Всю свою жизнь он прожил в этом обществе. Консервативном, традиционном, придерживающимся тех правил, какие он, Чжун Ли, нарушил в свои семнадцать лет. Тайно, конечно же, потому что иначе всё обернулось бы крайне сильным для него и его семьи скандалом. Не престало наследнику одной из самых богатых и влиятельных компаний заглядываться на мужчин, а не на женщин.

Конечно, всё было не так плохо. Он остепенился, исправился, стал благородным сыном, женившись на прекрасной дочери партнёра их компании, и его родители ушли из этого мира с улыбкой от тёплой мысли, что их старший сын создаст семью в ближайшем будущем. Это случилось всего через год после его пышной свадьбы с Гуй Чжун.

Сейчас они готовились отмечать уже девятую годовщину их счастливого брака. Детей у них до сих пор не было, и Гуй Чжун всякий раз незаметно закатывала глаза, когда нет-нет, да всплывала эта тема на различных банкетах, приёмах и прочем. Делала несчастный взгляд и отворачивалась, а пьющий рядом с ней дорогое шампанское Чжун Ли делал вид, что тоже очень сожалеет о том, что никто в этом зале до сих пор не знает имени следующего главы компании, которому могло бы уже быть целых девять лет.

Жизнь была разменной, и она устраивала Чжун Ли чуть более, чем полностью. Нет, конечно же, он скорбел над смертью своих родителей вместе со своими братьями и сёстрами. Он был бы не прочь десятый час дискутировать со своим отцом, слушать уже не такое идеальное из-за старческого голоса пение матери, наслаждаться семейными встречами по нескольку раз в месяц в их «родовом» поместье…

Однако он бы слукавил, если бы сказал, что их смерть не избавила его от некоторого давления. Спустя три года его младшая сестра родила на свет чудесного мальчика по имени Сяо, и Чжун Ли не надо было делать больше, чем быть для него хорошим дядей. Судьба Сяо была решена с момента его рождения, хоть и скрыта от его же матери.

В принципе, чем дольше Чжун Ли размышлял об идее «преемственности» родственниками главенствующих позиций внутри компаний, тем больше ему это виделось откровенной и старомодной чушью. Мир уже давно сдвинулся с той доисторической фазы, когда среди людей бродило поверье о «священности» крови или ещё о чём-то таком же глупом. Но традиции так просто не искоренить, и пока он попросту… ждал.

Чего именно ждал — не знал сам. Чего-то особенного, чего-то, что и правда могло бы… изменить что-то. Чего-то яркого, невероятного и….

Рыжего.

Его взгляд так резко зацепился за всполох будто бы огня среди белизны банкетного зала, что он сразу и не понял, что произошло. Несколько раз моргнул, но нет, огонь не пропадал, а лишь разрастался.

— О, это они, — сказала стоящая рядом Гуй Чжун, легко заметив его замешательство. — Они из модельного агентства из Снежной. Не помню фамилии модели…

Она задумчиво прикусила стеклянный край своего бокала, вспоминая. Только Чжун Ли была не так важна фамилия приезжего. Тогда он смотрел на одного из иностранцев, что возвышался на фоне черноволосого мужчины с елейной улыбки и более низкого по росту парня, который едва ли пытался скрыть за выдуманной вежливостью остроту своего взгляда.

Почудилось, будто бы смех этого иностранца разносится по всему залу, и из-за этого Чжун Ли нагло пропустил мимо ушей фамилию, которую всё же смогла вспомнить его жена. На мгновение он встретился взглядом с незнакомцем. С синим, утягивающим в бесконечность взором. И, вежливо кивнув в приветствии, отвернулся, возобновляя какую-то бесполезную беседу со своей женой о чём-то… вроде они говорили о новых документах и планах по расширению. Партнёры, всё же.

Не зря ведь поженились.

Иногда незнакомые люди, узнавая историю их отношений, удивлялись. Среди общества инвесторов не раз ходили слухи об их идеальном браке. Ещё и как — по расчёту, а душа в душу почти девять лет, без единого публичного скандала или ссоры. И всегда вместе, под руку, смотрят друг на друга.

Да, Чжун Ли был согласен с этими слухами. Его брак с Гуй Чжун был не столько идеальным, сколько попросту счастливым. Только счастье этого брака заключалось в совершенно других вещах. Ведь Чжун Ли любил мужчин. А его жена — женщин.

***

В его план не входило что-то, что за одну секунду могло его скомпрометировать. Нет, конечно, подозревать в нетрадиционных предпочтениях мужчину, который уже девять лет как женат, из-за одного взгляда в сторону другого незнакомого мужчины, было глупо. Умом Чжун Ли это прекрасно понимал. А вот привычки не позволяли заинтересованные взгляды дольше, чем на несколько секунд. Взглянул — оценил — отвернулся. И этот круг мог повторяться по несколько десятков раз за вечер, если неожиданно внимание Чжун Ли кто-то привлекал.

Но сейчас всё произошло на благотворительном банкете. Не то время, не то место — и невесомая тяжесть обручального кольца на пальце об этом напоминала особенно отчётливо. Хотя, надо сказать, в последнее время Чжун Ли не так уж часто занимался поиском… партнёра, как он это называл. Последние годы его отношения — настоящие отношения, основанные на хоть и поверхностных, но чувствах, — не держались дольше пары недель.

Просто потому, что было невероятно сложно объяснить и убедить в том, что обручальное кольцо, которое он на таких «встречах» прятал в карман, и весь его брак — не более, чем щит, вросшийся ему в кожу. Сложно не срастись, когда носишь его так долго. Так что долгие перерывы от отношений и редкий поиск интрижек на одну ночь, чтобы отвести душу, не были чем-то удивительным в его жизни.

Вероятно, из-за образовавшегося преднамеренного застоя его взгляд несколько агрессивно цеплялся за рыжие вихры, мелькавшие то тут, то там по залу. И к радости, и к сожалению, познакомиться лично и поближе не удалось. У Чжун Ли было стойкое ощущение, что если это случится, то за него всё скажет выражение в его глазах.

Хотя на самом деле, когда он об этом думал тщательнее, ничего подобного бы не случилось. Контроль его эмоций был слишком хорош, чтобы его раскрыл незнакомец с первого же взгляда. По крайней мере, так он думал до одного момента.

Гуй Чжун уплыла на другую сторону зала, он же остался рядом со столом с закусками, общаясь с Аждахой. Тот, будучи до удивления широкоплечим для человека, который должен сидеть в офисе и руководить сетью автосалонов, рассказывал о чём-то не таком важном и даже без энтузиазма. Так, воздух сотрясал, разделяя с Чжун Ли скуку касательно банкета.

И вот опять — идея того, что необходимо появляться в свету вместе с супругой ради репутации, казалась абсурдной. Какая репутация, если они и так друг друга тут все знают? Точнее, почти все.

В какой-то момент Чжун Ли посмотрел на часы и решил, что пора бы уже ехать домой. Либо вместе с Гуй Чжун, либо половину пути одному, поскольку его жена, вероятно, могла запланировать съездить к своей любовнице в гости. На ночь, конечно. Мысль вызвала лёгкое раздражение из-за мигнувшей зависти, и Чжун Ли, спеша от этого избавиться, слишком резко развернулся.

