– Ты уверен, что тут никто не ходит?
– Да кому в голову придëт?!
В разрушенной комнате, когда-то жилой, теперь покрытой граффити поверх крошащегося бетона и битых стëкол, темно и дует, а потому даже можно не закрывать глаза, когда он целует тебя, когда ваши зубы неумело стучат друг об друга, а локоть впивается в острый бугор кирпича на стене.
– И всë равно, мы ж даже не собирались чего-то, слишком...
– Целуй уже! Да не ухо, шею!
Переплетаются не только пальцы, переплетаются ноги, и чужое – родное – колено утыкается в кирпичи тоже; переплетается шумное дыхание, согревающее кожу куда сильнее, чем должно.
***
Хоть комната – место личное, но все свои «девчоночьи штуки» приходилось прятать подальше: кто знает, в какой момент Сабуро приспичит зайти в комнату? Да или даже аники! К таким вещам относились и какие-нибудь наклейки с маркета, и несколько совсем уж вышедших сопливыми текстов, забытый Куко лак, парочка разноцветных ручек и сто лет как высохших текстовыделителей, несколько фантиков, чеков и вкладышей, что могли напомнить о чëм-то слишком важном. Уже как несколько месяцев к этому маленькому тайнику добавилась и тоналка. Поначалу, видимо, получалось слишком криво, то слишком много, то слишком мало: Сабуро громко, показательно и не слишком одобрительно хмыкал, удерживая долгий взгляд на шее брата, стоило тому появиться за завтраком – теперь появилась ещё одна причина на него опаздывать; аники только выдыхал шумно и снисходительно, но тактично ничего не говорил, и так, вероятно, ощущая смущение брата, от которого даже воздух вокруг, казалось, густел. Только иногда очень осторожно спрашивал: так когда вы с Куко в следующий раз собираетесь встретиться? В такие моменты Джиро казалось, что он осуждает, злится, может даже, хочет защитить Джиро от злого Харая; но быстро и с невольной постыдной радостью Джиро догадывался, что аники куда больше волнуется, не скучают ли они друг за другом.
Джиро не скучал. Шли месяца, встречи не становились чаще, а тоналка ложилась всë ровнее и твëрже с каждым разом, но особой, влюблëнной тоски не появлялось.
– Я люблю его целовать, обнимать, и всë остальное, и люблю, когда он делает то же самое в ответ, – негромко пояснял Джиро зеркалу, потому что ответить такое аники было бы даже страшнее, чем собственному отражению – И я хочу, чтобы это случалось чаще, я радуюсь, когда вижу его и могу его коснуться. Но если этого не происходит, то я не переживаю! Между нашими встречами я не чувствую ничего.
Ничего... плохого, да ведь?
Кажется, им обоим вполне хватает и телефонных звонков, пока встречи остаются недоступными.
***
– Встретимся ещё.
– Ага!
Куко обнимает крепко, так, что едва ли не задушит – большой, вообще-то, прогресс! Раньше он такую тактильность на людях себе бы не позволил. Но и сейчас дальше объятий дело не пойдëт. Иногда Джиро казалось, что это глупо и странно; Джиро-то поцеловать и обнять ещё крепче дозволенного хочет, и плевать, что другие подумают! Но вскоре понимал: и всë же, не плевать. Всë же и самому страшно и тревожно от мысли, что может случиться, стань об их отношениях известно всем. И, ну вроде как... о том, какие именно у них отношения, тоже. Сказать, что они встречаются и любят друг друга – пусть и с нажимом, лëгким закатыванием глаз и неопределëнным движением плеча – было куда проще, чем если бы рассказать, как именно они целуют, чем выдерживать долгие взгляды на шее и прочих синяках, чем выслушивать непрошенные советы. И вскоре они отпускают друг друга; Куко, маленькое солнышко, щурится такими же солнечными глазами, всматриваясь в лицо парня, и Джиро иногда думает: может, Куко щурится, потому что для него и сам Джиро тоже светит и согревает не хуже солнца?
– Я буду скучать, – говорит Куко, отходя подальше и только слабо цепляясь пальцами за чужие.
– Я тоже, – на автомате вторит Джиро, не переставая осторожно улыбаться. За маленьким солнцем только так наблюдать и можно – осторожно и радостно. И он абсолютно полностью верит в свои слова каждый раз – так же, как верит и Куко. Ещё несколько его шагов, и ладони опускаются вниз, больше не придерживая на весу на друга.
– Ну, ещё через месяца три приеду! Или четыре.
– Три месяца-а... – тянет Джиро грустно.
– Да не ной! Соскучишься – сам ко мне притопаешь! – Куко шутливо дуется, и обоим остаëтся только рассмеяться. Куко ушëл в поезд – прощание, как обычно, проходит странно и скомканно, но в этом и вся суть; Джиро улыбнулся в окно и помахал рукой, и теперь оставалось только ждать, когда поезд тронется. Неловкая улыбка и переглядки – честное слово, ведут себя то ли как дети, то ли как совсем уж, без кавычек и громко, влюблëнные, и Джиро это понимал великолепно, и потому только улыбался ещё более неловко и мягко. Куко опустил взгляд к телефону, тыкнул в его и показательно для Джиро.
[ Походу, я один еду! Никто пока не подсел, а уже не пускают ]
Вот и хорошо!
[ круто! поспишь на обратной дороге? ]
[ Да не, придумаю че еще ]
И Джиро улыбнулся в окно, поймал в ответ такую же улыбку – немного неловкую и тихую, но уверенную, прямую и острую. Как и сам Куко. Совсем не тихий и редко когда неловкий, но всë остальное – вполне.
