироцу поджал губы, раздосадованный неудачей, — компьютеры они тоже успели уничтожить, так что информации у нас ноль.

      — Тц, ясно. — Чуя цокнул языком и не удержался от тяжёлого вздоха, не забывая, впрочем, всё так же крепко удерживать причину их провала, которая уже не только обхватила его руку своими, но и на носочки встала, пытаясь ослабить давление на своё бедное ухо. Чуя сделал очередное выкручивающее движение пальцами, и Рюноске не удержался от тихого хныканья:

      — Вы мне ухо оторвёте.

      — Учитывая, что ты всё равно не слушаешь и делаешь ровно противоположное тому, что говорят старшие, это не станет для тебя проблемой. — сухо прокомментировал мальчишечью жалобу Хироцу, и стоявшие за его спиной подчинённые не сдержали тихие смешки. Мальчишка обиженно заморгал, но предпочёл не отвечать — видимо, включился-таки инстинкт самосохранения. Чуя тоже подавил порыв растянуть губы в улыбке, вместо этого заставив себя оставаться серьёзным. В этот раз паршивец зашёл слишком далеко и спускать ситуацию на тормозах точно было бы неправильно. А ещё опасно для самого Рюноске — если решит, что может делать что угодно, вряд ли протянет в Организации дольше пары недель. А учитывая, что из-за тяжёлого характера на него и так все косились далеко не по-доброму…

      В памяти всплыл разговор недельной давности, когда Босс вызвал его к себе и печально поведал о нелёгкой судьбе брошенного придурком-Дазаем сиротки.

      — По какой-то причине все, кто мог бы подойти на роль наставника, пока открещиваются от него всеми возможными способами. Я, конечно, признаю, мальчик сложный, но, чтобы совсем никому не приглянулся — неожиданно, если честно, — тяжело вздохнул Босс, откинувшись на спинку своего крутящегося кресла. Он провёл ладонью по лицу, запустил пальцы в волосы и растрепал укладку, из-за чего усталость проступила на лице ещё отчётливее. — Учитывая ваши тёрки с Дазай-куном, заставлять не могу, но буду весьма признателен.

      Чуя подозрительно прищурился. С одной стороны, он ничего не терял, конечно, но с другой… Чувствовался во всём этом предложении какой-то подвох.

      — Почему я? Есть же Хироцу и другие, кто работал с Дазаем и кого пацан наверняка уже знает. И ему проще, и они примерно представляют, чего ожидать и как реагировать.

      — Скажем так, то, что вы с Дазай-куном были боевыми партнёрами, значительно повышает шансы, что он будет тебя слушаться. К тому же, я верю, что твоё прошлое поможет тебе найти способ достучаться даже до такого проблемного ребёнка. И конечно же, если согласишься, у тебя будет полный карт-бланш в отношении Акутагавы-куна. Единственное условие: сбереги ему жизнь.

      Условие показалось приемлемым, и Чуя, стиснув зубы, согласился. Согласился, и уже на следующий день понял, почему мальчишку так старательно передавали из рук в руки. Шестнадцатилетний монстрик с пустым взглядом, завёрнутый в чёрное, не с его плеча пальто, делал всё, чтобы вывести Чую, а заодно и всех окружающих из себя. Нет, он не дерзил и не оспаривал приказы, просто совершенно не спешил их выполнять. Вот вообще. Мог спокойно отвернуться и уйти или сделать что-то полностью перечащее указанному и даже не скрывать вызова в серых глазах. Чуя пытался спокойно поговорить с ним, пытался отчитывать и грозить штрафными работами. Не помогало. Рюноске только бросал хмурые взгляды и продолжал гнуть свою линию. Буквально напрашивался на физическое внушение.

      — Хироцу, проверьте тут всё ещё раз, вдруг что-то всё-таки удастся обнаружить, а я пока отвезу его домой, — обратился он к капитану Чёрных ящериц и, заручившись понимающим кивком, потащил явно несогласного с таким раскладом и пытающегося сопротивляться подопечного к машине. Уже в салоне требовательно протянул ладонь:

      — Дай свой телефон.

