– И как давно это между вами?
– А? О чём ты?
Джиро смотрит на Сабуро – хочет спрятать напряжение, выступившее на своём лице, но получается плохо. Убирая посуду со стола (все в доме Ямада знали: если в гости приходит Куко, то готовить придётся на десятерых), он снова и снова думает. Где именно он допустил ошибку? Неосторожный, слишком долгий взгляд? Что-то с интонацией, что сам Джиро не услышал? Что-то не то сказал – что друзья не говорят? Скидывает посуду в раковину, но прокручивать в голове сегодняшний обед с семьёй и Куко как гостем перестать не может. А Сабуро только хмыкает, самодовольно, с превосходством, как он всегда хмыкает – конечно же, он же всё про всех знает, всё про всех понял, гений, а не ребёнок!
– Дело в глазах. Они у тебя прямо-таки светятся, когда ты на него смотришь.
В глазах?
– Может, это у тебя с глазами что-то не так, Сабуро? Вот и видишь вещи, которых нет! – Джиро хмурится, переводит всё в очередное наставление, от старшего братика к младшему, подходит ближе и треплет того по голове – Говорил тебе аники, перед компом сидеть меньше, зрение посадишь! Твоя очередь мыть посуду, кстати!
В ответ – заслуженное шипение; отвлечён, дезорентирован, выведен из игры! Кажется, от такой наглости со стороны брата Сабуро едва ли не задыхается, моментально скидывает его руку со своей головы. Открывает рот, что-то хочет сказать – поздно: Джиро уже успел сбежать в прихожую, натягивает кроссовки.
– Это нечестно! Я буду мыть только то, что мы трое ели – за своим любимым «другом» сам убирать будешь!
Джиро не отвечает – уже в дверях, только язык показывает, надвинул кепку на глаза посильнее, и был таков.
***
Дело – в глазах?
Джиро всегда казалось, что это глаза Куко светились. Не при виде Джиро, а так, вообще. На то они и были жёлтыми, драконовскими, а не человеческими. Сабуро постоянно подправляет: драконьи, если про дракона. А драконовские, мол, это про какого-то там правителя из Греции, устоявшееся, мол, строгие, значит. Нет, глаза Куко не то чтоб были строгими. Но и что-то от властного древнего правителя, устрашающего своей мощью, в них тоже иногда мелькало. Потому Джиро и не исправлялся, самую малость – назло Сабуро, но и немножко из принципа. «Драконьи» – это как-то несерьёзно звучит, а вот «драконовские» – вполне себе гордо.
Жёлтые глаза и должны светить, на то они и жёлтые! Так Джиро думалось в моменты, когда глаза Куко искрились и горели особой какой-то энергией, энергией злой, но при этом вроде бы не на злости основанной, а на чём-то очень светлом. У Джиро тоже один глаз был жёлтым, но почему-то его глаз был совсем другим. Во-первых, давать только один глаз дракона, а второй человека – издевательство какое-то! Во-вторых, совсем не драконьим был его жёлтый глаз, и тем более уж не драконовским. И зелёная, и жёлтая радужка в первую очередь с детства были связаны для Джиро с братьями. Раз Сабуро выделяет жёлтый цвет как символ золота, роскошь там, богатство и все дела, то, может, и глаз у Джиро – позолоченный? Не золотой, но вдруг за жёлтым налётом скрывается что-то совсем другое. Второй зелёный, может, глаз, ямадовский. А может, и никакой вовсе. Но уж точно – не дракон и не какой-то там свет. Уж точно не тот, что то ли у драконов бывает, то ли только у Куко.
А если спросить у Куко, светятся ли его, Джиро, глаза? Интересно, что он ответит? И как вообще разноцветные глаза светиться должны? Нет, о таком спрашивать нельзя! Джиро часто задавал не слишком тактичные вопросы, но сейчас он прямо таки был уверен, что этот на все сто процентов будет невежливым.
***
– Ты пробовал позвать его на свидание?
