Предчувствия и ожидания

Тор научился водить машину, но не пользоваться сотовым телефоном, и Дэррил отчего-то находит это невероятно забавным — настолько, что не упускает повода пошутить на эту тему хотя бы пару раз в неделю.

      Дорога успокаивает и помогает привести мысли в порядок — а заодно и хоть немного отвлекает от зияющей, пульсирующей пустоты внутри. Тору кажется, что он заснул и никак не может проснуться, что он застрял по пояс в вязком болоте из обманчивого спокойствия и ужасающей безмятежности.

      Пустота внутри озаряется искрами предчувствия, вспыхивает в груди что-то колкое и переворачивается застарелой болью. Чувствуется — что-то вот-вот произойдёт, совсем скоро… Но ничего не происходит.

      День сменяется днём, и всё сильнее разрастается тень неясного ожидания, маячит на периферии зрения, что стоит взглянуть прямо — и тут же истает туманом. Тор и рад бы не ждать, но глухое к разуму сердце из раза в раз замирает: «вот, сейчас случится, не упусти…»

      Тор каждый день приезжает на пляж. Бывает, замрёт изваянием и часами и смотрит, как океан лениво волнами лижет берег. Песок под босыми ногами влажный и тёплый, а воздух пропитан солью. Тор закрывает глаза, вдыхая глубоко и жадно, желая впитать в себя спокойствие бесконечных вод.

      Иной раз постоянное ожидание неизвестного становится невыносимым, а тревога юркой птицей бьётся в груди. Тогда Тор до рези в глазах вглядывается в острую линию горизонта. Затем не выдерживает — шагами рисует восьмёрки на песке или кидает мелкие камушки в воду — океан сжирает их стремительно, и круги на воде расходятся с первой волной. В такие дни он засиживается на берегу до наступления ночи, а домой возвращается засветло — но спокойным.

      Дэррил связывает его состояние с недавним разрывом с Джейн. Дэррил говорит, что он тоскует, и его сочувствующий, понимающий голос звучит настолько убедительно, что Тор почти верит ему.

      А следующим утром он, совершенно рутинно, плещет ледяной водопроводной водой себе в лицо и ловит своё отражение в забрызганном зеркале. И понимает, что толком не помнит её лица.

      В сердце, по-прежнему, что-то скребётся.

      Последний на сегодня камушек падает в воду с кротким и тихим «бульк».

      Успокоенный морем, почти убаюканный ласковым предзакатным теплом, Тор заводит мотор и плавно сворачивает на трассу. Впереди — два часа привычной дороги до города.

      Справа океан ловит солнечный блик, слева сменяются тени высоких деревьев. Радиоприёмник едва слышно шепчет мелодию, и голос музыканта мешается с редким хрипом помех.

      На мгновение взгляд ловит движение вдалеке — едва уловимое колебание света — и на обочине в шестистах футах впереди прорисовывается крошечный силуэт.

      Это похоже удар в затылок чем-то тупым и твёрдым: мир на доли мгновений раскачивается тёмными кругами перед глазами и, дрожа, останавливается. Сердце, кажется, пропускает удар. Смутная тревога, что всё это время камнем перекатывалась в сознании, разрывается звоном — трепетным и болезненным.

      Силуэт впереди приближается неумолимо быстро, и Тор, скорее рефлекторно, сбавляет скорость.

      Первое, что он видит — протянутая в сторону рука в голосующем жесте. Пальцы плавно перебирают воздух, словно ласкают невидимые струны.

      Гравий шуршит под колёсами, когда пикап резко заворачивает на обочину и останавливается. Пыльный капот едва не касается его бедра — Локи даже не попытался уйти в сторону от возможного столкновения.

      Невозможный.

      Солнце светом осыпается на тёмные волосы. Локи неспешно опускает протянутую руку и замирает. Вглядывается с лукавым интересом в лицо Тора сквозь бликующее светом лобовое стекло — и незлобно усмехается, точно увиденное его забавит.