      — Зачем? Он мне нужен, я…

      — Заткнись и делай, что сказал! — почти прорычал в ответ Чуя и, видимо, это сработало и паршивец наконец действительно понял, что в этот раз влип по-крупному, потому что как-то присмирел, закрыл рот и послушно протянул свою потрёпанную жизнью раскладушку.

      Чуя почти вырвал мобильник из рук, недолго повозился с ним, вспоминая, как пользоваться кнопочным устройством, отыскал среди контактов нужный и уверенно нажал на вызов. Звонок приняли почти сразу.

      — Рю, как ты?

      На полный страха голос сестры Рюноске дёрнулся, хотел что-то ответить, но, поймав внимательный взгляд Чуи, сник, заставил себя молчать.

      — Гин-тян, солнышко, это Накахара, — Чуя даже не пытался убрать из голоса гнев, — мы с твоим братом сейчас едем к вам домой, так что очень прошу тебя минут через десять-пятнадцать сходить погулять или пойти в какой-нибудь магазин и выбрать себе всё, что понравится — я завтра утром зайду за тобой, и мы всё купим. Хорошо? Не волнуйся, я просто хочу тет-а-тет обсудить с твоим братом его поведение.

      Несколько секунд Гин молчала в трубку, а потом выдала убитое: «конечно, Накахара-сан» и почти сразу отчаянное: «могу я узнать, когда можно будет возвращаться?».

      — Думаю, через часок можешь, но лучше набери предварительно, хорошо?

      Гин в ответ тихо угукнула и, извинившись, отключилась. Краем глаза Чуя отметил, что Рюноске тоже принял почти похоронный вид, съёжившись на сидении, и смотрел куда-то в пол, покусывая сухие губы.

      Ну, ему не помешает немного понервничать.

      А Чуя вдруг испытал острую потребность высказать паршивцу всё, что думал обо всех его выкрутасах в целом и об этой самоубийственной вылазке в частности и, начав говорить более-менее спокойно, постепенно распалился и перешёл на крик, не забывая не только тыкать мальчишку в его огрехи, но и в красках объяснять возможные последствия необдуманных действий.

      К концу их поездки Рюноске выглядел как самый несчастный подросток Йокогамы, а может и всего мира.

      Это слегка утолило гнев Чуи, но не настолько, чтобы и в этот раз просто отпустить паршивца.

      Когда они поднялись на нужный этаж и мальчишка открыл ключом дверь, его сестры дома уже не было. Чуя отточенными движениями скинул туфли, поставил те на половую тряпку и втащил уже тоже успевшего разуться и совершенно не сопротивляющегося мальчишку в комнату, практически швырнул на узкую кровать.

      — Раздевайся!

      Спорить тот не стал. Кое-как сгрёб конечности в кучу, сполз на пол и плохо слушающимися пальцами принялся расстёгивать плащ. Когда с кнопками и ремешками было покончено, медленно снял его с себя, механическими движениями сложил и отложил на прикроватную тумбу; потянулся к пуговицам рубашки.

      — Оставь, — прервал его действия Чуя, — штаны снимай.

      Серые глаза на долю секунды расширились, мальчишка вскинулся, но быстро вновь опустил голову. Нервно сглотнул, потянулся к пуговице, еле совладал с той и перешёл к ширинке. Штаны были зауженные, тотчас падать к лодыжкам не спешили, и, подождав, пока горе-подопечный спустит их до колен, Чуя разрешил оставить как есть. Вновь устремившиеся на него глаза мелькнули робкой надеждой, но эта эмоция сменилась обречённостью в тот же миг, когда следующим указанием стало ложиться животом на кровать. Ве́нки на горле напряглись, нервно дёрнулся несколько раз кадык, но ни звука протеста так и не вырвалось. Паршивец секунды две помялся, пожевал нижнюю губу, помял в пальцах подол своей длинной рубашки, но в итоге бесшумно выдохнул через рот, повернулся к кровати и камнем упал лицом в подушку. Чуя закатил глаза на эту драму.

