Из потерянного и никогда не найденного в глубокой пещере дневника, испорченного за годы влажностью настолько, что порядкового номера на обложке не сохранилось вовсе, а от имени на форзаце остались только четыре буквы: «е», «л», «Р», «т».
...В начале было слово, и слово было Любовь. Её Любовь, не чья-то иная, пустая, ложная, праздная, праздная, праздная! Её Любовь теплее, чем тысяча полуденных солнц и тысяча пожирающих мир пожаров, чище, чем озёрная гладь и слезинка дитя, необъятней, чем мир от края до края и последняя секунда пред смертью. Будьте усердны, и Её Любовь вам воздастся; не будьте ленивы, ибо Она отвернётся от вас, и жизнь ваша будет тленна и тщетна, и в тысячу тысяч лет вам не познать больше счастья.
О, Ведьма, обрати же ты внимание на прилежание раба Своего, написавшего эти строки своей кровью на своей коже. О, Ведьма, моя молитва к тебе громче всех, моя жертва тебе тяжелее прочих. О, Ведьма...
***
Из дневника под номером «298» и с подписью «Собственность архиепископа и главы умеренной фракции Церкви Ведьмы Петельгейзе Романе-Конти», в дорожном сундуке аккуратно уложенного в самый низ стопки книг.
...Боюсь, урожай в этом году окажется скудным. Слишком дождливое Зелёное Солнце: источники воды в пределах досягаемости скудны, а почва и без того малоплодородна. Всё-таки какое неудачное место! Я, разумеется, распорядился Пальцам прислать сорок мешков удобрений, но, боюсь, этого и близко недостаточно. Придётся распорядиться ещё и о провизии — как бы не пришлось брать из церковных запасов! В последние годы расходы всё растут (один ладан во сколько обходится!), а пожертвования иссекают. Следует, на мой взгляд, отметить для исторической справедливости: за всю свою немалую жизнь я редко заставал столь негодных королей, как текущей правитель Лугуники. Исключительный идиот!
Но я отвлекаюсь и нижайше прошу за это прощения. Что меня в самом деле беспокоит, так это повышенное внимание ко мне со стороны главы радикальной фракции. Его неприязнь к моей личности хорошо мне известна, но до недавних пор меня это не тревожило: дурно злословить на людей за их спинами, но, право, я сомневаюсь в том, что архиепископу Корниасу приятно хоть чьё-то общество. Однако же в обычное время его внимания удостаиваются лишь те, кто находятся в его поле зрения — пропав из него, они покидают и его разум (пожалуй, в некотором роде это можно назвать отходчивостью?); теперь же до меня доходят слухи, что за моей спиной глава не преминет возможности ввернуть меня в разговор, и совсем не в хвалебном духе! Совсем нехорошо. Чем-то, должно быть, я уязвил его — что странно, поскольку и несогласий с ним в последнее десятилетие по большему, чем сущие мелочи, я не припомню. (Впрочем, справедливости ради, он молод: в своё первое столетие я и себя помню особенно чувствительным.) Не думаю, что он озадачится тем, чтобы сверять записи церковных расходов: к бумажной работе я, признаться, его интереса также не замечал. Но исчезновение крупного числа овощей с церковных огородов без прибавления в нашей казне, конечно, даже для него не пройдёт незамеченным. Мне следует проявить особенную осторожность, если я не хочу, чтобы он самолично явился в лес, требуя объяснений (с него бы, прошу прощения, сталось).
Но как же мне сочетать осторожность с моим долгом, позвольте? Разве могу я оставить голодать целую деревню? Как бы после этого мне удалось взглянуть в глаза Фортуне-сама? Самое наихудшее ведь, что она бы сказала, что понимает — и не покривила бы душой. Она столь ответственна, столь осторожна, столь благоразумна, что, несомненно, обмолвись я хоть словом о моих терзаниях, она бы немедленно сказала бы мне и не думать о перевозе подспорья с провизией. Риски она понимает лучше, чем кто-либо другой... но и это не заставило очерстветь её сердце. Многие бы на её месте отгородились от чувств каменной стеной — но только не она. Поняв шаткость моего положения, она бы, бесспорно, не осудила меня не капли — но как же огорчена, как опечалена бы она была за судьбу своих товарищей! От одного вида этого горя на её лице моё сердце разбилось бы на тысячи кусочков... нет, я решительно не могу этого допустить. О, Фортуна-сама...
***
Из обрывков бумаги, из которых угадать письмо смог бы лишь самый настойчивый и зоркий. Такой рассказал бы: сперва это письмо смяли и выбросили, затем, не утерпев, развернули и прочитали жадно и несколько раз, затем же, наконец, разорвали на мельчайшие клочки в ярости.