— Твою мать! — громогласный оклик Аждахи, казалось, пронёсся по всему банкетному залу. Чжун Ли же в недоумении застыл, разведя на чистом рефлексе руки, в одной из которых был зажат телефон. И глядел на то, как по белоснежной рубашке растекается блекло-красное мокрое пятно.

Следующее, что он услышал, так это едва не утонувшее в удивлённых голосах «блядь». Поднял взгляд и столкнулся с искренним ужасом в глубоких синих глазах напротив. Рыжие волосы красноречиво горели в свету хрустальных ламп, пылая на фоне белизны стен зала. Чжун Ли заставил себя посмотреть вниз, не позволив себе увязнуть в абсолютной черноте зрачков.

В бледных руках с тонкими запястьями… Чжун Ли дал себе мысленный подзатыльник и сконцентрировал внимание на двух бокалах. Половина вина из которых сейчас растекалась по его груди.

— П-простите, — заикнулся парень — парень, а не мужчина: судя по беглому взгляду, ему было чуть больше двадцати, — и поспешно убрал бокалы на столик. За спиной грузно и насмешливо фыркнул Аждаха, придя в себя после секундного замешательства. Чжун Ли сделал глубокий вдох.

— Всё в порядке, — и, не глядя на парня, обошёл его и быстрым шагом направился в сторону коридора. Тот угловатой змеёй уходил куда-то вглубь здания, и в его конце было две двери. Чжун Ли зашёл за ту, что была с вычурным рисунком мужчины в шляпе.

Мужской туалет встретил его тишиной, чистотой и хвойным запахом освежителя. Повернувшись к зеркалу в виде целой широкой полосы над рядом раковин, Чжун Ли со вздохом поморщился. Ещё в зале было понятно, что не отстирается, но теперь на него нахлынуло абсолютное осознание этого факта. Благо, что пиджак он оставил в машине, потому что было слишком душно. Ещё и галстук заляпало, но на чёрной ткани было не так заметно. Если не приглядываться. Возможно.

Поджав губы, Чжун Ли разблокировал телефон и написал Гуй Чжун. Однако та уже могла спускаться на парковку за запасной рубашкой, если видела случившееся или хотя бы слышала. В любом случае, Чжун Ли на всякий случай написал.

Тут в дверь в туалет отворилась. Чжун Ли повернул голову на шум и моргнул, когда обливший его вином парень шмыгнул внутрь и тут же низко поклонился перед ним, очевидно подражая традициям.

— Мне очень жаль! — выпалил он, не разгибаясь. И Чжун Ли зажмурился, ловя мгновение, потому что опять прилип взглядом к тому, к чему не должен был. Конкретно сейчас — к видневшейся полоске кожи между линией рыжих волос и воротом рубашки. Ему срочно надо будет снять напряжение, это уже ни в какие рамки.

— Выпрямитесь, Вы ведь не специально, — вздохнул он, совладав с собой и потирая переносицу. Когда открыл глаза, то увидел, что парень стоял перед ним. Прямо, но с пристыженным выражением лица и отчётливой паникой во взгляде.

— Извините ещё раз, я просто хотел предложить… — выдавил парень, и Чжун Ли удивлённо вскинул брови. Мокрая ткань рубашки начинала холодить кожу, и он невольно передёрнул плечами.

— Должен сказать, что отказался бы от вина от Вас, — он не сдержал усмешки, и парень только сильнее поник, потому Чжун Ли добавил. — Я сегодня за рулём, поэтому с Вами пообщался бы и без алкоголя.

— А в итоге общаетесь с вином на своей рубашке, — попытался улыбнуться парень, но паника в его глазах исчезла, сменившись искрой света. Чжун Ли слабо улыбнулся в ответ, не находя в себя никакого желания злиться. Рубашка и рубашка, ладно. Перед всем залом облили, с кем ни бывает.

— Как Вас зовут? — спросил Чжун Ли. Парень тут же спохватился и протянул руку.

— Чайлд Тарталья, — выпалил он, и Чжун Ли слегка нахмурился, пожимая его руку. Не осталось незамеченным — парень улыбнулся. — Странно звучит?

— Скорее не могу понять, что имя, а что фамилия, — ответил Чжун Ли, про себя добавляя, что вроде бы ничего похожего от Гуй Чжун он не слышал. Но зачем лгать ему прямо в лицо? На банкете были другие рыжие?

— Это… псевдоним, — на него взглянули то ли искренне неловко, то ли притворно. — Меня часто зовут Чайлдом, но мне больше нравится Тарталья.

— Значит, Тарталья, — кивнул Чжун Ли, запоминая выражение лица напротив и замечая в нём проскочившую лукавость. Тарталья определённо успел вернуть себе душевное равновесие после инцидента, и теперь его настоящая личность активно пробивалась сквозь спадающую пелену беспокойства и почти что страха.

Пробивалась активно — самоуверенностью в изгибе губ, хитростью в прищуре глаз и… неожиданной пустотой в синеве радужки. То, что ранее показалось Чжун Ли внутренним светом, оказалось лишь отблеском лампы. Несколько удивившись этому, он представился в ответ.

— Очень приятно, — какой-то оттенок лукавства скользнул в этих словах, но распознать какой именно не удалось. Чжун Ли отпустил его руку и вздохнул, задаваясь вопросом, где Гуй Чжун.

Стоило лишь подумать об этом, как в дверь туалета постучали и из-за неё раздался неуверенный голос:

— Чжун Ли?

Со вздохом облегчения Чжун Ли выглянул наружу и тут же поймал рукой пакет. Гуй Чжун послала ему вопросительный взгляд, он просто кивнул, и она расслабилась. Сказала, что ждёт в зале и ушла. Чжун Ли вернулся и ему показалось, что Тарталья не сдвинулся ни на дюйм.

— У Вас есть запасная рубашка, — пробормотал он, когда Чжун Ли вытащил её из пакета, а затем улыбнулся и пошутил. — Уже думал предложить свою.

— Не усердствуйте, я уже Вас простил, — отмахнулся Чжун Ли и больше постарался не задерживать на нём взгляд. Его внимание сыграло с ним ужасную шутку, поскольку взамен он сконцентрировался на голосе. На молодом, задорном, несколько высоком и будто бы скачущем на лёгких, на вырывающихся как бы между делом смешках.

— Просто, это правда ужасно. Я думал, что всё будет иначе, и я покажу себя с хорошей стороны…

— Мне уже интересно, чем же я так привлёк Ваше внимание, — усмехнулся Чжун Ли, ослабляя петлю галстука и замирая в нерешительности. Переодеваться перед другим мужчиной было как-то неловко. По иронии судьбы перед той же Гуй Чжун, когда такое случилось несколько раз, стыдно не было. А здесь же пальцы аж застыли на пуговицах.

— Просто Вы… — Тарталья начал было отвечать, как остановился и спросил. — Всё хорошо?

— Да, всё отлично, — отмахнулся Чжун Ли и всё же расстегнул рубашку. — О чём Вы говорили?