      — Ноги подбери, — сухо прокомментировал он, и, пока Рюноске послушно закидывал свисающие ноги на кровать и выравнивался, вытянул из шлевок свой ремень. Подумал, обернул вокруг ладони бо́льшую часть слишком длинного «хвоста», сложил вдвое оставшуюся.

      Пряжка звякнула слишком громко в опутанной тишиной квартирке. Мальчишка дёрнулся, начал было поворачивать голову, чтобы посмотреть, но на полпути передумал и поглубже зарылся носом в подушку. Чуя шагнул к кровати, скользнул безразличным взглядом по напряжённому телу, в два резких движения задрал мешающуюся рубашку на поясницу подопечного и стянул с него трусы. Оголённый зад вмиг сжался. Возможно, в глазах паршивца эта мера и была излишней, но, как бы он ни был зол, Чуя не хотел случайно ранить его, а потому должен был видеть наносимый ущерб.

      И всё-таки… Что он должен был делать дальше?

      Одно дело — примерно представлять всё это в мыслях в порыве гнева, другое — взять и реально выпороть живого человека. Чуя ни разу в жизни не использовал на ком-либо подобное наказание, а потому откровенно не знал, как лучше поступить. Наверное, он должен был что-то сказать, что-то вроде: «это тебе за то-то и то-то», но в этой оглушающей тишине такой вариант казался слишком странным. Если бы мальчишка сопротивлялся (как ещё каких-то полчаса назад), кричал и оскорблял его, нотации были бы уместны и логичны, но Рюноске ни проронил ни звука с момента как он велел ему заткнуться, и напоминать самому себе заевшую на одной ноте пластинку совершенно не хотелось. В конце концов, паршивец был далеко не идиотом и прекрасно понимал, за что конкретно ему должно было «прилететь».

      А потому, наверное, следовало просто сделать то, что решил, не размениваясь на глупые и никому не нужные рассусоливания.

      Чуя на миг прикрыл веки, мысленно сосредоточился, размахнулся и с тихим свистом опустил ремень на сжавшееся тело. Хлопо́к от соприкоснувшейся с кожей кожи раздался на всю комнату, почти оглушив своей сюрреалистичностью. Зачем он вообще это делал? Рюноске от удара — довольно болючего, если судить по вмиг вспыхнувшей алой полосе — дёрнулся, поджал попу ещё сильнее, но не проронил ни звука. Точно, подумал Чуя, он делал это не столько потому что был зол на него (хотя непослушание и острый язычок «подкидыша» и подпортил нервы и настроение), сколько потому что хотел уберечь от более страшных последствий, которые несомненно однажды настигнут мальчишку, если тот продолжит вести себя так, словно никаких правил и норм поведения не существует. Теневой мир не прощал ошибок, но больше них не прощал зарвавшихся птенцов, возомнивших себя птицами высокого полёта. Конечно, пока Рюноске значился как ученик Дазая, который был одним из Исполнителей, на него распространялся так называемый «иммунитет», позволявший не только общаться с капитанами и мелкими руководителями на равных, но и даже отдавать им приказы. Однако… Как только Дазай покинул ряды Организации, мальчишка автоматически потерял свой статус и опустился до самого низкого уровня, встав в один ряд с обычными шестёрками. К сожалению, пока что он упорно отрицал свою новую реальность, успешно и с невероятной скоростью наживая себе врагов среди более-менее власть имущих.

      Почему-то Чуе не хотелось однажды увидеть этого дурня среди казнённых за измену, которой он не совершал.

      Удары ложились один возле другого, иногда накладывались краями, и в тех местах кожа быстро приобретала синюшный оттенок. Сколько уже прописал несчастной попе Чуя не знал — не утруждал себя счётом, — но краснота углублялась, становилась темнее, и, судя по тому как начали робко ёрзать по покрывалу ступни, держаться молчуном Рюноске становилось всё сложнее.

