Тяжелый, холодный дождь шел уже много дней. Казалось, тучи следовали за караваном с самого севера. Вереница из тридцати повозок добралась до притока Флеанн, вот-вот впереди должна была показаться гладь Нерр. А капли все падали и падали с неба, густо, дурманяще-мерно. Тюки, дерево повозок и шерсть ракн пропитались водой настолько, что бедные животные едва переставляли лапы. Керины волосы, скрученные в узел под затылком, тоже набрались влаги; отросшие, они весили, казалось, целый стокарь. 

— Хороший ручеек, — Ретт, ехавший с другой стороны воза, указал на густой подлесок. — Наверняка даглуны повылезли на дождь-то!

Кера издала неопределенный звук. Говорить не хотелось: даже при наличии капюшона стоило открыть рот, как там тут же оказывались холодные безвкусные капли. Ягодка под седлом нервно фыркнула, тоже недовольная погодой.

— Так что, когда привал объявят пойдем, наловим? Свеженького пожарим. А, Морна?

— Заткнись. Звук пропустишь — получишь стрелу. Как раз в овраге и засели бы, — она подчеркнуто похожим жестом указала в ту же сторону.

Ретт рассмеялся:

— В такую погоду и разбойники по пещерам сидят, у костра греются!

Но потом все же умолк и стал посматривать вокруг. Так-то лучше. 

У Ретта были глаза почти ненормального блекло-серого цвета с черным ободком. Парень был молоденьким, не особо умным, но крепким и ловким, а еще смотрел Кере в рот и совсем ни в чем ей не перечил. Но если бы Ретта убила та несуществующая разбойничья стрела — в душе ничего бы не пошевелилось.

Кера поправила на поясе меч — слишком тяжелый и непривычно изогнутый. Но сойдет и такой. Меч достался от умершего охранника — тот подхватил какую-то хворь и сгорел за три дня. Караванщик искал замену. Кера подошла к нему в трактире, предложила свои услуги. Платили куда больше, чем она получала за подобную работу когда-то давно… Все же приличная одежда и добрая породистая ракна много значат в глазах людей.

Лишних денег не бывает — а ехать Кере было все равно в ту же сторону, так почему бы не подзаработать? Тем более, неизвестно, что ждет ее в Герлионе. Вряд ли Наместница пришла в восторг от Кериного внезапного самоуправства. А значит, готовиться надо к любому исходу. И запастись средствами. Она старалась не загадывать дальше. Заранее себя растравить — так, пожалуй, и высохнешь от переживаний, и внимательность растеряешь, тут тебя и возьмут за гузно. Хотя мысли все равно пролезали вовнутрь липкими щупальцами, особенно во время ночных вахт, когда вокруг никого, только ты да лупоглазые луны.

Когда Ретт приполз к ее одеялу в первый раз, Кера ничего не почувствовала. Ни страха, ни брезгливости, ни гнева. Синяк под глазом она, конечно, поставила, но больше для порядка. А на следующий раз не противилась чужим жадным, неумелым, но горячим рукам. Игры друг у друга в портках хорошо рассеивают мелкие тревоги. А от крупных можно спрятаться на время, как грызун от хищника. Притвориться мертвым, авось не заметят. 

Караван не дошел до Герлиона — рассыпался в городке поменьше, чтобы не платить дополнительные пошлины за крупный груз. Кера решила пока не продавать Ягодку, хотя караванщик предлагал. Но получила плату за работу и вернула чужой меч.

Но сразу во дворец все-таки не пошла. Сначала нужно было отдохнуть, сменить походную одежду на более приличную, послушать, что говорят в городе. Подождать. Возможно, Кера просрала все, заработанное таким трудом. Но знала, что не могла бы поступить иначе. Маленький Элу Экор в безопасности, спрятан от всех и вся, никто — ни свои, ни чужие — не смогут дотянуться до него когтями. Всему на свете есть цена, и Кера готова заплатить еще, если прежней — поистине непомерной — платы оказалось недостаточно.

Слуга разжигал очаг в комнате, на воротнике тускло поблескивала бисерная полоска-оберег, аккуратно разделенная на две части. Небось, мамка сшила давным-давно, а шея-то выросла. Кера сидела у окна, бездумно прочесывая пальцами волосы. Слуга возился долго, поленившись прежде вычистить золу, то и дело ронял угольки на пол и, воровато оглядываясь, заталкивал их обратно в холодный каменный зев. Потом бряцал дровами, шуршал растопкой, вздыхал, ожидая, пока возьмется… Кера перевела взгляд в окно, за которым было светлее, чем в комнате, несмотря на то, что за окном давно спустился вечер. Герлион трепетал мириадами огоньков, словно горсть огненного бисера в ладони. Непривычно после стольких черночей, когда во тьме светили лишь звезды да костры.

Слуга буркнул что-то — очевидно, вежливое прощание с госпожой — и ушел. Криво и косо сложенные поленья вот-вот должны были обрушиться на робко тлеющий огонек растопки, в комнату подтекали серые дымки. Кера закрыла глаза и стала слушать как на улице цокают по мостовой когти ракн, где-то ругают отчаянно ревущее дитя, звонко хохочут голоса молодых гуляк… Ни одному божеству доподлинно неизвестно, что случится завтра, да что там завтра: даже через дох. Никто не может сказать, какой Бездны происходило вчера — у каждого будет иной взгляд, мир постоянно распадается на тысячи слоев и видений, яркие бусинки-воспоминания падают с оборванных нитей и катятся, пока не исчезают во тьме.

