11. Хочется жить

Весеннее обострение приходит всегда.


Ты не сможешь от него просто убежать, не сможешь переждать, как бурю, в тёплом и уютном месте. Оно подобно ядерному взрыву: достанет тебя везде, и ты никогда не будешь к нему полностью готов.


Весеннее обострение приходит всегда. Вот уже несколько лет я держу это в голове. Каждый раз, когда американские горки моей менталки поднимаются наверх, каждый раз, когда мне хочется поверить, что вот она — ремиссия, каждый раз, когда в воздухе повисает тягостно-сладкое ожидание солнца, я напоминаю себе эту истину.


Что весеннее обострение приходит всегда.


Но солнце решило меня удивить. Оно опустилось на землю, приняло обличие рыжего юноши и запретило мне смирение. Оно затолкало меня в окоп, вылезло из него навстречу радиоактивному грибу и показало ему два средних пальца. И я рассмеялся, хоть и знал, что это не поможет.


Рыжее солнце ошарашило меня новой истиной: весеннее обострение всегда заканчивается.


Почему-то Миша страшно удивлён тому, что я люблю смотреть мультики.


— Я недостаточно хорош для этого? — хмыкаю я, когда парень застаёт меня в постели с айпадом, на котором я марафоню во второй раз “Время приключений”.


— Да я не это имел в виду, — надувается он и залезает с ногами ко мне на кровать, боком толкая меня к стене. — Просто ты весь из себя такой серьёзный и важный, а мультики, всё-таки, считаются хобби для детей. Или для задротов.


— Тогда должен тебя ошарашить, но я и есть задрот, — пожимаю я плечами. — Моими мышцами можно полы мыть, я работаю только через интернет, а ещё, если ты не заметил, — указываю на стену над столом, где висят старенькие аниме-плакаты.


— Ну, я думал, что ты их ещё в школьные годы повесил, — отвечает он мне. — Вдруг сдирать жалко.


— В школьные годы я здесь не жил, — ставлю Мишу в известность. Тот заинтересованно на меня косится.


— Кстати об этом… А где твои родители?


— Живут в старом микрорайоне, а что?


— Просто ты никогда о них ничего не рассказывал, — парень смущённо потирает нос. — Вот и подумал…


— У нас с ними достаточно напряжённые отношения, — я вздыхаю, пялясь прямо перед собой. — В особенности с отцом. Я плохо учился в школе, хреново понимал точные науки. Они очень любили говорить, что я — ленивый и тупой, звали меня своим самым большим разочарованием, могли пошутить об этом за каким-нибудь семейным застольем. Батя рвал мои рисунки, не хотел слушать ничего, когда я говорил, что буду художником, мог вылупить за рисование. Аргументировал, что профессия “бабская” и денег мне не принесёт. Заставил отучиться на курсах сварочного дела, потом взял работать к себе в бригаду. Год там проторчал. У меня как раз начала ещё сильнее течь кукуха, и я сходил к психиатру. Когда он нашёл мои таблетки… Ой, Миш, это полный пиздец был.


— Он тебя побил? — догадливо предполагает рыжик. Я киваю.


— Всю спину мне, сука, исполосовал. Наорал, что я наркоман и пидорас, что только бабы слабовольные этой хуйнёй травятся. А знаешь, что самое обидное? Он ведь искренне верил, что делает мне лучше.


— Ебать, — с отвращением цедит Миша.


— Ага. Мне как раз девятнадцать было, как тебе. А я личность в целом впечатлительная. Несколько лет потом не мог себя заставить к психиатру сгонять. В процессе запускал кукуху всё больше. Хотя было и хорошее. Дед случайно заметил синяки, заставил рассказать, что случилось. Ну и забрал меня из этого гадюшника нахуй. С тех самых пор так и живём.


Парень впечатлённо качает головой.


— Как же много я о тебе не знаю…


— Так ты спрашивай, — улыбаюсь я. — Думаешь, не расскажу?


— Ну мало ли, — озорно хихикает он. — Скажешь снова, что я тебе не мамочка.


— Не скажу, — вздыхаю. — Больше не скажу.


