Весь последующий день Дэни провела в одиноких скитаниях по пыльному городу и его иссушенных от зноя окрестностях. Она ни с кем не говорила, ходила с опущенным взглядом, и ее шаги были тяжелы и бессильны одновременно. Забываясь, она обнимала саму себя и погружалась в бесплодные размышления, которые уже ничего не могли изменить. Ей казалось, что кто-то набросал в ее голову соломы, отняв возможность чувствовать. Ни скорбь, ни боль, ни страдание не посещали ее сердце — в голове была сдавливающая тяжесть, а в теле — пугающее онемение. Звуки и зрительные сигналы были приглушены, как будто кто-то опустил выключатель.

Ни девушки-слуги, ни стража, ни всадники Дрого к ней не подходили, избегали ее. Мормонт же тщетно гонялся за ней: она неизменно от него уходила. Она настолько нуждалась в одиночестве, что даже не брала с собой свою прекрасную серебристую лошадь, предпочитая передвигаться пешком.

Так бродила она целый день бесцельно, без единого чувства глядя себе под ноги, не замечая ни ярко-красных стрекоз, летающих подле неё, ни белоснежных бабочек, едва-едва касающихся травы. Под вечер, вернувшись в шатёр, служивший им с Дрого жильем, она изнеможенно легла на постель, утомленным движением провела пальцами по простыне и зарылась в неё лицом, не желая ни видеть, ни слышать, ни даже дышать.

Приближение мужа она ощутила осязанием. Он ещё даже не успел подойти к ней, как Дэни почувствовала: он неотрывно на неё смотрит. Но девушка была слишком слаба, чтобы обернуться. Неведомая сила клонила ее к земле.

Наконец Дрого приблизился к ней, но вместо того, чтобы овладеть ею сзади, как он всегда любил это делать, он бережно провёл рукой по ее серебристым волосам и задержал свою тёплую ладонь на ее вспотевшей спине. Дэни никак не отреагировала. Тогда Дрого положил руку на ее плечо, осторожно повёл на себя, побуждая ее перевернуться. В его руках девушка была как кукла, и эта несвойственная ей податливость пугала Кхала. Он ещё раз погладил ее по руке, когда ему удалось уложить ее на спину, чуть приподнял хрупкий точеный подбородок и посмотрел в ее глаза. Они были пусты, почти безжизненны. Его сердце забилось быстрее.

 — Моя Луна и Звезды, что с тобой? — не без тревоги спросил он ее на дотракийском. Глаза Дэни от этих слов налились влагой. Ей было столько ему сказать, но она не могла. Не столько из-за слабости, сколько за неимением нужных слов.

 — Переводчицу? — спросил он ее, очевидно, вспомнив, что она не умеет ещё говорить на дотракийском свободно.

 — Да, — безжизненно ответила Дэни, глядя в сторону.

Дрого поднялся и пулей бросился на выход — внезапно несвойственная дотракийцам забота проснулась в нем, вынудив мужчину даже пойти со своей Кхалиси на диалог. Чувство вины он не ощущал: чувство вины было Кхалам неведомо.

Вернулся он буквально через минуту, таща за собой ту самую кареглазую служанку, учившую Дэни языку.

Он что-то сказал ей, и она посмотрела на Дэни, а затем медленно заговорила:

 — Кхал хочет знать, ненавидишь ли ты его за то, что он убил твоего брата.

 — Нет, — ответила Дэни на дотракийском, все ещё избегая зрительного контакта с кем бы то ни было.

Дрого снова быстро заговорил, так что Дэни никогда бы не выудила из этого стремительного потока речи ни одного знакомого слова.

 — Кхал хочет знать, ненавидишь ли ты своего брата за то, что он нарвался на смерть, — повторила на Общем языке служанка.

 — Нет, — ответила Дэни. — Я не могу отбирать чужие участи.

Девушка живо перевела все Дрого, и тот понимающе кивнул.

 — Кхал хочет знать, что делает тебя несчастной, Кхалиси. Связано ли это со смертью брата?

Дэни помедлила с ответом, перебегая взглядом из одной точки в другую, усиленно думая, а потом, возбужденно приподнявшись на локтях, сказала:

 — Да, — и посмотрела на Дрого — искренно, боязливо.

Он словил ее взгляд и, нахмурившись, вновь заговорил.

Служанка перевела:

 — Кхал хочет знать, почему. Ведь Визерис не любил тебя и плохо с тобой обращался.

Дэни немного опешила от такого вопроса и, занервничав, ответила скомканно, неуверенно:

 — Он… он мой брат…

 — Мы все здесь братья и сёстры, моя Луна и Звезды, — уверенно сказал Дрого, зная, что жена его поймёт. Потом вновь обратился к служанке, и та перевела:

 — Кхал говорит, что кровь не имеет значения. Карающий да будет покаран.

Дэни вновь откинулась на постель, устремив свой взор в натянутый потолок. Она молчала.

Дрого вновь заговорил, и на этот раз Дэни его поняла по обрывкам.