Нужно было встать и идти дальше. Поправить дрова, чтобы не случилось пожара, ведь кое-кто лентяй косорукий. Сообразить план хотя бы на ближайшую черночь. Желательно два. Противиться течению, затягивающему вниз, на дно. Потому что иначе нельзя — просто нельзя — да и все.

Утро выдалось наконец-то солнечным, небо очистилось от вязких туч. Кера подошла к западной двери дворца, скрытой среди узких переулков прачечных. Дверью пользовались немногие избранные, и конечно, стража знала их в лицо. Кера постучала, маленький глазок открылся и закрылся. И настала тишина. Кера послушала, как вдали перекликаются озерные чайки, развернулась и пошла вдоль берега.

Мимо прогрохотала повозка, колесо подскочило на выступающем камне, по мостовой поскакали сероватые недозрелые дигомы. Кера наклонилась, подняла одну, обтерла о штаны и откусила прямо с кожурой, не ощущая кислого вкуса. Вторую сунула в карман. Запас лишним не бывает.

Позже, днем, Кера подошла к Западным воротам, беспрепятственно пересекла широкий двор, поднялась по лестнице. Во внутренней галерее стояли знакомые стражники. 

— Пропуск, — бесстрастно потребовал один, протянув руку ладонью вверх.

— Ты не узнал меня, Оммер? — попыталась улыбнуться Кера.

— Узнал, госпожа, — вздохнул стражник, потупив взгляд. — Но…

— Я понимаю, — перебила Кера. — Только… Как бы мне забрать свои вещи?

— Этого я не знаю. Может, напишете управителю? Пусть пришлют слугу какого.

— Так и сделаю.

Когда поздно ночью она вернулась в гостиницу, то увидела в своей комнате черный, слегка угловатый силуэт, сидящий за столом. Зажженные плошки и потрескивающий огонь в очаге множили тени по стенам.

— И долго ты собиралась скрываться? — Альран обернулся и посмотрел с укором.

Кера прошла мимо и плюхнулась на кровать, сцепив руки на коленях.

— Я не скрываюсь.

— Неужели? — маг с невеселой усмешкой налег локтями на стол. — Ты не взяла на себя труд сообщить, что вернулась. Даже Далии.

Кера отвела взгляд. Альран помолчал.

— Я случайно тебя нашел, так получилось: мне нужно проверять списки прибывших в город. Будет большой съезд магов, — он вздохнул, — ты многое пропустила. Лиут обижена, хоть я и говорил ей, что ты, несомненно, уехала по заданию, от тебя это не зависит. Я понимаю. Но она — нет. Все-таки свадьба бывает раз в жизни, — усмехнулся. — Тем более для Лиут это… 

— Свадьба? — тихо переспросила Кера.

— Да. И свадьба, и… похороны. — Кера снова опустила глаза. — Тебя не было, я думал… Хотя конечно, ты наверняка и сама переживала, что так вышло. Служба есть служба. Господина Экора погребли как эйна-ай — сожгли, а пепел развеяли над водой.

— Зачем в Герлион приезжают маги? — спросила Кера, чтобы прекратить этот невыносимый разговор.

Аль обязан был заткнуться, а лучше вообще уйти, не дурак же делиться внутренними делами волшебников с первой встречной.

Он устало потер лицо ладонями.

— Да все уже знают, тем более приближенные к Наместнику… Сейчас боевые, кто послабее, стали… в общем, если так пойдет дальше, то появится масса магов, которых не отрубали, но они все равно что… ты понимаешь. Это верная смерть в большинстве случаев, — и резким тоном добавил, словно продолжая спор с кем-то: — Что бы там ни утверждали некоторые для собственного успокоения! — после паузы снова заговорил: — У более сильных съехала вся система чар. Раньше любой мог — хоть разбуди его среди ночи — все сделать мгновенно и точно. А сейчас… мне вот приходится каждый раз тратить кучу лишней энергии и времени, прослеживать каждую нить, как будто я гребаный Рунделл Белобородый и заново изобретаю заклятья! Эффективность боевых подразделений упала катастрофически. — Альран жадно схватил стоявший на столе кувшин с водой, отхлебнул прямо из горлышка. — В Академиях бардак. Как учить молодых, когда все если не рассыпается, то меняется на глазах?

Кера молча смотрела на него, язык лежал во рту бруском сухого дерева. Было бы очень глупо вывалить на Аля, что она больше не компаньонка самой Наместницы, а… никто? Снова никто. С этих магов с их дурацкими правилами станется… Пойдет признаваться в преступлении разглашения чего не надо, и подставит спину под кошку. 

— Ты придешь на ужин? — спросил Аль. — Или завтрак, обед, хоть ночью — без разницы. Сенатор отлучился, пока мы одни хозяйничаем в резиденции, — он ухмыльнулся. — Далия сейчас у нас почти живет. Когда тебя ждать?

— Пока не знаю, — это был нечестный ответ, но после честного на выяснения отношений не хватило бы сил.

— Далия очень обрадуется, она без тебя тосковала, — Альран почесал в затылке, лицо на миг посерьезнело. — Ей сейчас и так нелегко… — А Лиут будет ругаться, но это она любя, ты же знаешь. Я ведь скажу, что виделся с тобой. В этой дыре, — он огляделся вокруг с нескрываемой брезгливостью. — Не стану спрашивать, почему ты тут. Но выбирайся поскорее. И приходи на ужин, — он встал и подмигнул. — У нас бывает весело!

— А что с Далией? — в душе шевельнулась тревога — нежеланная, порожденная еще более нежеланным чувством вины.

