Возвращаясь с Тигром в агентство, Рюноске планировал по-быстрому отчитаться Дазай-сану о проделанной работе и поскорее вернуться в свою квартиру, где должен был находиться вместо того чтобы бегать по улицам Йокогамы в погоне за неизвестным эспером, объявившем войну, как бы парадоксально ни звучало, не Портовой мафии, а ВДА. Где кучка детективов перешла дорогу этому типу он так и не понял (как и не понял, почему вообще должен помогать организации-противнику), но вариант отказать Дазай-сану даже не рассматривал. Забившуюся тревожным звоночком мысль, что, выполняя прихоть бывшего наставника, он нарушает приказ настоящего, насилу отпихнул в дальние уголки сознания, успокоив себя тем, что Накахара-сан не узнает — Босс отправил его в соседний город по каким-то делам Организации, и вернуться он должен был только в конце недели.

Поэтому, передав на входе задержанного в заботливые руки белобрысого детектива-очкарика с хвостиком и пройдя вглубь агентства для встречи с Дазай-саном, едва не осел мешком на пол, увидев невысокую фигуру Накахары-сана. Тот стоял боком к проходу и что-то высказывал отмахивающемуся от нему Дазай-сану, периодически жестикулируя. Рядом маячили остальные члены агентства, но они расплывались на фоне, не представляя для Рюноске никакого интереса. Накахара-сан заметил его спустя пару секунд, обернулся, скрестил руки на груди и посмотрел таким взглядом, что во рту непроизвольно пересохло. В памяти всплыл образ Дазай-сана, с повязкой на левом глазу и выражением откровенной ненависти в единственном видимом, пистолет в его руке и взведённый курок. В следующий раз я ударю дважды и выстрелю шесть раз — эта фраза преследовала до сих пор, стоило заметить хоть намёк на недовольство на теперь уже полностью открытом лице бывшего наставника и была одной из главных причин, почему он по-прежнему смотрел ему в рот и так старался угодить. Едва заметно качнув головой, поспешил отогнать страшные воспоминания, совершенно не желая ассоциировать Накахару-сана с чем-то подобным! Он бы никогда не стал стрелять в него или причинять вред как-то иначе, он относился к нему как к человеку, а не как к какому-то взбесившемуся животному.

И всё же Накахара-сан никогда прежде не злился на него так сильно.

Разноцветные глаза будто в душу смотрели, вытягивая всю правду и вынося единственный приговор: «виновен!». Рюноске осторожно огляделся, понимая, что детективы из своего агентства никуда не делись и теперь застыли в предвкушении представления. Особенно Дазай-сан. Губы бывшего наставника расползлись в ухмылке, он откровенно наслаждался ситуацией и явно жаждал зрелища, вот только Накахара-сан, пусть и был печально известен взрывным характером, никогда не отчитывал и не раздавал наказания прилюдно, как бы зол ни был, и о сохранении собственной репутации Рюноске совершенно не переживал. Вот когда они останутся тет-а-тет…

— Пошли. — после продолжительного уничтожения его взглядом Накахара-сан наконец кивнул в сторону выхода и уверенно зашагал к двери. Голос его был спокоен, но холоден, и маленькая надежда, что обойдётся парой-тройкой увещевающих фраз скоропостижно потухла. Ох, его определённо ждала хорошая головомойка.

Рюноске слегка свёл брови, сжал губы в полоску, понимая, что избежать ругани не сможет, и послушно двинулся следом, не забыв распрямить плечи и гордо вскинуть подбородок: не хватало ещё дать детективам повод подумать, что он как сопливый ребёнок опасался гнева наставника. М-м, начальника. Два с половиной месяца назад ему исполнилось двадцать, он стал совершеннолетним и официально перестал считаться учеником; даже принял командование таким элитным отрядом как Чёрные ящерицы, что было прямым подтверждением его достаточной самостоятельности и состоятельности как полноценного члена Организации с перспективой на карьерный рост. К сожалению, в глазах уже бывшего наставника он всё ещё оставался мальчишкой, за которым нужен был глаз да глаз. И это несколько нервировало. Почему он не разделял мнения Босса и остальных Исполнителей и отказывался считать его взрослым?

Накахара-сан остановился непосредственно у двери, жестом пропуская Рюноске вперёд, развернулся корпусом к невольной публике:

— Скумбрия. — резко, с явной угрозой в голосе почти прорычал он.

— М-да-а? — Дазай-сан заинтересованно склонил голову набок, даже не пытаясь стереть с лица довольную ухмылку.