      Следовало заканчивать.

      На всякий случай Чуя положил ладонь на поясницу паршивца, надавил, не позволяя вертеться, примерился. А потом хлестнул гораздо сильнее. Реакция оказалась совершенно не такой, какую можно было ожидать. Мальчишка сдавленно замычал в подушку, но не запросил о прощении и прекращении наказания, не попытался вырваться из чужой хватки или согнуть ноги в коленях в тщетной попытке защититься. Наоборот, вжался в кровать всем своим существом и едва заметно затрясся. Не сразу Чуя заметил вылезшие из рубашки белые ленты «Расёмона», что обвили тело своего хозяина и уползли под основание кровати, не позволяя тому шевельнуться. С секунду поколебавшись, Чуя молча добавил-таки два последних удара, таких же сильных, как предыдущий, убрал руку с дрожащей спины, бросив короткое: «одевайся», и вышел из комнаты.

***

      Из начатой пачки лапши и еле отыскавшихся в холодильнике грибов с морковью и зелёным луком вышел вполне приличный недо-рамен, несмотря на полное отсутствие мясной составляющей, а также половины остальных ингредиентов. Соевого соуса тоже, увы, не нашлось, зато отыскалась куриная бульон-приправа, которая и сотворила кулинарное чудо! Чуя ещё раз попробовал получившееся варево, остался удовлетворён вкусом и выключил огонь, накрыв кастрюлю крышкой, чтобы дать настояться. Огляделся. Кухня была маленькая, откровенно тесная и было удивительно, как в ней вообще помимо холодильника, плиты и тройки тумб помещался ещё и столик с двумя стульями. Либо Акутагавы завтракали и ужинали порознь, либо протискивались бочком — иного варианта Чуя не видел.

      Звук телефонного звонка был негромкий, но из-за тесноты квартирки он всё равно его услышал. Движимый интересом, проскользнул в коридор, замер возле неуместно громоздкого шкафа, прислушался. Рюноске говорил тихо, несколько рвано и с перерывами на кашель, но путём напряжения слуха Чуя различил-таки имя его сестры и что-то про безопасность, кажется. Покачал головой, напоминая себе, что не его это дело и есть заботы поважнее: скоро нужно было возвращаться в офис. Он подошёл к плите, осторожно снял с кастрюли горячую крышку, взял половник и наполнил дымящейся пищей заранее подготовленную тарелку. Коснулся посудины указательным пальцем, активировал «Смутную печаль».

      Рюноске, полусидевший на кровати и уже вернувший трусы со штанами на их законное место, дёрнулся, увидев его, побледнел пуще прежнего и поспешно вновь принял положение «лицом в подушку». Помолчав несколько секунд, Чуя раздражённо вздохнул:

      — Ты полностью заслужил это, так что прекрати устраивать драму и сядь поешь.

      Тарелка плавно опустилась на прикроватную тумбу, с которой Чуя предусмотрительно убрал сложенный ранее плащ мальчишки. Рюноске зашевелился, поднял голову, бросил на него быстрый взгляд, будто желая убедиться, что правильно понял, медленно принял сидячее положение. Скривился. Неуверенно и очень осторожно взял ложку, снова украдкой посмотрел на него.

      — Ешь, голодный ведь, — кивнул Чуя и на всякий случай поспешил предупредить: — очень горячий ещё, правда, но подуешь.

      Мальчишка коротко кивнул. В каждом жесте его сквозила неловкость, движения были скованные, а тело настолько напряжено, что, казалось, он в любой момент готов вскочить и сбежать. Или сжаться в комочек, принимая удары. Последняя мысль пришла спонтанно и почему-то показалась наиболее вероятной; Чуя прищурился. Рюноске тем временем закончил дуть на дымящуюся ложку, нервно сглотнул и поднёс ту ко рту. Несколько подпухшие и покрасневшие глаза (значит, всё-таки плакал?) удивлённо расширились.