— Ну, — Аль смущенно потер подбородок, — лучше сама у нее спроси. В таких делах лишние обсуждения — все равно, что сплетни.

За время пути с Северного Округа в Герлион Кера старалась сохранить внутри бесчувствие, которое обосновалось в сердце после того, как сосновые леса Кристального Дола скрылись с глаз. Повязка на ране, понемногу превратившаяся в застывшую корку, могла защитить от повторного ранения. И всем теперь будет лучше без Керы, а ей — без них.

Кера и Далия ничего друг другу не должны. Далия тоскует? С чего бы? У нее есть ее дело, пациенты, остальные подруги — куда более успешные, более умные. А она… думала о Кере. Эта мысль иглой проткнула кокон безразличия насквозь. Вторая иголка — Альран… когда-то Кера спасла ему жизнь. Однако он отдал долг и мог бы не приходить. Не приглашать в гости. А Лиут — не обижаться, что Кера не пришла на ее свадьбу. Третья иголка. Обижаются только на тех, до кого есть дело. Заботы, обиды, разговоры — лишние телодвижения, лишние траты. И именно поэтому визит Альрана не получалось расценить иначе, как дружеский. Друг — это тот, кому не все равно. Не потому, что ты ему что-то должен или он — тебе. А просто потому, что вы друг у друга есть.

Кера недолго просидела в полутьме грязной шумной гостиной комнаты. Подхватила сумку и выбежала вон, вывела удивленную Ягодку, собравшуюся спать, из стойла и запрыгнула в седло. В гомонящей портовой суете, полной запахов мусора, пота и тины ехать быстро было невозможно. Но миновав тесные бедные кварталы, Кера ударила Ягодку пятками, посылая рысью. 

Она обнимала Далию одной рукой, а Лиут — другой, задыхаясь от стыда и облегчения. Как она могла думать о них так низко? И о себе. Кера ведь тоже скучала по ним, ужасно скучала. И разве кому-то из них важно, что Кера служила компаньонкой аж самой Ранельды Кеното? Они любили ее даже когда Кера была всего лишь уличной бродяжкой, едва умеющей читать. И сейчас, спустя столько лет, что бы ни случилось — они друзья. А друзья — это семья, которую выбрал сам.

После длинного объятия было все, обещанное Альраном: и гневные крики Лиут, и радостные всхлипывания Далии, и сам Альран, улыбающийся, довольный тем, что сумел приволочь упрямое, недостающее звено. 

Друзья сидели в тростниковых креслах на террасе, жаркое небо набухло оплывшими от зноя звездами, из сада поднималась горячая влага, оседала мелкими капельками на коже. Далия то прижималась к Кериному боку, то отодвигалась, невнятно бормоча о жуткой жаре. Все были скорее раздеты, чем одеты после купания в садовом пруду. Сенатор бы растерял последние волосы, если б узнал о бесстыдстве, творящемся в его доме. Но все чхать на это хотели — слишком душно, чтобы переживать о приличиях.

Альран, в едва наброшенном на плечи атласном халате, рассказывал о службе на юге.

— Стоишь себе, а к ногам сползается живой ковер. Золотянки — это бич степей. В начале жаро их какое-то бесконечное количество, выжигай — не выжигай, они откуда-то появляются снова. Проклятые кровососы. Не станешь ведь круглосуточно щиты держать! Поэтому, если видите человека, постоянно перебегающего с места на место, то не спешите записывать в сумасшедшие — вероятно, это солдат с юга!

— Надо бы добыть образец, — задумчиво сказала Далия. — Может, у нас с мастером Друном получится найти какое-нибудь отпугивающее средство? Или яд, но безвредный для людей.

— Если получится, вы разбогатеете. Привезу тебе в следующий раз золотянку в баночке, — улыбнулся Альран. — Если переборю желание сжечь эту мерзкую тварь по дороге!

— Ой, это было бы чудесно! — расцвела Далия. — Только одной мало, привези хотя бы двадцать.

— Ужас, — вздохнула Кера. — Проводить лето за летом посреди бесконечного пустыря, полного кусачих гадов.

— На юге особая красота, — Лиут подперла подбородок рукой, мечтательно глядя в огонь свечи. — Трава выгорает, и до горизонта все — сверкающие волны, почти белые. А в пересохших руслах ручьев попадаются очень красивые камни и даже мелкие самородки. Я их много находила, когда была маленькой. 

— Далии не нужно золото, ей золотянок подавай, — усмехнулся Аль.

Потянулся к корзинке, стоявшей у кресла, и вытащил на колени какой-то темный ком с торчащими нитками.

— Что? — спросил он, встретившись с изумленным взглядом Керы. — Ну, бывают мастера и получше, конечно… Но это лишь начало, до узора еще тридцать рядов.

— Маги с первого уровня учатся вязать, — пояснила Лиут, точнее понявшая причину удивления подруги. — Ты не знала? Потому что это похоже на плетение чар.

— И как… помогает? — спросила Кера, когда обрела дар речи.

— Ага, — кивнул Аль, стуча спицами. — А еще успокаивает хорошо.

Кера не торопилась рассказывать о своем изменившемся положении, потому что знала: друзья тут же ринутся советовать и помогать. И в общем-то в этом нет ничего дурного, только Кере нужно найти свой путь самой. Вот когда заново поймет, чего она хочет и зачем — тогда и поделиться будет можно. Пока в голове царила пустота — порой легкая, опьяняющая свободой, порой темная и тяжкая, бьющая под колени болезненным ощущением провала. 