Рюноске опустил глаза в пол и отстранённо задумался, а не был ли такой исход изначально в планах у этого человека? Заставить его ослушаться приказа Накахары-сана и, соответственно, настроить того против него. Пусть начальник и был достаточно снисходительным, но наглого непослушания не терпел никогда. А сбежать на миссию с Тигром, когда ему сказали носа из квартиры не высовывать, да ещё и пользуясь его отсутствием в Йокогаме… Это было очень наглое непослушание. И Рюноске мог лишь догадываться, как сильно им сейчас были недовольны.

— Ближайшие пару месяцев забудь про существование Акутагавы, — как бы Рюноске ни старался сохранять видимость безразличия к чужому разговору, всё равно будто врос в землю от услышанного. — А в дальнейшем, любое его участие в заданиях агентства или твоих собственных инициативах — только через официальные запросы.

Взгляд Дазай-сана изменился. Исчезла напускная дурашливость, появились внимание и серьёзность. Несколько долгих секунд он играл с Накахарой-саном в гляделки, очевидно, пытаясь заставить того отступить, но в итоге недовольно поджал губы, показывая, что думает про озвученные условия. Накахара-сан не выглядел впечатлённым.

— Я ясно выразился?

Дазай-сан сделал глубокий тяжёлый вдох, такой же шумный выдох, окинул беглым взором нынешних своих коллег, бросил странный взгляд на Рюноске. Снова вздохнул и нахмурился:

— Предельно.

Накахара-сан медленно моргнул, показывая, что удовлетворён ответом, снова развернулся к двери. Коснулся спины Рюноске в немом указании шагать вперёд.

***

Доехали до штаба Организации они за ничтожных шесть минут — Накахара-сан не взял водителя и вёл сам, и Рюноске всерьёз обеспокоился, не решил ли начальник «случайно» несильно врезаться во что-нибудь тяжёлое, чтобы пассажир не умер, конечно, но получил парочку неприятных травм. В целях профилактики, так сказать. Но каким-то чудом Накахара-сан, несмотря на ненормальную скорость, прекрасно реагировал на дорожную обстановку и все подозрения Рюноске остались только лишь подозрениями. Автомобиль занял своё почётное место на подземной парковке, и все сторонние мысли вмиг улетучились, уступив лёгкому трепету. Рюноске помедлил самую малость, покинул машину вслед за начальником, постарался сосредоточиться на объяснениях, дать которые придётся совершенно точно.

Словарный запас… Обмельчал.

Не было достаточно веской причины приходить в детективное агентство, не было повода рисковать собой в погоне за неизвестным эспером. Не было никакого смысла бросаться исполнять приказ Дазай-сана — тот уже четыре года как не принадлежал Организации и тем более не имел над ним, над Рю, никакой власти. Рюноске машинально переставлял ноги, следуя за Накахарой-саном, и понимал, что никаких аргументов у него не было. Плохо.

— Заходи.

Послушно пройдя в открытую дверь, он не сразу сообразил, что они уже пришли. Накахара-сан махнул вскинувшемуся секретарю не вставать, сделал Рюноске жест пройти в кабинет и, пройдя следом, хлопнул дверью чуть громче, чем следовало, резкими движениями повесил на вешалку плащ и шляпу, прошёл к столу, почти упал в широкое кожаное кресло и резко крутанулся на нём. Едва заметное мерцание «Смутной печали» удержало то от падения, а Накахара-сан закинул ногу на ногу, сцепил пальцы в замок и раскинул локти по подлокотникам. Выглядеть он стал слишком… Осведомлённым.

— Возможно, я просто непонятно для тебя выразился, — начал он, и от холода в его голосе кожа на руках Рюноске покрылась пупырышками, — так что даю шанс: что я сказал после твоей последней миссии?

Рюноске опустил глаза в пол. Он, наверное, мог бы притвориться, что правда неправильно интерпретировал тогда его слова, но прекрасно понимал, что любая попытка схитрить лишь усугубит ситуацию. Горло будто сдавила невидимая рука, милостиво позволяя разве что вдыхать и выдыхать спасительный кислород.

— Ну?! — не выдержал Накахара-сан. Рюноске облизнул сухие губы, поднял на него раскаивающийся взгляд:

— Вы сказали сидеть дома и думать, как в следующий раз лучше поступить в аналогичных той миссии условиях.

В глазах Накахары-сана блеснуло что-то неуловимое.

— Значит, ни со слухом, ни с восприятием проблем нет. Хорошо… Тогла какого хрена ты носился с сотрудником ВДА по всему городу, преследуя какого-то типа с непонятными способностями?! — начав говорить вполне спокойно под конец сорвался на крик начальник, и ладони его с силой опустились на рабочий стол. Рюноске непроизвольно дёрнулся. Невысокая стопка документов на краю опасно накренилась, начала съезжать, но была сурово поймана и возвращена в прежний вид «Смутной печалью».