— Ловлю на слове! — радостно отвечает Миша и, усевшись в позу лотоса, начинает раздумывать, что бы такое спросить. Но ничего умного явно придумать не может, поэтому просто интересуется: — А ты смотрел “Вселенную Стивена”?


— Не полностью, хотел тоже замарафонить, пока хандра не отпустила.


— Можно с тобой?


Я улыбаюсь. Как тебе отказать?


— Без проблем.


— А кто твой любимый персонаж оттуда, кстати? — он опять расслабленно валится на моё плечо, чтобы удобнее было смотреть в экран, а я секунд пять смотрю в его глаза и отвечаю:


— Хризолит.


***


Пока мы с Мишей исследуем жизнь “космических лесбиянок” (как он сам называет самоцветов), сезон “грязь замёрзла” медленно сдает позиции сезону “грязь”. Никто не верит в весну в конце марта. Выше отметки в пять градусов температура не поднимается, а чтобы выйти наружу, нужно убедиться, что твоя обувь не промокает, а одежда не продувается и не светлая.


Но есть одно очень важное изменение, которое даже я не могу отнести в разряд неприятных или раздражающих.


В один прекрасный день, когда я сижу за столом и лениво правлю проект, ко мне по своей устоявшейся привычке без стука вламывается Миша. Он проходит через всю комнату, в одно движение раздвигает шторы и настежь распахивает окно. Меня обдаёт влажным ветром, и я было уже хочу на него прикрикнуть, но замираю в пол-оборота к парню.


— Слышишь? — восторженно шепчет он, будто боится спугнуть наваждение. И я слышу.


Слышу аромат весны.


Это аромат талой воды, пробуждающей землю, аромат прелых листьев, что пролежали под шапкой снега слишком долго, и аромат солнца. Аромат застывшего в моих глазах настоящего.


Миша улыбается, щурится, из-за чего рыжие реснички подрагивают на свету, и высовывается из окна. Ветер чуть задирает его футболку, лаская нежную светлую кожу. А на щеках расцветают первые в этом году веснушки.


Вот оно — моё настоящее.


В этой жизни мне точно никто ничего не должен,

В этой жизни мне пока ничего не принадлежит…


Он запевает просто так, без привычного сопровождения гитары, громко и сильно. И у меня в удивлении распахиваются губы, когда я слышу, что там, снаружи, из других окон кто-то подхватывает и начинает петь вместе с Мишей.


Вчера было так хорошо, что хотелось даже сдохнуть,

Сегодня стало плохо настолько, что хочется жить!


Я люблю, когда он играет на гитаре. Но только сейчас осознаю: лучше голоса Миши инструмента ещё не придумали. Он не нуждается в дополнениях, потому что прекраснее просто не может быть.


Мой друг вчера умер от счастья!

Бессмысленный с виду поступок.

Он пытался нам всем что-то сказать,

Но никто не стал его слушать.

Он считал, что заполнит себя,

Проглотив все звёзды на небе,

Но звезда оказалась чёрной дырой,

Его быстро не стало, поверь мне!


Рыжик подтягивается на руках, усаживается на подоконник, свесив ноги наружу, и продолжает, покачивая головой:


Да ладно, шучу! Всё с ним хорошо!

Лежит он в соседней комнате!

Но только прошу: не будите,

Он так долго страдал от бессонницы!


Я встаю, чтобы подойти к окну и выглянуть наружу. Ветер в лицо впервые за долгое время вызывает во мне не раздражение, а волнение в предвкушении чего-то по-весеннему прекрасного. Миша расслабленно откидывается назад, к моей груди, прикрывает глаза, и его улыбка заставляет меня вдруг усомниться в собственном сердцебиении.


В этой жизни мне точно никто ничего не должен,

В этой жизни мне пока ничего не принадлежит…

Вчера было так хорошо, что хотелось даже сдохнуть,

Сегодня стало плохо настолько, что хочется жить!


И именно в эту секунду я впервые совершенно отчётливо понимаю, что хочу его поцеловать.

Песня:

Дела Поважнее — Пятница

Содержание