Далия и правда ночевала чаще у новобрачных Диолов, чем дома, и Кера с плохо скрываемой радостью присоединилась к их маленькой компании. Чтобы создать видимость занятости, Кера уходила днем в город, и возвращалась к ужину. Ягодке понравилось стойло — куда чище и просторнее, чем прежнее, с широким выгулом и видом на Нерр.

— Кера? — она вздрогнула, обернулась и увидела Далию, которая стояла позади с корзинкой на руке. — Ты что здесь делаешь?

— А ты?

— Я думала, ты во дворце, — Далия нахмурилась.

— Я туда и иду.

— Угу, только наверное, вокруг Нерр, да? Я давно за тобой наблюдаю.

Кера возмущенно сложила руки на груди и уставилась на подругу:

— И какой Бездны?!

— Может, перестанешь постоянно защищаться и расскажешь, что происходит?

Кера побуравила ее взглядом, потом отвернулась и бросила:

— Ничего не происходит.

Далия вздохнула.

— Вот всегда с тобой так… идем.

— Куда?

— Да хотя бы к берегу. Там народу поменьше.

Маленькие туфельки Далии оставляли аккуратные следы. Кера шагала следом, смотрела то на поблескивающий песок, то на слизывающие их прозрачные волны.

Далия резко обернулась и, выставив подбородок, спросила:

— Ну? Дай угадаю — ты думаешь, что виновата в смерти Сельвина и за это сама себе отомстила, совершив… какую-то хрень. И теперь держишь все в себе, потому что, конечно, ты же у нас самая сильная! — она возмущенно фыркнула.

— Заливаться горючими слезами и руки ломать, значит, очень поможет делу, да? — кажется, Кера перешла на крик, — От такого только хуже! Мало быть неудачницей, надо еще и выглядеть, как неудачница?! Знаешь, что делают со слабыми котятами ойрага? Которые пищат больше других? Их жрут более сильные. И правильно делают!

— Люди не ойраги, а плач — не слабость, — в голосе Далии зазвенели слезы. — Это способ тела справиться с сильными чувствами. А подавляя их, ты вредишь себе. Если заткнуть выход воде, она разломает и затопит все кругом!

— Я не твоя пациентка, Далия! Иначе я не умею. И не считаю, что должна.

Она быстрым шагом направилась к лестнице наверх. Далия ее не догоняла.

Лиут любила прогуливаться в саду, по петляющим песчаным тропинкам. Кера нередко составляла ей компанию на закате, когда Далия задерживалась у себя в лавке, а Аль — в Академии, или где там его носило по служебным делам. Кера знала, что Далия не придет сегодня. Вряд ли — после того разговора.

— Ну, а теперь давай, рассказывай, что случилось, — потребовала Лиут, крепко стиснув запястье Керы: без боли не вырваться.

— Это тебя Далия подговорила?! — Кера остановилась.

— Далия?! — воскликнула Лиут. — Нет… Но я не удивлена, что и она пыталась... — вздохнула и взглянула Кере в глаза. — Только не ври, ладно? Раньше ты жила во дворце — и не просто потому, что там твоя работа. Тебе нравилось там жить. А теперь пропадаешь на почти половину лета, возвращаешься… но не во дворец. Я еще поспрашивала кое-кого… ну не сердись, ты же моя подруга, сама-то молчишь, как камень! Но мне не удалось ничего узнать. Что с тобой случилось? Тебя послали на задание и… Что-то пошло не так?

Кера долго молчала, ковыряя носком гравий дорожки.

— Да, — наконец сказала и отвернулась. — Только не выспрашивай больше, я все равно не смогу рассказать.

— И что теперь?

— Что-нибудь придумаю.

— Не сомневаюсь. Ты не из тех, кто сдается. Можешь жить у нас сколько захочешь, — Лиут сжала ее руку. — И если тебе нужна будет работа… У меня есть связи.

Кера обняла подругу, уткнувшись в душистый узел волос и сказала:

— Ты изменилась, — она отодвинулась и улыбнулась, рассматривая такое знакомое лицо.

— Правда? — Лиут казалась довольной. — В чем именно?

— Ну… Раньше… ты считала что работать — это для слуг. И если бы мужчина при тебе достал из корзинки вязание, ты бы подняла его на смех.

Лиут сморщила нос.

— Я иногда вспоминаю себя и думаю: о Звезды, встреть я себя прежнюю, наверное, выцарапала бы ей глаза! — Кера рассмеялась. — Знаешь, — Лиут потянула ее дальше по дорожке, перехватывая локоть поудобнее. — Раньше я считала, что мужчины живут и чувствуют иначе, каждый обязан стать героем, и парень в слезах — самое противное, что можно вообразить. Они не должны плакать или жаловаться. И, если придется, должны не задумываясь, убивать — это даже, представляешь, казалось мне прекрасным! Мол, мужчина как бы являет свою звериную суть, — она зябко передернула плечами, — Но когда это на самом деле произошло… — Лиут нахмурила точеные брови, моргнула несколько раз. — И не с каким-то там выдуманным мужчиной, а Альраном… Моим Альраном!.. Ты помнишь ту ночь, ты ведь... была с ним!

Теплый светлый вечер полоснуло чернотой.

— Помню, — глухо отозвалась Кера. 

Во тьме промелькнуло бледное личико Элески. Запах жженого сала. Боль в горле. Яркий свет семисвечников в знакомой спальне. А потом… потом… Кера стиснула зубы.

