I

      Время в компании Венди летело существенно быстрее, чем если бы Айви прилежно заполняла бумаги в одиночестве. Приличия ради она к ним все же возвращалась, ударяла два-три раза по клавишам компьютера и продолжала слушать истории про океан.

      К сожалению, Венди с трудом удавалось придерживаться единой канвы повествования. Она скакала с сюжета на сюжет, рассказывая то про ее двухгодичное путешествие по Тихому океану, то про Большой барьерный риф, то про полетевшую панель управления на их учебном судне, из-за чего они почти налетели на скалы.

      — …потому чт-то оборудование старое, а мы тупые. Запизделись про клоуновых. Ха, клоуны. Хотя где мы, а где они, да? Х-хорошо, мелкие заучки спали и всю движуху пропустили. Но мы, конечно, знатно обосрались. О! А про Малайский архипелаг знаешь? Щ-ща, чо выдам…

      Как бы Айви скептически ни поджимала губы, ей нравилось слушать про рыб с «ногами» — «Это как вообще?» — притворяющихся асцидиями, и про гребнистых крокодилов, способных далеко уплывать от родных заводей по течению, лишь бы полакомиться океанической рыбой.

      Айви не отследила тот момент, когда экран компьютера погас, а она сама, полностью развернувшись к Венди, выхватывала мельчайшие детали из спутанного рассказа и, собирая их как сложную мозаику, где конечный результат не был ей известен, фантазировала. Воображение рисовало чужой причудливый мир. Со страшными подводными чудищами, веселой командой бывалых моряков, бесконечными приключениями и романтикой. Да, местами случались нелепые ситуации — как с наглыми дельфинами или с милейшими морскими котиками, принимавшими аквалангистов за утопленных идиотов, которых надо срочно всем стадом спасать — или крупные неприятности, но все равно этот чужой мир виделся увлекательным, разнообразным и… свободным, что ли? На его фоне собственная реальность ощущалась как никогда унылой и серой. Стены, увешанные плакатами с напоминаниями о правилах безопасности и субординации, давили, объем предстоящей волокиты злил — «Я знаю, что никто читать мои опусы не станет» — и в целом, сидя в участке, Айви ощущала себя словно бы в тисках, а ведь, казалось бы, за решеткой сидела вовсе не она.

      Венди задремала на моменте с тигровыми акулами, нещадно поедающими птенцов альбатросов. Просто уронила голову на плечо, сложив руки на груди, затихла до утра, так что в оставшиеся два с половиной часа вверенного ей «ночного» дежурства Айви составляла рапорты о задержании от себя и от Стива — тот слал ей сообщения из больницы о том, чем и как далеко выворачивало Лиз с Митчем — потягивала из бумажного стаканчика кофе и хрустела завалявшимися на кухне «Чизетами» в крошечном мятом пакете.

      В базе данных имени Венди действительно не обнаружилось. Айви мельком подумала, что рада, хоть и быстро сама себя осадила: «Доверяй всем, но всегда срезай колоду», — как говорил дядя.

      «Чего ей стоило сочинить все на ходу? Болтает она складно. Сегодня она никому серьезно не навредила, но вестись на занятные сказки и пьяное дружелюбие — себе дороже. С другой стороны… хрен с ней? Тех парней она всего лишь помяла. Вряд ли они захотят с ней всерьез судиться. Для таких “альфачей” будет прям стыдно жаловаться, что их стулом погладила высокая блондинка. Легко отделается. И в университет сможет не сообщать, а значит, с работы ее не турнут… так. Стоп. Чего это я пекусь о ее благополучии? Так, нафиг-нафиг. Пускай сама разбирается. Это разумно. Наворотила делов, вот и… я максимум подскажу, как сделать все аккуратно. Ну, не все. А часть».

      Стив написал, что в участок не вернется. Звучало очевидно, ему не выделили нового напарника, плюс ко всему велели разводить по домам обессиленных Митча и Лиз после капельниц. В сообщениях улавливалось легкое злорадство, как бы Стив ни пытался скрыть его за причитаниями об испачканной форме и салоне машины.

      «как там та симпатичненькая девочка? вы подружились??»

      Айви отправила сердитый смайлик. Телефон с урчанием заерзал по столу, пока на экране лесенкой вспыхивали сообщения.

      «букааааа»

      «ну не хочешь и ладно»

      «сходим в золотого льва?»

      «склеим тебе кого-нибудь миленького»

      «подумай насчет кузины моник она лапочка»

      Айви с усталым рычанием отправила с десяток масок они и торопливо сунула телефон в карман формы. Ей оставалось отдать папки сменщице и идти домой, но прежде она все же подошла к камере Венди. Из высокого узкого окна внутрь лился сероватый утренний свет. В нем стало еще лучше видно вытянутые черты бледного лица. Взгляд снова упал на узкие запястья. Сейчас, вот такая расслабленная и спокойная, Венди показалась приятной. Наверное, встреться они в той же «Лестнице», Айви бы согласилась выпить по бокалу и еще немного послушать про море.

      «Но это если бы она не лезла в драки и не сидела вся в ссадинах».

