Неделя обещала быть тревожной с того момента, как Чжун Ли увидел составленное Гань Юй расписание с точной датой подписания контракта. У него не было сомнений, что сегодня, помимо Панталоне и юриста из их агентства, он увидит ещё и Тарталью. Его подозрение подтвердились сразу же, как он зашёл в переговорную.

Он сидел, ярко сверкая в лучах полуденного солнца, проникающих сквозь большие окна. На лице — едва заметная улыбка с простым, нарочитым нахальством. Прищур глаз сквозил удовлетворением, точно копьё, вонзаясь в Чжун Ли сразу же, минуя зашедшую вместе с ним Ян Фей. И в покрытой непроницаемым льдом синеве мелькали слова: «Я же сказал, что встретимся на подписании контракта».

Все формальности в виде обмена любезностями, повторного обсуждения контракта и прочего не имели никакого смысла для Чжун Ли конкретно сейчас. Даже не потому, что это происходило с ним множество раз, нет. Просто было кое-что поважнее уже знакомых слов, которые он произносил, будто бы автоответчик. Его внимание, которое он искренне старался удерживать на сути разговора, то и дело ускользало в сторону, к огню волос и не изменившемуся выразительному взгляду.

В этом стеклянной переговорной он сиял, как в свете ламп сияет драгоценный камень на бархатной подушке под защитной витриной. Чересчур яркий, сине-рыжее пятно на серо-чёрном фоне из деловых костюмов. Только даже при мимолётных взглядах, всегда встречая ответный взор, Чжун Ли увидел, что та самая нахальная улыбка бледно-розовых губ не касается мёртвых льдистых океанов глаз.

Всё осталось неизменным за прошедшие недели, и мрачные глубины были всё той же тайной. Оттого на Чжун Ли нахлынуло опасное, полное предвкушения удовлетворение, когда подписи были поставлены. Два года сотрудничества определённо могли позволить ему соскоблить с бледной щеки хотя бы часть этого фальшивого жизнерадостного грима.

А может, у него получится разбить лёд, чтобы окончательно захлебнуться в чёрных водах.

Всё это, в любом случае, оставалось несбыточными мечтами, которыми он не собирался делиться. Его мрачный, немного напрягающий его самого, секрет — нет ничего благородного или хотя бы нормального в желании влезть под кожу почти незнакомому человеку, да так, чтобы раздвинуть рёбра и в упор взглянуть на живое, бьющееся сердце. В метафорическом, конечно же, смысле.

И всё же Чжун Ли слишком хорошо понимал непредсказуемость шторма собственных желаний. Шторма, в который он намеренно вышел на хлипкой и неподготовленной шлюпке, не так уж потаённо жаждая момента, когда же его, наконец, накроет волной и погребёт в бесконечной толщине воды.

Вероятно, дело было даже не в самом Тарталье. Тот просто был той последней соломинкой, которая собирается переломить хребет верблюду. Честно говоря, после их коротких, не особо что-то значащих разговоров, Чжун Ли уже ощущал себя зверем, стонущем от боли в сломанном позвоночнике. Этот бой был проигран в тот момент, когда он позволил себе засмотреться на Тарталью дольше, чем на несколько социально приемлемых секунд.

И вот — всё повторяется снова.

— Вы мне не позвонили.

Тарталья определённо нарочно вёл себя неподобающе в личных разговорах. Чжун Ли в пору было бы указать ему на его место, потому что в Ли Юэ возраст почитался, а подобное прямое и несколько беспардонное заявление от, очевидно, младшего по возрасту, считалось недопустимой грубостью. Это также легко можно было списать на менталитет Снежной, однако же сейчас Тарталья позволял увидеть в своих глазах пляшущих чертей.

Потому да — он это делал нарочно.

— Возможно, та рубашка была мне не столь дорога, — отозвался Чжун Ли спокойно, кладя руку на спинку собственного стула, с которого встал всего секунды три назад. Все остальные уже покинули кабинет, и, учитывая, что Панталоне даже бровью не повёл, когда Тарталья молча решил остаться — этот момент был между ними обговорен.

Следующая мысль отозвалась неприятным уколом в район груди: если Тарталья собирается строить карьеру при помощи ювелирной франшизы Чжун Ли, то очевидно, что у них должны быть хорошие отношения. Почему Панталоне решил, что действовать через Тарталью — наиболее эффективно, Чжун Ли не знал.

— Значит, я зря её принёс? — спросил Тарталья с притворным сожалением, раскрывая загадку пакета, стоящего всю процедуру заключения контракта подле его стула. Сейчас пакет был в руках Тартальи, который тот с якобы неловкостью протянул.

Помедлив, Чжун Ли принял пакет и заглянул внутрь коротко, видя пропавшую на том банкете рубашку. С тихим вздохом он поднял взгляд на Тарталью, продолжающего играть абсолютную невинность и даже лёгкое смущение. Непонятно, к чему и зачем. Тем более, что в трещинах на его образе Чжун Ли отчётливо видел вьющуюся тьму чего-то… интригующе мрачного.

Вроде как он должен был считать ложь ему прямо в глаза чем-то отвратительным и неприятным, но не получалось. Может быть, потому что он и правда видел в тёмно-синем льду чужих глаз своё отражение. Что ж, теперь это имело больше смысла. Или всё могло ему лишь чудиться, быть плодом его несбывшихся мечтаний и надежд, отчаянной попыткой увидеть хоть что-то похожее в другом, чуждом ему человеке.

— Ваша настойчивость может смутить, Вы знаете? — вопрос не нуждался в ответе, но Чжун Ли всё равно его задал. Тарталья со всё той же лживой неловкостью пожал плечами, но взгляда не отвёл. Чжун Ли усмехнулся уголком губ, подозревая об игре, в какой его пытаются обвести вокруг пальца.

Если модельное агентство пытается использовать Тарталью как паразита, чтобы разрастись ещё и в Ли Юэ, то Чжун Ли не имел ничего против. На самом деле, он готов оказать им эту услугу — побыть носителем. С условием, что сможет извлечь из этого больше выгоды, чем потерь. Только вот от Тартальи, который выбрал такой путь, он тоже хочет получить своё, уже… несколько более личное.

— Я найду на Вас время в своём расписании. Насколько я знаю, сейчас у Вас свободный график из-за отсутствия фотосессий и рекламы, — улыбнулся Чжун Ли, с восхищением видя, как сквозь трещины в маске смущения языками пламени прорывается искреннее раздражение на грани с обидой. На мгновение подо льдом, в синеве, мелькнула тень монстра. Чжун Ли продолжил. — Вы не против обеда?

— Я только «за», — Тарталья даже голосом не дрогнул, продолжая выступать на своей импровизированной сцене. Видимо, ему очень хотелось, чтобы Чжун Ли оставался сидеть в зрительном зале и хлопать по приказу.

Разве что самого Чжун Ли такой расклад не устраивал.

***

— Ты когда-нибудь ходила к психологу? — вряд ли это был тот вопрос, с которого стоило начинать вечер после рабочего дня. Занятая ужином Гуй Чжун замерла на мгновение, после медленно повернула голову и в молчаливом изумлении посмотрела на Чжун Ли. Тот вновь сидел за кухонным островком, выводя линии украшений поверх всё тех же тонких запястий и, утончённых пальцев.