— Как он плакал тогда! У меня на коленях. — у Лиут сорвался голос. Но она продолжила: — И мне не было противно, ни на миг! Наоборот. Аль как будто доверил мне… подержать свою душу в ладонях. И я… теперь не хочу, чтобы он снова проходил этот ужас! Не хочу, чтобы становился дурацким героем. Я хочу своего мужа живым и счастливым! О Бездна, я не хочу, чтобы он был солдатом!

— Но он боевой маг, — тихо сказала Кера. — Он не может им не быть.

— Не может не быть, — эхом прошептала Лиут и склонила голову.

***

Разумнее всего было бы уехать. За время во дворце Кера много чего услышала и увидела, мало ли как она решила бы этим воспользоваться? Конечно, можно убедить себя, что у Наместницы есть понятия о чести и она не стала бы отдавать приказа убрать неугодную служанку. Однако нужды государства диктуют жестокие правила. А приказ мог бы отдать и кто-то другой, рангом пониже — все же дело идет не о сенаторе, и даже не тьенне. 

Но Кера любила Герлион — цветастую толчею, отражение нагромождений портовых многоярусных домишек в спокойной глубокой воде; запах жареной рыбы и просмоленных досок. Его ярмарки, бесконечную круговерть историй и лиц… В этом городе она впервые в жизни ощутила себя дома. И здесь все ее близкие люди. Так с какой стати бежать куда-то еще? Герлион большой, неужто они с Ранельдой не смогут ужиться в нем? К тому же, если она захочет, то Керу найдут где угодно. 

Она нашла небольшую контору, где составляли завещания и мелкие купчие договоры. Платили немного, но на скромную комнату где-нибудь под крышей должно было хватить. Старичок-лис, стоявший во главе, был бездетен. Идеальный вариант. Если Кера постарается — а она постарается — то появится неплохой шанс унаследовать дело и обеспечить себе достойную, спокойную жизнь. 

Кера пыталась представить, как это случится, рисовала в голове картины будущего, которые даже Лиут сочла бы приторно-сладкими. "Лучше так, чем никак" — обрывала себя, стоило лишь ощутить под слоем ломкой карамели горечь тоски по несбывшемуся.

Далия пришла в поместье Марано рано утром. Альрана уже не было, а Лиут еще спала. Кера сидела в саду на циновке, положив на сиденье скамьи учебник каллиграфии. Увидев Далию, отложила писало. Триста третья кривая и правда вышла кривой.

— Прости, я так на тебя набросилась, — Далия примостилась на скамейке, сдвинув ворох исписанной бумаги многослойными розовыми юбками. — У кого что болит, — вздохнула она и уставилась в землю.

Кера осторожно убрала подальше чернила, потом нашарила в ворохе оборок горячую ладошку подруги.

— Что с тобой-то стряслось, пока меня не было? 

Из голубых глаз закапали крупные частые слезы, расплываясь алым на розовом атласе.

— У тебя когда-нибудь случалось такое… Что-то настолько хорошее, что остальное… уже не имеет никакого смысла? — Далия подняла бледное лицо и жалобно, дрожаще улыбнулась. — И ты знала: оно никогда, никогда больше не повторится.

Кера встала, сдержав оханье от затекшего бедра, и неуклюже села рядом, прямо на листы. Обхватила руками пухлое, мягкое тело, пахнущее чем-то уютным и сдобным. С этим всем, с Далией, милой и веселой, не вязались горькие, какие-то чересчур уж отчаянные слезы.

— Может, и было, но видишь — я тут, — Кера улыбнулась, приподняла подругу пальцем за округлый подбородок с ямочкой. — Нет ничего непоправимого, пока ты жива.

— Есть, — ее подбородок снова задрожал. — Я не нужна ему. И никогда не буду… 

— Кому? — медленно спросила Кера, и собственная догадка ей очень не понравилась.

Далия бросилась ей мокрым лицом в плечо.

— Он не виноват. Я сама к нему пришла. Как… недостойная шлюха, но… Но он… он повел себя так благородно. — Кера едва разбирала слова в участившихся всхлипываниях, — Ваян дал мне все… что я просила, и даже больше! Я теперь совсем женщина, Кера, — она оторвалась от плеча и заглянула в лицо сияющими глазами, — Удивился… что… у меня еще не было мужчины. Потому что я очень красивая! А теперь! — Далия снова разрыдалась, — Теперь я не хочу жить, зная, что мои самые счастливые мгновения в жизни уже… позади.

— Этот… — У Керы заняло какое-то время совладать с голосом, — Он тебя не… не причинил… Не сделал больно?

— Нет, нет, он был так… нежен… Только потом спросил, полегчало ли, — Далия истерически расхохоталась, прижимая ладони к лицу. — После приходил, предлагал откуп за обиду. Отцу… Поэтому я почти не бываю дома, папа в ярости до сих пор. Хочешь назвать меня дурой? Зови!

— Ох… А что мне — хвалить тебя, что ли? Ты с самого начала знала, чем это кончится!

— Я знала. Мне было все равно, и сейчас все равно!

— Получила, что хотела?

— Да. Да!

— Тогда зачем плакать? — мягко улыбнулась Кера, вытащив платок, промокнула Далии щеки. 

— Потому что сердце и разум — не одно и то же. Понимаешь?

— Вряд ли. Но скажи, как тебе помочь? Может, пойти купить что? Хвостатки твоей? Ну хочешь, мне морду набей, или выскажи, что думаешь. Я не сломаюсь.

— Ничего мне не нужно. Просто побудь со мной немного, — Далия схватила ее за руку. — Мне лишь надо это пережить. Не оставаться одной. Станет легче. Потом, — она всхлипнула в последний раз и, вырвав у Керы платок, шумно высморкалась. — Так устроены люди: должно стать легче.