      — Что случилось?

      — Это… Вкусно…

      — Правда? Ну, я рад, если так. — расслабился Чуя. — Вы с сестрой слишком худые, вам нужно лучше питаться, а в холодильнике хоть шаром покати, я еле вот на это продуктов наскрёб, — кивнул он на тарелку и на всякий случай решил пояснить: — должен был быть рамен, а вышло без мяса и половины составляющих. Вам лень в магазин сходить или возникли проблемы с деньгами?

      — Мы… — начал было Рюноске, но вдруг запнулся, кашлянул несколько раз, заёрзал и, сведя тонкие брови к переносице, выдал каким-то слишком заученным тоном: — я ем только для того, чтобы поддерживать жизнь, мне неважен вкус. А Гин говорит, что заказать что-нибудь навынос гораздо легче и быстрее, чем торчать у плиты.

      — Иными словами, ни один из вас готовить особо не умеет, я правильно понял?

      Покрасневшее лицо мальчишки и чистое выражение стыда вперемешку со смущением довольно ёмко ответило на его вопрос, и Чуя не сдержал усмешки. Ну, на самом деле, тут не было чего-то удивительного, учитывая, что выросли брат с сестрой в трущобах, где такое понятие как ежедневная пища было чем-то далёким и почти сказочным. Чуя ещё помнил то чувство, когда от голода болел уже не только живот, но и голова и каждое движение было сродни подвигу. Детей в трущобах не жаловали — могли и побить, и надругаться над их невинностью или даже попытаться продать за пару тысяч йен извращенцам из более благополучных кварталов, — выжить в одиночку не было и шанса. Поэтому беспризорники сбивались в группы, учились друг у друга правилам уличного боя, воровали еду, одежду и, если уж совсем улыбнётся удача, оружие и отпугивали взрослых одним лишь своим количеством. Благословенны были те группы, у которых оказывался эспер с какой-нибудь крутой способностью, одной демонстрации которой хватало, чтобы недоброжелатели навеки забыли про «лёгкую добычу». «Овцы» были самой известной такой группировкой, но Чуя прекрасно знал, что были и более мелкие и не раз отправлял своих ребят как посыльных с предложением объединить силы, но чаще всего получал отказ. Боялись ли они его, или же не хотели рушить привычный уклад, но из пяти мелких групп согласилась на предложение лишь одна. Не то чтобы Чуя тогда сильно переживал: меньше ртов — больше еды, как говорится. Однако теперь, когда в его жизни еда перестала быть роскошью, он просто не мог спокойно смотреть как кто-то из его (временных! Он не собирался брать под своё крыло заморыша Дазая, который ещё и вести себя прилично не умеет!) подчинённых перебивался пиццей и фастфудом, которые даже с натяжкой нельзя назвать подходящей для растущего организма пищей. Как перекус — да, но не более. Возможно, он сможет уговорить сестрицу Коё преподать Акутагавам парочку уроков; что-нибудь лёгкое, но в то же время полезное и питательное…

      — Накахара-сан… — тихий неуверенный голос прервал его размышления, и Чуя слегка удивлённо посмотрел на мальчишку. — Простите меня, пожалуйста.

      Согнув спину в поклоне, сидячи на кровати, Рюноске выглядел откровенно комично и даже нелепо, но важен был сам факт этого действия. Мысленно Чуя довольно оскалился: «ну надо же, стоило хорошенько надрать зад, как и уважительный тон сразу появился, и такие удивительные слова как «простите» и даже «пожалуйста» вспомнились», но, понимая, что подтрунивание сейчас не поможет, а лишь глубже загонит мальчишку в его раковину, подавил ухмылку. Конечно, он прекрасно понимал, за что он извинялся, но чисто на всякий случай — потому что с этим паршивцем нельзя было быть в чём-то уверенным, да и мало ли тот ещё что-то натворил, а он, Чуя, умудрился пропустить за невнимательностью — поинтересовался:

      — За что конкретно?