Вытянувшись в струну, слегка поджав губы, Рюноске попытался объясниться, как чувствовал:

— Дазай-сан сказал, что мои способности будут очень кстати, поэтому…

— Ну понятно, — перебив, закатил глаза Накахара-сан, вновь откинувшись на спинку кресла и слегка разведя руками, — раз великий Дазай сказал, значит на мои слова можно смело забить, так?

— Нет! — нахмурившись, непроизвольно повысил голос Рюноске, возмущённый такой логической цепочкой. Накахара-сан всегда был понимающим, он знал, как важно для него было получить признание Дазай-сана, но также знал и про то, как сильно он уважал его самого! А теперь перекрутил всё так, словно он дышал и молился на Дазай-сана, видя вместо него (Накахары-сана) пустое место. Это ведь было совсем не так!

— Ну тогда я не понимаю, Рю! — рявкнул, снова стукнув ладонью по столу Накахара-сан. — Давай, просвети меня! Объясни, почему ставишь слова перебежчика выше слов непосредственных начальников или даже Босса! Ты понимаешь вообще, что, будь вместо меня кто другой, тебя бы уже давно обвинили в предательстве и вынесли приговор?! Это он угрём из любых рук выскользнет, а тебя быстро на колени поставят и заставят попробовать на зуб бордюр! Хочешь поскорее в гробу оказаться?!

Рюноске беспомощно стоял, опустив голову. Крыть было нечем.

Ему снова было максимум семнадцать, он снова влип по уши, не послушав свой внутренний голос, и наставник снова был невероятно зол на него.

Ковровая дорожка в кабинете не блистала золотыми нитями или сложнейшими узорами и в целом казалась довольно простой, хоть и выполненной из дорогого материала, но по бокам её шли незамысловатые квадратики в разном оформлении и вот они позволяли глазу, что называется, зацепиться. Квадратик с полой серединой, квадратик с махровым рисунком окантовки, квадратик с двойной линией по краям — Рюноске внимательно рассматривал рисунок, не решаясь поднять глаза. Он прекрасно понимал что так будет, пойди что не по плану, ещё когда соглашался на эту авантюру, но где-то за рёбрами всё равно протяжно ныло. Всё-таки он искренне надеялся, что Накахара-сан не узнает. Ну или узнает спустя достаточно времени, когда ситуация потеряет свою актуальность. Ага, конечно. Как будто когда-то хоть что-то в жизни складывалось в его пользу. Квадратик с решётчатой серединкой. Внезапно пришло понимание, что Накахара-сан больше не кричал и не ругал, наоборот, как-то подозрительно молчал, словно ждал чего-то. По спине и рукам пробежал холодок. Рюноске собрался с духом, взглянул на наставника и почти сразу испытал искушение снова уставиться в пол: разноцветные глаза смотрели на него слишком внимательно, и от этого взгляда покалывало затылок, скручивало в тугой узел внутренности.

Он должен был, обязан был сказать хоть что-то.

— Простите. — наконец получилось выдавить. — Я правда не хотел нарушать… Просто…

Слова по-прежнему никак не желали подбираться, путались на языке и даже в мыслях звучали как-то неправильно. Рюноске нахмурился и поджал губы, мысленно коря себя за косноязычие.

— Просто услышал от него команду и действовал на рефлексах? — на удивление миролюбиво предположил Накахара-сан, и Рюноске спешно ухватился за предложенную соломинку:

— Да.

Накахара-сан… Не выглядел успокоившимся. Наоборот, радужка его глаз словно бы потемнела, указательный и средний пальцы тихонько забарабанили по столу. Некстати пришло сравнение с переменой погоды перед началом грозы, и он непроизвольно напрягся. Под ложечкой засосало. Накахара-сан посидел так ещё немного, потом порылся в ящиках стола, выудил из одного внушительную кипу бумаг, выровнял о стол, пробежался глазами по нескольким строчкам. Встал и вышел в приёмную.

— Передай это Исполнителю Озаки-сан и забери у неё красную папку. — озадачил секретаря.

Проследив, как тот поспешил исполнить указание, вернулся в свой кабинет, щёлкнул замком и отдал команду уже Рюноске:

— Разувайся, снимай штаны и ложись-ка на диван.

Он продолжил стоять, не уверенный, что правильно понял. То есть… в смысле?

— В самом прямом, — припечатал Накахара-сан, и до Рюноске дошло, что он случайно озвучил завертевшиеся в мозгах мысли. Обхватив себя руками за локти, неловко обернулся на кожаный диванчик у примыкающей к личному санузлу стене, сглотнул и снова посмотрел на наставника. Страшный вопрос вертелся на кончике языка, но собраться и озвучить его не хватало ни сил, ни нервов. Потому что на самом деле прекрасно знал ответ.

