P.S.

— Красивая песня, кстати, — сонно пробормотал кок куда-то в подмышку Зоро. — Надо будет попросить Брука… а-ах, спеть еще раз.

— Ммм, — Зоро нахмурился, вспоминая концерт. — Какая песня?

Кок замер, кажется, даже дыхание затаил, и неожиданно поднялся, — навис над Зоро, опираясь на руку. Тот недовольно открыл глаз. Кок выглядел… раздосадованным?

— О, да пошел ты, Маримо, — несколько секунд спустя выплюнул он и, резко отвернувшись, перелег к Зоро спиной.

Зоро растерянно поднял брови:

— Да что я сделал-то?

P.P.S.

— Это сработало? — задорный голос Нами разрывает шум толпы, и Робин салютует ей бокалом.

— Это сработало.

Робин проследила за убежавшими мальчишками, чтобы проконтролировать, что все пройдет по плану; к счастью, Зоро, хоть никогда и не был мастером в том, что касалось эмоций, обладал хорошо развитой интуицией и очаровательным пониманием во всем, что касалось его извечного соперника. Как только Санжи-кун ответил на притязания, глаз Робин закрылся: она доверяла и знала их достаточно, чтобы понимать, — после сделанных друг другу навстречу первых шагов, их шансы провалиться в ухаживаниях свелись к ничтожному минимуму.

Нами издает радостный крик и выбрасывает вверх победно сжатый кулак:

— Наконец-то, черт подери! Знали бы вы, как мне надоело выслушивать, какой паршивый у нас старпом.

Робин негромко смеется.

— Мы также должны поблагодарить и вас, Брук. Песня была воистину… волшебной, — она мягко улыбается сидящему рядом скелету.

— Йо-хо-хо, любой каприз, моя дорогая Робин! — энергично восклицает тот. — Нет большей радости для музыканта, чем создать атмосферу для воссоединения двух столь любящих сердец!

Он ненадолго замолкает, будто бы в задумчивости склонив голову, и щелкает челюстью:

— Впрочем, если вы настаиваете в том, что вы мне теперь обязаны, — вкрадчиво начинает Брук, делает короткую паузу, явно наслаждаясь возможностью проигнорировать громкое "Нет!" Нами, и заканчивает мысль, более чем ожидаемо, — вы могли бы в награду показать мне свои трусики.

Нами что-то ворчит под нос, неслышное за гомоном толпы, и, резко развернувшись, уходит по своим делам. Робин прячет улыбку за краем бокала:

— Боюсь, это не представляется возможным, друг мой. Но у меня есть трусы Фрэнки, хотите посмотреть их?

— Очень щедро, но я воздержусь.

P.P.P.S.

Санжи лежит, прикрыв глаза, и едва не мурчит от удовольствия посторгазменной неги. В груди теплеет, как от сигаретного дыма в морозный зимний вечер, чувство, которому он хоть и не готов дать имя, но, со всей определенностью, готов наслаждаться им — здесь и сейчас, сегодня, завтра, возможно, всю жизнь. Санжи готов поклясться, что с ним никогда не происходило ничего и вполовину такого… нежного, мягкого, романтичного, как эскапада этого чертового восхитительного скрытого романтика со мхом на голове. Образ Зоро всегда был так далек от этого: от легких прикосновений, жарких объятий, любящего взгляда, — но Санжи как никогда рад ошибаться в своей оценке. Губы изгибаются в улыбке, а в груди зарождается с трудом подавляемое глупое хихиканье.

Тем не менее, Зоро был именно таким: и нежным, и любящим, и романтичным; был тем, кто готов сумасбродно вытащить его, Санжи, из окружения прекрасными меллорин, только ради того, чтобы признаться в своих чувствах — так, как умеет. Действиями, поцелуями, неожиданной, но оттого не менее приятной благодарностью. Именем, впервые слетевшим с красных губ. И — восхитительной песней на фоне.

Санжи жмурится, смакуя воспоминания о сильном голосе Брука, сопровождающем каждое действие, движение, — каждую эмоцию. Песня ложилась на сцену так идеально, будто была создана для нее, от первого слова, когда неожиданно ворвавшийся в его вечер маримо захватил безраздельное внимание Санжи, до последних нот, отпечатавшихся нетерпеливым горячим дыханием на шее.

Действительно идеально… настолько, что подозрительно.

Была ли она случайна?

Санжи зарывается в грудь Зоро, пряча запылавшее от неожиданной идеи лицо. Что если… Ладно, еще несколько часов назад Санжи бы счел даже саму мысль об этом невероятно глупой, но, что если… это не было совпадением? Зоро появился с первыми нотами, если Санжи помнит правильно, и все его действия… Он будто заранее знал, на какую эмоцию будет давить текст; оседлал эту песню с профессионализмом заядлого музыканта, — и нет, Санжи, разумеется, не думает, будто Зоро мог написать ее сам, но… он мог попросить Брука. Подготовиться, подловить нужный момент, расставить ловушку для глупого сердца Санжи, чтобы раз и навсегда завладеть им.

Санжи кричит глубоко внутри себя, а на сердце так горячо-горячо, что он бы осыпал поцелуями это глупое маримо, каждый сантиметр его лица, лишь бы тот понял, насколько Санжи на самом деле ценит его внимание и основательность, и тщательность к деталям.

Санжи клянется себе, что пронесет память об этом вечере через всю свою жизнь, лелея ее, как волшебное, абсолютно необходимое как воздух чувство, что его любят так сильно. Что его ценят так сильно. Что ради него даже такой, казалось бы, бесчувственный чурбан Зоро готов поступиться своей вечной серьезностью, и обставить их первый поцелуй так, что они будут вспоминать его с улыбкой, держась за руки, когда доживут до тех лет, когда кроме памяти иных развлечений и не останется.

— Красивая песня, кстати, — как будто бы невзначай говорит Санжи, прекрасно понимая, что иную похвалу Зоро не примет. — Надо будет попросить Брука… а-ах, спеть еще раз.

Приступ зевоты немного смазывает впечатление от комплимента, но Санжи обязательно компенс…

— Ммм. Какая песня?

…ирует. Что, простите?

Cанжи, должно быть, ослышался.

Он рывком поднимается на локте, написает на Зоро и смотрит на его лицо, ища малейшие признаки лукавства. Но — нет, в лице гребаного ублюдка нет ни удовлетворения собой, ни иронии, и, самое главное, нет ни грамма понимания о чем Санжи ведет речь.

Этот… этот…

Разочарование обрушивается на голову как кулаки разозленной Нами-сан. Санжи чувствует себя таким непроходимым идиотом, что самому от себя становится смешно.

А Зоро все так же недоуменно лупит на него свой глаз, всем видом будто вопрошая, какого черта ему мешают спать.

— О, да пошел ты, Маримо, — выплевывает Санжи, разворачивается, чтобы не видеть больше этого тупого лица, и укладывается, раздраженно взбивая подушку кулаком.

Чтоб он еще хоть раз поверил в этого ублюдка! Хоть один единственный раз!

— Да что я сделал-то?

Санжи клянется, что завтра же пошлет ублюдка до скончания времен трахаться со своей рукой. Прямо сейчас… он послал бы, но слишком уж сонный для того, чтобы гордо уйти, хлопнув дверью.

Но утром — точно пошлет.

ZoSan Collection

Оглавление