Многоуважаемый Архиепископ Жадности, Глава Радикальной Фракции Культа Ведьмы, Корниас-сама!
От моего внимания не избёг факт того, что в последние месяцы я впал в Вашу особенную немилость. Пишу я это не с той целью, чтобы опротиветь вам ещё больше: я понимаю, разумеется, что Вам не предоставили выбора в том, кто будет Вашим коллегой, и Вы полностью в своём праве не испытывать ко мне симпатий. В качестве Вашей работы у меня нет никаких сомнений, и я бы не посмел подвергать сомнению то, что Ваши мнения не скажутся на Вашей, бесспорно, плодотворной деятельности: я, разумеется, в состоянии отложить нашу разницу во взглядах на неё ради признания этого факта.
Однако же я хотел бы предоставить Вам возможность выговориться. Я понимаю, какое оскорбления я нанёс Вам, не предоставив вам возможность реализации Вашего права изложить все Ваши обиды мне в лицо. Я не прошу извинений, разумеется: я понимаю, какое бремя это накладывает на человека, и я бы не посмел поступить с Вами так бесстыдно. Я всего лишь хочу предоставить Вам возможность изложить мне причины Вашего недовольства мной, на что у Вас есть полное право.
Я знаю, что Вы не любите письма, поскольку они подразумевают обязательство написать ответ, и уверяю, что вы не обязаны этого делать. Также (поверьте, я понимаю, что Вы не обязаны следить за моими делами) я должен уведомить, что в данный момент я в длительной командировке по церковным обязательствам на юго-западе Волакии, в окрестностях Гларазии, и, поскольку Вы заняты сейчас своими, безусловно, неотложными делами в Этернии, я боюсь, встретиться лично нам не удастся. Возможно, Вы предпочтёте разговор по зеркалам? Я знаю, что Вы предпочитаете быть уведомлённым о таком за три дня вперёд, поэтому, возможно, Вы сочтёте благоразумным позвонить мне спустя три дня после получения этого письма? Я на связи в любое время суток, так что вы вправе выбрать любое время, которое вам заблагорассудиться.
Надеюсь облегчить Ваши душевные муки,
Петельгейзе Романе-Конти.
***
Из вырванной страницы, исписанной неровным почерком.
...никогда мне не привыкнуть к этому всё же. Ребячество это, конечно, и в моём почтенном возрасте должно быть уш уже постыдно, но, о, как же я не могу терпеть это! Так всякий раз с новым телом: оно как одежда слегка не по размеру, давящая, колкая и требующая разноски и привычки. Помнится, шила нам плащи одна портниха... нет, пожалуй, это хуже. Совершенно точно хуже! Чувствуешь, как тебя сдавливают мышцы, сосуды впиваются, а кости и вовсе втыкаются туда, куда и говорить (писать, о-о, уж позвольте) неприлично! Пальцы всякий раз деревянные, вот пишу и это и думаю, не вывихнул ли чего? А ведь случалось, да (см. дневник №253). А волосы! Каждый раз по новой к звуку их роста привыкать ещё куда ни шло, но к тому, как они в этот раз будут кожи касаться — и не при предг предугадаешь ведь!
И у этого тела волосы длинные ведь. Не сказать, что наидлиннейшие из всех, что были, правда: позапрошлое тело (женского рода, см. дневники №204-252 включительно) имело длины почти до пояса, что, на мой взгляд, было чрезвычайно непрактичным. Фортуна-сама тоже, между прочим. Смотрела она них всегда так... Она ведь очень отвт отстве отвеветст практичной натуры. Она даже однажды мне предложила заплести их. Я тогда согласился, конечно: занят я не был (так, церковные пустяки) и торопиться мне было некуда (были некоторые дела, конечно, но срочности в них не было) , утро спокойным выдалось (не считая некоторых досадных мелочей). Заплела она мне косу — заняло это больше времени, чем мне представлялось. Ни в коем случае не жалуюсь: это было весьма познавательно проведённое время, и Фортуна надо сказать, очень прият на самом деле, мне бы хотелось, чтобы оно продлилось не уверен, как описать, но удивительно, но под конец мы почти не говорили, но при этом и её пальцы если подумать, с этой длиной я, возможно, мог бы
Оставшаяся часть страницы залита чернилами. Должно быть, причиной этому стало неуклюжее — а может, нервозное — движение.
***
Из письма, спрятанного вместе с прочими в ящичке комода под надушенными лавандой платками — в избыточном количестве. Кто-то, запихнувший туда их нервозно, так, что ящичек закрывался едва-едва, должно быть, понимал разумом, что надёжнее будет избавиться от писем совсем — но всё-таки не мог на это решиться.