— Хотел сказать, что просто слышал уже о Вас до этого вечера, — слишком уж поспешно заговорил Тарталья. Настолько поспешно, что Чжун Ли нарушил договор сам с собой и всё же скосил взгляд, пытаясь понять причину столь ускорившейся речи.

И с недоумением увидел, как Тарталья увлечённо пялится в сторону туалетных кабинок. Видимо, всё же смутился, и Чжун Ли прекратил расстёгивать рубашку. При этом, конечно же, ощущая себя невероятной величины глупцом. Играя в «нормальность», заигрывался, и его подражание переходило границы.

— Подождите пару минут, — попросил он, беря пакет с рубашкой. Тарталья в замешательстве глянул на него, и Чжун Ли почудилось, будто бледные щёки горят румянцем. Выгнав наваждение из головы, он скрылся в одной из кабинок.

Когда вышел, уже в чистой рубашке, то, естественно, никакого румянца на чужих щеках уже не было. Ещё одна причина в копилку ко многим другим, что ему надо немного развеяться. Может, заработался и устал. Всем ведь нужен отдых, чтобы прочистить голову и не видеть галлюцинаций о том, как в его присутствии смущаются очаровательные рыжие парни.

Однажды Чжун Ли точно откусит себе язык за подбор слов в определённых ситуациях, но вряд ли это хоть чем-то ему поможет. В именно таких мыслях он подошёл к раковинам, чтобы забрать галстук. Тарталья же смотрел спокойно, и теперь пустота его глаз, но не взгляда, казалась простой непроницаемой стеной, за которой привыкли прятать эмоции.

— Вы и правда ждали, — заметил Чжун Ли. Честно сказать, ему казалось, что Тарталье надоест и он уйдёт, выдумав какой-нибудь благовидный предлог.

— Я очень терпеливый, — пожал плечами тот, улыбаясь с лёгкой искрой самолюбования. Чжун Ли мягко кивнул, поставив пакет с грязной рубашкой на раковину и принявшись завязывать галстук. Тут Тарталья спросил. — Вы ещё останетесь на банкет?

— Нет, мы с женой уже планировали уезжать, — качнул головой Чжун Ли, и краем глаза увидел, как на взгляд Тартальи резко метнулся к его рукам, плетущим узел галстука. Тяжесть кольца как никогда показалась слишком уж огромной. Закончив с галстуком, Чжун Ли хотел было достать из внутреннего кармана визитку, но вспомнил, что оставил пиджак в машине.

Возможно, это знак, что им не стоит сближаться. Что там говорила Гуй Чжун? Модельное агентство из Снежной? Было бы неплохо, да и вероятнее всего он будет видеться скорее с менеджерами оттуда, чем с самим Тартальей.

— Тогда закончим разговор в следующий раз, господин Чжун Ли, — улыбнулся Тарталья с какой-то неоспоримой уверенностью, что они действительно увидятся. Причём в скором времени. Откровенно не поняв этой убеждённости, Чжун Ли кивнул.

Тарталья покинул туалет почти что бесшумно, только дверь едва слышно хлопнула. Чжун Ли искоса проводил его взглядом, а когда он ушёл, то опёрся руками о раковину и протяжно выдохнул. И стоило ему только прикрыть глаза, как темнота под веками окрасилась в глубокий синий. Встряхнув головой, Чжун Ли посмотрел в зеркало, проверил галстук — ну да, если не присматриваться, то незаметно, — и вернулся в зал.

Запретив себе искать взглядом Тарталью. Зато очень быстро нашёл Гуй Чжун, чьи пепельные волосы мелькнули среди чёрных костюмов и элегантных платьев. Перекинувшись парой слов, оба попрощались с друзьями и теми, с кем делали вид друзей, и направились на парковку.

Уже в машине, когда уселись и облегчённо выдохнули, Гуй Чжун вдруг озадаченно огляделась и спросила:

— А где пакет с грязной рубашкой?

Только расслабившийся Чжун Ли замер. Несколько раз моргнул, сжимая пальцами руль, промотал в голове события последнего получаса и… вроде как, он видел этот пакет в руке Тартальи. С неловкой улыбкой он обернулся к Гуй Чжун, встречаясь с её полным озадаченности взглядом добрых глаз:

— Кажется, её у меня украли.

Нет, видимо, всё как раз наоборот. Им предстоит новая встреча. Причём, согласно той проскользнувшей уверенности у Тартальи, очень скоро.

***

Это действительно случилось. Прошло меньше недели, а Чжун Ли вновь увидел эти синие глаза и рыжее золото волос. Разве что не вживую. Да и взгляд в этот раз был лишен лукавства — превратился в озорной, при этом непроницаемый, глядящий вдаль, да и суть была даже не во взгляде. Тарталья даже не смотрел на него с фотографий, аккуратно скреплённых в подобии толстого альбома.

Чжун Ли чуть склонил голову, разглядывая пристальнее, листая дальше. Чувствуя, как у него слегка пересыхает во рту от вида того, как спортивные легинсы обтягивают крепкие бёдра Тартальи. И обтягивали так, что виднелись напряжённые мышцы — Тарталья застыл в беге, всем своим видом демонстрируя бьющую из него ключом энергию. В фотографиях для рекламы спортивной одежды из Снежной не было никакого сексуального подтекста, умом Чжун Ли это слишком хорошо понимал. Что совершенно не помогало ему сконцентрироваться на таланте Тартальи, а не на том, насколько он, оказывается, даже в таком виде может быть элегантным.

Абсурд. Учитывая, что Чжун Ли всего пару дней назад сумел очистить голову от ненужных похоти и напряжения — абсурд вдвойне. Медленно вдохнув, он закрыл альбом, мысленно запрещая себе забирать его домой. Альбом обязан лежать на его рабочем месте, а не в тумбочке у кровати, куда он с вероятностью в сто процентов «случайно» может попасть.

Справившись с душевной бурей, Чжун Ли поднял взгляд на сидящего напротив него мужчину. За стёклами очков скрывались тёмные, сощуренные в будто бы вечно довольном прищуре глаза. Чёрной вьющейся рекой волосы спадали на его плечи, а всё его тело, вплоть до горла, было скрыто под тканью аккуратного офисного костюма.

— Вам понравилось? — спросил Панталоне, заметив взгляд Чжун Ли. Не дрогнув, тот от греха подальше убрал от папки руки, оставляя её на столе, и спросил:

— Несомненно, — Чжун Ли вежливо улыбнулся и со всё той же вежливостью спрашивая. — Но Вы предлагаете мне модель спортивной одежды. Это… я бы сказал, что это противоположность нашего направления.

— Чайлд Тарталья невероятно талантлив, сейчас он — одна из ведущих моделей нашего агентства в Ли Юэ, — заговорил Панталоне с какой-то удивительно мягкой уверенностью, и в его тоне скользило нечто убийственное. Нечто такое, что заставило Чжун Ли невольно напрячься, не поддаваясь чужим словам. Панталоне вздохнул, как бы игриво наклоняя голову. — Он молод и очень быстро учится, он способен расширить свой профиль и до ювелирных украшений.

