В понедельник я пишу Мише с утра и прошу сегодня не приходить.
Сбер Панк:
А чё такое
Сбер Панк:
Ты же не собрался в окно выходить или что-то в этом роде не?
Андрей Журавлёв:
Ага, со второго этажа в клумбу))
Андрей Журавлёв:
Да просто я сегодня еду к психиатру. Плановый приём. Там очереди до потолка обычно, так что вернусь домой только к ужину. Не застанешь меня.
Сбер Панк:
А, понял
Сбер Панк:
Ты к межрайонной психушке привязан?
Андрей Журавлёв:
Ну да. А у нас есть другие?
Сбер Панк:
Откуда мне знать, это же не я псих :Р
Андрей Журавлёв:
Пошёл нахуй)
Диалоги с Мишей из раза в раз заставляют меня улыбаться. Глобально ничего не меняется, но его жадная, исполненная нежности любовь к жизни не может на меня не влиять. Порой он радуется такой ерунде, на которую я бы сам по себе не обратил внимания никогда: удачно брошенный в мусорную корзину скомканный лист бумаги, двойной желток в яйце для омлета, внезапный романтический поворот в мультфильме…
И не только в этом дело. Он искренне злится на запоротый аккорд в разучиваемой песне, вздрагивает на каждом самом предсказуемом скримере в фильме ужасов и может расплакаться, увидев мёрзнущего котёнка у подъезда. Клянусь, я сам это видел! И мне пришлось вместе с рыжим обалдуем идти к киоску, покупать пакетик корма и затем искать куда-то заныкавшийся комок шерсти. Пацан не успокоился, пока не убедился, что котёнок сыт и доволен.
Раньше я бы назвал такой склад мышления легкомысленным. Но сейчас до меня начинает медленно доходить, что Миша вовсе не беспечен. Более того, он крайне ответственен и всегда держит слово, кому бы его ни дал — библиотекарше, моему деду или мне. А то, что я раньше считал легкомыслием… Похоже, что он просто не запрещает себе проживать эмоции, какими бы они ни были. По-белому завидую. Тоже так хочу.
Клиника находится в соседнем районе, чуть ниже центра. Можно доехать на маршрутке, но я решаю пройтись. Сегодня чувствую себя удивительно бодрым, ботинки толкают мокрый асфальт, ноги пружинят, в голове играет мелодия — что-то смутное и наполовину забытое из репертуара Миши. Где-то на задворках сознания вертятся мои вечные спутники, заставляя каждые десять секунд оборачиваться, чтобы убедиться: нет, металлическое многотонное чудище на четырёх колёсах не собирается отнять мою жизнь. Но сегодня я с этими спутниками на “ты”. Вместо дикой тревоги они держат планку лишь на уровне лёгкого беспокойства. Я могу с ним сосуществовать. А значит — сегодня хороший день.
В очереди психи, бабки и призывники. Я привык. Откидываюсь спиной на стену — сесть мне здесь не даст никто и никогда — прикрываю глаза и абстрагируюсь. Ворчащие люди где-то там, а я здесь. Наедине с собой. Мне нравится это состояние, потому что я не часто могу себе его позволить. Демоны очень любят доводить до панических атак, стоит немного расслабиться. Поэтому в дни похуже я окружаю себя шумом музыки или сериалов. Болтовня Миши тоже неплохо работает. А вот сейчас — приятная, хоть и относительная, тишина собственных мыслей.
Я не знаю, сколько проходит времени, когда меня вызывают по фамилии, и я захожу.
— Здраствуйте, Семён Андреевич, — улыбаюсь я, усаживаясь на стул напротив молодого психиатра с толстыми очками на носу.
— Здравствуйте, Андрей, — так же приветливо отзывается он, раскрывая мою карту. — Хорошо сегодня выглядите. Как наши успехи?
— Да вроде неплохо, — пожимаю я плечами. Но знаю, что этого недостаточно, потому что мужчина терпеливо продолжает на меня смотреть. И тогда я вздыхаю и достаю мобильник. Моя нелюбимая часть — дневник состояния. Я прекрасно знаю, что он гораздо объективнее расскажет о моём самочувствии, чем я сам в маниакальную фазу. Голова понимает, что я далеко не в ремиссии, но сердце твердит, что мне лучше, чем когда-либо. Оно каждый раз ловит меня в эту ловушку.
— Давайте вы сами посмотрите, — я кладу телефон с “календарём настроения” перед доктором. Расписывать всё вслух мне не хочется, захочу приуменьшить реальность, мне это не пойдёт на пользу.
Мужчина изучает мои последние два месяца и вздыхает.
— Андрей, мне неприятно это говорить, но вам нужно попробовать другой антидепрессант. Снова.
— Херово, — вздыхаю я, заставляя маленькую медсестру за соседним столом вздрогнуть от праведного гнева: такие слова, да в кабинете! Какой ужас!
— Согласен, — с сочувствием отвечает Семён Андреевич. — Но этот вам не подходит, очевидно. Был прогресс, но в последние месяцы сошёл на нет.