Почему-то Сабуро не отставал, и Джиро никак не мог понять, почему именно. Когда с Куко только начала завязываться дружба, аники как-то оживился и улыбался чаще, что показалось Джиро странным, но спорить он не стал и смог наконец облегчённо выдохнуть, что старшему брату не врёт и даже не «недоговаривает правду». И всё же, Джиро чувствовал, что аники вроде как доверяет Куко – не просто доверяет, как старому знакомому, но его самого, Джиро, доверяет другому человеку; Джиро было бы в пору возмутиться, но он выбрал радоваться тому, что хотя бы с этим, хотя бы поначалу, проблем не было.
– Хотя, думаю, ты выберешь такое тупое место для свидания, что он даже ни о чём не догадается. Вроде дворов или скейтпарка.
А вот с Сабуро проблемы начались с самого начала. Дружба среднего Ямады с «тем, кто однажды предал Ичи-нии» воспринималась в штыки. А, может, Сабуро злился, что у Джиро появилось больше причин задерживаться на улице и возвращаться позже?.. Джиро всегда было сложно понять Сабуро! А потому он и не особо пытался. Но в какой-то момент в Сабуро словно рубильник какой перерубили. Начав что-то подозревать, он, как и аники, оживился и чаще улыбался, только улыбки младшего были полны едкой желчи; теперь Джиро окончательно перестал понимать, что происходит. Сабуро хотел их свести, чтобы Джиро совсем дома перестал появляться, оставив его наедине с аники? Или Сабуро хотел перед аники выставить Джиро идиотом, а то и предателем? Или просто хотел испортить всё в последний момент? В искреннее желание помочь Джиро почему-то не верил.
– Ну, конечно, если ты не раскраснеешься до цвета помидора, пытаясь связать два слова, когда будешь хоть что-то говорить.
Ладно – Сабуро; Сабуро маленький, глупый, пусть и считает себя гением, познавшим всю жизнь в свои четырнадцать; но если узнает аники – вот тут будет конец. Потому что с аники не получится отвести тему. С аники – глаза в пол, душа в пятки, Джиро будет молчать и слушать, парализованный, в состоянии только под конец осторожно кивнуть. И это будет значить казнь, не тела, но гордости и какого-то титула брата, наверное, тоже. Не потому что – любит, но потому что молчал. Что любит, он уже признал, только почти никому не говорил.
И на Куко Сабуро тоже стал смотреть по-другому, как-то оценивающе, как-то прищурившись, ещё больше свысока, чем смотрел на людей обычно. Джиро в какой-то момент даже догадался, почему, был уверен, что догадался. Пытается понять, что именно Джиро в нём нравится. Вот же глупый! Мог бы и спросить – и Джиро ответил бы! Наверное, Джиро нашёл бы, что ответить. Не мог же он не найти, верно?
Но что ещё хуже – Сабуро стал с ним разговаривать. Хоть в его взгляде оставалось высокомерие, которое Куко обычно в глазах других людей игнорировал напрочь, но говорил-то он с ним по-нормальному.
Что-то вроде:
– Так значит, тебе нравятся скейтборды? Я не думал, что кто-то вроде тебя будет подобным увлекаться.
(И никаких – «подобным увлечением для одноклеточных придурков, которые только и знают, как ногой пинать асфальт!»)
Или:
– Я слышал, что на этой неделе выходит новый фильм, он уже нашумел своими трейлерами. Если сходишь его посмотреть, то расскажи мне!
(И даже без – «на такие фильмы пошли бы только идиоты, потому что такая жвачка для мозгов не несёт никакой культурной или интеллектуальной ценности!»)
И ещё:
– Джиро говорил, что ему нравятся собаки. А тебе нравятся кошки, да? А я, вообще-то, согласен! Кошки куда круче собак! Куда независимее, и гордость какая-то у них есть. Которой у фанатов собак никогда не наблюдается.
(И почему-то не упоминая... а, нет, тут-то ничего неожиданного не было.)