На несколько секунд Чжун Ли опустил взгляд обратно на альбом с фотографиями. Постучав пальцами по столу в задумчивости, он сказал:

— Филиал вашего агентства открылся в Ли Юэ совсем недавно, верно? Судя по объемному портфолио вашей модели, он не восходящая, а уже взошедшая звезда.

— Именно поэтому его и отправили покорять Ли Юэ, — обезоруживающе улыбнулся Панталоне, и в его словах была логика, но что-то не давало покоя Чжун Ли. Не сдержавшись, он вновь раскрыл альбом, в этот раз уделяя внимание, наконец, не красоте Тартальи, а его позам и мимике.

Хотя, чего греха таить, он уже принял решение. Учитывая, что у него на столе уже как пару недель лежат начальные эскизы для будущей лимитированной линейки украшений, уже можно было и подбирать модель для предстоящей рекламы. И сделать Тарталью лицом их бренда — искушало. Но Чжун Ли не мог действовать из простого импульса.

— Что ж, если ваша модель покажет себя хорошо на пробной фотосессии, то я обдумаю Ваше предложение тщательнее, — Чжун Ли скопировал улыбку Панталоне, в которой чувствовался холод всего ледовитого моря. Панталоне удовлетворённо кивнул, очевидно, именно этого и ожидая, и почему-то Чжун Ли ощутил себя проигравшим.

Он ещё раз взглянул на фотографии Тартальи. Чувство проигрыша слегка притупилось.

***

Очевидно, что ему не было необходимости приезжать. Он мог бы просто оставить всю эту работу на Нин Гуан и вспомнить о Чайлде Тарталье только после того, как его отретушированные фотографии с пробной фотосессии окажутся у него на столе в аккуратной папке. Просмотреть, утвердить — или отклонить, но в этом у него были большие сомнения — и вспоминать только по делу, для контроля ситуации.

Поэтому да, ему не нужно было приезжать на пробную фотосессию на студию, напрягая своим появлением занимающуюся своей работой Нин Гуан. Она скорее восприняла это на свой личный счёт, будто бы он собирался проконтролировать её работу касательно организационных моментов и общения с их возможными партнёрами из модельного агентства.

Разубеждать её Чжун Ли не собирался: лучше так, чем вслух признать, что тут он ради того, чтобы… чтобы что? Если честно, он и свой порыв до конца не понимал, но то было и не важно — все его размышления потеряли всякий смысл во вспышках фотокамер. Только ослепляли не они.

Белоснежная кожа, огонь волос, сверкающие в свету глубокие, синие глаза, океан которых был будто бы покрыт тонкой корочкой льда. Золото перстней вспыхивало на длинных пальцах в такт щёлканью затворов. Глаз камеры впился в руки Тартальи — расслабленные, но при этом кажущиеся элегантными и правильными. Каждые несколько секунд Тарталья перемещал руки, сплетал пальцы, касался косточек запястий, но каждый раз перстни оказывались в центре внимания фотографа.

И Чжун Ли вдруг подумал о том, что это так бесполезно, потому что камера не захватывала всего остального — уложенные назад рыжие волосы, то ли случайно, то ли специально слегка вьющиеся на концах; сосредоточенный взгляд, из-за чего рыжеватые брови слегка нахмурились; изгиб бледной шеи, будто бы по привычке элегантный и прекрасный…

Чжун Ли сделал глубокий вдох, силясь успокоиться, и поспешно перевёл взгляд обратно на руки с кольцами. И тихо спросил у стоящей рядом Нин Гуан:

— Это старая коллекция?

— Да, — тут же отозвалась она, будто бы ждала какого-то каверзного вопроса. — Коллекция «Каменное сердце» инкрустирована янтарём, а он сливается с его волосами. Полный сет отснять не получится, он ему просто не идёт.

Медленно кивнув, Чжун Ли не отводил взгляда от Тартальи. Щёлканье камеры закончилось, и тот смотрел на что-то говорящего ему фотографа, едва заметно качая головой. Печатки сняли, и теперь всё внимание оказалось уделено изгибу шеи и груди, но, если честно, то тонкой золотой цепочке-ожерелью со свисающим на ней медальоном в виде распахнувшего крылья журавля.

— Следующая коллекция будет тёмной, — вдруг сказал Чжун Ли, моргая. Нин Гуан застыла, и он ощутил её пристальный взгляд своей щекой. Как можно спокойнее он просто указал на Тарталью кивком головы, будто бы это всё объясняло. — Сообщишь в творческий отдел?

— Вы хотите принять личное участие в разработке дизайна? — медленно спросила Нин Гуан, и на мгновение Чжун Ли всё же посмотрел на неё, пытаясь понять, заподозрила она что-то или нет. Однако же на него смотрели лишь с безмолвным удивлением, хорошо спрятанным за профессиональным спокойствием.

— Почему нет? — спросил он, слегка выгнув бровь. Так, словно бы предположение Нин Гуан его несколько, да оскорбило, и его слова прозвучали с намёком на обвинение. Нин Гуан уловила и тут же кратко мотнула головой, отрицая не озвученный упрёк.

— Конечно, я им передам, — быстро сказала она, затем пряча неловкость в телефоне, записывая в заметки полученное задание. Чжун Ли удовлетворённо кивнул, вновь переводя взгляд на Тарталью. Тот откинулся на стуле, расслабляясь, расправляя плечи и приподнимая подбородок, чуть отклоняя голову в сторону. Почудилось, что даже с такого расстояния Чжун Ли может разглядеть, как под бледной кожей бьётся пульс.

Насладиться в молчании видом долго не получилось даже при том, что Нин Гуан отошла сделать звонок. Возможно, Чжун Ли слишком привлекал внимание, потому как рядом с ним на удивление быстро возник Панталоне, стоило ему остаться в одиночестве.

— Не думал, что мы настолько Вас заинтересуем, — проговорил тот с чем-то таким в голосе, что заставило Чжун Ли внутренне поёжиться. Заставив себя отвернуться от созерцания едва заметно вздымающейся в дыхании груди Тартальи, он пересёкся взглядом с тёмными, пронзительными глазами Панталоне.

— Привык всё контролировать, — отозвался Чжун Ли, копируя с лица напротив бездушную улыбку. — И мне было очень интересно посмотреть на работу моделей из Снежной.

— Судя по всему, Вам всё нравится, — заметил Панталоне, и Чжун Ли внезапно осознал, что этот разговор вызывает у него чувство, будто под кожей жужжат пчёлы. Поведя плечами в тщетной попытке сбросить с себя ощущение, он ответил:

— Тарталья заслуживает внимания за свои старания.

Панталоне дрогнул лицом: глаза приоткрылись чуть шире, но затем вернулись к своему привычному прищуру. Чжун Ли встретил его взгляд с непробиваемым спокойствием, после чего отвернулся, добавляя:

— Думаю, мы встретимся с Вами ещё раз очень скоро.

— Разумеется, — с намёком на елейность протянул Панталоне и понятливо отступил в сторону. Краем глаза Чжун Ли проследил за тем, как он отходит к уже знакомому низкому парню с короткими тёмными волосами и таким хмурым лицом, будто всё происходящее наносило ему личное оскорбление.