      Он весь словно соткан из ветра — эфемерный привет прямиком из страны безумия. Движется легко и естественно, огибая машину и открывая дверь — а Тор не может осмыслить чёрную футболку и мятые джинсы, в которые одет его брат.

      Одинсон с силой трёт ладонью лицо и жмурится, молясь небу, чтобы это не было предвестником болезни разума. Локи садится на пассажирское сиденье и расслабленно откидывается на спинку — так естественно, словно всю жизнь провёл в этом мире — и кивает взглядом на дорогу.

      Его хочется обнять — убедиться, что действительно он, а не злой морок, сдавить его со всей мощи, если и правда не растает пустотой в руках. Ещё сильнее хочется врезать — прямо в бледную скулу, что никогда не целовало золотом солнце.

      Тор с досадой бьёт кулаком по рулю, вздрагивая от резкого в устоявшейся тишине сигнала клаксона. Справа раздаётся нервный смешок. Тор неверяще качает головой и резко выруливает на дорогу.

      Солнце из золота начинает расцветать алым — тени в корнях деревьев сгущаются предвестником скорых сумерек. В горле печётся тугой комок из сотни невысказанных вопросов.

      Молчание тяготит, а Локи не спешит объясняться первым.

       — Так ты жив, — скорее утверждает, чем спрашивает, Тор. Голос надломлен хрипом, а напряжение вокруг него можно потрогать руками.

      А впору бы трогать брата — просто, чтобы убедиться, что это не шутки ускользающего разума.

       — Как видишь, жив.

      Слова падают легко, а голос спокоен и мягок — так, словно всё в порядке, и Тор не держал умирающего брата на руках, словно не мирился с его смертью весь последующий год, словно…

      Одинсон с трудом расслабляет пальцы, опасно-сильно стиснувшие руль, и вновь смотрит на Локи. Тот не спешит говорить что-то ещё: он с едва заметной улыбкой проводит рукой по пыли на приборной панели, будто и сам не верит в реальность происходящего. Пальцы у него едва заметно дрожат, а на ресницах трепещет свет заходящего солнца — он и сам словно светится.

      Забытое радио передаёт сплошные помехи, и Тор резким движением вырубает его.

       — Ничего не хочешь рассказать?

      Локи закатывает глаза в ответ на угрожающие интонации и отворачивается к окну, взглядом провожая ускользающий предзакатный свет. Небо идёт тяжёлыми тучами, укрывается ими, словно влажным и грязным пухом.

      Тор тоже замечает стремительное изменение погоды и мысленно приказывает себе успокоиться, не сводя теперь взгляда с серой дороги. Не хватало ещё шокировать местных жителей внезапными ливнями и грозой.

      Теперь, когда он не смотрит, Локи разглядывает его, выцепляя взглядом детали. В сердце ворочается сырая тоска, мешается с облегчением и тревогой, и находит выход в нелепых мыслях — того и гляди, не сможет совладать с нервной улыбкой. Тор сейчас — воплощение смутной тяжести, хмурит брови, а рваный ветер запутался в волосах — белых, как раскалённый солнцем песок. Могучее божество за рулём потрёпанного временем пикапа. Мидгардский сюрреализм как он есть.

       — Неужто не рад мне, братец? — Локи хотел сказать это с ядовитым весельем, с привычной Тору насмешкой, но улыбка вышла изломанной, и голос на мгновение дрогнул. Впрочем, в следующий миг он снова стал нечитаемым, — Мне думалось, ты скорбел о моей смерти.

       — Я скорбел, — просто соглашается Тор, и в голосе мешаются поровну и невысказанная тоска, и дымная горечь, и ужасающая своей прозрачностью правда.

      Локи ухмыляется, за едким смешком скрывая смятение:

       — Я польщён.