      — Мисс, — позвала громким шепотом, постучав для верности по решетке. — Просыпайтесь, ладно? Полагаю, ваши коллеги тоже скоро встанут, так что можете им звонить. Выберите самую раннюю пташку и… — наблюдая за тем, как Венди медленно продирала глаза и растирала щеки, Айви добавила, доверительно понизив голос. — С молодыми людьми постарайтесь не конфликтовать. Уверена, если вы спокойно все объясните и извинитесь, то у вас получится решить все мирно. Да, неприятно, зато и проблем меньше.

      — Ты уходишь?

      Вопрос изумил.

      — Вас волнует только это?

      — Я все еще не знаю твое имя… черт, меня срубило на… крокодилах? А. Не. На акулах!

      — У вас отличная память, мисс. Удачи вам. Больше не попадайте в неприятности, хорошо?

      Венди поднялась, медленно разминая тело, морщась, очевидно, от головной боли.

      — Если неприятность сведет меня с тобой, я не против! — усмехнулась.

      Айви прикусила щеку изнутри, чтобы не улыбнуться в ответ.

      «Ну что за дура», — промелькнуло в голове. Сделалось совсем не ясно, кого из них двоих она так обозвала?

      — До встречи, мисс Батлер! — крикнула Венди Айви вслед. — Надеюсь, в следующий раз ты скажешь мне имя и мы… куда-нибудь сходим.

      В соседних камерах сердито заворчали разбуженные арестованные.

      «Нет, все-таки она дура».

      Айви быстро собрала вещи. Сверилась с часами, мысленно перестроила свой маршрут так, чтобы и пешком пройтись, и не заставлять Чуроса слишком долго ее ждать. Перед уходом выскочила в общий зал, где уже потихоньку собирались люди — в основном старики да старушки, недовольные шумными соседями или ищущие в стенах участка необходимого им внимания — оставила на посту папки с наклеенным сверху стикером-пометкой, кто их заполнял.

      «Ну чтобы человек был морально готов к моей чуши».

      Замерев возле длинного стола и наблюдая через пуленепробиваемое стекло за снующими туда-сюда офицерами и гражданскими, Айви заметила двух девушек, одетых в просторные клетчатые рубашки поверх легких шифоновых платьев. Странное сочетание.

      «О. Я знаю. Это называется “мягкий гранж” или как-то так? Стив мне объяснял, а я не запомнила. Но я точно видела таких на Тамблере, — Айви сощурила глаза, присмотревшись. — Макияж явно вчерашний. Тусовочный. Волосы… жирноваты. Бледные. Значит, дома не были и спать не ложились. На вид лет двадцать. Может, меньше. Хотя вряд ли. Если меньше, им нельзя тусоваться, едва ли бы они стали так рисковать и приходить к нам. Или они по очень серьезному вопросу».

      Девушки привлекали внимание не только несуразными для утра нарядами и размазанной темной помадой, но и взволнованными голосами. Они перебивали друг друга, махали руками, Айви чудилось, что она через стекло слышит, как гремят грозди браслетов на их руках. Полицейская, сидевшая на посту, тоже молоденькая, едва закончившая Академию, растерянно хлопала глазами и изредка порывалась вставить хоть слово, но те не замолкали ни на секунду.

      — Доброе утро! — вклинилась Айви, бодрой походкой подойдя к постовой, мягко похлопала ее по плечу, улыбнулась девушкам. — Офицер Батлер, — кивнула на свой значок. — Что-то случилось? Я буду рада помочь.

      — Случилось! — выпалила девушка повыше и постарше с ярко-красными растрепанными локонами.

      — Но не у нас, а у другой… — вклинилась вторая с выцветше-зелеными волосами.

      — Мы звонили на горячую линию. Нам сказали, что ее привезли сюда и что мы можем прийти, если заплатим…

      — Нет! — взволнованно поправила зеленая. — Заплатить надо, чтобы ушла она.

      — Я понимаю! Я нервничаю! — сквозь зубы ответила красная.

      Постовая посмотрела на Айви растерянными глазами, где четко читалось: «Зато я ничего не понимаю».

      — Они прибежали сюда и просят освободить блондинку, которую привезли ночью из центра. Я хотела им объяснить, что это было не в мою смену и что мне нужно уточнить, но они мне не верят.

      — А! — Айви кивнула. — Вам нужна мисс Дэвис, так? Она так быстро вам позвонила или…

      Девушки переглянулись. Смущенно пожали плечами.

      — Мы… не знаем, как ее зовут, — призналась зеленая, уставившись себе под ноги. — Мы отдыхали в «Последнем звонке», когда к нам пристали два…

      — Урода! — вклинилась красная.

      — …парня. Мы просили их отстать, но они не слушали…

      — Говорю же, уро-ды.

      — …и тогда она за нас заступилась. Та блондинка. Но они ее начали оскорблять и толкать. Тогда она схва… — зеленая, видимо, побоялась уточнять про стул. — Схватила одного из них за воротник. Все стали кричать про драку и что вызовут полицию. Мы испугались и убежали… Понимаете, мы учимся по гранту. Мы подумали, что если попадем в историю… то нас отчислят или вроде того. Но та блондинка… она ни в чем не виновата. М-можно ее выпустить… п-пожалуйста?