Но всё это было уже не так важно. Сейчас у Чжун Ли была вполне легальная и оправданная причина настолько пристально наблюдать за съёмками. Хотя в его голове это звучало просто отвратительно: его не должно было так сильно зациклить на незнакомой модели. Которая, впрочем, неожиданно идеально подходила под его вкусы, об особенности которых он и сам не подозревал.

Так уж исторически сложилось, что в Ли Юэ было не так уж много рыжеволосых мужчин с белоснежной кожей и глубокими синими глазами. Могли Чжун Ли винить себя за то, что чужая, непривычная глазу внешность, притягивала его взгляд настолько усердно, врезаясь в его память и преследуя призраками уже как почти две недели?

Не особо. За что он может отвечать, так это за то, какие шаги и для чего дальше предпримет. Что ж, им в любом случае работать, и если он предпочтёт попросту наблюдать издалека, то это ведь не должно превратиться в некую зависимость. Верно? Надо держать дистанцию.

Его только что выдуманный план пошёл крахом, не продержавшись и трёх секунд. Потому что именно в этот момент он встретился с двумя покрытыми тонкой ледяной корочкой бездушности океанами. И ему показалось, будто пол треснул под его ногами, и тяжёлая волна обхватила его тело, утягивая в пучину.

Выражение лица Тартальи в момент сменилось, перестав быть сосредоточенным. Удивление скользнуло сначала в его глазах, а затем обернулось смущением и пробежалось румянцем по его щекам таким ярким, что его удалось увидеть даже сквозь слой косметики. Раздался новый щелчок, и Тарталья дёрнулся, тут же возвращая взгляд обратно на свои руки и меняя их положение — уже дошли до браслетов.

Пожар пробежался внутри груди Чжун Ли, жалящими объятиями опаляя сначала сердце, а потом совершенно неуместно стекая лавовой рекой вниз. Тряхнув головой, Чжун Ли развернулся и поспешил придумать себе какое-нибудь дело. Его взгляд нашёл Нин Гуан, и он окунулся в ледяную и отрезвляющую воду деловых разговоров о чём угодно.

Учитывая, что в компании вечно что-то происходило, темы для разговоров о важном находились всегда. И этого хватило, чтобы потушить неуместное, откровенное и грязное плотское желание. Стыд свернулся узлом вокруг всё ещё полыхающего сердца, совершенно не помогая.

Вероятно, ему стоило уехать отсюда как можно скорее, чтобы на обратном пути дать себе обещание больше не посещать никаких съёмок. Потому что ему это не нужно, и сейчас он уже жалел о том, что решил взяться за придумывание новой линейки украшений лично, а не оставить руководство Меногиасу*, самому талантливому дизайнеру, какого он только знал.

Если он сейчас скажет Нин Гуан, что передумал, то это будет звучать глупо. К тому же… Он вновь скосил взгляд на Тарталью, с которым уже заканчивали, и вздохнул на возникающие в его голове образы. На тонких запястьях очень хорошо будут выглядеть аккуратные цепочки, тянущиеся от браслета через всю тыльную сторону ладони до… пожалуй, двух колец — на указательном и безымянном пальцах.

Он моргнул, запоминая возникший образ и бережно сохранил его в памяти, обещая вернуться к нему позже.

Съёмки закончились, в студии поднялся шум желающих уйти домой. Чжун Ли оторвал взгляд от подсунутых ему Нин Гуан бумаг, на чистой инерции переворачивая один из листов, но не смотря в него. Невольно огляделся, но нигде не увидел рыжих волос и тут же встряхнулся, злясь. Ему тут делать было нечего. Вернув бумаги Нин Гуан и собираясь уже уйти, откладывая дела до следующей недели, как кто-то едва заметно коснулся его локтя.

Это было пронизанное неуверенностью и неловкостью касание, полное призрачной надежды, что его не заметят. Что Чжун Ли, чьё внимание пытались привлечь, будет так сосредоточен на чём-то другом, что не обратит внимания, упустит из виду и продолжит свой путь. Он ощущал это настроение собственной кожей, и мурашки пробежались волной по его спине от чужого взгляда.

Когда он оборачивался, то уже знал, кто стоит за его спиной и, вероятно, надеется стать невидимкой. Но он всё равно оказался не готов к их новой встрече. Потому что в этот раз преследующие его образ и взгляды, какими на него смотрели с отретушированных модельных фото, оказались настолько реальными, что на секунду он забыл как дышать. Чтобы, спустя эту же самую секунду, понять, что они были не просто реальнее — они были изумительнее и идеальнее именно вживую, а не в отражении объектива фотоаппарата.

На фотографиях сам Тарталья был подходящим для товара фоном. В то время как в жизни — и это казалось Чжун Ли романтизированной фантазией, выросшей на почве его бескрайнего чувства одиночества, однако он просто не мог отмахнуться от этого, — это Тарталья был центром огромной фотографии под названием «мир». Её ядром, её идеей, её смыслом.

Возможно, Чжун Ли позволил себе слишком размечтаться. Позволил себе думать о человеке, о котором, в самом деле, не знал практически ничего, чересчур много. Настолько много, что сам придумал ему невозможный, несуществующий образ, будто бы Тарталья оказался для него сошедшим с самих небес божеством, не иначе. И ничего из того, что он сейчас видел, не имело никакой связи с реальностью.

Тем не менее. Если уж это произошло, то, вероятно, он попросту в этом нуждается. В чём-то выдуманном и нереальном. В чём-то, что сам вложил в образ Тартальи, незнакомой и едва ли не экзотической для него модели из Снежной. Может, именно Тарталья был предвестником наступающего кризиса среднего возраста. Кто знает? Точно не Чжун Ли.

— Господин Чжун Ли, — Тарталья неловко улыбнулся, и в мёртвой неподвижности его глаз невозможно было разглядеть истинные чувства — то ли и правда надеялся, что его, видимо, храбрые порыв и желание личного разговора заметят, то ли обрадовался, что к нему действительно обернулись.

— Господин Чайлд Тарталья, — Чжун Ли едва заметно кивнул, мягко улыбаясь и стараясь потушить неожиданное воодушевление, плясавшее языками пламени под рёбрами. Стук сердца стал тише после пары незаметных вдохов, и Чжун Ли заставил себя обернуться в спокойствие. Но не то ледяное, с каким разговаривал с Панталоне — несколько более лёгкое. Чуть сощурив глаза, он спросил. — Вам понравилась моя рубашка?

— Очень, — усмехнулся Тарталья, и уголок его губ дёрнулся в откровенной, шкодливой усмешке. И эта усмешка так резко уничтожила гуляющее до этого по его лицу — притворное? — смущение, что Чжун Ли искренне поразился. Про себя, конечно же. Тарталья, убрав руки за спину, покачнулся на пятках, будто ловя равновесие не только тут, но ещё и в своих мыслях. — Но я не знал, что Вы будете здесь. Если бы знал, то вернул бы её Вам. Честное слово.

— Зачем вы её украли? — вздохнул Чжун Ли, покачав головой, замечая, как Тарталья слегка морщит нос в смешке. Улыбка так и лучилась искренностью. Чего не сказать о всё тех же глазах — синий океан был покрыт тонкой коркой льда, в которой Чжун Ли чудилось его отражение, как в чернильном, затонированном окне.