***

Послание было настоящим — это подтверждали и тяжелые печати, и золотой обрез самой бумаги, поблескивающий на свету. Но Кера все же вглядывалась в строки, ища подвох, знак, доказательство, что это — лишь чья-то шутка. А вновь поверить, уже сжившись с потерей… лучше не надо. 

Кера надела чистое платье, заплела тугую косу без затей и отправилась следом за лакеем, сжимая в руках бумагу-приказ. Они миновали рыночную площадь у Бархатных ворот, первую галерею, вторую. Поднялись по хорошо знакомым ступенькам наверх.

Тианис, прищурившись, окинул взглядом Керу и процедил:

— Явилась. Идем.

Сердце стучало где-то в голове, от волнения вспотели руки. 

— Ваша Светлость, — Кера присела, едва не касаясь пола кончиками пальцев.

— Спасибо, Тиан. Свободен, — сказала Ранельда. — А с тобой мы прогуляемся кое-куда.

Путь вышел неблизкий — хотя, наверное, так казалось потому, что Ранельда останавливалась почти в каждом коридоре и на каждой площадке широких лестниц чтобы поздороваться с людьми и задать им пару вопросов. Кера молча ждала поодаль и заново изумлялась, как много вмещает память Наместницы — даже имя племянника служанки с нижнего этажа и болезнь, которой он недавно болел! Ранельда спрашивала, а после почти не говорила, зато много слушала. Людям это, очевидно, нравилось, они охотно делились со своей правительницей новостями и тревогами.

Спустившись до самого последнего дворцового уровня, где располагались склады, Ранельда сделала Кере знак остановиться. Внезапно раскинув руки, упала прямо на ворох мешков с чем-то мягким.

— Ваша Светлость!..

— Обожаю так делать, — раздался глухой смешок из полутьмы, — Ложись, отдохни. Это белье из прачечных, его потом отнесут наверх, гладить. 

Кера хотела было сказать, что не устала, но вовремя прикусила язык. Теперь стали понятны частые остановки на пути вниз… Очевидно, последствия замены сердца все еще давали о себе знать. Она присела на один из мешков, с внезапным смущением думая о том, что будет, если сюда придет кто-то из рабочих и, не рассмотрев, отчитает проходимцев, валяющихся на чистом белье. 

— Еще пару лестниц, — вздохнула Ранельда, вставая.

Они спустились глубоко под Герлионский дворец: здесь не было ни окон, ни колонн, а по каменным стенам едва прошлись кайлами, сравнивая самые грубые углы. Фонарь на шесте, который нес впереди идущий слуга, качался, разбрасывая по сырому камню красные и оранжевые блики. 

Слуга прищелкнул шест к кольцу на стене и, поклонившись, ушел. Наместница вынула из неприметной ниши ключ и вставила в массивную скважину на обитой железными заклепками двери. Та отворилась на удивление беззвучно.

— Эта комната окружена чарами тишины, — Ранельда зажгла лучину и бросила ее в желоб. 

Яркое пламя вмиг побежало вокруг. Кера попятилась от неожиданности, но огонь быстро успокоился, оставив вдоль стен дугу приглушенного теплого света.

Кера рассматривала убранство, весьма странное. Просторная округлая комната с высоким потолком походила на пещеру. И на допросную при караульне, только вместо лезвий и щипцов на крюках висела пара свернутых кнутов.

Ранельда сняла один из них, умелым движением направила кончик; раздался звонкий хлопок.

— Здесь… кто-то бывает? — Кера кивнула в сторону деревянной конструкции, которая с равным успехом могла бы сойти за лежак или узкую лавку. 

— Время от времени. Порой каждому необходимо выпустить на волю сильные чувства. Или расплатиться за проступки. 

Кера стояла, опустив руки, и смотрела, как сухие пальцы сжимают плетеную рукоять. Та не походила на рукоять меча, но что может сделать с телом кнут, Кера видела не раз. Иногда меч милосерднее.

— Мой отец торговал камнем. Грузовые ярнуны — сильные звери, кожа у них толстая, и чувствительных мест мало. Одно из таких — в складках задних ног. Надо попасть, когда зверь шагает вперед, и захлестнуть часть брюха снизу. Бить точно в цель. Если всадить мимо, ярнун может взбеситься — они гордые. А резкая и сильная боль очень хорошо отрезвляет, показывает, чего стоит гордыня. Она — прах. — Ранельда прошлась по комнате, опустив лицо, огладила ладонью скамью и вернулась к стене. — У людей все тело чувствительно… но лучше оставлять стены и потолок чистыми — их трудно отмывать, — она подняла глаза и улыбнулась. — Поэтому и здесь надо тренироваться попадать точно в цель.

Кера сглотнула. Наместница прошлась по комнате, хвост кнута тек следом как ручная змея. По полу потянуло сквозняком.

— Знаешь чего я больше всего не люблю, Кера Та'Гат?

— Чего? — почти беззвучно спросила та.

— Когда я доверяю кому-то… а потом мои ожидания обманывают. — Ранельда резко повернулась и, прищурившись, звонко хлопнула по ладони петлей: — Раздевайся!

Ее лицо, подсвеченное снизу, походило на жутковатую маску.

— Что?..

В следующий миг петля захлестнула горло, затылок обожгло: плетение вырвало несколько волосков. Кера скрипнула зубами, стискивая кулаки. По спине потек пот.

— Раздевайся. Перекинь косу вперед. И на козлы. В третий раз повторять не буду.