— Так может это из-за весеннего? — предполагаю я. Не хочу менять адик, он меня снова побочками отпиздит…
— Конечно, весеннее обострение всегда немного просаживает прогресс, но Андрей, у вас был сильный депрессивный эпизод больше трёх недель. Хотя ранее мы смогли добиться гораздо меньшей частоты и длительности. Он может снова повториться, мы ведь не хотим такого?
Конечно же не хотим. Ебал я эти эпизоды, честное слово. Но почему же бороться с ними так сложно… Лечь бы на землю и ничего не делать, честное слово.
Пожимаю плечами смиренно. Как будто у меня есть выбор, в самом деле.
Он выписывает мне новый рецепт и снова поднимает дозировку нейролептиков. Это я принимаю уже безропотно. Опять неделю буду спать до обеда, но да ладно, не в первый же раз.
— Если снова станет прямо очень плохо — приходите раньше положенного, не терпите, хорошо? — просит доктор.
— Хорошо, я постараюсь, — обещаю на выходе. Мне везёт со специалистом. Семён Андреевич с самого начала производил хорошее впечатление, он внимателен и профессионален. Да и отзывов о нём хороших много. Это просто мне так не везёт.
На выходе из клиники я слышу знакомые звуки — и закатываю глаза. Вот ведь… Чертёнок!
♪Мы разрисуем все заборы своими стихами,
Достань, пожалуйста, краску из рюкзака!
Нам ни к чему учиться — мы придумаем сами
Правила русского языка!♪
Стоит прямо за кованым забором территории, чехол на земле, гитарный ремень на плече, а вокруг — горсть людей, что шли с расположенного рядом рынка и, очевидно, остановились послушать.
♪Когда экономят силы все остальные,
Мы заранее готовимся к ностальгии.
Мы решили: дорога каждая минута,
Мы валяем дурака, и пока
Впечатления — наша валюта!♪
Каблуком постукивает по асфальту в такт мелодии. Сам в ветровке, но она безбожно распахнута. Замечает меня краем глаза, загорается широкой улыбкой, вытягивает шею, гордо вздёргивая подбородок, и голосит во все лёгкие:
♪Мы сказочно богаты,
Сказочно богаты,
Сказочно богаты —
Ты и я!
Эй, подожди, куда ты,
Подожди, куда ты,
Подожди, куда ты —
Молодость моя?♪
В присутствии Миши свою молодость я чувствую на физическом уровне — готов поклясться, что могу потрогать её руками. И даже тихие фоновые голоса полностью замолкают — не выдерживают напора энергии. А пацан даже не стесняется толпы — полностью разворачивается, поёт мне и только мне.
♪Давай в подземном переходе играть на гитаре?
Нотная грамота тоже нам не нужна!
На фоне площади луна, как огромный фонарик,
И губы, бордовые от вина —
Дополнение к очкам нашим розовым.
В этом возрасте легко быть философом!
В этом мире даже на приключения
Поднимается цена, но она не имеет значения!♪
— Ты чего тут устроил? — пытаюсь отчитать парня, но сложно отчитывать с настолько довольной физиономией, которой я сейчас сияю.
— Я соскучился, — отвечает мне Миша, пересыпая монетки в карман, и начинает убирать гитару в чехол. А я со вздохом отворачиваясь, стараясь согнать с губ слишком довольную улыбку.
— И что, всё-таки ко мне пойдёшь? Мне, так-то, ещё в аптеку надо.
— Нифига подобного, — мотает рыжик головой. — Сейчас зайдём в аптеку, потом в магаз — и ко мне. Мама готовит нам ужин.
— Чего? — я ошарашенно гляжу на друга, пытаясь понять, правильно ли расслышал.
— Чего “чего”? Она уже давно с тобой познакомиться хочет, между прочим! — восклицает Миша. Я в лёгкой панике.
— Заранее не мог предупредить? Я выгляжу, как чмо нестиранное.
— Нормально ты выглядишь! — возражает парень, и я прихожу к выводу, что истина познаётся в сравнении. Потому что на фоне Миши… Да, пожалуй, всё не так плохо.
— А вот ты — как оболтус, — фыркаю я, тяну его к себе за ворот и застёгиваю пареньку пуговицы на ветровке. — Мать увидит, что расстёгнутый ходишь, и подумает, что это я тебе позволяю.
— Да я ведь совсем не мёрзну! Вот смотри, — с этими словами он накрывает своими руками мои пальцы над верхней пуговицей. И я застываю. Какие же горячие! Миша берёт мои руки в ладони и начинает растирать их:
— А вот тебе не помешало бы перчатки носить даже весной. Ледяные же.
— Не могу носить перчатки, мне надо чувствовать пальцы, — отвечаю я, находясь в состоянии, близком к прострации.
— Да ты ведь их и не чувствуешь, они просто как ледышки!
И я ничего на это не отвечаю, потому что сомнение, от которого в прошлый раз вышло отмахнуться, охватывает мой разум с новой силой и прожигает его насквозь, но это не болезненное чувство, скорее вяжущее, как рот после хурмы.
Алло, служба спасения? Тащите носилки, зовите на помощь! Тут натурал влюбляется в парня!