— Хотел взять ответственность! — Тарталья слегка вздёрнул подбородок, словно пытаясь за что-то бахвалиться, разве что…

Первичный морок спал, будто пелена. С каждой секундой Чжун Ли замечал всё больше не совсем того, что ожидал. Тарталья сохранил своё внешнее очарование, и, казалось, ничего не изменилось в его речи с их первой встречи на том банкете и разговора в мужском туалете в компании облитой вином рубашки. Разве что тогда Чжун Ли был слеп к незнакомцу. А сейчас, когда попробовал наложить фантазию на действительность, замечал, как она идёт трещинами, будто старая штукатурка.

И что трещины берут своё начало от бездушного взгляда. Взгляда, что не могли считать объективы камер, и который скрывал отражающихся в чернильных зрачках свет от ламп.

— Вы отдали мою рубашку в химчистку? — Чжун Ли попробовал сохранить настрой и не дать уже заинтересованности, а не слепому обожанию, просочиться в голос. Обожание умерило пыл, скованное непониманием происходящего. Тарталья опять сморщил нос, но уже явнее — в улыбке опять пробежал смех. Только в улыбке.

— Вы слишком быстро догадались, — притворно проворчал Тарталья, и вот теперь это было очевидное шутливое притворство. Какая-то мысль вилась на самом краю сознания, и Чжун Ли никак не мог её зацепить. Продолжая ощущать, как трещины в его идеальном представлении углубляются, обнажая что-то неизведанное за ними.

Такое, что пряталось за тонкой — а тонкой ли? — корочкой льда в синих глазах.

— Я верну её Вам, — тут же выпалил Тарталья, похлопал себя по карманам, и спустя пару мгновений Чжун Ли принимал от него визитку. Простенькую, белую, с отдающим элегантностью каллиграфии чёрным текстом. На мгновение Чжун Ли поднял взгляд, чтобы убедиться, что визитку ему дал именно Тарталья, а не Панталоне. Тарталья слегка закусил губу, и опять Чжун Ли не понял, насколько этот жест настоящий. — Там мой номер телефона, если Вы пожелаете вернуть свою рубашку раньше.

— Раньше? — усмехнулся Чжун Ли, пряча визитку в нагрудный карман и вскидывая брови. — Раньше чего?

— Подписания контракта? — в тон спросил Тарталья, и повернул голову так, что свет, отразившийся в его глазах, почудился лукавым и игривым. Чжун Ли дал себе секунду на осмысление, а потом тихо фыркнул.

— Вы самоуверенны.

— Мне говорят, что в этом моё очарование, — сощурив в самодовольстве глаза отозвался Тарталья, расправляя плечи. По какой-то причине Чжун Ли окинул их взглядом, оценивая, после тут же возвращаясь взглядом к лицу. Тарталья выгнул бровь. — Работает, как думаете?

Помолчав, Чжун Ли улыбнулся и сказал:

— До встречи, Тарталья.

Победно ухмыльнувшись, Тарталья отступил, не доставая рук из-за спины, опять копируя тон:

— До встречи, господин Чжун Ли.

Уже сидя в машине и пересматривая в воспоминаниях их разговор, Чжун Ли вдруг наткнулся на ранее не замеченную им маленькую деталь. На что-то, что быстро въелось в его потрескавшийся образ Тартальи, но при этом было чем-то действительно существующим, в отличие от… почти всего остального, за исключением белой кожи, огня волос и синевы глаз.

Веснушки. У Тартальи, для обладателя мрачных синих глубин в глазах, была россыпь очаровательных, бледно-рыжих веснушек на скулах.

***

Он проиграл сам себе. Его выдержка оказалась не такой стальной, какой он привык её считать, потому что она пала и подняла белый флаг, стоило лишь ему приехать домой после той пробной фотосессии и увидеть перед погружением в сон нахальный изгиб бледно-розовых губ. Это было полное поражение без шанса на контратаку или отступление.

Потому он был не сильно удивлён тому, что после полуночи обнаружил себя на кухне за кухонным островком, который был скорее как барная стойка, нежели столешница. С карандашом в пальцах, альбомом и ещё одним доказательством его проигрыша — папкой с фотографиями Тартальи.

А карандашные линии летели по бумаге, подгоняемые текучими, будто бы спокойная река, образами. О цепях, подчёркивающих изящество запястий; о череде колец на тонкокостных пальцах; о плотном кожаном чокере, опоясывающем аккуратную шею, и о цепочках, чёрными змеями бегущих по бледной коже, до яремной впадины и ниже.

О чём Чжун Ли искренне сожалел, так это о том, что не уделил внимания одной вещи. Той, которой, как назло, не удавалось нормально разглядеть на фотографиях, и то было не удивительно — какой акцент на ушах во время рекламы спортивной одежды? Всё лишь тело, руки да ноги, которые… впрочем, Чжун Ли не мог жаловаться конкретно на этот аспект.

Чем больше он выводил линий, больше по памяти, чем по фотографиями, тем отчётливее понимал, насколько Тарталья обосновался в его разуме. Будто бы и благословение, и проклятие одновременно. Благословение, потому что впервые за последние несколько лет ощущал настолько яркий душевный подъём. Сердце будто бы раскрыло крылья, и трепетало так, что дышать становилось легче.

А проклятием потому, что обнаружившиеся трещины в облике Тартальи манили к себе. Требовали, чтобы Чжун Ли расширил их и ногтями стянул обманчивый, светлый слой. Желание узреть скрываемые глубины океана за коркой льда чесоткой бежало по рукам и сбивало только ведь выровнявшееся дыхание.

Это было так странно — заметить и понять собственную заинтересованность, взращенную на почве лишь поверхностного интереса. И он уже чувствовал, как она начинает пускать корни — длинные, искривлённые и переплетающиеся меж собой. Всё это было так неправильно, но пока что Чжун Ли — к собственной погибели, видимо, — не собирался заниматься прополкой своего эмоционального «сада».

Карандаш ушел резко влево, и Чжун Ли поморщился, поворачивая голову на звук. Скрежет ключа в замочной скважине заставил его вздрогнуть, слишком резко вынырнув из блужданий в собственной голове. Послышался звук открываемой двери — осторожный и медленный, но затем Гуй Чжун увидела струящийся с кухни и свет, и потому входная дверь в конце концов захлопнулась громче. Затем — возня с туфлями, шаги, и она вышла из прихожей, тут же оказываясь в огромном зале, совмещающим и кухню, и гостиную, где Чжун Ли и рисовал.

— Привет, — неуверенно сказала она, оглядываясь так, словно ожидала увидеть ещё кого-то. Остановившись на этой мысли, Чжун Ли хмыкнул.

— Привет. Мне думалось, ты уехала.

— Нет, была на… — Гуй Чжун задумалась, как подбирая слова для описания, и прошла на половину с кухней. Поставила сумку на «островок», и открыла дверцу одного из настенных кухонных шкафов. Достав бутылку с вином, она всё же закончила. — …на «благотворительном вечере».