      Последняя фраза прозвучала настолько жалобно, что Айви стало неловко. Зеленоволосая девушка принялась промакивать веки платком, видимо, стараясь сохранить на месте остатки туши, пока подруга, копаясь в сумке, закончила за нее:

      — Мы тут собрали. На залог. Мы не знаем, сколько, но вот…

      Айви уставилась на комок купюр в наманикюренной ладони и чуть не прыснула смехом.

      — Мисс, это лишнее, поверьте! — заверила она, слегка отодвинув постовую. — Никто вас ничего платить не заставит. И да. Никто вас арестовывать не будет. Если все так, как вы рассказали, то вам просто зададут уточняющие вопросы и отпустят.

      — П-правда? — зеленая громко шмыгнула. — А… а ее?

      — Полагаю, что тоже. Вы правильно сделали, что пришли. Ваши показания помогут мисс Дэвис. Благодаря ним мы поймем, как обстояли дела, что она не первая начала конфликт. Если вы готовы…

      — Да! — выпалила красная, схватив зеленую за руку.

      — Прекрасно, тогда моя коллега, — Айви снова аккуратно коснулась плеча постовой. — Объяснит вам, как правильно все оформить, и скоро вас пригласят в офис. Уверяю, там вообще не страшно.

      Девушки опять загалдели. На этот раз радостно рассыпаясь в благодарностях. Айви передала постовой папки, ткнула на указанные имена и пожелала удачи. Совершенно искренне и как-то даже тепло.

      «Что ж, выходит, тут она мне соврала».

      На душе ощутимо полегчало, в ногах появилась легкость. Конечно, Айви бы так не обрадовалась из-за незнакомой девицы, клеившей ее всю ночь напролет, радовало разлившееся по груди чувство справедливости и что минимум одному человеку помочь все же удалось.

II

      Айви легко поднялась на третий этаж, перепрыгивая сперва через одну ступеньку, а потом и через две. Ее в этом поддерживал Чуррос, который магическим образом через закрытую дверь догадался, что к нему поднимается именно хозяйка, поэтому принялся лаять, по-щенячьи тонко, словно бы ему вовсе не четыре года, а так, четыре месяца, не больше.

      — Да здесь я, здесь, — Айви отошла в сторону, давая Чурросу выскочить на лестничную клетку и навернуть несколько радостных и неловких кругов.

      Его в такие моменты всегда подводили короткие лапы, длинное туловище заносило вбок, он смешно притормаживал на поворотах и с опаской поглядывал на Айви: подловила она его или нет? Тут главное было принять серьезный вид и похлопать танцу. Чуррос довольно чихал в вечно лохматые усы, улыбался широкой улыбкой без нижнего левого клыка. Делался совсем уж невозможно глупым и, чего уж таить, страшненьким.

      «Зато ты на целую половину благородная такса. На вторую… просто очень благородный», — мысленно пошутила Айви и, запустив Чурроса в квартиру, зашла следом.

      Время приводить себя в порядок и собираться на прогулку.

      Короткий душ. Заготовленная с вечера салатовая рубашка с коротким рукавом и джинсы. Успокаивающий запах ополаскивателя с миндальным молоком. В холодильнике роллы с тунцом и бутылка зеленого чая. Все отправилось в рюкзак, вместе с мисками Чурроса и консервами.

      — Сегодня катаемся на лодке. Э. Я с тобой разговариваю. Слышишь? Лод-ка.

      Чуррос помахал на знакомое слово ушами и стал сносить к рюкзаку все игрушки. Айви притворилась, что положила внутрь каждую, прекрасно понимая, что востребованным окажется один-единственный канат, давно из синего превратившийся в грязно-серый.

      Подобные ритуалы — будь то переодевание в душистую одежду сразу после душа или вот такие нелепые метания с Чурросом по всей квартире — успокаивали. Они создавали чувство уюта, благодаря чему собственная жизнь с давящими рамками, кучей правил и обязанностей окрашивалась в чуть менее мрачные тона. Айви догадывалась, что любовь к порядку или, скажем, к открытым шторам и намытым до блеска окнам, тоже в каком-то смысле напоминала те самые рамки и правила, но… уже ею выстроенные и сочиненные.

      «А значит, не считается».

      Сюда же относился обязательный осмотр дядиной лодки. По-хорошему мероприятие совершенно необязательное. «Чжоу Сюань» немолода — факт, но Айви за ней тщательно ухаживала. Готовила к межсезонью, мотор не застаивала и не забывала носить на техосмотр, корпус мыла не каким-нибудь средством для унитазов, а специальным био-комплексом. Удовольствие не из дешевых, как и содержание лодки в целом. Иногда закрадывались сомнения: а стоило ли идти? Может, полениться и не тащиться полтора часа в одну сторону до пристани? И всегда Айви с гордостью выходила из квартиры, Чуррос и тут подбадривал ее, вилял хвостом и звонко лаял, натягивая от волнения поводок.

      Их маршрут лежал через весь Хейт-Эшбери, театр Орфей и Чайна-таун. Любимейшие Айви места.