— Задумываешься? — спросила Гуй Чжун осторожно, продолжая помешивать в маленькой кастрюльке соус деревянной лопаткой. Чжун Ли повёл плечами, и ему пришлось признать это вслух, так как на него перестали смотреть:

— В каком-то смысле. Ощущаю бардак в мыслях, а в последние дни принимаю совершенно необдуманные решения. Мне не кажется это чем-то хорошим.

— Импульсивность не порок, — мягко заметила Гуй Чжун, вздыхая и убирая выбившую пепельную прядку за ухо. — Возможно, ты просто очень устал. Когда у тебя был отпуск последний раз?

Чжун Ли замолчал, в мыслях перебирая дни, месяцы, годы… Итог получался неутешительным — он не был уверен в том, что со смерти родителей выходил хотя бы раз в нормальный отпуск. С тех пор работы было много, и её количество попросту не уменьшалось.

— Мне кажется это не импульсивностью, а инфантильностью, и мне это не нравится, — ответил Чжун Ли в итоге, избегая вопроса. Гуй Чжун чуть убавила огонь на плите и отошла от неё, садясь на противоположную сторону островка.

— Я могу дать тебе пару номеров, — сказала она. Чжун Ли не успел кивнуть, как застыл. — И психолога я посещаю с нашей помолвки.

Он медленно оторвал взгляд от нарисованных им колец на пальцах Тартальи и посмотрел на Гуй Чжун. Та пожала плечами, вздыхая и говоря мягко, почти что нежно:

— Мне тяжело не из-за того, что именно ты мой муж, Чжун Ли. Ты знаешь.

— Я просто немного удивлён, — слукавил он слегка, потому что лучшим словом для описания его эмоций было бы слово «шокирован». Он не замечал, что его фиктивная жена посещает психолога уже как почти десять лет. На несколько секунд он ощутил себя совершенно слепым и абсолютно несведущим. — Почему ты не сказала?

На мгновение Гуй Чжун замедлилась и едва заметно повела плечами, будто и сама не знала, зачем скрыла этот факт. Наблюдая за ней, Чжун Ли вдруг задумался о том, что было бы, узнай журналисты о том, что она регулярно получает психологическую помощь уже на протяжении десяти лет. Вдоль спины пробежались ледяные мурашки, но, к собственному удивлению, Чжун Ли не ощутил в себе ни единого отголоска злости.

— Посчитала, что это только моё дело, — ответила Гуй Чжун тем временем, возвращая себе расслабленность. А затем виновато улыбнулась. — Злишься?

Тот протяжно выдохнул и повторил её недавнее едва заметное движение плечами.

— Нет, кажется нет. Но мне стоило знать. Если бы это всплыло, то…

— Оно бы не всплыло, я обо всём позаботилась, — на долю секунды привычная мягкость пропала из голоса Гуй Чжун, но то был такой краткий миг, что Чжун Ли решил, будто ему всего лишь почудилось. После Гуй Чжун заговорила в привычной манере. — Ты прав, мне надо было тебе сказать.

Повисло непродолжительное молчание. Гуй Чжун протяжно вздохнула и вновь посмотрела на Чжун Ли.

— Если тебе надо привести мысли в порядок, то это хороший вариант. Но если тебе надо избавиться от чего-то… такого, — её взгляд выразительно опустился на рисунок, после чего она вновь посмотрела ему прямо в глаза. — То ты скорее найдёшь ещё больше подтверждений своим «инфантильным» мыслям.

После этого она встала и вернулась к плите, начиная вновь помешивать соус. Все следующие минуты, пока она готовила, накладывала еду в тарелку и ела вместе с ним, Чжун Ли вновь и вновь прокручивал в голове ту самую яркую, полную искренности вспышку раздражения на веснушчатом лице. Может, пара сеансов не помешает.

Спасут ли они его от всё усиливающегося желания углубить трещины в полном фальши светлом образе Тартальи? Спасут ли от начинающей формироваться зацикленности? Он уже не был так уверен, как час назад.

***

Договорился он о неформальной встрече где-то спустя три дня. Во-первых, то был выходной — условный выходной, потому что, на самом деле, выходных у Чжун Ли не было очень давно. Во-вторых, Тарталья сам любезно написал ему о том, когда он свободен. Вероятно, пытаясь сделать это очень ненавязчиво, но вышло наоборот, и Чжун Ли ещё решал — указывать на это при личной встрече, или же нет.

Вся разворачивающаяся ситуация достигла пика комедии в момент, когда он в самом деле увидел ждущего его Тарталью: тот сидел в небольшой огороженной комнатке, на коленях, за столиком, послушно ожидая. Чжун Ли мысленно был готов к подобной картине, но вживую она на мгновение его искренне обескуражила. Сейчас они оба находились в небольшой чайной — «Три чашки в порту», носившей своё название ещё с тех древних времён, когда жители Ли Юэ всё ещё думали, что гром — рычание могучего Бога-дракона.

А затем нахождение рыжеволосого, яркого Тартальи на фоне спокойных коричневых тонов, сидящего на коленях за низким столиком и пытающегося не показать на лице непонимание при разговоре с мастером чайных церемоний, искренне позабавило Чжун Ли, пока он садился напротив. От ещё большего позора он спас Тарталью только своим желанием остаться с ним наедине.

И то была его маленькая победа, потому что он увидел, как Тарталья расслабился во вздохе облегчения, когда Чжун Ли аккуратно спровадил мастера. После он украдкой глянул на Тарталью, теперь наблюдая, как к тому возвращается самообладание, усмиряющее растерянные и неловкие волны.

Спустя пару мгновений перед Чжун Ли вновь предстало замёрзшее море.

— Вы заявились раньше назначенного времени, — улыбнулся Чжун Ли мягко, маскируясь. На лице Тартальи проступило замешательство — то ли его упрекнули, то ли похвалили. В итоге выбрал второй вариант, отвечая на улыбку Чжун Ли своей — яркой и искусственной.

Это до сих пор не раздражало, и Чжун Ли пришлось насильно умерить свой пыл, чтобы не проявить излишней заинтересованности. Судя по тому, как Тарталья нагло атаковал его, интерес всё же был считан.

— Люблю приходить заранее, — отозвался Тарталья, кладя руки на стол и умолкая, когда им принесли поднос с чаем. В тишине всё расставили, налили по чашечкам и тихо, будто тень, удалились прочь. На мгновение в глазах Тартальи мелькнул отблеск поверхностного любопытства, но он тут же угас, стоило ему вернуть всё внимание к Чжун Ли.

— Вы довольно избирательны в том, какие правила этикета стоит соблюдать, а какие — нет, — Чжун Ли всё же не удержался. Тарталья не поменялся в лице, продолжая смотреть со всё теми же лёгкостью и фальшивым дружелюбием. С позитивом. Как если бы луна силилась выдать себя за солнце.