Чжун Ли в молчании наблюдал за тем, как за бутылкой в её руках появляется квадратный стеклянный стакан. Как всегда Гуй Чжун была элегантна и легка в движениях, и если бы он не знал её на протяжении почти десяти лет, то не заметил бы искр гнева в том, как она слегка щурила глаза, вкручивая штопор в винную бутылку.

И даже если бы он, не зная её, всё равно заметил эту деталь, то спросил бы, что случилось. Но он её знал, потому он промолчал, давая время выпустить пар при помощи откупоривания одного из вин. В воздух просочились нотки дорогого алкоголя — Чжун Ли бросил взгляд на этикетку, гадая, с каким вином ему придётся сегодня попрощаться, — и в прозрачный и не предназначенный для этого стакан плеснулось алое.

На секунду Чжун Ли задумался, не пыталась ли Гуй Чжун при помощи таких мелочей вывести его из себя, но тут же откинул эти соображения прочь. Скорее дело было в том, что сейчас Гуй Чжун было всё равно на соблюдение формальностей и того, откуда правильно или неправильно пить дорогое вино за тридцать тысяч.

Опустив взгляд обратно в альбом, он попробовал сосредоточиться снова, но появление Гуй Чжун оборвало ниточку, ведущую его ко вспыхивающим образам. Фотографии Тартальи всё ещё лежали перед ним разоблачающим веером, однако в присутствии Гуй Чжун становилось несколько неловко. Убирать, к тому же, было уже поздно.

— Новая модель? — она подошла со стаканом в руках, с другой стороны «островка». Чуть склонила голову, рассматривая Тарталью, и Чжун Ли просто кивнул.

— Модельное агентство из Снежной, «Северное королевство». Ты рассказывала.

— Точно, вспомнила, — сказала Гуй Чжун, переворачивая к себе одну из фотографий. Чжун Ли подавил в себе неуместную вспышку странного чувства, а затем проницательный взгляд Гуй Чжун метнулся к альбому в его руках, и её серые глаза расширились в удивлении. — Никогда не видела, чтобы ты рисовал.

— Я просто не рисовал при тебе, — слабо улыбнулся Чжун Ли, закрывая альбом и вздыхая. — Да и редко я это делал.

— Почему? — Гуй Чжун, к его облегчению, убрала руку от фотографии Тартальи и села на стул напротив. Покачала стакан и как только сейчас заметила, что он сильно отличается от круглого бокала. Секунда — и она скрыла своё замешательство.

— Не было желания, — честно ответил Чжун Ли, пожимая плечами. При всём желании он бы не назвал это даже хобби, но сейчас был искренне благодарен родителям за то, что он посчитали очень важным развивать своих детей в творческих направлениях, так что Чжун Ли умел не только рисовать, но ещё и вполне сносно играть на фортепьяно и писать стихи.

Гуй Чжун едва заметно качнула головой, принимая его односложный ответ, и снова опустила взгляд на фотографии Тартальи. И тут в её взгляде промелькнуло понимание. Он вновь быстро глянула в сторону альбома, затем на фотографии, и попыталась спрятать улыбку в стакане, отпивая вино, но Чжун Ли всё равно увидел. Только не успел остановить.

— Не знала, что тебе нравятся рыжие, — протянула Гуй Чжун, теперь рассматривая Тарталью с уже иным интересом. Чжун Ли нахмурился.

— Это не совсем так.

— Неужели? — не поверила ему Гуй Чжун и беззастенчиво указала на альбом. — Редко рисуешь, но тут решил потому, что… у тебя появилась рыжая муза с севера?

Он открыл было рот, чтобы возразить, но остановился и вскинул брови в осознании. Вот оно что. Муза. Он не рассматривал возможный интерес с такого угла. Покосившись в сторону альбома, он задался вопросом, насколько его творческая жилка могла быть сильнее, чем он изначально предполагал. Или это просто его неудовлетворённость начала выплёскиваться в виде «созидания», а Тарталья оказался спусковым крючком.

— Может быть, — медленно проговорил он, поднимая взгляд на Гуй Чжун. Та легко улыбнулась его откровенности и снова посмотрела на фотографии.

— Он выглядит необычно, но кажется милым, — наконец сказала она, и перевернула фотографию, возвращая её к остальным. Чжун Ли незаметно кивнул в благодарность и убрал фотографии в папку, кожей чувствуя, что сейчас их разговор свернёт куда-то в совершенно иную от Тартальи степь.

Не ошибся.

— Может, мне сделать ЭКО? — Гуй Чжун произнесла это с таким утомительным спокойствием, что Чжун Ли сначала показалось, что он ослышался. Замерев, он посмотрел на Гуй Чжун в искреннем удивлении, не совсем понимая.

— То есть…

— Биологически это будет наш ребёнок, — пожала плечами Гуй Чжун, и на её миловидном лице пробежала такой силы тоска, что вдоль спины пробежали мурашки. Она слепо уставилась на стакан с вином, водя по стеклу пальцем в задумчивости. — Я его выношу, рожу, будем его воспитывать… У нас для этого есть все возможности.

Помолчав, Чжун Ли в непонимании потёр пальцами переносицу, силясь собрать в кучу разбежавшиеся мысли. Когда у него получилось, он всё равно не увидел цельной картины, цельной логической цепочки, которая могла бы подтолкнуть Гуй Чжун к подобным размышлениям.

— Ты хочешь ребёнка? — уточнил он медленно, искренне страшась услышать ответ. Гуй Чжун поджала губы и скрыла это проявление скрытого отвращения в новом глотке. Это же позволило Чжун Ли незаметно выдохнуть с облегчением и спросить. — Что случилось?

— Мне посоветовали посетить центр по лечению бесплодия, — ответила Гуй Чжун, и в её всегда мягком и нежном голосе непривычно и резко зазвенел лёд. Она повернула голову в сторону Чжун Ли и добавила. — Уже третий раз за этот месяц.

— Это очень грубо с их стороны, — заметил Чжун Ли, допуская в голос оттенок презрения, и Гуй Чжун слабо улыбнулась, заметив. Она кивнула:

— Да, но они называют это «беспокойством о моей состоятельности, как женщины», — отвела взгляд, опуская плечи. — Я тебя напугала, да?

— Немного, — Чжун Ли скопировал её улыбку. — И я не думаю, что использовать ребёнка как щит от общественного осуждения — высокоморально.

— Мы друг друга используем как щит, это тоже не высокоморально, — резонно заметила Гуй Чжун, глянув на него искоса, после делая ещё один глоток, и вина в стакане осталось совсем чуть-чуть.

— Но мы взрослые люди, которые могут брать ответственность за собственные решения, в отличии от ребёнка, который не выбирал рождаться, — покачал головой Чжун Ли, и Гуй Чжун даже на секунду не задумалась, чтобы согласно кивнуть.

Потому что то её предложение было полным отчаяния и гнева порывом из-за грубых слов других женщин — жён тех, с кем работал Чжун Ли. И хоть Гуй Чжун сама руководила своей фирмой, а это был совершеннейший нонсенс. Ведь это мешало ей «состояться как женщине».

Прикрыв на пару секунд глаза, Гуй Чжун провела пальцами по краю стакана, а потом вздохнула и посмотрела на Чжун Ли — бесконечно устало, с бесконечной тоской.

