У них всегда есть история.
Какая-нибудь интересная, героическая, как со страниц манг. Прямо смотришь, и сразу ясно – станут легендами.
У Джиро будет такая история?
Нет, наверное, это даже не так важно. Джиро хватает своего дивизиона. Ему хватает братьев, даже если их история не какая-то невероятно захватывающая, недостаточно героическая, братья остаются для него всем. И их дивизион обязательно станет настоящей легендой! Хотя, конечно, не такой легендой, какие уже были и погасли. Но что насчёт других? Даже у дивизиона Куко история была – вполне себе захватывающая, героическая, и, Джиро был уверен, хотя и знал весьма мало и только по случайным отрывкам, трагически-вдохновляющая. И всё же, даже это наверняка не шло ни в какое сравнение с ними.
Джиро точно знает, что без героической предыстории ничего не случится. По крайней мере, то, что случится, не будет лучше, чем было у них. А потому надо было понять, что именно сделало их такими особенными.
Сбежав из дома, Куко приехал в Токио, без гроша в кармане, на случайном грузовике – это новостью не было. Сейчас Куко бывал в Токио куда почаще, иногда приезжал на грузовике, иногда на электричке – Джиро не думал, что тут есть большая разница, разве что в первом случае появление Куко было куда спонтаннее, а первые минуты встречи становились какими-то ещё более куковскими, чем обычно. Но этого было недостаточно. Один из них был справедливым, грозным, пылающим энергией – этого у Куко не отнять и сейчас; – второй... как бы тяжело ни было сказать это вслух: не самым лучшим человеком уж точно, и вполне себе нарывающимся на драку. Неужели Джиро обязательно надо стать плохим человеком? Ему этого не хотелось. Но, может, есть другой способ?
– Вот как тебе удаётся быть таким противным, что иногда врезать хочется?..
– Чего? – Сабуро поднимает голову от телефона (разве аники не говорил, что читать за едой – вредно?), поворачиваясь к Джиро, что как-то совсем без энтузиазма размазывал палочкой лапшу по тарелке.
– Может, научишь? Я тоже хочу стать таким же невыносимым, чтобы меня ударить захотелось!
Видимо, тут даже всего остроумия Сабуро не хватило бы, чтобы быстро сообразить ответ: он осматривает брата так пристально, будто пытается найти признаки какой-то страшной болезни, прихватившей его мозг. Но знает, что безуспешно: уже как два года пытается, а объяснений больше не находится.
– Слушай, а может, ты меня майком долбанёшь? Чтобы я злым стал! Не прям насовсем, не чтоб как истинным и на два года рассориться... Но всё-таки! Чтоб немного позлился и потом успокоился. Если из меня гипноз кулаками выбить!
– Я понимаю, что с каждым месяцем ты всё усиленнее пытаешься доказать, какой ошибкой было твоё рождение. Но брать новые вершины в этом деле – определённо, талант даже для тебя.
– Во, я об этом! Настоящая язва! – наконец оживившись, Джиро едва ли не тычет палочкой в лицо Сабуро – Ну как у тебя это выходит, а?! Я в четырнадцать таким противным не был! Кошмар, а не брат! Научи меня, ну! Должен же ты хоть иногда быть полезным старшему братику!
– Не сомневайся, кошмарным братом у тебя получается быть лучше меня, – слабо скалится Сабуро, снова склоняясь то ли над тарелкой, то ли над телефоном.
Может, дело было в том, что хоть и не в четырнадцать, а в пятнадцать – но это Куко был язвой похлеще Сабуро? В это верилось с трудом, и Джиро не был уверен, во что именно: что Куко мог быть похож на Сабуро, или что Куко мог быть ещё больше лишённым тормозов, чем сейчас. Мир бы вряд ли выдержал настолько безудержную силу и просто-напросто загорелся бы и взорвался.
***
И оставался только один выход.
– Ты можешь мне врезать?
Куко смотрит непонятливо, слегка сонно, немного весело; оказавшись на «пятачке» земли между шумными дорогами, под тенью большого моста, по которому машины, жужжа и подпрыгивая, сновали над головой, он как-то упустил нить разговора, хотя на самом деле Джиро уже какое-то время молчал.
– А ты что-то сделал?
– Нет. Но что мне надо сделать, чтобы врезал? Ударить первым? Но ты тогда не злись!
– Руки чешутся подраться, или чë? – будто бы уже пытаясь подготовиться заранее, Куко мнëт своë плечо, улыбаясь ехидно и куда менее сонно. И Джиро, подумав, кивает:
– Чешутся. Куко, если я тебя хорошенько изобью...
«Ты будешь меня уважать»? «Ты сможешь разглядеть во мне кого-то достойного настолько же, как и аники»? «Ты признаешь меня»?
Даже в голове звучало слишком тупо.
– То чë? Я ж отвечу, и потом на сломанные руки не жалуйся, – вполне серьëзно отвечает Куко. Будто бы – догадался. Или и сам по дракам соскучился? И Джиро кивает:
– Не буду. Значит, драться будем совсем по-настоящему?
– Если и драться, то только по-настоящему! Я иначе не умею, поддаваться и сбавлять силу в храме не научили. Ну, так врежешь мне?