      В Хейт-Эшбери она практически выросла, когда дядя переехал сюда к своему возлюбленному Джеффри — «Черта с два бы они так друг друга при мне назвали» — ей доводилось часто здесь бывать. Возвращаясь из школы, она любовалась пестрыми, почти кукольными домами, на карманные деньги покупала у уличных торговок, тоже совершенно игрушечных и нарядных, кулек инжировых конфет или чурросы. Со сладкой добычей она пряталась в тени старой смоковницы или кривого ясеня, ела и воображала себя поэтом-хиппи, скрывающимся от коррумпированной полиции, наркобаронов и сатанистов. Знала ли Айви, что в будущем поселится в Хейт-Эшбери окончательно, в самом резвеселом и дурацком желтом доме? Едва ли.

      «Круто, что те дамочки-торговки не догадывались, во что я играю, а то б никаких мне скидок за красивые глазки не делали».

      В театр Орфей Айви каждый месяц водил Джеффри. Приходилось терпеть бесконечно долгую подготовку: примерка платья и туфель — в штанах, а тем более в джинсах Джеффри выпускать Айви «в люди» отказывался — потом целых два часа на выпрямление волос и прическу. Как же хотелось выкинуть проклятые щипцы вместе со всеми баночками, лаками и прочей мутью.

      «И колготки туда же».

      Но в самом театре нравилось. Особенно, когда там показывали мюзиклы, тогда туго заплетенные косы или пышные банты мешали чуть меньше, а туфли Айви и вовсе наловчилась бесшумно скидывать на пол и болтать ногами в такт песням. На обратном пути Джеффри покупал пирожное и почти не раздражаясь отвечал на однообразные расспросы про здание театра, странную женщину, изображенную на фасаде в окружении купидонов и юношей в греческих тогах.

      В Чайна-таун обычно брал с собой дядя, сам он ходил туда по работе: продавал свежепойманную рыбу и крабов семейным ресторанчикам и всяким гурманам. Часто ворчал, что в «китайском» районе не хватало истинно китайского духа, то ли дело район Сансет, где жили выходцы из Поднебесной по своим обычаям, а тут все для пустоголовых туристов. У мелкой Айви же разбегались глаза от пестрых вывесок, фигурок котиков, карпов, лошадок и куколок в традиционных ханфу. Да и местные острые закуски и сласти ей заходили на «ура». Особенно лунные пряники и пудинги на соевом молоке, ими Айви с радостью объедалась до боли в животе, так чтобы домой дядя нес ее на руках, а она пялилась в небо, занавешенное бумажными фонариками.

      Чуррос знал каждый куст и фонарный столб в Хейт-Эшбери, к театру относился весьма равнодушно, а Чайна-тауна побаивался. Его привлекали всевозможные запахи, но пугали шумы: громкие окрики торговцев, звон посуды, грохот из печей и проезжающих машин, — так что он ускорял шаг, чтобы поскорее оказаться на Рыбацкой пристани.

      Сегодня они добрались до нее быстрее обычного. Айви сразу пошла к стоянке кораблей, не дав Чурросу погоняться за чайками. Здесь, как и почти во всей портовой части Сан-Франциско, тоже хватало туристов и разнообразных развлечений для них, вроде закусочных с морепродуктами, пиратского музея, карусели, но сейчас Айви ничего из этого не привлекало. Возраст не тот, да и не хотелось затягивать с делами. Ей через двенадцать часов снова выходить в ночную смену.

      — Давай, Чуррос. Где наша старушка? — скомандовала, резво спустившись с деревянного помоста.

III

      Айви умела запускать мотор с закрытыми глазами: проверить передачи и подачу топлива, закрыть воздушную заслонку, открыть ее, если лодка завелась не с первого раза.

      «Чжоу Сюань» в прекрасном состоянии — «и настроении», как обязательно отметил бы дядя — био-очиститель для днища отлично справлялся с защитой от мидий и простейших. Айви хватило пару раз провести тряпкой по борту, чтобы смахнуть мокрую пыль и подсохшие водоросли, залетевшие под брезентовое покрывало.

      Чуррос нетерпеливо скакал от носа к корме и обратно. Казалось, ждал отправки сильнее, чем завтрака. Айви посмеивалась над ним, беззлобно дразнила мистером Сми, а сама с удовольствием подставила лицо под порывы утреннего океанского ветра, едва они тронулись с места. Мелкие соленые брызги попадали на руки, шею, щеки и губы. Айви щурилась на блестящие волны, закрывалась ладонью от внезапно яркого июньского солнца и четко держала курс за Золотые Ворота к заброшенному маяку на Лайм-Пойнте.

      Раньше там на скалах стояла научная станция, где жил не только одинокий смотритель, как в классическом ужастике, но и толпа исследователей из Калифорнийского университета. Сам маяк, тоже вопреки всем канонам маленький и низкий, помогал кораблям не вписаться в берег под мостом. Работал на угле и нефти, считался неплохой такой достопримечательностью. Но ничего из этого Айви не довелось увидеть: станцию закрыли еще в пятидесятые, маяк отключили в шестидесятые. Бо́льшую часть построек снесли, оставив нелепо торчать бетонные огрызки, обнесли их хлипкой сеткой. В их окружении крошка-маяк смотрелся особенно жалко. Напоминал заплутавшего барашка с жалобно вытаращенными глазами-окнами.