— Не надо… — одними губами прошептал он, обречённо проследив, как Накахара-сан повернулся к окну и покрутил ворото́к, занавешивая жалюзи несмотря на то что офис находился не на первых этажах и зданий напротив не было. Не то чтобы Рюноске не ценил конфиденциальность, но… Было бы куда лучше, если бы причин для оной не было. — Накахара-сан, клянусь, это был последний…

— Раз даже спустя четыре года после предательства ты всё ещё рефлекторно ставишь приказы этой Скумбрии выше всего остального и здравого смысла в том числе, значит, придётся откорректировать твои рефлексы, — решительно перебил его тот. — А поскольку стараниями Дерьмозая лучше всего они у тебя закрепляются через боль, то… — он поднял ладони на уровень груди в немом «прости уж» и вновь указал на диван: — располагайся поудобнее.

— Я уже взрослый. — Слова должны были прозвучать твёрдо и возмущённо, но вышли очень неуверенно и очень просяще. Рюноске поёжился: получилось откровенно жалко.

— Ты меня слышал? — Накахара-сан бросил на него пробирающий взгляд, попутно отстёгивая от шлевок ремня карабины с «хвостом» — длинным дополнительным ремешком, крепящимся с двух концов к основному и свисающим полукругом по правому бедру Исполнителя почти до самого колена. Рюноске тихо втянул носом воздух. Всей душой он ненавидел этот ремешок. Обычно Накахара-сан использовал тот в качестве верёвки, а то и жгута, если под рукой не оказывалось других материалов, но совершенно не чурался применять и как инструмент воздействия на своего подопечного, когда заканчивались слова и доводы. Не то чтобы последнее случалось часто, но всё равно очень неприятно.

Рюноске попытался снова:

— Пожалуйста. Я признаю, что повёл себя глупо и недостойно мафиози, и…

— Пятый раз повторять не буду.

Когда Накахара-сан действительно того хотел, он умел казаться больше и внушительнее, чем был на самом деле. А ещё очень редко отсекал его попытки как-то оправдать себя, и это значило лишь то что разозлился он по-настоящему. Рюноске закусил губу. Стыд и неловкость смешались внутри, начали бурлить по венам и в итоге липкий страх отступил, уступив возмущению: ему недавно стукнуло двадцать, он больше не должен был получать от учителя по заднице как нашкодивший пацан!

Вот только что-то доказывать тут было просто бесполезно.

Искривив лицо в гримасе категорического несогласия и некоторой обиды, Рюноске шумно втянул носом воздух, в два быстрых движения скинул на пол ботинки и оказался возле дивана. Пальцы завозились с застёжкой штанов, как назло не желавшей поддаваться с первого раза и оттого создающей ложное представление попытки оттянуть неизбежное.

Он никогда не пытался сбежать.

И всё-таки приговор вызвал знакомый внутренний трепет и желание незаметно провалиться сквозь землю.

Это было стыдно! Господи, так стыдно!

Со штанами наконец получилось совладать, и ткань сползла по бёдрам, собравшись где-то на уровне колен. Рюноске бросил хмурый взгляд на Накахару-сана, ведя с ним мысленный спор, растянулся на диване. Сложил перед собой руки и уткнулся в них лицом, запоздало пряча горящие щёки.

— Готово. — буркнул на грани слышимости, хотя Накахара-сан и без того не мог не заметить. И тем не менее, ждать лишние минуты или даже секунды не хотелось — чем быстрее этот позор начнётся, тем быстрее закончится.

Накахара-сан за все годы обучения применил к нему это наказание только четыре раза — каждый ярким пятном отложился в памяти, — и, при всей кажущейся безобидности оного ни один не закончился для Рюноске сухими глазами. Каждый раз он клялся себе, что больше уж точно не доведёт наставника до такой степени гнева и в итоге всё равно оказывался в этом жутком положении, почти мечтая, чтобы тот просто сорвался и отпинал его ногами по лицу и рёбрам или применил любое другое — неважно, насколько суровое и болезненное, — но достойное мафиози, а не какого-то сопливого малолетки, наказание. Этого никогда не происходило. Как бы сильно он ни напортачил. Словно самые суровые воспитательные меры у нового учителя начинались и заканчивались в районе мягкого места подопечного, и это откровенно сбивало с толку потому как с остальными своими подчинёнными тот никогда не нянчился. Всё дело было в его статусе ученика?