— Почему мы приняли это решение? — спросила она тихо, и речь уже шла не о каком-то возможном или невозможном ребёнке. Чжун Ли поджал губы и отвернулся, отвечая:

— Потому что так проще?

— Уверен, что проще?

Ему не нужно было поворачиваться, чтобы увидеть — Гуй Чжун смотрела на папку с фотографиями Тартальи, на его личное поражение в маленькой войне длиною в пару недель. Как же он оказывался слаб на поле битвы против своих чувств, а не против финансовых проблем и кризисов.

— Давай не будем об этом, — тихо вздохнул он, поднимаясь из-за «островка» и забирая с собой альбом и папку. — Это бессмысленно. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — эхом отозвалась Гуй Чжун ему в спину, оставаясь сидеть теперь в компании одного почти пустого стакана с вином.

В воцарившейся тишине дверь в его спальню закрылась слишком громко. Включив лампу на тумбочке, он спрятал в пустой ящик и альбом и папку. Холодок пробежал по его спине, когда он посмотрел на них. Когда вновь вспомнил чужой бездушный взгляд и противоречивую яркость волос.

На секунду он позволил себе задуматься. Позволил вообразить, что было бы, поступи он эгоистично почти десять лет назад, расскажи он родителям о том, чего хочет и что чувствует. Что было бы, уйди он тогда. Несостоявшееся прошлое вспыхнуло тёплым алым перед его внутренним взором, а лёгкие наполнило воздухом, каким можно было дышать целую вечность.

На секунду он увидел это. Но всего лишь на секунду.

***

Рутина не спасала совершенно. Она помогала лишь ненадолго загрузить голову, не давая лишним мыслям и ярким образам бродить по закоулкам его разума, раздражая и привлекая внимание. В чём-то его желание поддаться и отринуть всевозможные последствия было не столько инфантильным, сколько попросту самоубийственным.

Ему не нужно было составлять список плюсов и минусов, чтобы понять, что его попытка — если он на неё решится, конечно, — ухаживать за Тартальей кончится не меньше, чем катастрофой, сравнимой с семибалльным землетрясением. Скандал разразится такой, если всё вскроется, что уничтожит не только его, но ещё заденет и Гуй Чжун, и его семью, и акции; а СМИ сожрут его и не подавятся, не оставив даже костей.

Методично перемалывать не только его имя, но и фамилию будут так усердно, что не останется ничего, кроме как выбрать забвение. Родные братья и сёстры отвернутся от него, об общении с племянниками можно будет забыть, Гуй Чжун будет пристыжена, ведь на неё обрушится невероятной силы волна жалости и сочувствия, а отсутствие детей послужит просто омерзительной добавкой ко всему этому ужасному и сгоревшему пирогу.

В каком-то смысле Чжун Ли даже завидовал Гуй Чжун. Из-за стереотипов, как бы странно и лицемерно это ни звучало. Потому что, по какой-то причине, близкое общение женщин не воспринималось всерьёз, из-за чего Гуй Чжун не находилась под таким сильным прицелом. Чжун Ли понимал, что такие размышления и тем более зависть были неуместны — Гуй Чжун расстраивало то, что её никак не могут воспринять больше, чем «дополнение» к её мужу.

Однако он всё равно испытывал эти неправильные чувства, стоило ему лишь подумать о Тарталье.

На самом деле, всё это могло просто не иметь никакого смысла. Потому что Тарталья, скорее всего, не интересовался мужчинами. Особенно, если те старше его почти что на десять лет. Так что Чжун Ли усиленно старался запихнуть все свои надежды и думы в маленькую коробочку и засунуть их в самый дальний угол собственного сознания, чтобы забыть и никогда больше не вспоминать.

Тарталья был моделью и должен был ею остаться, без выхода за рамки профессионального сотрудничества. После того, как положил визитку Тарталье в ящик рабочего стола, более он к ней не прикасался. И так прошло полторы недели.

***

— Третья версия контракта, — оповестила Ян Фей, заходя к нему в кабинет и кладя пухлую папку на стол. Вскинув брови, Чжун Ли открыл её скорее по наитию, чем в желании прочитать. Однако ему пришлось это сделать и пробежаться глазами по исправленным пунктам, которые Ян Фей заботливо пометила разноцветными стикерами.

— Тебя что-то ещё смущает? — спросил Чжун Ли, закончив и посмотрев на ожидающую вердикта Ян Фей. Та кратко сощурила глаза в задумчивости и медленно помотала головой.

— За исключением всё того же, — всё же призналась она, подходя ближе и перелистывая контракт с таким лицом, будто уже досконально запомнила, где и какой пункт находится. Остановившись, она указала на один из них и сказала. — Запрет на распространение информации о состоянии тела модели. Любую не публичную информацию, ставшую известной в процессе сотрудничества, запрещено предавать хоть какой-либо огласке.

— Они так и не рассказали, о чём именно речь? — уточнил Чжун Ли, без того уже подозревая ответ. Ян Фей вздохнула.

— Нет, они были очень упёрты и ссылались на то, что не имеют права распространятся о личной жизни модели.

— Что насчёт рисков? — выгнул бровь Чжун Ли, коротко задумываясь о том, что секрет Тартальи в самом деле может нанести им ущерб. Коротко, потому что в следующую секунду он возродил его образ в своей голове и пристально рассмотрел, пытаясь понять, в чём может заключаться этот самый секрет. Его отвлекли как раз в тот момент, пока он осматривал бледные запястья.

— Они обязались компенсировать лишь половину ущерба, если секретная информация станет известна общественности и спровоцирует репутационный скандал, — медленно заговорила Ян Фей и поморщилась. — Вас интересует моё мнение?

Когда Чжун Ли кивнул, она с профессиональной жестокостью адвоката отсекла:

— Лучше найти другую модель и агентство, времени до новой линейки украшений ещё полно, а старая реклама продержится ещё три-четыре месяца.

Долго на неё посмотрев, наблюдая в её изумрудных глазах чёткую уверенность и пламя решительности, он снова посмотрел в контракт. Постучав пальцами по столу, тяжело вздохнул от неправильности выбора, который он только что собирался сделать.

Было бы в разы проще, если бы ему хватило решимости и воли вычеркнуть мимолётное знакомство из своей жизни. Забыть и отпустить, тем более что они не были столь близки. Они были друг другу никто, и его не должна была так тревожить идея не увидеть Тарталью больше никогда.

За прошедшие полторы недели в тумбочке у кровати скопилось слишком много рисунков чужих рук и шеи, оплетённых украшениями. С нескольких на него смотрели знакомые глаза — большие, обрамлённые ресницами, чей рыжий цвет сгинул в серости грифеля, при том неправильные, ненастоящие, лишённые льдистого, глубинного океана в радужке.

— Скажи им, что мы подпишем контракт, — проговорил он спокойно, скрывая лёгкую дрожь. Ян Фей непонимающе нахмурилась, замерев на пару секунд, после чего кивнула, возвращая себе самообладание.

Смотря ей в спину, когда она покидала кабинет, Чжун Ли думал, что его желание действительно было самоубийственным.