      Тор не злится, как ожидалось, не вспыхивает злостью в ответ на насмешку, не распаляется гневной отповедью.

      Локи смотрит на акварельно-алое небо, на розовые брызги бликов в воде и раскалённый солнечный шар: в этом мире всего одно солнце, и даже его слишком много прямо сейчас. В груди больно печёт, и воздуха, кажется, не хватает — дрожащими пальцами он натыкается на кнопку открытия окна и опускает стекло. Рука сама тянется наружу — стремительный ветер бьётся в ладонь.

      Он и сам не знал, чего ждал от этой встречи. Определённо — не этого.

      Определённо — чего-то похуже.

      Пары переломов, быть может, и сотни две оскорблений и упрёков в сволочизме. Финальных слов ждал, с драматичной патетикой и обязательным: «я больше тебе не верю».

      И свободы перед самим собой тоже ждал, горького права окончательно сбежать в какой-нибудь другой мир. Чем дальше — тем лучше. Понял ли Тор, отчего его так влекут большие воды? Знает ли он, что Ёрмунганд почти пробудился? Понимает ли, что за этим последует?

      Конечно же, нет. И Локи бы не сказал, сделай Тор хоть что-то из того, чего от него ждали.

      Тор, которого он встретил сейчас, кажется совершенно незнакомым. Невытравленная надежда неизвестно на что больно жалит внутри.

       — Где ты был всё это время?

      Вопрос внезапный и ожидаемый одновременно. Локи смаргивает остатки уязвимости во взгляде и уже спокойно оборачивается к Тору.

       — Ближе, чем ты думаешь.

      Мышцы на широких плечах застывают в напряжении — неужто мы, наконец-то, злимся? — и тут же расслабляются вновь. Плечи опущены, словно небо обрушилось на него всей своей тяжестью и неумолимо давит к земле.

      Локи делает это спонтанно: подаётся навстречу и пальцами дотрагивается до его локтя — тот вцепился в руль так, словно собрался вырвать.

      Тор замирает. Касание выходит холодным, и пальцы у брата опять дрожат, но внутри расцветает тепло и щемящая, незнакомая нежность. У Локи улыбка лукавая, а в глазах, на дне обожжённой закатным светом радужки, плещется неуверенность.

      Локи никогда не просит прощения.

      Тор всё равно прощает.

      Брат отпускает его руку и откидывается обратно на сиденье, коленями упираясь в бардачок — ему явно тесновато в железной коробке. Отчего-то вспоминается озеро из детства — и они, ещё совсем юные, в тайне от отца сбежавшие из дворца и бороздящие зеленоватые воды на простеньком деревянном плоте. Локи тогда сидел на самом краю, и вода волнами билась о тощие коленки. Он, совсем мелкий, с блестящими глазами и горящими в смущении щеками, с упоением хвастался, что мать взялась учить его магии.

      Розоватый свет падает на бледные скулы, делая его живым и, словно бы, снова юным. Ветер врывается из открытых окон, треплет волосы, солёный воздух тает на губах, а в животе запоздалые боль и трепет сжимаются узлом.

      Локи здесь. Локи живой.

      От осознания трудно дышать.

      Машина даёт резкий крен в бок. Тор, чертыхаясь на мидгардский манер, едва успевает выровнять руль, и сбрасывает скорость. Впереди ещё час пути и, кажется, несколько жизней предстоящих вопросов — так пусть дорога не заканчивается как можно дольше.

      Локи смотрит на него с интересом, скрывая за ним ожидание и неуверенность — незаданный вопрос так явно читается в глазах, что не ответить просто невозможно.

Удерживая одной рукой руль, второй он находит ладонь брата и сжимает в своей.

      Пусть это будет обещанием.

      Улыбка у Локи выходит светлой, а в расслабленных плечах читается облегчение.

      Возможно, Рагнарёк наступит не так уж скоро.

      А с Ёрмунгандом Локи договорится.