Накахара-сан размеренно подошёл, неслышно ступая по мягкой ковровой дорожке, на ходу несколько раз похлопал петлёй ремня по ладони, словно извещая, что минуты моральной подготовки истекли. Рюноске сцепил пальцы в замок, сильнее вжался в них лбом. Полы плаща с его ног откинули в один ловкий жест, а вот над бельём пальцы наставника зависли, словно тот не был уверен, желает ли лишить подопечного последней защиты. Или, скорее, возможности сохранить хоть крупицу достоинства потому как лёгкая ткань вряд ли могла хоть как-то смягчить предстоящую боль. Рюноске затаил дыхание.

— Ладно, взрослый ты мой, сделаю тебе скидку. — слегка насмешливо хмыкнул Накахара-сан, оставив бельё на месте. Маленькая милость.

Сковавшее напряжение отпустило, Рюноске облегчённо неслышно вздохнул, слегка ослабив сцепку пальцев. Самое позорное миновало. Накахара-сан выпрямился, сделал шаг назад, и это было единственным предупреждением, прежде чем по кабинету разнёсся оглушающий хлопо́к.

Рюноске дёрнулся всем телом, не закричав только потому что до этого выдохнул весь воздух.

Это было… очень больно. Гораздо больнее, чем осталось в памяти.

Второй хлёсткий удар не заставил ждать, и каким-то образом его тоже удалось выдержать, а вот на третьем руки метнулись сами собой, закрывая зад.

— Терпи. Заслужил.

Строгий голос Накахары-сана подавил порыв перевернуться на спину и вновь запросить о прощении. Он стиснул зубы. Сглотнул собравшуюся слюну, собрался с силами и заставил себя вернуть-таки руки обратно. Ремень опустился практически сразу, и Рюноске, вновь дёрнувшись, всем своим существом вжался в диван. Больше всего на свете ему хотелось сейчас оказаться у себя дома, в кровати, открыть глаза и понять, что всё происходящее — не более чем дурной сон.

Зачем он вообще принял входящий от Дазай-сана?! Знал же, что тот явно не спросить как у него дела звонил!

Новый удар пришёлся прямо по месту предыдущего, и сквозь сжатые зубы непроизвольно вырвалось болезненное мычание. Жар сильнее залил щёки, перешёл на шею и уши и единственное что хоть немного успокаивало — это знание, что стены и двери кабинетов Исполнителей были полностью изолированы от внутреннего шума. Это было необходимо для недопущения подслушивания важных встреч и разговоров, но прекрасно подходило и для вот таких «воспитательных бесед» с учениками. Рюноске сжал зад как можно плотнее, вяло отмахнулся от мелькнувшей мысли, что по напряжённому телу удары ощущаются больнее и хорошо бы расслабиться. Какое уж тут «расслабиться»? Он сможет расслабится только когда наставник решит, что с него хватит, пристегнёт противный ремешок обратно к себе и позволит ему натянуть собственные штаны. И, в идеале, сбежать домой. На новом всполохе боли он спешно притянул и закусил подушку, зажмурился. Хватит уже — наскулился! Будто снова вернулся в бедовые шестнадцать-семнадцать, когда Дазай-сан только сбежал из Организации, бросив его самостоятельно разбираться со всеми вытекающими проблемами, а вынужденный выступить в качестве замены Накахара-сан справедливо раздражался его нежеланию слушать и исполнять глупые, как тогда казалось, приказы.

Ремень ужалил снова, и Рюноске полностью спрятал лицо в подушке. Он был уже взрослым и не должен был вертеться и скулить. Должен был выдержать достойно, потому что в самом деле заслужил: будь вместо Накахары-сана Дазай-сан, за нарушение прямого приказа Исполнителя, а также за выполнение прихоти предателя его бы уже казнили, предварительно изувечив в подвалах в желании вызнать всё что он знал и даже больше. По сравнению с такой перспективой ремень был настоящим снисхождением и даже благословением. Так что он должен был проявить мужество и принять наказание молча и без глупых трепыханий.

— Больно, Накахара-сан!

Подумать было гораздо проще, чем сделать. Когда на очередном ударе ремень с силой опустился на низ ягодиц и задел ноги, Рюноске на короткий миг утратил контроль над собственными языком и руками. От нервов ладони заледенели и их прохлада, ощущаемая даже сквозь ткань белья, растеклась по горящей коже приятным бальзамом.

— Больно? — Наставник остановился, но только для того чтобы самому убрать его руки с воспитательного места и с тихим фырканьем прижать к лопаткам. — Больно будет, если попадёшься врагам и они получат власть творить с тобой что вздумается, а мы и знать не будем, где тебя искать. Вот тогда будет больно. — Он подкрепил вроде как спокойные, но полные неприкрытого негодования слова двумя крепкими, лёгшими друг за другом ударами, и Рюноске лишь неимоверными усилиями удержал ноги в прямом положении, слегка поелозив по обивке ступнями. Лежать ровно становилось всё сложнее. Как и удерживать в глазах глупые слёзы. — А сейчас не больно, — продолжил Накахара-сан, вновь замахиваясь. — Я вообще с тобой довольно мягок, потому, наверное, и плюешь на мои слова и делаешь что в голову взбредёт.