      А ещё это был хороший воспитательный момент. Рюноске от вопроса почти незаметно вздрогнул, напряг спину, помолчал пару секунд и, всё так же не поднимая глаз, выдал:

      — За то что дерзил и неуважительно вёл себя с вами, за то что нарушил приказ и сорвал миссию, за то что вам пришлось меня спасать, за то что ничего не умею и вам пришлось готовить мне есть. — чуть помялся, а потом добавил ещё тише: — За то что свалился вам на голову.

      Если бы Чуя не видел сковавшего его напряжения, решил бы, что паршивец издевается: уж слишком много драмы было в этом на удивление длинном перечне. Но, видимо, он и впрямь ждал как минимум очередной строгой лекции, а то и рукоприкладства. Чуя неслышно вздохнул, возведя глаза к потолку. Провёл по лицу ладонью.

      Это будет непросто.

      — Расслабься. — наконец сказал он. — ты не свалился мне на голову, это было моё взвешенное решение в ответ на просьбу Мори-сана, в том что не умеешь готовить ничего страшного нет, а за выкрутасы тебя уже наказали, так что это в прошлом.

      Рюноске снова опустил глаза в пол.

      — Я правда больше так не буду.

      — Верю. — кивнул Чуя, а про себя подумал, что обещание вряд ли осуществимо, учитывая возраст и в принципе мятежность духа этого мальчишки. Ну ничего, как показала практика, с этим можно было справиться. Пусть и не самыми приятными для них обоих способами.

      — Накахар-сан, а… — Рюноске замялся, закусил губу, забегал глазами туда-сюда, явно обдумывая, а стоит ли спрашивать то, что пришло в голову или лучше не надо. Чуя не торопил, только искривил бровь в вопросе и слегка наклонил голову, показывая, что готов выслушать. И мальчишка решился: — А это… Правда всё?

      — Не понял? — нахмурился Чуя.

      — Ну… — Рюноске заёрзал, сглотнул несколько раз и снова съёжился, прежде чем продолжить: — моё наказание… — Видимо, недоумение слишком явно отразилось на его лице, потому как он поспешил пояснить: — Я имею в виду, я же не только пошёл туда вопреки вашим словам, но и нагрубил вам и ударил… — Чуя попытался вспомнить, когда же его ударили и в итоге решил, что речь шла про тот хлопок по руке. — А вы просто… У меня же даже кровь не пошла, и я могу двигаться и… Я... Вы...

      — Он за каждую провинность издевался над тобой, да? Поэтому ты связал себя способностью, боялся, что за дёрганье получишь сильнее?

      Молчание и откровенно несчастное выражение лица мальчишки стало довольно очевидным ответом, и Чуя неслышно вздохнул. До него доходили сплетни, как справлялся с непослушанием ученика Дазай — эта Скумбрия любила проводить показательные экзекуции — просто пинал пацану со свей дури ногой под рёбра, выкручивал суставы или даже ломал пальцы. Кажется, самым лёгким наказанием был удар по лицу — хорошо, если просто ладонью, а не кулаком.

      — Дазай-сан не... Я получал, что заслужил, — опустив голову, наконец на грани слышимости прошептал Рюноске, и Чуя против воли посмотрел на него с жалостью.

      — Сам-то в это веришь?

      Ответом было пожатие плечами, настолько короткое и незаметное, что, не смотри Чуя так внимательно, точно пропустил бы. Это был хороший знак. Наверное. Он посмотрел в потолок, будто ища в нём ответы, а потом шумно вздохнул, привлекая внимание.

      Он точно пожалеет об этом, но, кажется, поступить иначе просто не имел права.