«Что… приносит боль… в…»

 — Я хотела, чтоб он погиб, — внезапно призналась Дэни, зарыдав.

Дрого не сдвинулся с места. Он смотрел на свою жену, как ставший суровым учитель, ожидая продолжения.

Служанка перевела ему слова Кхалиси, на что он заговорил ещё быстрее.

 — Кхал говорит, что это было правильное желание. Он бы хотел, чтобы каждого, кто осмеливается тебя обижать, постигала такая участь.

 — Нет! — Дэни испугалась и на время перестала плакать. — Нет!

 — Да, — ответил ей Дрого, глядя на неё пронзительно, почти с вызовом.

 — Эти люди не виноваты… Визерис не понимал, что делает… он не контролировал себя…

Служанка перевела.

Дрого стал терять терпение.

 — Кхал говорит, Кхалиси, что в таком случае его место было среди диких животных, не умеющих сдерживать свои инстинкты. И что его в дикой природе рано или поздно кто-нибудь бы убил. Сильнейший все равно бы нашёлся.

 — Но это мой брат! Что за страшные слова!

Дрого не стал дожидаться перевода, видимо, уловив основную суть, и вновь заговорил.

 — Кхал говорит, что ему не нравится такой настрой, Кхалиси. Он бы хотел, чтобы ты умела за себя постоять.

Дэни удивленно уставилась на Дрого, вновь приподнявшись, но ничего не ответила.

Тот вновь заговорил, но теперь уже глядя ей прямо в лицо. Взгляд его, уверенный и стойкий, запал ей в душу.

 — Кхал говорит, что он подарил тебе Ветер, что он подарил тебе защиту, что он сделал тебя равной себе, но это не предел. Он планирует подарить тебе весь мир, ведь ты этого заслуживаешь, Кхалиси.

 — Нет! — Дэни была вконец ошеломлена. — Скажи ему, что мне не нужны его дары. Я пришла сюда не за этим.

Дрого, казалось, рассвирепел, услышав эту речь от служанки.

 — Кхал говорит, что воспринимает это как оскорбление. Он никого не любил, как тебя, Кхалиси, и ему больно слышать, что женщина, которую он взял в жены, не хочет разделять с ним его судьбу, пользоваться его благами, принимать его дары, — бедная девушка уже устала, но Кхал и не думал ее отпускать.

Разговор заходил в тупик.

 — Просто так? — внезапно заговорила Дэни, выдавая все свои мысли. — Никто никого не одаряет такими благами просто так. Как бы не настал час платы. Мне нечем платить.

Дрого изумленно повёл бровью, но воспринял эти слова спокойно.

 — Ты — дар, — ответил он ей на Общем языке, а потом, поняв, что этого недостаточно, вновь затараторил на дотракийском.

Девушка перевела:

 — Кхал говорит, что ты сама являешься этим даром, и что ему больше ничего не нужно. Разве что… Он хотел бы от тебя сына, «жеребца, который бы оседлал этот мир».

Дрого не сводил с Дэни взгляда, ожидая ответа, напрягшись всем телом.

 — Д-да, это не оговаривается, я тоже хочу настоящего дракона, — они говорили на разных языках, но имели в виду одно и то же. — Но… но мне тяжело! Передай Кхалу, что что-то меня останавливает, что какая-то сила сковывает меня, тянет прямо к земле! Я чувствую на своих руках стальные оковы! Я стала их чувствовать с того самого момента, как… как Визерис погиб…

Девушка перевела.

Дрого молча приблизился к Дэни, опустился на постель рядом с ней и коснулся ладонью лица своей супруги.

Он вновь начал что-то говорить, но что — Дэни не понимала.

 — Кхал говорит, что хорошо разбирается в оковах, что они ему не страшны, он давно научился их разбивать и научит тебя, Кхалиси.

Дэни все равно не понимала, но теперь — мотивацию Дрого.

 — Потому что ты моя жена. Это мой… — последнее слово Дэни было незнакомо.

 — Долг, — перевела служанка.

 — Нет, — Дэни вновь стала вырываться, как в их первую брачную ночь, и Дрого вновь пришлось прибегнуть к ожиданию.

 — Да, — это был не вопрос.

Он что-то сказал переводчице, и та, кинув на Дэни понимающий взгляд, удалилась из шатра.

Дэни не знала, что ей думать. Весь уклад ее прежней жизни был разрушен, на месте руин ещё не был построен новый, и она лежала на холодной земле, беспомощная и ослабшая. И Дрого обещал ей все, что только мог, и Дэни не знала, хорошо это или плохо.

 — Кхалиси, — обратился он к ней. — Ты… быть Кхалиси. Мы… заводить сына. Он… править миром. Никто не… мешать этому. Если ты хочешь?

 — Хочу, — ответила Дэни. — Но дай мне время.

Дрого согласно кивнул и провёл пальцами по ее руке, символично останавливаясь на запястье. Потом слегка обхватил его и резко отдернул руку, как будто порывая незримые цепи.

Дэни сглотнула.

 — Да, пожалуй, так будет лучше.