У него получалось обмануть остальных, но Чжун Ли слишком резко для самого себя разглядел ненастоящий солнечный свет. Тарталья горел не как звезда, а как включённая лампа накаливания.

Чжун Ли сделал аккуратный, маленький глоток из чашечки, бросив из-под ресниц взгляд на Тарталью. Тот встретил это мгновение стойко, но, спустя несколько секунд колебания, тоже взял в руки чашечку, следом, стреляя глазами на позу и движения Чжун Ли, старательно их копируя.

— Тут чудесный чай, не так ли? — спросил Чжун Ли, ставя чашечку перед собой и давая жару растечься по языку. Тарталья сглотнул, повторяя за ним, и медленно кивнул. Его взгляд впился в Чжун Ли, как впилась бы в его ногу обезумевшая собака — крепко и беспощадно, а её челюсти можно было бы разжать, только ударив её чем-то тяжёлым по голове.

— Вы… — Тарталья замолчал, катая слова по языку, и в этом было что-то неуверенное. Что-то, что заставило лёд в его глазах едва заметно треснуть под пошедшими под ним волнами вернувшейся неловкости. Они отступили так же стремительно, как и появились, и Тарталья закончил со спокойной любезностью. — …правы.

Сдержать лёгкую усмешку не удалось, а скрывать её от Тартальи — не хотелось. Бездушный взгляд тут же зацепился за движения губ Чжун Ли, после чего метнулся выше, прямо к глазам, силясь разгадать реакцию. А Чжун Ли невольно вспоминал их первую встречу, опять чувствуя себя слепым и даже несколько одураченным.

Не влюбился, но точно был очарован с первого взгляда. Так сильно, что даже сейчас кончики пальцев слегка покалывало от желания взять карандаш и вывести линии. Незаметно его взгляд то и дело скользил по ушной раковине Тартальи, силясь в памяти отложить мельчайшие детали, но для лучшего наблюдения — было бы хорошо рассмотреть поближе.

К сожалению, подобная просьба определённо будет воспринята совершенно не так, как ему бы хотелось. Да и засматриваться на столь непривычную часть было слишком подозрительно, потому его мысли то и дело сбивались, кружась стихийным водоворотом. Стоило ему вернуться взглядом к лицу Тартальи, к его рыжеющим ресницам, как сразу же он вновь оказывался на том банкете, с пятном вина на рубашке и перед кланяющимся в извинении Тартальи.

А было ли то всё таким же спектаклем, как и всё происходящее сейчас? С самого начала — продуманный, хоть и чрезмерно рискованный, план. Ужас в синих глазах был притворным?

Честно говоря, играться с Тартальей, наблюдая его актёрство, было в крайней степени любопытно, однако же хвалёное терпение Чжун Ли в этот раз крошилось в песок чересчур быстро. Контракт уже подписан, и как бы ни хотелось Тарталье, а сбежать не получиться. И он так опрометчиво позволил Чжун Ли заметить его заинтересованность в использовании самого Чжун Ли для достижения собственных целей…

— Наверное, очень заметно, что я впервые в Ли Юэ, — вырвал его из мыслей заговоривший Тарталья, на короткий миг в смущении опуская взгляд на собственные руки. Кончики его пальцев продолжали касаться краёв тонкой, маленькой чашечки. — Иногда я путаюсь в здешних правилах.

— У Вас порой получается неплохо, — решил всё же задобрить его Чжун Ли, ненадолго соглашаясь играть по правилам предложенной ему светской беседы. — Хотя Вы уже успели меня пару раз поставить в неловкое положение своей бесцеремонностью.

— Вау, — пробормотал Тарталья, то ли притворно, то ли искренне моргая в очередном замешательстве. — Вы очень… суровый человек.

— Неужели? — улыбнулся Чжун Ли, сощурив глаза в искре веселья. Тарталья хмыкнул, и его плечи расслабились совсем немного, но Чжун Ли заметил движение. Это был хороший знак.

— Изначально Вы показались мне немного равнодушным, потом мягким, а сейчас — Вы суровый, — Тарталья продолжил говорить, а его голос звучал легко и спокойно. Тут Чжун Ли впервые ощутил лёгкое раздражение, потому что он перестал улавливать грань между притворством и искренностью. Он бы сказал, что Тарталья был с ним честен, но пустота чужих глаз толкала его мысли в противоположном направлении.

— Мне говорили, что я могу быть беспощаден, — согласился Чжун Ли, ведя плечом, затем делая второй и последний глоток из чашечки и наливая себе ещё чаю. Тарталья повторил за ним и тоже налил себе новую порцию чая. Душистый пар вознёсся над их столиком.

— Тогда мне повезло, что на том банкете Вы были в хорошем расположении духа? — полушутливо спросил Тарталья, немного ёрзая на месте — не привык долго сидеть на коленях. Чжун Ли задумался, после качая головой. Упустить такой момент было бы ужасно.

— Вероятно, моё хорошее настроение позволило Вам меня тогда одурачить.

На мгновение Тарталья застыл, прекращая ёрзать. В его глазах мигнула некое чувство, будто вспышка пламени, но затем пропало без следа, и Тарталья расплылся в усмешке.

— Да, думаю, оно и помогло мне украсть Вашу рубашку, — он сумел принять более удобную позу, и его тело чуть перекосило, поскольку он перенёс вес на левое бедро. Чжун Ли прищурил глаза в якобы выражении согласия и довольства, что на мгновение затуманило внимание Тартальи.

И позволило ему попасться на крючок.

— Иногда мне кажется, что Вы специально её испортили ради этого.

Усмешка из более-менее естественной разом превратилась в искусственную, прилипшую к лицу Тартальи. Тот пару раз моргнул, вновь замирая, после чего едва заметно выдохнул и рассмеялся. Надо отдать должное — он умел смеяться так, как если бы смеялся искренне. Покачав головой, он произнёс:

— Я не настолько безумен, — закончив тихо смеяться, ответил он, и свет лампы отразился блеском в его глазах, имитируя веселье. — Я, конечно, хотел привлечь Ваше внимание, но такой способ весьма радикален.

— Для того, кто хотел стать лицом новой линейки ювелирных украшений, Вы определённо очень настойчивы, — с намёком на похвалу улыбнулся Чжун Ли, не собираясь отступать. — И не растеряли своей настойчивости даже сейчас, когда контракт уже подписан.

— Это тоже нарушение какого-то секретного правила этикета Ли Юэ — пытаться подружиться с начальником? — выгнул насмешливо бровь Тарталья, в этот раз проще отпивая из чашечки, делая один большой, неуважительный к чаю глоток. Чжун Ли проследил за движением его кадыка, который почти что не скрывался за воротом рубашки, и спросил:

— Вы хотите подружиться со мной?

— Это плохо? — Тарталье не хватало лишь подмигнуть, чтобы переступить грань флирта, честное слово. Впрочем, если бы он был женщиной — или если бы сам Чжун Ли был женщиной, — то иначе бы их общение и до этого момента нельзя было охарактеризовать иначе, чем заигрывание друг с другом. Однако они были мужчинами, поэтому «заигрывание» превращалось в подобие «подтрунивания».

