... — Ох, а где Робин-чан?

— Йохохо, Санджи-сан, вы не рады моей компании?

— Если выбирать между компанией божественной Робин-чан и говорящим скелетом, ты бы сам кого выбрал? — беззлобно цыкнул Санджи, протягивая скелету поднос с тремя чашками чая. Тот, взяв одну, благодарно улыбнулся — насколько можно было судить, улыбался он всегда.

— Робин-сан сказала, что хочет поговорить с капитаном, поэтому не придет сегодня, — музыкант с громким хлюпанием отпил из чашки под неодобрительный взгляд друга. — Так что только вы слушатель моей новой песни сегодня. Вы не против?

— Все равно хотел почитать, так что все в порядке, — блондин пожал плечами и, поставив поднос на столик, подошел к своей части шкафа. Брук тихонько рассмеялся — он уже научился различать, когда повар говорит правду, а когда — старается сохранить маску, но все равно делает для других.

— Йохохохо, тогда выбирайте поскорее, присаживайтесь, — скелет вновь отпил из чашки и бросил взгляд на инструмент. Пианино было совместным подарком команды на его какой-то там по счету день рождения, и поэтому вдвойне дорогим. Он предпочитал скрипку, безусловно — слишком свежи были воспоминания о той самой прощальной песне и пятидесяти годах одиночества, — но, получив в свои руки пианино, не мог удержаться от концерта. Да и Френки, поработав над дополнительной звукоизоляцией библиотеки, полностью заверил его, что можно играть и по ночам и никого не разбудить. Поэтому у ночных стражей, как поэтично однажды назвала их Робин, иногда случались концерты в библиотеке и даже музыкальные уроки. Как же было приятно узнать, что не только у тебя здесь есть талант к музыке, йохохохо!

— Здесь есть новые книги, — пробормотал Санджи, проводя пальцем по некоторым корешкам. — Я не брал их.

— Робин-сан купила их на Дресс Розе, — Брук слегка нахмурился, заметив, как друг тут же отпрянул от полки с новыми приобретениями. Впрочем, и на такую реакцию они заранее придумали план! — Не переживайте, мне она тоже приобрела несколько замечательных партитур! Я сыграю их чуть позже, когда будет более танцевальная обстановка, ах, какие мелодии, какое движение! И возможно, попрошу помочь мне с ритмом. Усопп-сан или Чоппер-сан будут подходящим вариантом, как я могу судить. Хотя... у меня нет ушей, йохохохо!

— Хм... Так Робин-чан купила книги всем, кого не было на Дресс Розе? — с каким-то облегчением выдохнул повар и, взяв несколько, направился к дивану рядом с инструментом. — Она действительно знает, что нам нужно?

— Думаю, для нас с вами ей проще выбирать, — мягко заметил Брук, переставляя нотные листы и ища нужные. — В конце концов, у нас не особо притязательные вкусы.

— Наивные сказки с черной комедией?

— Бросьте, Санджи-сан, не поверю, что вас интересует моя биография, йохохо!

— И правильно не веришь, предпочитаю, — блондин перевернул обложку книги, которую начал читать, — «Использование цветов в высокой кухне». Черт, кто пишет названия к этим книгам? Одно оно только отпугивает.

— Кажется, у нас на завтрак будут цветы?

— Ты сейчас договоришься, и на завтрак у тебя будет молоко, чтобы собирать тебя как паззл, — фыркнул Санджи и, забравшись на диван с ногами, вновь вернулся к книге. — Мы еще торт Чоппера не доели, пока никаких десер... О, рыба в цветочном соусе?

— Йохохохо, значит, обед из цветов, — тихонько пробормотал музыкант и, найдя нужные ноты, выдохнул (хотя зачем ему дышать, ведь он мертв, йохохохо!). Эта мелодия не выходила у него из головы уже с Пирожного Острова, и только недавно скелет нашел время ее записать и переделать. Оставалось лишь уговорить Нами на то, чтобы она позволила отправить ноты его нескольким знакомым, ведь на мелодию так и просился женский вокал. — Санджи-сан?

— М? — он не поднял головы, но Брук знал, что его сейчас внимательно слушают. — Пожалуйста, расскажите как обычно, хорошо?

Не дожидаясь ответа, он мягко поставил пальцы на клавиши. Музыка — это душа. А вот душа у него точно есть, пусть он и мертв!

Си-до-ми-соль. Ре-фа-ля. Си-до-ми-соль. Ре-фа-ля. Си-до-ми-соль. Ре-фа-ля. До. Ре. Си-ре-фа-соль.

Голос всегда раздается из пустоты. И где-то там он, в далеких глубинах, молит о свободе. Спящий, никем не замеченный — желающий оказаться на своем месте под солнцем. И неважно, что солнечный свет не пробивается на глубину — голос будет тянуться, искать свои пути и нарисует свой свет.

Робин, услышав эту мелодию, молчала так долго, что скелет тут же попытался исправить свою ошибку, сыграв более веселую и любимую археологом мелодию, но та лишь грустно улыбалась. Уже потом, после того как они выкрали у снова уснувшего на камбузе повара несколько кружек чая, она рассказала ему о том, почему эта песня так напомнила ей о прошлом и настоящем. И, услышав о причине ее появления, лишь грустно улыбнулась.

— Для меня это лед, — пробормотала женщина, отпивая чай, пока Брук поправлял на ней плед. — Я среди сверкающего льда, под которым горит пламя. И знаешь, в какой-то момент я действительно тяну руку к солнцу, которое почему-то красного цвета.

— Это немного... жутковато даже для тебя, Робин-сан.