Поезд начал движение. Джиро прошëл ещё несколько шагов – словно бы верил, что сможет продержаться напротив окна, пройти до сáмой Нагойи рядом с поездом. Но бежать не начал и даже рукой широко не замахал – только остановился и ещё какое-то время щурился от разноцветных задних фар.
Как только поезд уехал, света стало меньше и Джиро вспомнил, что уже сможет увидеть звëзды, если поднимет взгляд к небу – он снова понял, что не чувствует совсем ничего. И даже совсем не улыбался.
***
– А ты бы скучал, если бы, ну... Кто-то твой важный уезжал бы?
– Понятное дело! Если вы с Сабуро куда-нибудь далеко уезжаете, я всегда сильно скучаю.
Джиро стыдливо опускает взгляд, сидя на краю дивана, а аники, иногда слишком умный, но иногда просто слишком правильный, мягко улыбается брату, прежде чем поддерживающе потрепать по плечу.
– Это абсолютно нормально! Скучать по кому-то неприятно, но только говорит о силе чувств. Вы ведь скоро сможете встретиться снова, верно?
Значит, если не скучаешь, то силы чувств совсем нет? Ичиро удивлëнно округляет глаза: долго подумав, Джиро решается спросить это вслух. Но старший брат быстро возвращает самообладание, улыбается так же правильно и уверенно-тепло, как и должен улыбаться Ниичан.
– Не думаю, Джиро. Может, вы ещë не дошли до того этапа, в котором начинаете сильно скучать. А, может, это и не про вас. И это не плохо!
Не про них? Тоска друг по другу не про них – или сильные чувства? И даже в манге и новеллах персонажи скучали друг по другу очень больно, и момент их воссоединения иногда казался высшей наградой или хорошей концовкой – и слово «конец» в этом смысле Джиро вводило в ступор и не то чтоб казалось осознанной точкой в теме. И, как и мнение «если пара решила сделать паузу, это точно значит, что будущего у неё нет», он слишком часто слышал и про недолговечность отношений на расстоянии. Обе эти вещи до начала отношений он принимал за чистую правду – видимо, потому что не слишком задумывался, а раз люди, что знают за отношения больше, так говорят, то так и надо. Впрочем, ровно как и неозвученный запрет на отношения с парнями. А если Куко резко предложит заморозить их отношения, всего на время, Джиро тоже внезапно согласится, приняв за личную норму в их отношениях, и только внутренний голос из прошлого будет тревожно напоминать, что когда-то это казалось странным?
– А ты вообще не считаешь странным, что мы... вместе?
Аники пожимает плечами: не считает, или делает вид, что не считает.
– Главное, чтобы ты был рад, разве нет? Не забывай об этом.
Главное, чтобы они оба были рады. И Джиро старается держать это в голове. И Куко старался тоже: когда Джиро рассказал ему об этом, тот громко рассмеялся в микрофон. Наверное, будь они рядом, Куко хлопнул бы по плечу или даже боднулся бы в него. Эта мысль вызывает улыбку, но никак не тоску.
– Да ладно тебе! Разве не похуй, что другие думают? Захочешь приехать – приедешь. Не захочешь – не приедешь... Всë ясно?
Джиро слабо улыбнулся.
– А чë твой отец? Ничего не подозревает пока?
– А... да не знаю. Вроде подозревает. Не так просто скрыть, если постоянно по источникам таскаться... Но он, понятное дело, на девок думает. Пусть думает!
И его друзья тоже ни о чëм не знали, насколько помнил Джиро. «Они не спрашивали» – обычно просто пожимает плечами Куко.
– Да не парься ты, ну! Какая разница, кто что считает, если мы чувствуем? Если кто не согласен – пусть идëт нахуй. Пусть хоть весь мир нахуй идëт! И если нам нравится именно так, то и какая разница!
– Куко... А ты ведь тоже боишься, да?
Он ненадолго замолчал. Почти что ожидаемая реакция. Но ответил Куко неожиданно, негромко и как-то несвойственно себе мягко усмехаясь.
– Главное слово тут – «тоже», а?
И Джиро оставалось так же тихо и, наверное, так же несвойственно себе рассмеяться.
– А если вдвоëм боимся – то не так уж страшно и неправильно бояться, да?
– А я о чëм!
И если им хорошо жить так, как живëтся, то это никак не может быть неправильным. Даже если кто-то очень умный посмотрит на это и скажет, что это совсем и не любовь – всë равно, не может.
И поэтому, когда аники снова спросил за завтраком, когда они снова встретятся, Джиро смог не опустить взгляд и улыбался совсем не стыдливо и ни капли не грустно, даже несмотря на то, что достать с утра тоналку он не успел.
– Не знаю. Может, через пару месяцев. Но не волнуйся, я совсем не скучаю, пока он мне звонит!
И, улыбнувшись широко, он садится за стол, совсем не обращая внимания на взгляды Сабуро.
– Спасибо за еду! Выглядит вкусным...
... И, хотя об этом спрашивать ему совсем не обязательно, если он уже точно-точно знает ответ сам для себя, но всë же Джиро слегка притихает, как только берëт в руки приборы. Хоть и старается звучать уверенно и не сомневается в своëм вопросе, но улыбается как-то по-детски скромно, когда смотрит мимо Ичиро, как бы между делом спрашивая:
– А ведь если я целый день торчу дома, мне можно перед вами двумя свои синяки не мазать?