— Госпожа… — голос слушался с трудом. — Кера медленно опустилась на колени. — Ваша Светлость, простите… Я знаю, что виновата, но… 

Кнут стек по груди, скользнул по полу, возвращаясь в руки хозяйки.

— Ты поступила весьма опрометчиво. Решила, что можешь предпочесть собственные желания — моим. Ты сказала, что хочешь служить мне, я не тянула тебя за язык. А потом пренебрегла своим обещанием.

— Да.

Кера медленно, словно во сне, расстегивала лиф. Интересно, получится ли свести шрамы? Получится ли не обгадиться от боли? Однажды она видела, как пороли на деревенской площади отравительницу… Спустила с плеч сорочку. На ватных ногах подошла к лавке, прилегла грудью и неловко переступила коленями, не зная, как лучше…

— Ты предпочитаешь вот так?

— Мне все равно. 

— Неужели?

Боль пришла неожиданно и со всех сторон, словно в нее окунули с головой. Охватила, добралась до самых потаенных уголков, вскрыла, казалось, намертво запаянные тайники, выпустила наружу чувства — все скопом, без разбору, заставив захлебываться в них — и в ней.

Твердая граненая рукоять уперлась в подбородок, рывком принудив задрать голову. 

— Вставай. Все, уже все. Не стану же я всерьез уродовать прелестную женщину… — Наместница улыбнулась, склонившись к лицу Керы. — Но ты это запомнишь. 

— Д-да. — Кера дрожащими пальцами стянула ворот, и зашипела, когда ткань коснулась спины. Однако эту боль уже можно было стерпеть. — Да, Ваша Светлость.

— Встань. Не смей шататься, не смей показывать мне слабость. Я наняла тебя, потому что увидела силу! Приходи в чувство, — она, смягчаясь, улыбнулась и погладила Керу по мокрой щеке. — И я жду свою компаньонку во дворце. Поняла?

— Да, Ваша Светлость.

Добраться до дворцового врача-мага стоило усилий. Хорошо, что Кера захватила темную шаль… Чародей не стал задавать никаких вопросов, молча сделал свое дело и велел зайти к простым лекарям — взять трав для восстановительного отвара. Но пить их Кера забывала, так и лежали, благоухая на всю комнату золетними лугами. 

Ее сразу нагрузили разнообразными поручениями — не оставалось времени о чем-то думать, о чем-либо переживать. К лучшему. Безразличие, граничащее с бессилием, которое тянулось столько черночей, отступило. Еда вновь обрела вкус. Вернулись и привычные раздражители: например, Тианис. Хотя первое время Кера, не уверенная в том, что теперь можно и нельзя, сдерживалась. Говорила с язвой-секретарем смиренно и кротко. Однако спустя половину черночи придирок — одна бредовее другой — терпение лопнуло. В этот раз он сделал замечание ее недостаточно выглаженным кружевным манжетам! Получил сполна… И усмехнулся:

— Ну наконец-то.

***

В кабинет Ранельды, где Тианис с Керой разбирали письма, явился маленький круглый человечек. Наместница, сидевшая за столом, махнула ему рукой, подзывая к себе. Человечек поклонился всем присутствующим, включая слугу, подвязывавшего шторы, и откашлялся.

— Моя госпожа… Ваша Светлость. Я… в недоумении. Дело в том, что в начале цветени я получил от посыльного… кхм… кувшинчик. С тритоном! — выхватил из кармана платок и промокнул лоб. — Я умоляю простить мне задержку, но я предпочел… Я добрался к вам, потому что хочу быть уверен, что понял верно. 

Наместница звонко рассмеялась, а Тианис побагровел и спрятал длинный нос в сложенных ладонях. Ранельда сделала знак слуге выйти вон.

— Итор, ты молодец, — сказала она. — Я разберусь, где вышла ошибка. Считай, что ты получил чашу с огнем. 

— О, — лицо маленького человечка посветлело. — Благодарю, моя госпожа, Ваша Светлость, — с великим облегчением проговорил он. — Я приступлю немедленно.

— Что это было? — спросила Тиана Кера, когда посетитель ушел.

— Способ обходить бюрократические ловушки, — ответила Ранельда. — Тиан, сейчас же предоставь мне список того, что и кому ты отправил, пока… меня не было.

Тианис подскочил и унесся едва ли не бегом. Впрочем, как всегда. Но теперь Кера знала, что такая исполнительность могла происходить из нежелания оказаться в темно-огненной комнатушке на пятнадцать уровней ниже. Трудно было вообразить тощее длинное тело Тианиса, привязанное к козлам… Вечному Наместнику не пристало терпеть неповиновение, есть дела поважнее, чем возиться с каждым слугой, воспитывая добрым словом. Уж кому как не Кере знать: до некоторых через боль доходит быстрее всего. А Тиан говорил, Наместница для него — вторая мать… Что ж, и в этом случае Ранельда в своем праве — наказывать непослушное дитя или миловать.

— Я понимаю, все эти кувшинчики что-то значат, — вкрадчиво начала Кера.

— Не выпытывай, смысл шифра знает только Ее Светлость, — отмахнулся Тианис. 

Кера заложила руки за спину, с деланным разочарованием вздохнула.

— Значит, ты спутал все приказы… Наверное, получился большой бардак?

— Это было лучшим решением из возможных.

— Ты принимал и худшие?

Тиан посмотрел на нее в упор и сказал:

— У магов не остается шрамов. Ты это хотела узнать?