Иногда Чжун Ли это могло выводить из себя — в его картине мира подобное он воспринимал слишком близко к сердцу, и ему неустанно приходилось себе напоминать, что двусмысленные фразы от мужчин не более, чем шутка или же насмешка.

Однако сейчас его цель была не в том, чтобы понять, флиртуют с ним или же нет.

— В дружбе нет ничего плохого, хотя в данной ситуации я не могу исключить присутствие с Вашей стороны корыстного интереса. В таком случае это уже не дружба, а сотрудничество, — проговорил Чжун Ли спокойно, позволяя себе мимолётом пожать плечами. Замечая пылающую искру в синеве.

— У всех есть корыстный интерес, когда они с кем-то сближаются, — искра во взгляде не просочилась в расслабленный голос Тартальи. — Всем нам хочется с кем-то общаться, не так ли?

— Я бы не сказал, что Вы хотите со мной общаться, — покачал головой Чжун Ли, и прежде, чем в лёгком недоумении нахмурившийся Тарталья успел возразить, он добавил. — Мне кажется, я Вас раздражаю.

Повисло молчание. Тарталья несколько раз моргнул и закрыл рот, так не произнеся и слова. Чжун Ли показалось, что он буквально видит, как в рыжей голове быстро вертятся шестерёнки, пытаясь осознать. Так что он не дал им до конца обработать информацию, ещё раз коротко дополнив:

— А может быть даже бешу.

— Я… не совсем понимаю, о чём Вы, — медленно проговорил Тарталья, слишком очевидно взвесив каждую пришедшую ему на ум фразу и выбрав самую клишировано-нейтральную из-за нехватки времени на выдумывание адекватного ответа. Его защита обрушилась, и Чжун Ли наблюдал за тем, как она медленно восстанавливается.

А от всё такой же искусственной улыбки Тартальи побежал крупный чёрный разлом — маска от неожиданности раскололась чересчур сильно.

Со вздохом Чжун Ли сделал маленький глоток из своей чашки, после наливая чай Тарталье и говоря всё так же спокойно и размеренно:

— Не знаю, зачем Вам так необходимо привлекать моё внимание такими радикальными способами. У меня есть предположение, что после того случая на банкете Вы решили, будто я достаточно мягкий, чтобы не обращать внимания на некоторую фамильярность. Может быть, Вы даже подумали, что она меня привлекает, и я заинтересуюсь сильнее в Вас, если Вы будете её проявлять. Что-то вроде эффекта от чего-то нового и необычного, верно? Иностранец в Ли Юэ, который ведёт себя не совсем по этикету, хоть и знает основы, невольно притягивает глаз.

Он закончил свою маленькую речь тихим стуком дна чайника об столик. Поднял взгляд, ловя ответный от Тартальи — всё такой же пустой, но с треснувшим в нём льдом. На мгновение Чжун Ли подумал, что Тарталья это не просто море — это море с вулканами на дне. С вечно пылающими вулканами.

— Вы очень… интересного мнения обо мне, — отозвался Тарталья, и его губы дрогнули в насильной улыбке. Судя по тому, какую вспышку пламени Чжун Ли сумел разглядеть в потемневших глазах, — на языке Тартальи крутились совершенно иные слова. Чжун Ли подозревал, что ему в голову как минимум хотели запустить чайник, который он только что держал в руках.

От этой мысли в его животе запорхали обжигающие бабочки.

— Вы ведь злитесь сейчас, — наклонил голову набок Чжун Ли. Руки Тартальи дрогнули так, словно он хотел стиснуть их в кулаки, но сдержался. Сделав едва слышный глубокий вдох, Тарталья наполовину закончил с собственной защитой.

— Возможно, Ваши слова меня несколько задели, — согласился он, не отводя взгляда от Чжун Ли. Спустя несколько секунд молчания, он фыркнул. — Не любите ложь?

— Это было бы лицемерно с моей стороны, — пожал плечами Чжун Ли, отвечая предельно честно и надеясь, что в его словах слышна искренность. Тарталья сощурил глаза, окончательно стирая с лица расколовшуюся маску дружелюбия. Перестал кривить губы в улыбке, нарочно чуть прищуривать глаза, и даже его свет померк, сменяясь на более мрачный.

Лунный.

— Вы хотели надо мной посмеяться, поэтому согласились на эту встречу? — вызов неприкрыто прозвучал в его голосе, и Чжун Ли потребовалось приложить усилие, чтобы не оскалиться в довольстве.

Раньше Тарталья напоминал ему прекрасный снежный цветок. Сейчас Чжун Ли видел на его шелковистых лепестках множество маленьких, острых шипов. Если, конечно же, Тарталью в принципе можно было сравнивать с цветком, а не с каким-нибудь смертоносным хищником. Потому как глядел он с таким выражением, будто примеривается, как бы вцепиться Чжун Ли в глотку.

— Нет, я пригласил Вас, чтобы подружиться, — он увидел, как Тарталья дёрнулся, но принудил себя остаться на месте, а не вскочить и вылететь из кафе пулей. Или же не сделать что-то более несдержанное.

— Вы смеётесь, — холодно отрезал Тарталья, качая головой. Чжун Ли повторил его движение, опровергая:

— Отнюдь. Хоть мне и нравилось наблюдать за Вашей ложью, но я не смеялся над Вами за это. Наоборот, мне становилось лишь интереснее.

— Интереснее от того, что я Вам лгу? — скепсис всё никак не пропадал, однако Тарталья чуть умерил собственную враждебность.

— Мы ещё не настолько близки, чтобы я откровенничал с Вами, — Чжун Ли довольно улыбнулся, видя на лице Тартальи тень неудовлетворённости его ответом. Пометавшись, Тарталья заставил себя выдохнуть и расслабиться. Постучав пальцами по столу, он сказал:

— Это нечестно.

— Действительно, — согласился Чжун Ли без проблем. Тарталья только поморщился, будто надеялся на хоть какой-то протест. Снова побарабанил пальцами по столу.

— Контракт уже заключён.

— Верно, — снова кивнул Чжун Ли, наблюдая за переменчивыми вспышками в глазах напротив. Тарталья замер, быстро облизывая губы, и в этот раз ему не мешали просчитывать варианты.

— Вы знали, что я Вам лгу и притворяюсь перед Вами, — неожиданно произнёс он то, на что Чжун Ли не смел надеяться. Это заставило его улыбнуться и кивнуть в третий раз.

— Знал.

Тарталья перестал барабанить пальцами по столу. Сделав глубокий вдох, он фыркнул, снова ёрзая на месте и в этот раз перенося вес на правое бедро. Взяв чашечку, вылил в себя чай, полностью игнорируя весь этикет и уважение. Посмотрев на наблюдающего за ним Чжун Ли, усмехнулся:

— А чай и правда очень хорош.

***

Эти отношения складывались, на взгляд Чжун Ли, весьма странно. Пока у Тартальи был свободный график, у них получалось видеться почти что между делом, совершенно игнорируя факт предшествовавшей перед этим краткой переписки. Как если бы им просто повезло столкнуться на улице и разделить по чашке кофе или чая, а может и целый обеденный перерыв.