      — Я не буду творить с тобой то, что творил он, это я тебе обещаю, так что можешь расслабиться. Но, как уже понял, наверное, неуважения не потерплю, как и наглое игнорирование моих приказов. То, что сегодня случилось, было крайней мерой, и я правда не хочу превращать подобное наказание в рутину, поэтому давай договоримся, что ты начнёшь меня слушаться, хорошо? Если будешь не согласен с чем-то — просто подойди ко мне наедине и выскажи свою точку зрения, возможно, я смогу немного пересмотреть решение.

      Рюноске секунду смотрел непонимающе, а в следующую его глаза изумлённо расширились.

      — Накахара-сан? Вы..

      Чуя не стал комментировать и просто махнул рукой, призывая закрыть эту тему. К тому же, мальчишка прекрасно понял, что именно он имел в виду, сказав, что сказал. Вот ведь. Он точно пожалеет об этом решении. Но и бросить паршивца на растерзание другим просто не мог — под зубастой маской, оказывается, прятался обычный зашуганный ребёнок подросток, до полного слома которого осталось не так уж много.

      И всё же ещё можно было попробовать спасти его.

      Э-эх. Босс-таки добился своего, а Чуя ведь чувствовал, что не всё так просто в этой безобидной на первый взгляд просьбе. Ну да ладно уже.

      — У меня ещё есть дела, так что пойду. Сегодня отдохни, а завтра приходи на час раньше — будешь исправлять свои косяки работой с документами, я всё расскажу и покажу, справишься. — Чуя не сдержал усмешку, завидев, каким ужасом наполнились серые глаза при упоминании бумажной работы. В принципе, он мог его понять — то ещё удовольствие, если честно. — Ну, до завтра.

      — До завтра, — отозвался Рюноске, поморщился, слезая с кровати и прошаркал в коридор.

      Чуя забрал с телефонной полки свою шляпу, которую бросил по их прибытию, обул туфли.

      — Всё, закрывайся.

***

      — Ой!

      Когда, стоило открыть дверь подъезда, в него врезался комок кого-то явно очень спешащего домой, Чуя инстинктивно отпрянул. По ступенькам покатились, весело подпрыгивая, пластиковые баночки перекиси водорода, упаковка бинтов и несколько пачек с таблетками, в некоторых из которых Чуя узнал обезболивающее и кровоостанавливающее. А ещё в потерявшей равновесие и упавшей на руки врезавшейся в него девочке узнал Гин.

      Он протянул руку, предлагая помощь.

      — Ну и чего ты так летишь?

      Гин, машинально принявшая его руку и уже вставшая на ноги, замерла, так до конца и не убрав с лица мешающиеся волосы. Руки её затряслись, нижняя губа задрожала. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, вероятнее всего попытаться как-то оправдать всю эту разлетевшуюся по ступенькам и асфальту аптечку полевого медика, но так и не смогла выдавить ни звука. Мысленно Чуя проклял Дазая: это что нужно было делать с мальчишкой, чтобы его сестра со всех ног летела домой, предварительно накупив обрабатывающих средств и перевязочного материала?

      Чуя аккуратно забрал из её рук пакет с зелёным крестиком, собрал в него выпавшие возле ног лекарства, спустился с лестницы, подобрав остальное. Вернулся, протянул пакет обратно. Машинально Гин приняла его, но в следующий момент вновь почти задрожала, затравленно вглядываясь в его лицо, ища какие-то только ей понятные признаки. Не сдержавшись, Чуя вздохнул:

      — Успокойся. Всё с твоим братом в порядке, жив, здоров и в медицинском уходе не нуждается. Я получаю удовольствие от хорошего боя, но уж точно не от избиений подчинённых.

      Гин растерянно заморгала, будто не до конца понимая его речь, прижала пакет с медикаментами к груди, закусила губу. В каждом жесте её читались надежда напополам с недоверием, и Чуя не мог её винить. Они были в мафии, где каждое слово могло иметь несколько значений, и слепо верить нельзя было никому. К тому же, до побега Дазая они практически не пересекались.

      — Ладно, Рюноске тебя уже, наверное, заждался, беги к нему. — он развернулся и не спеша пошёл к припаркованной машине.