...Надеюсь, я не утомил вас этими подсчётами, а если утомил, то извиняюсь чистосердечно. Меня самого они утомляют. По непонятной мне причине мои сотоварищи предполагают, что в моём возрасте бухгалтерия — это нечто навроде естественного и приятного хобби, в которой моя рука набита, но я вам скажу по секрету: уже после первой сотни лет от одного взгляда на числа хочется запереться в исповедальне и каяться во всех грехах, что только вспомнятся, пока мою душу не заберут в мир иной, подальше от этих постылых бумажек.
Но не будем о дурном больше, и простите, если утомил излишними жалобами. Спешу вас и обрадовать: уладив все дела в столице, я намереваюсь немедленно выдвинуться к вам. Предположу, что прибуду в начале следующего месяца. Непременно привезу всё вышеоговоренное (подчеркну вновь, что вам не о чем беспокоиться: право же, я осмелюсь предположить, что за свою жизнь научился ладить и не с такими смутьянами!).
Также я позволю себе робкую надежду, что мне удастся украсть вас от работы хоть ненадолго. Надеюсь, это не звучит Я Вы Признаться, мне недостаёт вашего общества. Порой я ловлю себя на мысли, что мне не хватает вашего взгляда на вещи (порой я даже представляю, что ох, слова всё ещё видно, я очень извиняюсь. Ну вот, полагаю, теперь я кажусь вам глупым, так что, наверное, мне следует закончить: порой я даже представляю, что вы стоите рядом со мной и даете советы — знаете, на слишком уж напряжённых собраниях и прочем. Ха-ха! Смешно, правда? Надеюсь, вы не сочтёте меня дураком за это. Я)
Что ж, с удовольствием расписал бы вам подробнее о том, как проходят здесь дела, но, боюсь, мне уже пора бежать! Работа не ждёт, знаете. Я слышу, как Кляйн зовёт меня с улицы — наверняка обнаружили, что забыли что-то на прошлой стоянке! Опять! Вот видите, как не хватает нам ответственного рассудка!
(P.S. Хотел ещё сказать, что не далее как неделю назад обнаружил здесь, в столице совершенно очаровательную кондитерскую лавку. На витринах они выставляют свежие букеты цветов — очень красиво. Такой творческий подход к торговле и такие замечательные пирожные! У меня нет сомнений в том, что вы бы оценили! Я постараюсь найти способ сохранить несколько к моему приезду, но, увы, боюсь, что слов моих (и бумаги) не хватит, чтобы передать атмосферу места. В такие моменты мне особенно жаль, что Однако я постараюсь рассказать вам всё как можно подробнее при личной встрече!
Всегда к вашим услугам,
Петельгейзе.
***
Из списка с простым заголовком «Купить: », вложенного между страниц книги закладкой.
...Соль — 2 мешка
Масло — 30 бидонов (ХвХ)
Хлеб — 65 батонов ржаного, 120 пшеничного (ХвХ)
Пряжа — 10 клубков, разного цвета
Игрушка детская — 1? шт. кукла? Ф. упоминала: нравятся принцессы.
Шляпа — 1 шт. тканевая, из той лавки, взять с розой бантом розой бантом??? решить
*ХвХ - хранить в холоде. Не забыть напомнить!
***
Из дневника под номером «299», вмёрзшего в высокий сугроб.
...Я не знаю, как описать это иными словами. Я счастлив так, как никогда не был. Спасение для такого, как я, всё же было; об этом я не мог и помыслить — сейчас не могу и представить, как выразить свою благодарность.
О, я знаю, что прошу о невозможном, что эта просьба грешна и глупа; но прошу, дай им и мне счастливого и безбедного пути в жизни. О...
***
Из записки, улетевшей со стола в угол комнаты с порывом метели.
Да, конечно, сейчас подойду! Передайте Эмилии-сама, чтобы она не капризничала в ожидании: за ней ведь следит строгая кошечка!
На обороте записки теми же чернилами изображена кошка в тёмных одеждах и с нахмуренной мордочкой. Её нарисовали с большим старанием.
***
Из чёрной тетради, на обложке которой коряво нацарапано «Дневник» без номера и имени.