Джиро не чувствовал ревности или типо того (хотя, возможно, прислушавшись к себе получше, он бы и решил, что это похоже на ревность, только не того и не к тому, кого ревновать надо было, а значит, к Куко это отношения и вовсе не имело). Просто напрягало. Просто боялся, что однажды это обернётся чем-то очень неприятным – почти всё, к чему прикасался Сабуро, таким и оборачивалось. И однажды так и произошло. Однажды, среди всех прочих вопросов младшего Ямады, на которые Куко лениво отвечал каждый раз, приходя в дом Ямада, прозвучало:
– А тебе никогда не казалось, что между вами двумя что-то происходит?
И Джиро замер. Замер, сидя на диване, в метре, наверное, от Куко, расслабленно откинувшегося на спинку. Пока Сабуро стоял – оказавшись выше их двоих, теперь он словно нависал над ними какой-то тенью, грозясь разрушить всё то, что, возможно, между ними «происходило». Вот и было то самое «обернётся чем-то очень неприятным»...
Куко медленно повернулся к Джиро – по крайней мере, Джиро показалось, что он сделал это очень медленно; Куко посмотрел вопросительно и слишком уж спокойно. А Джиро почему-то думал, что он ругаться будет.
– Э? Так ты чё, брату своему ничего не рассказал? Сабуро, мы с твоим братом вообще-то уже встречаемся. Джиро! Который месяц?
– Не знаю... Третий? Может, больше. Я всегда меньше называю...
– Значит, четвёртый!
– Четвёртый... – рассеянно повторил Сабуро, упираясь взглядом в Джиро. Со всех своих ста семидесяти с хвостиком сантиметров высоты, которые, как оказывается, кажутся высотой куда большей, если сидеть на диване и чувствовать стыд. Может, он обижается? Джиро поднял взгляд: нет, не обижается. Обычно Сабуро так и ищет причину, чтобы обидеться на своего ненавистного братика – так чего сейчас он смотрит так спокойно и безэмоционально?! Лучше бы обижался!
– Так значит, ты никому особо про это не рассказываешь... – задумчиво протянул Куко – Я понял! Ты стыдишься меня, а?!
– Э?! Не стыжусь! Просто... Если кому-то расскажешь, то оно становится... другим.
То сразу – это не про прогулки по «самым тупым местам для свидания вроде дворов и скейтпарка», где уже давно маркером и царапинами на балках высечены инициалы друг друга, что так глупо и каждый раз заставляет обоих смеяться то ли от смущения за такую наивную выходку, то ли от того огромного, всеобъятного чувства, которое нельзя и словами описать, слишком оно стихийное и умиротворяющее одновременно. Если попытаться описать, получается – «люблю». Получается – «четвёртый месяц встречаемся». И теперь, когда кто-то знает, что они любят и что встречаются – надо любить и встречаться. Не как ты это самое, большое и абстрактное, чувствуешь, а как другие думают, когда говорят про любить и про встречаться. Держаться за ручки, ходить по нормальным местам для нормальных свиданий, и говорить о вещах тоже нормальных; ценить каждое касание и взгляд партнёра, и в слове «люблю» искать какой-то особый высокий смысл, и обижаться, не услышав его в ответ. Джиро даже за руку держать Куко постоянно не хотелось. Может, только если скейтпарк, только если холодно и устало, а Куко снова смеётся непривычно смущённо и как-то уязвимо, отчего в груди снова поднимается то самое словами невысказанное, что только в простом «люблю» выплеснуться и может, и то – не до конца, и то – для стороннего наблюдателя совсем непонятное, что только Куко и поймёт, а потому и его смех в ответ совсем не будет казаться обидным, ведь тот тоже знает, что Джиро поймёт.
Вот это вот понимание – разве это люди подразумевают под «встречаются», разве это люди подразумевают под «люблю»?
Сабуро явно подразумевал не это. Иначе не смотрел бы так по-пустому, иначе бы догадался куда раньше.