      Дядя рассказывал, что в восьмидесятые здесь был настоящий притон. Собирались наркоманы и бродяги со всего Сан-Франциско, чтобы пустить по вене или просто заночевать в относительной тишине и дали от полиции. Дядя однажды даже труп здесь нашел. В детстве Айви не задавала лишних вопросов — мол, какого черта с такой публикой там забыл дядя? — слушала о Лайм-Пойнте с приоткрытым ртом, воображала всякое, навеянное детективами с ночных эфиров и книгами из библиотеки Джеффри. Когда поступила в Академию, фантазии, связанные с геройством и облавами рисовались именно с образом этого маяка. Но, к счастью или нет, с восьмидесятых многое изменилось. За скалами регулярно велось наблюдение с камер, подвешенных на мост, к маяку зачастили с проверками после громкого дела с маньяком-эстетом, так что дух таинственности исчез, как и наркоманы с бездомными. Ну, точнее они нашли места поукромнее.

      Теперь тут иногда появлялись рыбаки. Они отдыхали от городской суеты с раскладными креслами и спрятанным в бумажные пакеты пивом, ставили ловушки на крабов. Их, кстати, пытались вынуть и сломать птицы, строившие гнезда в стенах и на поросшей травой крыше маяка. Чуррос безуспешно гонялся за здешними чайками, каждый раз, когда они причаливали к берегу.

      Сегодня, кроме них двоих и птиц, на скалах никого — повезло.

      Наверное, если бы у Айви спросили про самое любимое и самое «ее» место в городе, она бы выбрала не пестрый Чайна-таун, не помпезный «Орфей» и даже не родной Хейт-Эшбери, а именно Лайм-Пойнт. Потому что всерьез грезила им, впитывая истории дяди и Джеффри. Несоответствие фантазии и реальности не расстроило, Айви наслаждалась тишиной и видом на Сан-Франциско.

      Присев на один из нагретых солнцем камней, распаковала их с Чурросом еду. Осторожно приподнимая обутые в кеды ноги, чтобы накатывающие на скалы волны их не намочили, наблюдала за водой. Все беспокойство из-за работы медленно уносило прочь в открытый океан. Неважно, что в последнее время служба давалась все труднее, что мучила скука и пугала холодность капитана, как и отсутствие перспектив. Все-все ощущалось таким неважным по сравнению с бесконечной, пропахшей солью водной гладью. Айви любила заниматься лодкой дяди и «прогонять» ее мотор хотя бы ради подобных идиллических минут.

      «Вот так посидишь час-другой. И нормально. Не надо ни психологов, ни лекарств, ни выпивки. Супер».

      Айви настолько погрузилась в умиротворяющую атмосферу Лайм-Пойнта, что не сразу услышала телефонный звонок. Голос мамы в динамике звучал сурово:

      — Почему не рапортуешь?

      — Виновата, мэм! Разрешите исправиться?

      — Разрешаю.

      Айви вздохнула:

      — Прости, что не написала. Смена дурацкая. Успела растащить одну пьяную драку недалеко от Кастро. У «Последнего звонка».

      — А. Помню. Хороший паб. Его ирландцы держат, да?

      — Да, славные ребята. Драка… ничего особенного. Какая-то супер-громкая девчонка…

      — Снежинка?

      — Да нет. Подралась с двумя парнями. За студенток заступилась. Привезли ее в участок, думали со Стивом уже дальше ехать, а Митч с Лиз траванулись, так что… Стива отправили их по врачам таскать, а меня посадили дежурить и отчеты заполнять. Тоска-тоской.

      — Странно. А ты по правилам провела задержание?

      — Да.

      — Представилась? Была вежлива?

      — Мам, ты меня знаешь.

      — Да-да, чтобы ты и не вежлива. Продолжай рапорт.

      — Да что там… Домой вернулась, сразу с Чурросом в лодку. Вот у маяка сидим, дышим свежим воздухом. Ну, как свежим… Рыбьими останками и птичьим пометом? То, что доктор прописал.

      Айви надеялась, что маму шутка рассмешит, но на другом конце слышно лишь, как она с металлическим скрежетом закрыла дверь.

      «Значит, у нее уже закончилась тренировка с младшей группой».

      — Да, звучит как-то неприятно. Меня бы тоже выбесило, если б с патруля сняли… Странно…

      Айви запросто представила маму в момент их разговора: хмурые светлые брови, внимательный взгляд, сухо поджатые и без того тонкие губы.

      «Чисто офицер месяца. Ну, теперь скорее училка месяца».

      А еще супер-короткая и супер-опрятная стрижка, удобный спортивный костюм, тренерский свисток на груди. Вот она, чеканя по-военному шаг, идет от спортивного зала в учительскую, будет там пить кофе из кружки «Мама-босс» и прятаться от коллег за папками. В этом смысле они друг с другом похожи: обе плохи в пустых разговорах и особенно в сплетнях.

      «А их в школе побольше, чем у нас».

      — Прентисс снова тебя кошмарит, да? Что на него нашло? Он, как за полтос перевалил, превратился в форменного деда. Хочешь, я с ним поговорю?

      — Не-не-не, мам, пожалуйста, не надо, — взмолилась Айви.