За пустыми, мало что значившими разговорами, каждое слово в которых позволяло Чжун Ли поддеть ногтем новый край треснувшей эмоциональной маски Тартальи, проходили дни. Тот, вероятно, догадывался о том, что именно происходит, и будто бы по инерции продолжал бездушно улыбаться и играть «обычного человека». Из-за того, что Чжун Ли знал его небольшой секрет, все реакции Тартальи превращались в забавно-гипертрофированные.

То, как он закатывал глаза во время разговора, сказав или услышав что-то весело-раздражающее. То, как он мало двигался, позволяя себе лишь короткие жесты во время особенно интересующих его моментов, подавляя в себе энергию. То, как контролировал даже движение собственных век, когда смотрел другим в глаза — всегда моргал три раза, прежде чем в притворном смущении отвести взгляд.

И только Чжун Ли помнил о том, насколько пронизывающе-ледяным он может быть, когда не спрятан за пеленой лёгкого кокетства и попыткой в кроткость. Тарталья действительно умел плясать на сцене так, как ему того хотелось, и публикой его был каждый, кто хоть мимолётом, да замечал его. Благо, что сейчас на него глазели из-за ярких волос и чересчур белой для этой страны кожи — ему ещё предстояло стать звездой не только Снежной, но и Ли Юэ.

Отчасти, этого момента Чжун Ли ждал с трепетом. С другой же стороны — что-то омрачало этот самый трепет, не давая ему полностью захватить его сердце и предвкушать. Когда он расслаблялся, когда он был с Тартальей, смотря на его бледные пальцы, широким кольцом обхватившие тёмный стаканчик с кофе, когда слушал его мысли об острой еде Ли Юэ, о холодах Снежной, о разнице в менталитете, о каких-то совершенно будто не связанных лично с ним вещах, то Чжун Ли допускал одну маленькую мысль, в такие моменты озаряющую его сознание не хуже сверхновой.

Ему хотелось, чтобы всё это — от кончиков волос цвета насыщенного заката до мимолётных жестов и самого дыхания — принадлежало ему.

Абсурдная и неуместная мысль. К тому же, бесполезная, потому как сколько бы ни произошло «случайных» встреч, а Тарталья не сделал ни шагу навстречу, как не давая подступиться и к себе. С каждым разом Чжун Ли всё отчётливее видел ту толстую ледяную стену, что возвели прямо перед его носом, и всё, что ему оставалось — так это любоваться искажённым притворством и ложью образом.

От той странной порывистой влюблённости не осталось и следа, ведь идеальный и выдуманный им мираж оказался стёрт в пыль беспощадностью самого Тартальи. К его же, вероятно, сожалению, на пепле выросло иное чувство. Такое, что корнями ушло гораздо глубже, и в то время, как стену делали толще, интерес Чжун Ли рос.

Амбициозность и упорство всегда называли его сильными сторонами. Потому он не был сильно удивлён, когда в скором времени — а прошло почти три недели регулярных и совершенно бесплодных встреч, — он оказался не слишком удовлетворён результатом.

— У Вас есть морская болезнь? — это был совершенно внезапный вопрос, никак не относящийся к контексту их предыдущего разговора. И от неожиданности защита Тартальи на мгновение дала трещину — всего секунда, но, учитывая ситуацию, это можно было считать маленькой победой.

— Нет, — Тарталья прозвучал мягко, если бы не скользнувший в его голосе оттенок холода. Кратко, просто и понятно — ничего лишнего. Отчего-то у Чжун Ли возникло ощущение, что он заступил на весьма опасную и личную территорию.

— В эти выходные в гавани пройдёт благотворительный вечер, — произнёс Чжун Ли, улыбаясь и видя, как Тарталья впитывает каждое слово и препарирует его у себя в голове, и понимание начинало проступать в его взгляде. — Я бы хотел увидеть Вас там.

— Звучит как-то, на что нужно приглашение, — заметил Тарталья, то ли намекая, то ли просто констатируя факт. Чжун Ли кивнул, соглашаясь, и под столом быстро написав Гань Юй с просьбой выслать «Северному королевству» приглашение на имя Тартальи.

***

Конечно, это была яхта. Конечно, у наследников компании из Инадзумы, приехавших открывать филиал в Ли Юэ, будет личная яхта — не зря же именно там строят самые современные корабли. Порой Чжун Ли задумывался, что было бы, не сложись в истории так, что именно Ли Юэ стал центром торговли, статус которого удерживал уже почти как несколько сотен лет, то его место смогла бы занять Инадзума.

Но Инадзума слишком долго страдала от закрытых границ, прежде чем полвека назад, наконец, не произошёл внутренний переворот, и скрывающиеся амбиции жителей островов не вырвались наружу. И теперь они медленно, но уверенно заплывали в порты всех прибрежных стран и приковывали к себе внимание.

Эти выходные и этот приём не были исключением — Чжун Ли смотрел на сияющую бело-серебристой звездой яхту, по чьим острым бокам струился рисунок цветов и ветра. На широкой палубе уже ходили восхищённые гости, предвкушающие трёхчасовое плавание по вечернему морю. Воздух был полон соли, людского шума и пропадающей за всем этим лёгкой, тонкой мелодии.

Палуба качалась под ногами, и на краткий миг Чжун Ли, опираясь о перила, позавидовал оставшейся дома Гуй Чжун — та любила море, но на дух не переносила корабли. Её начинало укачивать в ту же секунду, как она поднималась на корабельный трап. Так что у неё была весомая причина не участвовать во всём, что хоть как-то касалось темы чужих яхт.

У Чжун Ли же такой причины нет, а появление в обществе было едва ли не необходимостью, потому как, чаще всего, это и вовсе напоминало семейное собрание. Если «семьёй» в принципе можно считать тех, кто породнился с ним при помощи договорных браков с его братьями и сестрой.

Мелодия стала громче, и Чжун Ли повернул голову, с удивлением замечая, что чудившееся ему ранее музыкой из хорошо спрятанных динамиков оказалось вполне живой, извлекаемой аккуратными пальцами из инструментов. Небольшая группа музыкантов примостилась на маленькой, чуть выше одной ступеньки, сцены. Шёлк их одежд реками струился вокруг них, оборачиваясь вокруг коленей и согнутых ног.

Немного полюбовавшись, Чжун Ли перевёл взгляд на возникшего рядом с ними человека в белом костюме с длинными, спадающими водопадами рукавами. Глаза его были очень хитрыми, как у лисы, а улыбка безошибочно таила в себе опасность акулы, учуявшей в воде кровь. Чжун Ли слегка кивнул, встретившись с ним взглядом — наследник семьи Камисато производил неизгладимое первое впечатление.

Его рукопожатие оказалось коротким, но достаточно ощутимым. Рядом стояла утончённая в своей позе девушка с пронзительным взглядом серо-голубых глаз, смотрящих поверх края раскрытого веера, на белом полукруге которого раскрывал крылья чёрный журавль. На короткий миг Чжун Ли задумался о том, зачем именно они прибыли в Ли Юэ, но тут же отбросил прочь все эти мысли, переключая внимание на дежурный разговор.