...Любовь Её милостива. Не испрашивайте Её о пустом, не вопрошайте зря Её, не требуйте, не простите, ибо, ибо, ибо, ибо, ибо, ибо это есть смертный грех, ибо есть это страшнейший грех, ибо Любовь Её жестока. Любовь Её милостива. Какоечислосегодня. Зелёное Солнце. Зелёное Солнце, прислужнику Её непростительно потерять счёт времени, ведь время — драгоценный труд во славу её Её. Зелёное Солнце сейчас, Зелёное Солнце вчера, Зелёное Солнце завтра, но отчего мне мнится Синее Солнце. Обманут рассудком. Еретичен рассудок так не пойдёт так не пойдёт так не пойдёёёёёёёёёёёт это тело гниёт. Это тело лениво оно гниёт и разлагается оно непригодно оно неприлежно оно праздно оно лениво. Кровь гниёт под пальцами под моими ногтями я её чувствую я чувствую как она стоит под ногтями я чувствую её зловоние я не вижу её я не могу увидеть. Чья она. Чья она чья она чья она. Любовь Её милостива. Любовь Её презренна к лени, презренна к халатности, презренна к унынию. Любовь Её не терпит измены. Имя. Не её имя оно неважно. Грешник. Грешник грешник грешник ггггггггггррррррррррреееееееееееешшшшшшшшшшшшнннннннннннииииииииииииккккккккккк. Рассудок грешен. Кровь в моей голове. Она течёт из глаз она течёт из ушей она внутри она ленива она бултыхается о колышется и мой мозг плавает в ней мой мозг трепещет. Тело лениво. Любовь Её милостива. Мозг трепещет. Любовь её милостива. Любовь Её милостива. Обудьжестокасомнойoнакажименязамоигрехи. Будьте верны и будете же спасены Любовью Её. Любовь Её милостива. Милостива Любовь Её. Любовь Её милостива. Любовь Её милостива. Любовь Её милостива. Любовь Её милостива. Любовь Её милостива. Любовь Её милостива. Любовь Её милостива. Любовь Её милостива. Трепещет. Любовь Её милостива. Любовь Её милостива. Любовьлостива. Любовь Её милостива. Любовь Её милостива. Любовь Её милостива. Любовь Её милостива...
***
Из списка покупок, хранимого культистами бережно, словно священные писания: таков, должно быть, завет их лидера о прилежности.
...И лак красный, краснее свежей крови дикого волка из наидревнейшего леса, и ни оттенком светлее, ни оттенком темнее, и попомните моё слово, я проверю! То есть испытание вашего прилежания, вашей верности пустяку, которую вам надобно будет затем приложить к великому, и ежели вы не справитесь даже с этим, то на что вы годны? И учти слова мои, Альфонс, если ты и в сей раз поцарапаешь флакон, то будет истинным свидетельством того, что Она завещала: не нужны тебе руки твои, ибо использовать можешь ты их лишь на праздность! 1 шт.
***
Из письма, адресатом никогда не прочитанного: по его собственному распоряжению все письма от этого отправителя при получении должны быть выброшены.
...Позор, да-а, позор, срам, бесчестье! Право, мне удивительно, что такой глупец, такой слепец, такой грешник, до сих пор держится в своей позиции! Ваша дерзость, Ваша леность не знает, и о-о, Вы будете за это жестоко покараны, покараны ею, не мною, уж попомните моё слово, когда наступит день расплаты! Как хватает Вам совести считать себя верным приверженцем, да ещё и одним из лучшим, когда вся работа ложится на мои плечи! Ленивец и бестолочь! Бросить работу на полпути, выполнить спустя рукава, не отдать нужных почестей! И Вы, вы, вы, вы, вы, вы смеете вдобавок называть себя познавшим истинную сущность любви? Лжец! Лжец! Лжец! Лжец! Лжец, еретик, отступник, пустосвят, кровопийцааааааааааааааеретик, еретик, еретик!..
***
Из письма, облизанного и сочтённого невкусным.
...одно лишь поощрение низменным удовольствиям, позывам (подумать смешно, нелепо, омерзительно, жутко, грешно, грешно!) бренного тела, никакого почтения к старшим...
***
Из письма, запихнутого в глотку крысе, несколько минут назад бывшей случайным прохожим.
...понимание Любви низко и ущербно, движимо неотринутыми мирскими обидами, и детские игры ваши убеждению не помогают и бросают на Церковь тень своей еретичностью...
***
Из истрёпанного письма, хранимого трепетно на самодельном алтаре в стопке прочих бумаг, между коробкой с ногтями и обрывком плаща.
Извольте.
***
Из дневника, уничтоженного огнём почти целиком.
...все безнадёжны, все пустоголовы, все неверны! Лишь я один помню значение веры! Оно и к лучшему. Оно и к лучшему. Оно и к лучшему. Её Любовь будет моей лишь. Её самого верного слуги, Её самого преданного верующего, Её раба, отдавшего Ей душу, отдавшего Ей всего себя, выбравшего единственно верный путь служения Ей.
Порой мне представляется Её явление: она — предо мной, но что-то в том не так, неверно, пусто. Тогда мне кажется, что я забыл о чём-то.
О, отбрось же все мысли греховные, лукавые, нечистые, да направь же всю Любовь свою Ей; последний же враг истребится — лень.