Последнее – почти кричит, уже совсем точно и широко улыбаясь. Джиро мотает головой.
Будет куда проще, если Куко врежет ему! Тогда не будет так страшно ударить в ответ. Тогда это как будто бы и не что-то плохое и неправильное. И Куко, услышав его, неспешно подходит ближе, разминая запястье.
Побояться врезать – это ведь тоже страх? Разве Джиро тут не для того, чтобы доказать, что достаточно смелый и достаточно сильный, чтобы соответствовать – не только партнёру, в первую очередь – другу, в первую очередь – тем людям, которые становились его друзьями?
А Ичиро – он врезал бы?
Эта мысль бьëт и, наверное, пугает – а оттого куда быстрее злит, чем внушает страх – так сильно, что внутри что-то щёлкает, взлетает на воздух, и тело становится куда легче, когда Джиро в два прыжка оказывается ближе и широко замахивается кулаком, едва успевая разглядеть чужие широко распахнутые глаза, весело горящие чем-то ярким изнутри.
***
***
– И кто победил? – наконец, нарушает тишину Джиро, придерживая онемевшую руку, пытаясь сосредоточиться на ощущениях в теле; ощущались только ноющие мышцы – и этого казалось более чем достаточно.
– Не знаю. Мы оба? – хмыкает Куко, ложась прямо на асфальт, совсем рядом с колонной, на которую спиной упирается Джиро. «Мы оба». Хороший ответ. А правильный ли?
– А кто победил тогда? – как бы невзначай спрашивает Джиро. Но с Куко это не сработает: он тут же приоткрывает глаз, вглядываясь в чужое лицо внимательно.
– Не скажу.
– Ээ? Это ещё почему?!
– А чтоб не начинал потом! Какая тебе разница, кто победил?! У нас – победили оба! И всё. Конец истории.
«У нас». Джиро хочется думать, что, разглядывая собственные искалеченные ладони, он понимает что-то особенное. Но, на самом деле, что именно он понимает, ему совсем пока что не ясно. А потому, подождав немного, он только слабо улыбается.
– ... Так и сказал бы, что продул.
– Чё?! Ты настолько в меня не веришь?!
– Если б не продул, сказал бы! А раз молчишь – продул. Не хочешь говорить.
– Нихуя подобного! Ты меня на понт не возьмёшь, всё равно не скажу! Есть вопросы, на которые даже Будда не отвечал – и меня ты говоришь не заставишь! Хочешь думать, что твой парень лошара – хуй с тобой.
Обиделся? Куко больше не смотрит, прикрыв глаза – не понять.
– А вот я аники до сих пор продуваю, – зачем-то говорит Джиро, отводя взгляд; захотелось – вот и говорит; за то общение с Куко и ценит. Если в голове появилась мысль, а тебе её сказать страшно, то разве это за отношения можно считать?
– Рад за тебя, – широко зевает Куко, только поудобнее укладывая затылок на запрокинутые ладони. Которые, должно быть, болят неимоверно.
– Ну, правда не в рукопашке. Но я обязательно смогу его победить!
– Не сомневаюсь, Джиро. Ты ж тренируешься.
И Джиро тоже прикрывает глаза. Как затишье перед бурей, только наоборот – подготовка к хорошей драке чем-то похожа на отдых после неё, но будто бы наизнанку вывернутая. И отдыхаешь ты для того, чтобы приступить снова. Не обязательно к драке. Но к чему-то не менее важному и полезному. И сейчас рядом был не самый полезный, но точно самый важный – и Джиро остаётся только пододвинуться поближе к голове Куко.
– Ну, ладно... Тогда буду считать: в нашей драке – победил ты.
Куко снова показывает свои глаза – два янтаря на избитом взбухшем лице, за которыми всё так же, как и всегда, горит что-то бесконечное и яркое. И ни одна драка не заставит их потухнуть, пусть даже и с истинным микрофоном; а, может, наоборот, каждая драка заставляет их гореть немного больше?
– Но меня такой результат не устраивает, – только сейчас Джиро замечает, как близко к этим горящим янтарям наклонился, как строго и одновременно спокойно звучит самый важный голос. И ответить надо так же.
– Так если победили мы с тобой, оба – то ведь ты тоже победил? И я победил. Но и ты победил!
Сказать это самым что ни на есть уверенным тоном – тоже маленькая победа; Куко хмыкает, улыбается одобрительно, раскрывает глаза немного шире.
– На глазах тренируешься. Знаешь? Скоро и до «аники» дорастёшь.
А внутри что-то щёлкает, что-то неприятно кружит и глубоко ныряет, вместе со всплеском оставляя на поверхности круги. По которым, наверное, и понять что-то можно – было бы желание.
– Ну уж. Лучше до тебя расти буду! – сообщает Джиро шёпотом и с глубоким ощущением ответственности, наклоняясь пониже и мягко целуя в покалеченную щёку.
– ... Может, я и поторопился. Расти тебе и расти... – слепо трактует Куко в ответ по собственным кругам, зарываясь ладонью в чужие волосы, и, только вглядываясь в колтуны, кусок моста над ними и закрывающую остальное мочку уха, негромко смеётся:
– И мне, кажется, тоже.
***
Это кажется самым точным ответом на так и незаданные вопросы, которому Джиро очень хочет верить.