Сестра Аято продолжала скользить взглядом по гостям, изучающе и на удивление очень пристально. Однако стоило Чжун Ли упустить её из виду, как в следующий раз он её уже не обнаружил — бесшумно исчезла, чтобы появиться на другом краю палубы в компании светловолосой девушки.

— Не сочтите за оскорбление, она не нашла причин вмешиваться в наш разговор, — проговорил Аято, заметив лёгкое замешательство Чжун Ли. Тот кивнул, отворачиваясь и приглушая любопытство, которое могли счесть чем-то действительно подозрительным. Про себя жалея — пока Аято не уйдёт, ему не удастся понять, пришёл ли Тарталья, иначе будет казаться, что он чересчур много внимания уделяет молодой госпоже Камисато.

— Меня заинтересовал её веер, — сказал Чжун Ли, выбирая безопасную тему. — Он ручной работы?

— Аяка весьма талантлива в изобразительном искусстве и танцах, — ответил Аято не без толики гордости в голосе, и будто бы радуясь, что их пустая до этого болтовня, посвящённая выражению уважения друг другу, кончилась так быстро. А возможно, ему просто нравилось говорить о своей сестре. — Если Вас так заинтересовало, то, думаю, она будет польщена сделать Вам подарок.

Чжун Ли едва удержался от того, чтобы вскинуть брови в немом удивлении, совершенно не поняв, был ли то настоящий намёк, или же… На всякий случай поправил воротник левой рукой, случайно сверкнув обручальным кольцом прямо в глаз Аято. На лице того появилась неожиданно-искренняя, полная веселья улыбка.

— Нет, это никак не скомпрометирует мою сестру. Можете считать, что это скорее дружеский подарок от меня, чем лично от неё, — он слегка прищурил глаза, забавляясь реакцией, и Чжун Ли незаметно облегчённо вздохнул, даже не смущаясь того, что неправильно понял.

— Это будет очень любезно с Вашей стороны, — сказал он и замолчал, увидев, как за плечом Аято вырос светлый как волосами, так и взглядом парень. Он аккуратно наклонился к уху Аято и что-то зашептал, после мягко отстранившись и отступив на пару шагов. Аято пару раз моргнул, прежде чем вновь вернуть всё внимание к Чжун Ли:

— Вынужден Вас покинуть, надеюсь, вечер Вам понравится, — он улыбнулся и, распрощавшись, ушёл. Проводив его взглядом, Чжун Ли вздохнул, оглядываясь незаметно и про себя выдыхая, видя хотя бы несколько знакомых лиц. Но не видя того, которое ему было нужно.

Что ж, его план не был идеален с самого начала, но ему искренне казалось, что Тарталья не сумеет проигнорировать подобный нескромный выпад с приглашением. Либо он переоценил себя, либо же недооценил Тарталью. Разочарование в собственных ожиданиях плохо глушилось светскими разговорами и слабоалкогольной рисовой водкой из Инадзумы.

Не прошло и десяти минут после ухода Аято, как он вновь возник, в этот раз заняв сцену, на которой до этого сидели музыканты. Его речь была краткой, вежливой, а ещё совершенно не интересующей Чжун Ли, который прекратил вслушиваться после приветствия. Скука обещала стать его постоянным спутником на этой яхте, и то было не в обиду организации — просто сейчас бы Чжун Ли душу продал ради того, чтобы оказаться дома и заняться своими очередными мечтаниями, продолжая рисовать эскизы для будущей коллекции.

Тем более, что дизайн был почти закончен. Всё продвигалось на удивление быстро, и Чжун Ли мог винить в этом только собственную одержимость незаинтересованной им моделью из Снежной. Задумываться об этом тщательнее, в перспективе, было чревато очередным разочарованием в самом себе, поэтому пока что Чжун Ли отложил это до времён получше.

Яхта двинулась, и мерцающая вечерними огнями гавань начала отдаляться. Шум бьющихся о борт чёрных волн стал громче, ветер задул чуть сильнее, но он был всё таким же тёплым — стояла середина лета, и это было идеальное время для подобных ночных морских прогулок. Небо разверзалось бездонной пустотой, и свет звёзд поглощался светом лампочек, украшающих яхту.

Чжун Ли лавировал меж гостями, останавливаясь ненадолго, приветствуя, говоря о пустяках и делая вид заинтересованного во всём этом человека. Про себя думая, что будь тут Гуй Чжун, то было бы не так уныло — хотя бы можно было поговорить о чём-то, кроме пустоты. В какой-то момент ему всё это так наскучило, что он незаметно для самого себя оказался у перил в небольшом закоулке палубы, где валялся клубок из проводов — гирлянды бежали именно отсюда.

В руке покоилась наполовину опустошённая чашечка рисовой водки. Посмотрев на отблески алкоголя в ней, Чжун Ли поднял взгляд и посмотрел на тёмные волны. Мысли в голове не было ни единой, и единственное, что осталось, так это желание, чтобы время пребывания на этой яхте закончилось как можно скорее.

И поскольку он не мог погрузиться в собственные размышления, то слишком хорошо расслышал шаги. Повернув голову, на секунду он подумал о том, что Тарталья каким-то невиданным образом забрался на яхту, приплыв на маленькой шлюпке, как если бы был каким-то очень секретным гостем. Однако эту мгновенную слабость Чжун Ли прогнал почти тут же, улыбаясь:

— За прошедший час я ни разу не заметил Вас.

Тарталья ответил на его улыбку ответной, но в привычно бездушном изгибе его губ проступила неожиданная хитрость. В интересе Чжун Ли слегка отступил вбок, молча приглашая присоединиться к созерцанию не слишком живописной тьмы ночного моря. Мелодии, которые дарил успевший пару раз смениться небольшой оркестр, добавляли этому немного загадочности и чего-то, на его вкус, лиричного.

Разве что самой приятной частью этого момента был сам Тарталья, одетый в простой чёрный смокинг, но вместо галстука или, на крайний случай, бабочки, его ворот был расстёгнут на две пуговицы, обнажая кадык. Чжун Ли увёл взгляд чуть выше, оценивая непривычную его взгляду причёску — рыжие волосы Тартальи, вечно чуть пушащиеся на кончиках прядей, были преступно зализаны назад, открывая его лоб.

А всё равно он выглядел так, что сердце опять предательски пропустило удар, когда он принял приглашения и встал рядом, опираясь ладонями об округлые перила яхты.

— Я умею быть незаметным, когда хочу того, — ответил он якобы беспечно, разглядывая плохо видные белые барашки на гребнях разбивающихся о борта волн. Молчание продлилось недолго: Тарталья чуть повернул набок голову, оглядывая Чжун Ли с ног до головы, а потом посмотрел ему прямо в глаза, спрашивая. — Вам не нравится здесь.

Нет, это лишь показалось вопросом. Чжун Ли усмехнулся, подавляя желание спрятать искру смущения в глотке саке. Она может понадобиться ему попозже, когда Тарталья всерьёз попытается загнать его в серьёзную ловушку.

