В понедельник я пишу Мише с утра и прошу сегодня не приходить.

Сбер Панк:

А чё такое

Сбер Панк:

Ты же не собрался в окно выходить или что-то в этом роде не?

Андрей Журавлёв:

Ага, со второго этажа в клумбу))

Андрей Журавлёв:

Да просто я сегодня еду к психиатру. Плановый приём. Там очереди до потолка обычно, так что вернусь домой только к ужину. Не застанешь меня.

Сбер Панк:

А, понял

Сбер Панк:

Ты к межрайонной психушке привязан?

Андрей Журавлёв:

Ну да. А у нас есть другие?

Сбер Панк:

Откуда мне знать, это же не я псих :Р

Андрей Журавлёв:

Пошёл нахуй)

Диалоги с Мишей из раза в раз заставляют меня улыбаться. Глобально ничего не меняется, но его жадная, исполненная нежности любовь к жизни не может на меня не влиять. Порой он радуется такой ерунде, на которую я бы сам по себе не обратил внимания никогда: удачно брошенный в мусорную корзину скомканный лист бумаги, двойной желток в яйце для омлета, внезапный романтический поворот в мультфильме…

И не только в этом дело. Он искренне злится на запоротый аккорд в разучиваемой песне, вздрагивает на каждом самом предсказуемом скримере в фильме ужасов и может расплакаться, увидев мёрзнущего котёнка у подъезда. Клянусь, я сам это видел! И мне пришлось вместе с рыжим обалдуем идти к киоску, покупать пакетик корма и затем искать куда-то заныкавшийся комок шерсти. Пацан не успокоился, пока не убедился, что котёнок сыт и доволен.

Раньше я бы назвал такой склад мышления легкомысленным. Но сейчас до меня начинает медленно доходить, что Миша вовсе не беспечен. Более того, он крайне ответственен и всегда держит слово, кому бы его ни дал — библиотекарше, моему деду или мне. А то, что я раньше считал легкомыслием… Похоже, что он просто не запрещает себе проживать эмоции, какими бы они ни были. По-белому завидую. Тоже так хочу.

Клиника находится в соседнем районе, чуть ниже центра. Можно доехать на маршрутке, но я решаю пройтись. Сегодня чувствую себя удивительно бодрым, ботинки толкают мокрый асфальт, ноги пружинят, в голове играет мелодия — что-то смутное и наполовину забытое из репертуара Миши. Где-то на задворках сознания вертятся мои вечные спутники, заставляя каждые десять секунд оборачиваться, чтобы убедиться: нет, металлическое многотонное чудище на четырёх колёсах не собирается отнять мою жизнь. Но сегодня я с этими спутниками на “ты”. Вместо дикой тревоги они держат планку лишь на уровне лёгкого беспокойства. Я могу с ним сосуществовать. А значит — сегодня хороший день.

В очереди психи, бабки и призывники. Я привык. Откидываюсь спиной на стену — сесть мне здесь не даст никто и никогда — прикрываю глаза и абстрагируюсь. Ворчащие люди где-то там, а я здесь. Наедине с собой. Мне нравится это состояние, потому что я не часто могу себе его позволить. Демоны очень любят доводить до панических атак, стоит немного расслабиться. Поэтому в дни похуже я окружаю себя шумом музыки или сериалов. Болтовня Миши тоже неплохо работает. А вот сейчас — приятная, хоть и относительная, тишина собственных мыслей.

Я не знаю, сколько проходит времени, когда меня вызывают по фамилии, и я захожу.

— Здраствуйте, Семён Андреевич, — улыбаюсь я, усаживаясь на стул напротив молодого психиатра с толстыми очками на носу.

— Здравствуйте, Андрей, — так же приветливо отзывается он, раскрывая мою карту. — Хорошо сегодня выглядите. Как наши успехи?

— Да вроде неплохо, — пожимаю я плечами. Но знаю, что этого недостаточно, потому что мужчина терпеливо продолжает на меня смотреть. И тогда я вздыхаю и достаю мобильник. Моя нелюбимая часть — дневник состояния. Я прекрасно знаю, что он гораздо объективнее расскажет о моём самочувствии, чем я сам в маниакальную фазу. Голова понимает, что я далеко не в ремиссии, но сердце твердит, что мне лучше, чем когда-либо. Оно каждый раз ловит меня в эту ловушку.

— Давайте вы сами посмотрите, — я кладу телефон с “календарём настроения” перед доктором. Расписывать всё вслух мне не хочется, захочу приуменьшить реальность, мне это не пойдёт на пользу.

Мужчина изучает мои последние два месяца и вздыхает.

— Андрей, мне неприятно это говорить, но вам нужно попробовать другой антидепрессант. Снова.

— Херово, — вздыхаю я, заставляя маленькую медсестру за соседним столом вздрогнуть от праведного гнева: такие слова, да в кабинете! Какой ужас!

— Согласен, — с сочувствием отвечает Семён Андреевич. — Но этот вам не подходит, очевидно. Был прогресс, но в последние месяцы сошёл на нет.