— Зато я нашла свою дорогу, — улыбнулась археолог. — А для тебя, Брук? Что ты видел, когда представлял мелодию?

— Туман, — он вновь сел за инструмент, поправляя рукава костюма, чтобы не мешались для следующего произведения. — Это всегда туман. Мое солнце — оно не красное, оно оранжевое.

— Интересно, каким будет солнце у остальных?

— Вот когда я выслушаю мнение нашего второго члена жюри, тогда и насладимся их ответами, йохохохо! А пока, Робин-сан, не поможете мне с вдохновением? Позвольте увидеть ваши тру...

— Океан.

— Простите, Санджи-сан? — сморгнул скелет (хотя моргать он не мог, он мертв, откуда веки?), отвлекаясь от воспоминаний. — Океан?

— Я вижу океан, — блондин закрыл книгу и задумчиво посмотрел в окно, погружаясь в свои мысли. — Словно... я тону в нем. А потом тяну руку к солнцу — белому, мутному, рябому. Ну, знаешь, когда уже совсем мало воздуха и все темнеет? И океан почему-то бледно-зеленый, и все в таком тумане, хотя мы вроде под водой...

— Вам... понравилось?

— Она... она дает повод задуматься, — Санджи с силой сжал рубашку над сердцем. — Могу я отложить впечатления от нее на чуть более долгий срок?

— Конечно-конечно, — замахал руками музыкант, вновь поворачиваясь к нотам. — Я вам лучше другую сыграю. Вам, как любителю романтики, должна понравиться. Робин увлеклась этой легендой в Вано, а я взял у жителей несколько нот, да-да, вот!

Эта мелодия была другой. Брук не шутил, когда говорил, что легенда понравится Санджи — легенда о человеке и влюбившемся в него змее, о предательстве, о верности, об идеалах — и о трагедии с относительно счастливым концом. Относительно — потому что в песне говорилось о довольно счастливом финале пары, а в манускриптах Робин нашла более мрачный конец. Но так или иначе, песня точно понравится.

征く船は沈みはしない(fade away)

千切れた心で

夜空を見上げ

悲しみのいろはを知った

届かない　届かないまま

失ったって　無くしてしまったって

歩いて行くしかないだろう

何も持たない孤立無援(isolate)

— Брук, — музыкант удивленно прервал песню. Что-то не так? Песня его расстроила? Но он специально долго с Робин гулял по Вано, чтобы на их ночном концерте развеселить блондина, найдя как можно более подходящую песню. Они ошиблись? — Прости, что прервал...

— Нет-нет, что-то не так, Санджи-сан?

— Как... — он отвел взгляд в сторону, словно собираясь с силами, а затем отложил книгу в сторону. — Как ты находишь в себе силы петь Саке Бинкса, зная, что эта песня ломала тебя все пятьдесят лет?

О.

Вот в чем проблема.

— Йохохохохо! — скелет не мог остановить свой смех. Ну право же, такая глупая ситуация, ну как можно было так подумать? Как он мог забыть тот первый музыкальный концерт перед командой и то, как трое из них не стали отвечать на вопросы про песни из детства. — Прости, Санджи-сан... йохохохо... просто заб... йохохохохо!

— Ладно, я... — повар, скрывая смущенное лицо, тут же вскочил с места и направился к выходу, но скелет успел его перехватить, усаживая на свое место перед пианино. — Что?

— Санджи-сан, — он старался улыбнуться мягко — знал, что команда умеет различать оттенки на его черепе. — Помните наш старый-старый разговор про песни из детства?

— Тц.

— Я до сих пор боюсь, что все это — лишь мое воображение, и я все еще в тумане, все еще в одиночестве. Вы не позовете меня на завтрак, где Луффи-сан будет пытаться забрать еду у остальных, пока Нами-сан будет кричать на него. Робин-сан не будет читать вслух интересные книги для нас, Чоппер-сан не будет восхищаться и сравнивать их с историями, где автор Усопп-сан. Зоро-сан не будет со мной говорить о мечах, а Френки-сан — о новой звукоизоляции. И конечно, Джимбей-сан не будет знакомить меня с музыкой рыболюдей. Вы все — всего лишь сон.

— Кошмарный у тебя сон.

— Вы же сами сказали — наивная сказка с элементами черной комедии, йохохохо! — рассмеялся Брук, осторожно поглаживая друга по голове. — Саке Бинкса была моим прощанием со старой жизнью. Она стала моим обещанием моему другу. И она стала тем, что связало меня с вами. Знаете, иногда, в том тумане, я думал, что лечу в пустоту. И только напевая эту песню — или слушая ее — я словно прирастал к земле... к палубе, да, к палубе корабля — и ждал дальше. Пока ко мне не приплыли вы. И да, эта песня несет в себе горе — мою жизнь и смерть, мое одиночество. Но она приносит мне радость — она принесла мне вас. Так... какая у вас любимая песня из детства, Санджи-сан?

— Я... — повар, слегка всхлипнув, тут же замотал головой и повернулся к инструменту. — Колыбельная. Мне пела ее мама, потом — я сам. На «Орбите» Коди даже выучил слова — когда я в очередной раз не смог справиться с кошмарами. На скале она помогала не впасть в дрему, как ни странно. А потом... потом я старался ее забыть, не вспоминать ту пустоту. Но...

— Вы можете ее напеть? Я ее сыграю, и...

— Не надо, — он еще раз встряхнул головой и осторожно положил руки на клавиши. — Эту мелодию я сыграю сам. Потому что она — это мой якорь. Спасибо, Брук.

— Йохохохо! Всегда рад помочь, Санджи-сан!

Для засыпающих на морских просторах

Морская луна как колыбель...