Пламя удара расползлось ровно по тому месту, на которое при сидении оказывалось наибольшее давление. Мягок?! Ну, с определённой точки зрения наверняка так и было, но тело Рюноске решительно отказывалось соглашаться с этим утверждением, и, когда жгучая боль вновь вспыхнула у самых ног, правая согнулась в колене, намекая, что надо бы уже что-то с этим делать.

— М-н-н… Я правда больше не буду, — потратив силы на подавление вскрика, сдавленно выдохнул он. К сожалению, Накахара-сан не спешил верить.

Ещё один хлёсткий удар в этот раз пришёлся чуть выше, но легче ничуть не стало. Рюноске вновь дёрнулся, не столько пытаясь по-настоящему высвободиться из прижавших его рук, сколько демонстрируя, что силы терпеть у него почти закончились. Зад полыхал невидимым пламенем и, казалось, кожи на нём давно не осталось. Критической частью ума Рюноске понимал, насколько нелепыми были эти мысли — Накахара-сан никогда бы не отлупил его до крови, как бы зол на него ни был, — но пульсирующая боль расползлась по всей области ягодиц и как-то игнорировать её больше не получалось.

— Простите!

Наверное, в глазах наставника в тот момент он выглядел откровенно жалко — молил о прощении как какое-то дитя и ещё и дёргался вместо того чтобы послушно принимать причитающиеся последствия, — но чувство гордости заскулило и уползло на задворки сознания, уступив место желанию поскорее закончить происходящее, так что ему было всё равно. Накахара-сан и так наблюдал эту картину каждый раз, когда доходило до такого, и вряд ли его несдержанность могла удивить его. По крайней мере, он никогда не подтрунивал над ним по этому поводу…

Ещё два удара легли крест-накрест, заставив вновь сдавленно замычать и максимально напрячь каждую мышцу тела, но на этом всё и закончилось. Наставник сделал мягкий шаг назад, звякнул карабинами, пристёгивая ремешок обратно к себе, и отошёл к столу.

— Одевайся. — бросил ему.

***

За двадцать минут до закрытия магазинчик был почти пустой. Солнцезащитные очки перекочевали с глаз на голову, но беспокоиться о том что кто-то узнает его из ориентировки полиции не приходилось: редкие покупатели были заняты выбором товара на прилавках, а единственный продавец вступать в разногласия с Портовыми желанием не горел, что, по мнению частенько захаживающих сюда членов Организации было решением несомненно мудрым. Рюноске этот человек тоже нравился — ну как нравился, не вызывал раздражения — своей принципиальной слепотой и глухотой, а также отсутствием малейшей степени подлизывания. Он просто делал свою работу, не чеша языком направо и налево, желал стандартного хорошего дня или вечера и старался опускать глаза в кассу, когда рассчитываться подходили люди в костюмах или с отголосками запаха крови на чёрной одежде.

— Эм, молодой человек, нам нужно будет закрываться через пять минут, пожалуйста, по возможности не задерживайтесь.

Рюноске устало и хмуро обернулся, про себя не веря, что проторчал в магазинчике уже четверть часа, скользнул по нервно теребящему подол форменной накидки мужчину, и вернул внимание выбору молочных коктейлей новой марки, на которые недавно подсела его сестра. Сдержанно кивнул и улыбнулся кончиками губ, расслышав позади тихий выдох облегчения. Накахара-сан всегда требовал чтобы неудачи и плохое настроение не сказывались на общении с людьми — особенно с теми, кто никак в том повинен не был, — и, пусть Рюноске никогда особо не понимал смысла столь великого жеста, но наставника старался слушаться. Продавец радостно сбежал обратно за свою кассу, а Рюноске в итоге сунул в корзину два вкуса коктейля и прошёл к отделу с сухофруктами.

Инжир был любимой вкусностью, хоть, наверное, оной как таковой не считался, но покупал его себе Рюноске не часто. И дело тут не в деньгах, а в банальной привычке детства, полностью вытравить из себя которую он так и не смог: вкусное на праздник или же по плохому поводу для поднятия настроения. А перенесённая порка была вполне себе веским плохим поводом с его точки зрения.

Накахара-сан не пожалел. Зад сильно саднил даже спустя два долгих часа после взбучки, пульсировал и мучительно вспыхивал всякий раз, стоило попытаться наклониться, присесть на корточки или же случайно чего-то коснуться. Было бы психологически легче, расцветай кожа после таких наказаний синяками да гематомами, но, словно в насмешку, та каждый раз оставалась просто сильно покрасневшей, даже без намёка на лёгкое подкожное кровоизлияние, что вводило в смущённый ступор: если не было никаких, совершенно никаких повреждений, почему же так сильно болело?