– А «аники» когда говорить пойдём? Когда уже полгода стукнет? – хмыкает Куко. Джиро рассеянно кивает:
– Ага... полгода... давай так.
И никто не успевает ответить или продолжить: внезапно, Сабуро срывается с места, быстрым шагом сбегает в коридор. Джиро уже было вскочил, чтобы остановить этого мелкого я ему сейчас покажу если он посмеет хоть что-то, но Куко останавливает его быстрее, потянув за одежду, заставляет опуститься на диван обратно.
– Он же сейчас аники пойдёт написывать! Или ещё кому! Ты даже не знаешь, каким засранцем он бывает, если захочет!
– Да оставь ты его! – хмурится Куко – Даже если остановишь, он потом напишет. Ты можешь влиять только на свою судьбу – судьба другого, если его воля достаточно сильна, лежит только в его руках. И сейчас ты уже ничего не изменишь.
Бесит. Но Куко, как всегда, был прав. Если какая-то муха Сабуро укусит, остановить его сможет только аники. А зная, как часто это происходило, даже странно, что на коже Сабуро ещё оставалось пустое место.
***
Аники решили сказать действительно позже. Сабуро ничего ему не донёс, только молчать в присутствии Джиро стал чаще; но Сабуро всегда вёл себя странно и непонятно, так что Джиро даже вникать в его поведение не пытался. Главное, чтобы и аники не пытался.
И всё же, теперь это уже не имело смысла. Теперь, когда хоть кто-то об этом знал, это уже обрело какие-то почти материальные границы. Скрывать оставалось только из стыда и страха. И, как Джиро с удивлением обнаружил, это было куда меньшее, чем тревожность от мысли о возникших границах. Теперь, когда они уже переступили эту черту, казалось даже верным побыстрее во всём признаться и аники. И покончить с этим раз и навсегда.
Аники отреагировал даже почти спокойно – всё с той же странной улыбкой, с тем же странным доверием к Джиро «я не контролирую твою жизнь», с тем же странным доверием к Куко «я могу доверить Джиро тебе». А Джиро почему-то казалось, что аники должен злиться или хотя бы провести какой-то «серьëзный разговор», о взрослой жизни и всë такое. И он действительно таки сделал это, через несколько дней, наедине с Джиро. И с Куко, как оказалось позже, тоже наедине поговорил, пусть Джиро и не спрашивал, о чëм именно. В том, что слова аники к ним обоим отличались кардинально, он не сомневался, как и не сомневался в том, что всë же в обоих случаях прозвучал один и тот же вопрос.
А вы уверены?
А подразумевалось совсем другое, Джиро за все годы хоть что-то в глазах старшего брата отличать научился. Означало – не сделаете ли друг другу больно; означало – сможете ли друг друга защитить и друг другу помочь? Джиро хотелось объяснить, что это совсем другое, такая «любовь» – это не про защиту, не про помощь и даже не обязательно навсегда. Иначе чем бы она отличалась от любви к братьям? Но ответить не смог, отвечать таким образом было поздно. То страшное как раз и случилось – теперь, когда они «встречаются», все вокруг видели какие-то правильные рамки и условия, и только они сами двое их и не видели; поэтому Джиро кивнул, осторожно, как заранее знал, что кивнëт, не желая спорить со старшим братом. Если понадобиться – он защитить Куко сможет. Только вряд ли понадобится. Куко – это же не Сабуро! И даже не аники.
А вот Куко, должно быть, не понял. Куко, должно быть, ответил без раздумий – конечно, уверен! Мысль об этом заставляла улыбаться.
Если Куко уверен, что то, что между ними происходит, пусть Джиро и не до конца уверен, что это можно назвать «любовью» – правильно, то и Джиро, наверное, волноваться не стоит. Просто принять это чувство, и всё такое. А другие... Хоть ни Сабуро, ни даже аники не понимали – всё же, они не спорили и против не были.
И значит, Джиро постарается не волноваться.