      — Да я ж ничего такого. Так, дам пару советов на правах бывшей начальницы.

      — Не-ет. Смилуйся! Ты скорее будешь похожа на какую-нибудь гиперопекающую мамашу, которая скандалит со всей школой, что ее малышку толкнули на физре.

      — Окей, принято, — мама нервно вздохнула, видимо, вспоминая наиболее яркий образчик такой супер-ответственной родительницы. — С другой стороны, я так не делала, пока ты ходила в школу. Меня вообще часто не было и…

      — Ты преувеличиваешь. К тому же за всем неплохо следил дядя. Особенно за тем, чтобы меня никто не обижал.

      — О, да! — рассмеялась мама. — Его советы, как бить обидчиков, чтоб не оставалось синяков, и я помню.

      — Скажешь, что ты ими никогда не пользовалась? Да брось! — весело. — Мы же про детство говорим… Черт, тогда мне казалось, что самое сложное — это подтянуться на брусьях, затолкать в себя стручковую фасоль с рыбным паштетом из столовки… ну и носить форму с юбкой. Скучаю по тем временам.

      — Ты так расстроилась из-за дежурства?

      — Что? Нет. Нет-нет, мам. Это реально фигня… просто… — «Все очень непросто». — Немного устала.

      Пауза.

      «Зря я, наверное, про дядины уроки вспомнила. Мама вряд ли оценила шутку».

      Слышно, как позвякивает на резинке тренерский свисток. В отдалении по гулким коридорам раздаются детские визги и топот сотни ног.

      — Айви. Знаешь, мне кажется, ты засиделась на одном месте.

      «О Боже, только не это».

      — Мам…

      — Нет, подожди. Ты способная, ответственная и выносливая. У тебя еще отличный возраст, чтобы сделать этот бросок и подняться по карьерной лестнице. Сдашь экзамен на повышение квалификации. Уверена, тебя с радостью возьмут в любой отдел. Но не убойный, окей?

      — Почему? Вы с папой там служили. Ловили преступников. Ты вообще в поимке Эстета участвовала.

      — Да, и я вышла в отставку в сорок. А твой папа…

      «Вперед ногами, я помню», — Айви прикрыла ладонью рот, словно боясь, что нелепая шутка, прозвучавшая у нее в голове, как-то достанет и до мамы.

      «Вряд ли бы папа на меня разозлился. Скорее бы докинул еще с десяток-другой панчей, чтобы все захлебнулись от смеха. И дядя бы его с радостью поддержал, но да… при маме лучше не надо».

      Образовавшееся молчание, видимо, было принято за согласие.

      — Вот и молодец. Но про экзамен подумай, ладно?

      — Да, мам.

      — Я серьезно. Не будешь же ты вечно сидеть простым офицером. Да, многие так делают. Но у тебя может быть блестящее будущее, если постараешься.

      — Так точно, мэм.

      Мама улыбнулась. Айви почувствовала это, прикрыв глаза и вообразив ее рядом. Невысокую, уже, можно сказать, немолодую, но по-прежнему изумительно сильную и стройную. С еще сильнее посветлевшими от пробивающейся седины волосами. Они совсем не похожи. И дело не в том, что мама — типичная белая уроженка Техаса, а Айви — смесь того самого Техаса с черной кровью с Норт-Бич. Нет, тут дело в другом, глубоком и скрытом от глаз. Айви лишь знала, что рядом с такой крутой и усердной мамой, она чувствовала себя еще менее хорошим копом, чем обычно.

      «А ведь она меня даже не ругает. Пока что».

      — У тебя скоро урок?

      — Да, с пятиклассниками.

      — М-м, потные засранцы.

      — Не говори. Я замучаюсь открывать все окна и проветривать после них зал. А у тебя опять ночная смена?

      — Да. И потом выходной.

      — Отлично… Передашь Чурросу от меня привет, ладно?

      — Обязательно. Он будет рад. Ну… пока?

      — Пока. Не забудь выспаться. И спокойной смены.

      Прощаться с каждым годом делалось все труднее. Нарастающая неловкость поддушивала. Когда это началось и почему, Айви не знала. Можно, конечно, предположить, что все из-за того, что они мало общались. Из-за маминой службы в полиции, из-за того, что после смерти папы все обязанности кормильца-добытчика полностью легли на ее плечи. Айви, в свою очередь, маму обожала. Определилась с профессией на этапе детского сада: полиция и только туда.

      «Чтобы защищать город, сажать в тюрьму плохих парней. Чтоб мной гордились. Супер. Но вот… я больше пяти лет как “офицер”, и я с трудом представляю, что продержусь еще хотя бы столько же».

      Айви поймала себя на том, что уже секунд десять держит телефон с завершенным звонком и смотрит на воду. Мимо с лаем пронесся Чуррос, пытающийся поймать чайку за хвост, та, точно издеваясь, специально летела низко, но недостаточно, чтобы ее оказалось реально схватить. Айви проверила часы.

      — Пора. А то реально не высплюсь и… — растерла лицо руками. — Чуррос, слышишь? Говори друзьям «пока-пока»! Потом доиграете.