— Так может это из-за весеннего? — предполагаю я. Не хочу менять адик, он меня снова побочками отпиздит…

— Конечно, весеннее обострение всегда немного просаживает прогресс, но Андрей, у вас был сильный депрессивный эпизод больше трёх недель. Хотя ранее мы смогли добиться гораздо меньшей частоты и длительности. Он может снова повториться, мы ведь не хотим такого?

Конечно же не хотим. Ебал я эти эпизоды, честное слово. Но почему же бороться с ними так сложно… Лечь бы на землю и ничего не делать, честное слово.

Пожимаю плечами смиренно. Как будто у меня есть выбор, в самом деле.

Он выписывает мне новый рецепт и снова поднимает дозировку нейролептиков. Это я принимаю уже безропотно. Опять неделю буду спать до обеда, но да ладно, не в первый же раз.

— Если снова станет прямо очень плохо — приходите раньше положенного, не терпите, хорошо? — просит доктор.

— Хорошо, я постараюсь, — обещаю на выходе. Мне везёт со специалистом. Семён Андреевич с самого начала производил хорошее впечатление, он внимателен и профессионален. Да и отзывов о нём хороших много. Это просто мне так не везёт.

На выходе из клиники я слышу знакомые звуки — и закатываю глаза. Вот ведь… Чертёнок!

♪Мы разрисуем все заборы своими стихами,

Достань, пожалуйста, краску из рюкзака!

Нам ни к чему учиться — мы придумаем сами

Правила русского языка!♪

Стоит прямо за кованым забором территории, чехол на земле, гитарный ремень на плече, а вокруг — горсть людей, что шли с расположенного рядом рынка и, очевидно, остановились послушать.

♪Когда экономят силы все остальные,

Мы заранее готовимся к ностальгии.

Мы решили: дорога каждая минута,

Мы валяем дурака, и пока

Впечатления — наша валюта!♪

Каблуком постукивает по асфальту в такт мелодии. Сам в ветровке, но она безбожно распахнута. Замечает меня краем глаза, загорается широкой улыбкой, вытягивает шею, гордо вздёргивая подбородок, и голосит во все лёгкие:

♪Мы сказочно богаты,

Сказочно богаты,

Сказочно богаты —

Ты и я!

Эй, подожди, куда ты,

Подожди, куда ты,

Подожди, куда ты —

Молодость моя?♪

В присутствии Миши свою молодость я чувствую на физическом уровне — готов поклясться, что могу потрогать её руками. И даже тихие фоновые голоса полностью замолкают — не выдерживают напора энергии. А пацан даже не стесняется толпы — полностью разворачивается, поёт мне и только мне.

♪Давай в подземном переходе играть на гитаре?

Нотная грамота тоже нам не нужна!

На фоне площади луна, как огромный фонарик,

И губы, бордовые от вина —

Дополнение к очкам нашим розовым.

В этом возрасте легко быть философом!

В этом мире даже на приключения

Поднимается цена, но она не имеет значения!♪

— Ты чего тут устроил? — пытаюсь отчитать парня, но сложно отчитывать с настолько довольной физиономией, которой я сейчас сияю.

— Я соскучился, — отвечает мне Миша, пересыпая монетки в карман, и начинает убирать гитару в чехол. А я со вздохом отворачиваясь, стараясь согнать с губ слишком довольную улыбку.

— И что, всё-таки ко мне пойдёшь? Мне, так-то, ещё в аптеку надо.

— Нифига подобного, — мотает рыжик головой. — Сейчас зайдём в аптеку, потом в магаз — и ко мне. Мама готовит нам ужин.

— Чего? — я ошарашенно гляжу на друга, пытаясь понять, правильно ли расслышал.

— Чего “чего”? Она уже давно с тобой познакомиться хочет, между прочим! — восклицает Миша. Я в лёгкой панике.

— Заранее не мог предупредить? Я выгляжу, как чмо нестиранное.

— Нормально ты выглядишь! — возражает парень, и я прихожу к выводу, что истина познаётся в сравнении. Потому что на фоне Миши… Да, пожалуй, всё не так плохо.

— А вот ты — как оболтус, — фыркаю я, тяну его к себе за ворот и застёгиваю пареньку пуговицы на ветровке. — Мать увидит, что расстёгнутый ходишь, и подумает, что это я тебе позволяю.

— Да я ведь совсем не мёрзну! Вот смотри, — с этими словами он накрывает своими руками мои пальцы над верхней пуговицей. И я застываю. Какие же горячие! Миша берёт мои руки в ладони и начинает растирать их:

— А вот тебе не помешало бы перчатки носить даже весной. Ледяные же.

— Не могу носить перчатки, мне надо чувствовать пальцы, — отвечаю я, находясь в состоянии, близком к прострации.

— Да ты ведь их и не чувствуешь, они просто как ледышки!

И я ничего на это не отвечаю, потому что сомнение, от которого в прошлый раз вышло отмахнуться, охватывает мой разум с новой силой и прожигает его насквозь, но это не болезненное чувство, скорее вяжущее, как рот после хурмы.

Алло, служба спасения? Тащите носилки, зовите на помощь! Тут натурал влюбляется в парня!