***

Отказ от имени для Вечного Наместника означал отказ от интересов своей семьи. Но само имя неофициально сохранялось — ведь человека надо как-то называть. И все знали, из какой именно семьи происходит правитель. Потому приходилось спрашивать с собственных родных куда жестче, чем с других, не позволяя проникнуть в чужие умы ни малейшему поводу для сомнения в принесенных клятвах. Наместникам вообще жилось непросто — в этом Кера убеждалась ежедневно, наблюдая за тем, как работает машина государственного управления. Бедняк, грезящий о власти, получив ее, взвыл бы, не выдержав и черночи. Вокруг-то, конечно, сплошная роскошь и все удовольствия — к твоим услугам, только прикажи — однако нет ни времени, ни сил приказывать. Ранельда спала урывками, когда придется, и частенько работала среди ночи; тогда Кера — раз уж назначена в компаньонки — сопровождала ее, едва сдерживая зевоту.

А еще поражало количество идиотов вокруг. Если раньше Кера смотрела на всех образованных богатеньких с толикой зависти и сомнением — дотягивает ли она до их уровня знаний? — то теперь узнала, что количество прочтенных трактатов и ум — вовсе не одно и то же. И все эти напичканные стокарями книг кретины, кроме прочего, регулярно застревали в шестернях крючкотворства, стопоря их работу, либо сами становились кривой деталью, затягивающей под себя сотни невинных душ.

Бюрократия, конечно, нужна — пока никто не сумел придумать лучшей системы управления… Однако сколько же от нее бед! Бумажные преграды работали не только против крестьянина, подающего прошение, но и, к примеру, против деятельных сенаторов, проводящих реформы. Ввести новый закон или изменить формулу старого? Не в этой жизни. Те, кто сидел на низких должностях, панически боялись перемен. Те, кто занимал места повыше — работы. В итоге все предпочитали сидеть сложа руки в надежде, что, пока соберется куча подтверждений и разрешений, вопрос рассосется сам собой. Тут не только, пожалуй, за кнут возьмешься, но и за топор. Нужна целая Бездна терпения, чтобы не поубивать всех и заставить — не мытьем, так катанием — сделать хоть что-то доброе. Но самых-то мерзких пришибить все же можно?.. 

Однажды Кера спросила Наместницу: 

— Вы ведь знаете, кто желает вам зла. И терпите их возле себя каждый день. Как? Почему?

— Почему? — улыбнулась Наместница. — Даже ядовитые змеи могут принести большую пользу, если уметь с ними обращаться.

Тьенн Прунд, глава гильдии стекольщиков, устроил вечер для мелких ремесленников. Кера должна была потереться возле дам — хозяек цехов медных и серебряных дел — и послушать, не проскочит ли информация по новооткрытым рудникам на северо-востоке. Земли там были опасные, пустынные, и считались официально "ничьими". Однако если туда регулярно начнут шастать ралбонндцы, это может принести лишние проблемы. А некоторым людям нажива важнее государственной безопасности.

Кера, одетая в темно-синее с золотом платье с открытыми плечами, с улыбкой слушала кумушек, обсуждавших придворных дам, отсутствующих на вечере и мастеров из собственных подневольных. Даже играли в игру "кто с кем сошелся бы". Ни слова про рудники. 

— Тьенна Аленца, я бы хотела узнать ваше мнение, — начала Кера, когда взрывы хохота после объявления очередной невозможной парочки улеглись. — Я слышала, вы как никто разбираетесь в рудных жилах.

Аленца благосклонно улыбнулась, открывая мелкие острые зубки.

— Что вас интересует, дорогая? 

— Да вот, подыскиваю землю на покупку, — застенчиво пожала плечом Кера. — Ее Светлость была так добра, что позволила мне самой выбирать где надел будет находиться. Говорят, на востоке почва богатая, можно, разбивая грядку репы, случайно выкопать серебро. Я бы не отказалась!

Дамы рассмеялись.

— Слухи, как обычно, преувеличивают. Так просто "выкопать серебро" нельзя. Нужно поработать руками.

— Во всяком случае, не так просто, как, поработав языком, получить в подарок надел, — хихикнула темноволосая пожилая тьенна Проуд.

Все улыбки на миг превратились в курьи жопки, тьенна Аленца поспешно сказала:

— На востоке есть богатые жилы, но рудник требует неустанного труда. Главная ценность — хорошие инженеры и маги-лозоходцы…

Кера не могла вникнуть в дальнейший ход беседы, сидела, как на тлеющих углях, едва сдерживая чувства. А когда бесконечный банкет наконец завершился, вбежала в кабинет Наместницы, замедлив шаг у самого стола.

— Ваша Светлость…

Ранельда подняла голову от какой-то рукописи:

— Да?

— Вы… Я… — Кера сделала глубокий вдох, успокаиваясь. — Я узнала, что некоторые считают, будто я… Будто мое положение мне даровали за то… За успехи в… В Вашей постели! Простите, — она опустила глаза. — Я могу назвать имена.

— Не трудись, — Ранельда снова вернулась к чтению. — Прекрасно. Этому курятнику надо дать дополнительный повод для укрепления такого мнения. 

— Что?!

— Ты мне сейчас полезнее в этой роли, так они тебя не воспримут всерьез. Чудесно. В следующий раз можешь сказать что-нибудь… на тему. Не стесняйся, выдумывай любую скабрезность, это пойдет на пользу.

Кера, возмущенная до глубины души, пошла за советом к Тиану.

— Чему ты удивляешься? — спросил он, сбросив на грудь очки. — Я бы на эту роль не подошел. Но ты — подходишь. Да, нами пользуются. И надо радоваться, что служишь инструментом в руке такого великолепного Мастера.