IV

      Дома отмыла собачьи миски, закинула вчерашние вещи в корзину с грязным бельем, поставила в трехэтажную пароварку рис, баоцзы и овощи. Переодевшись в пижаму, упала на широкую кровать, медленно втянула ноздрями воздух.

      «Все-таки миндальный ополаскиватель — самый лучший».

      Чуррос громко тяфкнул рядом.

      — Ну нет, я тебе только лапы помыла. Иди к себе на лежанку, — попросила Айви, не отрывая лица от подушки.

      Ответом стал протяжно-скрипучий скулеж.

      — Нет.

      Звук с каждой секундой все сильнее походил на не смазанную дверь и все быстрее надоедал.

      — Да Господи, — Айви помогла Чурросу влезть на кровать, тот, довольно виляя, заполз ей под руку, положил морду рядом. — Класс. Чтобы я нюхала, что ты ел? Как мило… — погладила лохматые усы, поправила нелепо загнувшееся ухо. — Ну и как я могу устраивать свою личную жизнь? Ты же ко всем приревнуешь и всех выгонишь.

      Вот к чему она это сейчас сказала?

      «Все из-за Стива. Все мозги мне с отношениями проел. Не хочу я ни с кем встречаться, я вообще… не знаю, чего я хочу», — со вздохом Айви выставила на телефоне будильник на половину десятого вечера. Как раз хватит и на получасовую прогулку с Чурросом — на большее он сам не согласится, будет капризничать, отнимать поводок и ныть — на нормальный ужин-завтрак и двадцатиминутный тупеж в Интернете. Раньше сил хватало на незамысловатые тренировки или серию сериала, какого-нибудь незамысловатого. Вроде «Друзей» или «Как я встретил вашу маму». На серьезное кино Айви отваживалась крайне редко.

      «А для меня уже “Девочки Гилмора” посерьезнели. Жуть. Нет, все же кое-чего я хочу. Хочу, чтобы все стало хорошо или хотя бы неплохо. Как в детстве».

      Веки заметно потяжелели. Чуррос уже задремал, слегка подергивая во сне лапами, наверное, снова гонялся за чайкой.

      «Небо, как я хочу в детство…»

***

      После школы Айви никогда не оставалась играть с другими детьми, не шла с ними гулять до парка или кондитерского магазина. Она засекала время по уличным часам и неслась сломя голову до Хейт-Ашбери. Иногда пыталась обогнать трамваи или редких велосипедистов. Ни на что не отвлекалась, а когда на горизонте начинал маячить знакомый желтый дом с круглыми балконами, у Айви словно открывалось второе дыхание. Она бежала еще быстрее.

      Взмыв на третий этаж винтовой лестницы, огорошив старушек-соседок громким «Здрасьте!», Айви подлетала к квартире и лишь там замирала, переводя дух, на цыпочках пробиралась внутрь. Почему она каждый раз это делала и к чему была такая спешка — загадка. Кажется, сперва Айви придумала, что скрывалась от разъяренных бандитов или наоборот пыталась их поймать. Сюжет поистерся, а вот привычка носиться и таким образом растрачивать оставшуюся после учебы энергию осталась.

      Обыкновенно Айви укладывалась в пятнадцать минут, иногда в двенадцать, если ей везло на светофорах или получалось срезать на перекрестке возле прачечной.

      Аккуратно поставив на пол портфель, Айви переводила дух и прислушивалась. Звонко стучали клавиши печатной машинки. С шуршанием звучал граммофон — обычно играло что-нибудь дремучее, Конни Френсис или Рой Орбисон — на кухне на лежанке зевала и переворачивалась Матильда. Добрая толстушка всегда была ленива, а с годами и вовсе перестала встречать гостей или лаять. Лишь когда заходили к ней на кухню, она принималась бить хвостом по полу, шевелила морщинами на лбу, словно бы говоря: «О! Это ты? Какая приятная неожиданность!»

      Дядя часто ворчал, разумеется, в шутку, что Матильда бракованная, что для бразильской филы она слишком беззаботная и простодушная, а Джеффри всегда принимался защищать ее, иногда не в шутку, говоря о том, какая Матильда зато тихая и чистоплотная и как тихо она спит, в отличие от дяди.

      Айви очень нравилась полусонная атмосфера огромной квартиры, полной взрослых книг — в том числе и иностранных — вычурной одежды, коробок со всякими причудливыми сокровищами вроде сломанных диктофонов, перьевых ручек в металлических маленьких тубусах, фонариков, фотоаппаратов. Рыться в этом добре — все равно что рождественские подарки открывать. Но еще больше Айви нравилось идти на стук машинки и, тихонько приоткрыв дверь в кабинет, заползать внутрь.

      Там она уже сама действовала как настоящая преступница. Кралась к столу, обходя скрипучие половицы, задерживала дыхание, но, увы, ее рассекречивали в самый последний момент.

      — О, килька вернулась? — Джеффри поднимал на нее приветливо-хитрый взгляд. — Боже, а что за бардак у тебя на голове? Иди сюда, — небрежно махал рукой, в которой непременно держал или бокал вина, или сигарету, или все сразу.

      Айви оставалось повиноваться. Терпеливо стоять и ждать, пока Джеффри поправит на ней банты, а потом еще заставит подтянуть носки и застегнуть верхнюю пуговицу на рубашке.