— Так Вы весь этот час наблюдали за мной? — Чжун Ли едва не оскалился, увидев, как Тарталья чуть дрогнул, справляясь с порывом качнуться на месте. Вместо этого он лишь сильнее сжал пальцы на перилах.

— Это так Вас радует? — спросил он, пытаясь спастись, и фыркнул, когда Чжун Ли ответил чистую правду:

— Да.

— Это не имеет никакого смысла, — пробормотал себе под нос Тарталья и потянул руку к голове, но, как только коснулся края зализанных волос, то тут же отдёрнул её. Пытаясь сделать это незаметно, он провёл рукой по чёрной штанине, говоря уже чётче. — Всё дело именно в этом?

— В чём именно? — вскинул брови Чжун Ли, со скрытым удивлением замечая, что Тарталья морщится. Не напоказ, не притворно, а искренне — от сути его вопроса, от завуалированной просьбы вслух обозначить собственный интерес. На несколько мгновений маска Тартальи попросту слетела, обнажая его настоящую реакцию, и Чжун Ли не смел упустить ни единой секунды.

Но, как только Тарталья вернул себе душевное равновесие, его лицо вновь покрылось непроницаемой штукатуркой притворства.

— Что… мы оба не в восторге от происходящего, — сказал он, как взвесив каждое своё слово; как стараясь прозвучать не так, будто бы вынужденно разоблачал сам себя. Чжун Ли довольно сощурил глаза, наблюдая за его метаниями, и ответил:

— Отчасти, — он вновь посмотрел на чашечку с алкоголем в своей руке. Задумался о мелодии, текущей с палубы. Услышал смех и разговоры других гостей, бессмысленным гулом долетающие до этого укромного уголка. И сказал. — Должен признать, что Вы успели меня вдохновить.

— В каком смысле? — не понял Тарталья, слегка нахмурившись, и его только вернувшаяся маска вновь пошла трещинами. Но уже так, будто бы он не пытался этому противостоять.

— Я участвую в создании дизайна для будущей лимитированной коллекции, — просто объяснил Чжун Ли, слегка пожимая плечами и невольно прилипая взглядом к резкому движению кадыка Тартальи.

— Той, лицом которой я стану? — уточнил и так уже, вероятно, догадывающийся Тарталья. Чжун Ли кивнул. Тарталья спросил по-другому. — Вы вдохновляетесь мной, создавая дизайн украшений для лимитированной коллекции, которую я буду рекламировать?

Чжун Ли вновь кивнул. Несколько долгих секунд Тарталья тупо пялился на него, и подо льдом в его синих глазах метались неотчётливые тени целого вороха чувств. В итоге он выбрал слова, и, к удовлетворению Чжун Ли, те были немного грубой честностью:

— Вы странный. Это модель выбирают под украшения, а не наоборот.

— Всё так, но я не захотел сдерживаться, — качнул головой Чжун Ли, поворачиваясь и упираясь в перила бедром. — И, если Вас это беспокоит, то факт моего вдохновения — не публичная информация. Когда линейка выйдет, никто не узнает, благодаря чему она появилась.

— Да, моей карьере определённо помешала бы целая ювелирная коллекция, посвящённая именно мне, — фыркнул Тарталья немного обескураженно, отводя взгляд и задумываясь. Пальцами побарабанил по перилам, затем чуть мотнул головой, как отгоняя какую-то мысль, и его брови сошлись вместе опять. В итоге же он открыл рот и медленно произнёс. — И я всё ещё вдохновляю Вас после того, как… Вы узнали?

Нужные слова он благоразумно спрятал, не дав им сорваться с языка. Его взгляд — пронзительный, как остриё копья, но уже не такой холодный, — впился в Чжун Ли требованием откровенного ответа. Тот не мог не усмехнуться, ощущая в собственном теле расслабленность и довольство:

— То, что я увидел, мне понравилось, — наградой ему была первая настоящая искра в синем взоре. — А Вам понравилось то, что Вы сегодня увидели?

Тарталья посмотрел на него пристально. Так, словно хотел взглядом вспороть его кожу и заглянуть прямо ему в душу, чтобы понять — действительно ли он сейчас искренен, или же Чжун Ли является такими же актёром, как и он сам. Абсурдность заключалась в том, что от подобного кровожадного внимания Чжун Ли испытал новый, более мощный прилив удовлетворения, отозвавшийся в его пальцах лёгкой дрожью.

— Возможно, — ответил Тарталья, и его губы сложились в немного насмешливую ухмылку. Чжун Ли кивнул, допивая из чашечки уже не нужную ему рисовую водку. Закончив и проглотив лёгкую горечь, он спросил:

— Вам нравятся яхты?

Сначала ответом ему был смешок. А потом Тарталья замотал головой, сгибаясь, ставя локти на перила и смотря вниз на колыхающиеся чёрные волны:

— Нет, мне нравится море, — задумался на мгновение, после добавляя, — и парусники. Небольшие парусники.

Чжун Ли медленно кивнул, принимая к сведению, запоминая и любовно откладывая новую крупицу информации в ящик с именем Тартальи. Однако он не успел задать новый вопрос, как его опередили:

— А Вам?

Тарталья смотрел со слабым, скрытым за толстым льдом проблеском ответного интереса.

***

Он прислал ему стикер. Сверкающий глазами дельфинчик, испускающий из дыхала струю воды. В какой-то мере это показалось Чжун Ли забавным, но по большей части он был озадачен, поскольку не совсем этого он ожидал от Тартальи, когда им удалось поговорить на инадзумской яхте. Впервые нормально поговорить о парусниках, о море, о том, что Тарталья, оказывается, умеет рыбачить, и что Чжун Ли, на самом деле, не особо переносит морепродукты.

Вероятно, последнее так рассмешило Тарталью, что он начал слать Чжун Ли стикеры исключительно с морскими обитателями. Чжун Ли даже не мог предположить, что в месседжере их такое огромное количество. Как-то в деловых переписках не до ярких выражений эмоций при помощи цветастых картинок в виде милых животных.

А Тарталья ими буквально сыпал, не важно, какой именно был контекст. Хотя бы одна картинка, да на каждую человеческую эмоцию имелась, а то и целых десять. Оттого до этого сухая переписка с Тартальей чересчур резко и неожиданно заиграла совершенно внезапными для самого Чжун Ли красками.

Не то чтобы он был против. Нет, после того как ему удалось узнать чуть больше — Тарталья, оказалось, мог очень много болтать о конкурсе корабельных гонок, которые раз в год проходили в той же Инадзуме. Это ощущалось маленькой, полноценной, пока что не такой уж значительной, но победой. В ледяной стене между ними возникла трещина, позволившая взглянуть на маленький кусочек настоящего Тартальи. И это же заставляло Чжун Ли только сильнее впиться в эту расщелину, пытаясь расширить её и увидеть полную картину. Увидеть реальность.

Однако, как назло, их продвижение произошло аккурат перед пересъёмками рекламы. Так что теперь расписание оказалось забито у них обоих, а простые сообщения, хоть и разбавленные стикерами, очень быстро прекратили утолять голод Чжун Ли по общению. Ему нужно было гораздо больше, чем лишённые интонации и звучания Тартальи буквы.