Вовремя одёрнув машинально потянувшуюся к штанам руку — не время и не место было поддаваться детскому желанию потереть пострадавший зад — Рюноске кинул пакетик с инжиром в корзину, окинул взглядом её содержимое, припоминая, всё ли, что хотел, взял, и прошёл в сторону кассы. Электронные часы на стенке напротив показывали одну минуту до закрытия, а облегчение на лице кассира в момент его появления было слишком явным. Рюноске подавил желание насмешливо усмехнуться.

Вечерний ветер дохнул в лицо прохладой, пощекотав кожу, заставив на мгновение поёжиться. Рюноске потянул молнию ветровки, застёгивая ту на горле, сунул руки в карманы, предварительно сместив ручки пакета на запястье. Было бы гораздо удобнее, если бы можно было воспользоваться «Расёмоном», но светить способностью не на задании хоть прямо и не запрещалось, но без серьёзной на то причины не приветствовалось, а задача донести в общем-то нетяжёлый пакет от магазина до дома вряд ли попадала под эту категорию.

Впрочем, так было даже лучше.

Рюноске свернул в переулок, решив немного растянуть дорогу, по пути надеясь избавиться от то и дело прокручивающихся в голове воспоминаний и сопутствующих им эмоций.

Когда Накахара-сан вернулся за свой стол, а он сам нашёл в себе силы принять вертикальное положение и вернуть сбившиеся от дёрганья штаны обратно, в кабинете Исполнителя повисла почти осязаемая тишина. Она не была напряжённой, как каких-то минут десять назад, когда Рюноске пытался подобрать слова в своё оправдание, но и того комфорта, что всегда возникал в присутствии наставника тоже не ощущалось. Вероятно, причиной тому была сосредоточенность Накахары-сана на документации и слегка хмурое выражение лица, причиной которому вряд ли бы напечатанные иероглифы. Рюноске осторожно встал перед столом, сцепил перед собой руки, опустил голову. Хотелось кусать губы и кривить лицо от понимания, что вновь всё сделал не так, что вновь подвёл того, кому было не наплевать на него — не на «Бешеного пса» и не на сильного эспера, подающего надежды, — на Акутагаву Рюноске. Таких людей в его жизни было меньше, чем пальцев на одной руке, и он искренне, по-настоящему ценил каждого, пусть и совершенно не умел то показывать. Впрочем, Гин всё прекрасно знала, Накахара-сан наверняка догадывался, а Хигучи — ну, вероятно, она пока не могла смотреть так глубоко как наставник, но, возможно, со временем…

— Я не получаю от этого удовольствия, знаешь ли? — первым нарушил тишину наставник, щёлкнув ручкой после того как что-то отметил на одном из черновиков. — Я просто хочу чтобы ты выжил. Продолжишь в том же духе, и однажды он втянет тебя в смертельную передрягу, выбраться из которой ты не сможешь. Двадцать лет, а мозгов всё нет.

От этих слов всё сожаление внутри Рюноске вмиг куда-то испарилось и на первый план вылезла обида:

— Разве нельзя было хотя бы по спине?

Накахара-сан на вполне логичную претензию скептично вскинул бровь.

— Ты и так задыхаешься в кашле каждые пять минут, помереть хочешь? — Словно в подтверждение его слов к горлу подобрался приступ, и Рюноске поспешно прикрыл рот ладонью. Хмуро уставился в пол и, видимо, Накахара-сан принял его молчание за согласие потому как фыркнул и закатил глаза: — Не под моим началом.

Ну… Наверное, это было по-своему логично, но радости уж точно никакой не доставило. Подобное наказание жутко ранило гордость ещё в шестнадцать-семнадцать, а уж теперь, когда он официально стал взрослым!..

Кабинет вновь погрузился в тишину.

И сожаление вернулось с новой силой, от которой так по-глупому запекло глаза. Рюноске быстро заморгал в пол, силясь сохранить оставшиеся крупицы достоинства. Он выдержал и не разревелся, когда терпел хлёсткие удары, так с чего бы разводить сырость теперь, когда всё закончилось?

— Акутагава?