      — Как ты это делаешь?

      — Что именно?

      — Замечаешь меня. Дядя вот почти никогда...

      — Поверь, твой дядя не заметит, если мимо него пушечное ядро пролетит. А если уж накатит... А чего ты так рано? Мать твою, уже два! И чего ты мне не сказала? Помощи от тебя, конечно... Дуй на кухню.

      Айви покорно скакала впереди, пока Джеффри медленно собирал по столу листы с очередной рукописью, окурки и скопившуюся посуду, небрежно накидывал поверх домашней футболки и штанов стеганый халат, чьи затертые и местами засаленные рукава крепко воняли сигаретами, выпивкой и мускусными духами. Зачем ими душиться дома, Айви не понимала. С другой стороны, от дяди, когда тот возвращался с пристани, воняло сырой рыбой и потом, так что табачно-терпкий букет, сопровождавший Джеффри, нравился чуть больше.

      Да и сам Джеффри Айви нравился. Длинный, долговязый, окрашенный в ярко-рыжий цвет, носатый. Повадками, пронзительным голосом и пестрыми нарядами он напоминал экзотическую птицу. На фоне приземистого, полного и рано полысевшего дяди смотрелся чужеродно и оттого привлекательно. Особенно в том самом огромном халате, похожем со стороны на церемониальные одеяния короля.

      Айви помнила, как Джеффри стал встречаться с ее дядей, внезапно материализовавшись в его крошечной холостяцкой конуре. О том, что они именно «встречались» Айви сообразила почти сразу и сама.

      Тогда она не оперировала такими понятиями как «любовник» или «парень», просто видела, что Джеффри присвоил себе дядю, и что того, привыкшего к жизни с Матильдой и Айви, это полностью устраивало.

      — Вот ведь жопа... Килька, мы бедны как церковные мыши, — резюмировал Джеффри, хлопнув дверцей холодильника.

      Матильда протяжно зевнула.

      — Закажем пиццу? — предложила Айви, раскачиваясь на стуле.

      Кухня тоже была вся заставлена ящиками с книгами и непонятными тряпками, но все равно ощущалась большой, особенно если вспомнить кухню на прежней квартире дяди.

      — Ты меня, похоже, не слышишь. Мы бед-ны-е... Как насчет фаринаты? Быстро, дешево.

      — Ты потрешь мне сыр?

      — У тебя рук нет? Сама справишься, я пока с тестом разберусь. Небо, как я ненавижу готовить…

      Джеффри разрешал брать в руки терку, большие ножи и спички. Ругаться тоже разрешал, иногда под настроение учил мату на французском, как и всему остальному языку. Но бегать по дому и кричать задорно-громко «мерд» и «дегаж» было веселее, чем петь «У чистого фонтана» под аккомпанемент пианино.

      Айви сама пододвигала к столу табуретку, вставала рядом с Джеффри и, неловко управляясь с кухонной утварью, принималась задавать вопросы, чаще всего однотипные, просто чтобы не торчать на кухне в тишине.

      — Как ты поработал сегодня?

      — Скверно, килька. Я просираю сроки, — Джеффри с грохотом достал из ящика большую сковороду, вылил в нее сперва воду, потом масло. — У меня есть шансец попросить отсрочку. Но он такой крохотный…

      — Как тебе еще платят за твои книги?

      — Ты что, коп? С такими вопросами приставать, — Джеффри легонько щелкнул Айви по лбу.

      — Нет, но скоро им стану.

      — Ну, разумеется… Напомни, а другие, скажем, менее тревожные профессии мы не рассматриваем?

      — Нет, — решительно.

      — Вот как… Просто мне кажется, ты торопишься… Мне просто кажется? Окей… но для копа ты слишком болтливая и шумная. Подвинь мне муку. Мерси.

      Айви сердито поджала губы, но быстро отвлеклась от обиды, наблюдая за тем, как смесь в сковороде медленно превращается в лепешку. Запах оливкового масла и сыра взбодрил Матильду, она с тяжелым кряхтением поднялась со своего места, приковыляла к плите, ткнулась Айви в колено холодным мокрым носом. Все эти детали складывались в идиллическую картинку несуразного, но уютного счастья. Скоро должен прийти дядя, они вместе сядут за стол, вечером с работы позвонит мама, пожелает добрых снов и попросит слушаться старших.

      Хорошо.

      Айви нетерпеливо заглянула в сковородку. Долгое молчание напрягало, поэтому она спросила:

      — А как появилась фарината?

      — Килька, только не говори, что у тебя склероз. Я же рассказывал…

      — Расскажи еще.

      Джеффри устало закатил глаза, медленно отложил в сторону ложку.

      — В тринадцатом веке была такая Генуэзская Республика, у нее были моряки. И вот возвращались они из очередного путешествия, с какой-то очередной генуэзской победой. Но жахнул шторм. И их запасы провианта залило водой. Вся мука пропиталась соленой водой, еще и масло пролилось…

      Айви слушала, гладила Матильду, воображала Генуэзскую Республику — она ее произнести даже не могла — их флот, шторм. Было невероятно приятно и спокойно…

      Ровно до тех пор, пока не прозвенел будильник.