Потому он не особо метался в мыслях о том, что ему делать. Это потребовало некоторых усилий — ему пришлось разобраться с ворохом документов и пробежаться по всем своим назначенным на несколько дней вперёд встречам, чтобы освободить себе достаточное количество времени на четверг. В который он приехал на студию как раз к началу съёмок.

Вновь занятая организацией и контролем Нин Гуан оказалась весьма удивлена его повторному появлению, но ничего не сказала, пока что таинственно наблюдая со стороны. Впрочем, он не хотел отвлекаться от происходящего перед ним. От того, как руки Тартальи вновь тонули во вспышках фотокамеры. На бледных пальцах тяжелели тёмные перстни с то мутным, то нарочно сияющим полуночным нефритом.

Теперь студия не сияла белым — она горела золотом середины осени, когда в Ли Юэ деревья только утратили сочную зелень. Среди искусственного золотисто-рыжего великолепия Тарталья чудился едва ли не олицетворением самого сезона. Вдохнуть чуть глубже — и можно будет услышать смешение запахов прелых листьев и только что пролившегося дождя.

Абсурдная идеализация продолжала преследовать Чжун Ли даже после того, как ему открылся тот самый маленький кусочек «истинного» Тартальи. Кусочек маленький, а в итоге от него ведь и давал трещину весь основной фундамент. Всё это было полнейшим безумием, ведь Тарталья не был идеален.

Он пытался таковым казаться, и получалось у него в высшей степени превосходно. Не Чжун Ли его за это судить, в самом деле. Может, в этом и прячется суть, на дикость бесхитростная — они просто похожи. Выступают на одной и той же сцене в разное время для разных публик, но одинаковые в ядре своего стремления не быть, а казаться.

И ведь даже сейчас Чжун Ли не смел задерживать на Тарталье взгляда дольше принятого им самим необходимого. Дабы никто не подумал лишнего. Занимал себя разговорами с Нин Гуан, с вновь пасущимся на съёмочной площадке Панталоне; познакомился со вторым менеджером Тартальи, Скарамушем, уже лично, а не заочно. Всякий раз, когда отвлекался, ему казалось, что затвор фотоаппарата щёлкает как-то иначе, и Тарталья выглядел по-иному.

Плавно перетекал из одной позы в другую, напоминая волну, накатывающую на песчаный берег. Полуночный нефрит украшений сиял не только на его руках: в ушах переливался глубокой синевой одинокого камешка; сверкал на ярёмной впадине округлым медальоном, в сердцевине которого был высечен кролик в движении, а линия чёрного шнурка в два ряда обматывала его бледную шею; запястье опутывала череда тёмных и ярких камней.

Из раза в раз, стоило Чжун Ли лишь посмотреть, ничто в образе Тартальи не полнилось иными чувствами, чем нужными для фотосессии безмятежностью и расслабленностью. Это лишь проблема Чжун Ли, что во всём этом осеннем великолепии он видел грех. Свой личный, очевидно, грех. Неискоренимый, ужасный и попросту лишний.

В конце концов, чего же именно он добивается этим сближением? Этими разговорами, вниманием, ставшей более дружеской перепиской? Чего ради хочет лезть в чужую душу? Ответ на всё то был ясен, как день, и оттого не становился менее неприемлемым. С самого начала это была ошибка, и с его стороны разумнее было остановиться и перестать спускаться в Бездну глубже, чем уже.

Однако…

— Вы весь день тут хотите провести? — Тарталья спросил, силясь скрыть в голосе отчётливую усталость от прошедших съёмок. Он только что выскользнул из небольшой гримёрки, где с него успели стереть большую часть наложенного грима, и потому веснушки вновь проступили на его щеках и скулах более отчётливой рыжей россыпью.

— Нет, мой день ещё далёк от завершения, — ответил Чжун Ли, качая головой и сделал краткий жест рукой. Приближающаяся Нин Гуан, которую он заметил пару мгновений назад краем глаза, остановилась и отступила. Но её непонимающий и даже осуждающий взгляд он ощутил собственной кожей.

— А, понял, — Тарталья не улыбнулся, а оскалился — искренне смешливо, испытывая от ситуации неприкрытое удовольствие. Наклонился чуть вперёд и чуть понизив голос, спросил. — Вдохновляетесь?

Чжун Ли не сумел скрыть веселья, позволяя себе издать смешок и кивнул. Вздохнув, он чуть склонил голову, смотря во всё такие же льдистые океаны глаз и видя на их глубине затаённое сияние. И своё наслаждение, и предвестника своего сокрушительного поражения.

— Верно, — в тон ответил Чжун Ли, тоже чуть понизив голос и только чудом не позволил себе задержаться взглядом на губах Тартальи, по которым тот так невовремя решил пробежаться кончиком языка. Прикрыв глаза, Чжун Ли выпрямился, возвращая себе контроль.

— Почему кролик? — вдруг сменил тему Тарталья, и вопрос прозвучал несколько неумело, странно. Пронизанный не совсем понятным Чжун Ли чувством, и когда тот набрался решимости взглянуть в чужое лицо, то его встретила знакомая ему маска — фальшивое от и до добродушие. Не получив ответа, Тарталья очертил круг на своей яремной впадине, повторяя контур недавнего медальона, добавляя. — На украшениях. Это к чему?

— Правда не знаете или лукавите? — выгнул бровь Чжун Ли, не поверив в подобное незнание. Хоть Тарталья и иностранец, однако он не производил впечатление несведущего хотя бы основ. Тем более, что суть коллекции ему должны были объяснить перед съёмками.

Тарталья чуть сморщил нос, смеясь, и вновь искра мигнула в тёмной глубине глаз, когда он глянул на Чжун Ли. Помолчав, повёл плечом, говоря:

— Ежегодная коллекция, приуроченная к празднику середины осени. Да, это я знаю, — уголок его губ дёрнулся, из-за чего возникшая на его лице усмешка показалась самодовольной. — Но почему кролик?

— По легенде, на Луне живёт нефритовый кролик, который изо дня в день… — Чжун Ли осёкся и улыбнулся, поправляясь, — или из ночи в ночь толчёт в ступе лекарство бессмертия. Это всеобщий символ в Ли Юэ, если угодно. Это очень старая легенда.

— Вот как, — протянул Тарталья и качнулся на пятках, затем замечая Скарамуша, который вот уже как минуты две ненавязчиво пытался привлечь его внимание с другого конца студии. Все последние две минуты Чжун Ли очень тактично отводил от него глаза и сейчас ощутил лёгкое недовольство. Учитывая, что взгляд всё ещё ожидающей Нин Гуан уже пару раз, да вонзался в него подобном жгущимся стрелам.

И всё бы закончилось на такой не совсем понятной ноте, если бы Тарталья не улыбнулся и не попросил:

— Расскажете мне подробнее при следующей встрече про этого лунного кролика чуть больше, господин Чжун Ли?

Конечно же Чжун Ли согласился. Он не смел отказать, и невольно его язык присох к нёбу, пока он смотрел, как Тарталья плавно ускользает от него, как ускользает обратно в океан только-только набежавшая на берег морская волна.