Он остановился и замер, словно вдруг врос в асфальт. Веки сами собой распахнулись шире, по позвоночнику прошёлся холодок. Тигр! Грёбаный тигр! Что этот оборотень забыл вечером в этой части района? Медленно он обернулся. И пришёл в ещё большее внутреннее смятение, увидев рядом с Тигром Кёку. Девочка прижимала к груди пузатого игрушечного зайца и вид имела наверняка не менее удивлённый, чем у него самого. Только её ему для полного счастья сейчас и не хватало: малявка в своё время много времени проводила с Накахарой-саном, наверняка тоже иногда получала, потому как кротостью и послушанием не отличалась, и, если она вдруг сложит два и два… Несмотря на то что на улице уже смеркалось, Рюноске всей душой понадеялся, что краска стыда и смущения не залила ему лицо. Это был бы провал в квадрате, если не в кубе.

— Чего тебе? — выбрав любимую тактику переходить при защите в нападение, искривил губы в недовольстве. — Накахара-сан же уже сказал, что на задания твоего жалкого агентства ближайшие месяцы я не хожу.

Тигр скривился, покачал головой, но как-то упрекать за выбор слов не стал. Неужели понял, что его мнение об этих детективишках никогда не поменяется? Прямо прогресс.

— Ацуши водил меня в пиццерию, там 50% скидка, если заказ после девяти вечера, так что мы за тобой не следили. Случайно наткнулись. — как всегда прямо озвучила правду Кёка, тактично не услышав смущённое шипение Тигра позади, а потом вдруг вспомнив что-то своё, добавила: — Кстати, не говори ему, а то решит, что это свидание.

— А это не оно? — довольно серьёзным голосом ляпнул Рюноске и в следующий момент дал себе мысленную затрещину: девчонке было всего четырнадцать, какое, блин, свидание с восемнадцатилетним парнем, который к тому же ещё и оборотень! Да и не его это было дело, если уж на то пошло.

Вместо ответа Кёка скорчила гримасу и возмущённо покачала головой, а Тигр, покраснев до кончиков ушей, поспешил отвести разговор подальше от себя любимого:

— Кстати о Накахаре-сане, он сильно на тебя разозлился? Я не знал, что Дазай-сан позвал тебя в обход мафии.

Левый глаз непроизвольно дёрнулся. Если бы впечатывание Тигра в ближайшую стену не грозило срывом перемирия с агентством, что в свою очередь грозило проблемами со стороны начальства, Рюноске бы обязательно так и сделал. Просто чтобы поставить наглеца на место. Как он вообще посмел спросить что-то такое, кем они, по его мнению, были, друзьями?! Даже Гин, а она была его родной сестрой, про свои тёрки с учителем он упоминал вскользь, стараясь обходиться общими словами, тут какой-то Тигр-недоросток! К тому же ещё и с Кёкой. Брови последней, к слову, чуть заметно дёрнулись, и она скосила на Тигра странный взгляд, но вмешиваться не спешила.

— Знаешь, тебе нужно научиться говорить ему «нет», а то он пользуется твоей безотказностью.

Рюноске стиснул зубы. Будто бы он не знал этого! Но Дазай-сан был не тем человеком, перечить которому было безопасно, неважно, на какой стороне — белой или чёрной — тот сейчас находился. Были лишь двое, кто мог открыто противостоять ему, и это сам Босс и Накахара-сан. Хотя, раз начальник в этот раз открыто вмешался, возможно…

— Он сам разберётся. — Голос Кёки был по обыкновению несколько суховат, но извечного раздражения при общении с ним в этот раз не было. Она взяла Тигра за рукав рубашки, легонько потянула. — Нам пора в общежитие, пока кто-нибудь не начал названивать. — Перевела взгляд на Рюноске, приоткрыла рот, желая что-то сказать, но в итоге сомкнула губы, так и ни слова не проронив.

Тигр, пару раз посмотрев то на него, то на Кёку, устало вздохнул, видимо, смирившись, что не всё его интересующее ему откроется, неловко махнул рукой на прощание. Рюноске постоял ещё немного, наблюдая, как два силуэта растворялись в полумраке улицы, после чего поправил начавший оттягивать запястье пакет с продуктами и повернул в сторону своего дома.

— Простите меня.

Ещё несколько минут было оглушающе тихо, но в итоге до слуха донёсся усталый вздох и звук отъезжающих колёсиков кресла. Рюноске затаил дыхание. Вели́т скрыться с глаз и идти работать или же?.. На голову опустилась чужая рука, зарывшись пальцами в взмокшие от недавних нервов пряди, почти ласково провела вправо-влево, ероша.

Приятно.

А потом до ушей донёсся мягкий, почти убаюкивающий своим спокойствием голос.

— Впредь предупреждай, если хочешь куда-то отправиться.

Рюноске неслышно выдохнул в облегчении: наставник утолил свой гнев и больше не злился.

Он прощён.

Хорошо.

Глупые слёзы всё-таки скользнули по одной стороне лица, но к счастью Накахара-сан их не заметил, не то точно бы сгрёб в охапку утешающих объятий, что было бы ещё более смущающе.