Рана Саймона почти затянулась, поэтому его могли отпустить с условием «не напрягай руку». Он торчал в этом нежелательном месте минимум две недели, если не больше, поэтому попросту сбился со счёта. Хотелось просто приехать в «любимый» дом и посидеть в одиночестве. Здесь, конечно, он тоже оставался один, но не всегда получалось полностью зарыться в себя, особенно когда это было так нужно: приборы пищали, что-то шипело, шумело и заставляло лейтенанта просыпаться посреди ночи. У него давно выработались рефлексы под названием «если-шуршит-то-его-жизни-что-то-угрожает». Райли сразу согласился выписаться — всегда лучше посидеть в несколько «родном» месте, чем находиться в наскучившем за несколько недель лазарете.

— Я вам все сказал. Если будут осложнения, то мы немедленно положим вас в больницу — подытожил медбрат, сложив руки на столе. Новенький. Говорил парень так, как его научили, но он ещё не знал всех правил обращения с «лейтенантом ледышкой». Гоуст деловито закатил глаза и в сотый раз пояснил, что будет сидеть на жопе ровно и вообще никуда не будет лезть. Ага, конечно же нет.

МакТавиш давно смылся в город. Сильных повреждений на нем не нашли, лишь пару синяков, и те прошли довольно быстро. Да, ему там будет определенно лучше: там горячие цыпочки, суета — в общем все, как любил сержант. А Саймон больше предпочитал холодное одиночество, которое просвечивалось через его ауру, приказы, внешний вид. Блять, опять про внешний вид…

За эти недели он съел действительно мало: то, что приносил Джон в самом начале его отбывания, миску куриного бульона, ещё через несколько дней ему дали макароны, но медсёстрам пришлось кормить его силой и… А всё, он больше не ел. Врачи устали бороться с лейтенантом, поэтому просто всунули ему трубки с необходимыми витаминами. Так был небольшой шанс на то, что Райли не упадет в обморок от истощения.

***

— Эх, Элти, меня завтра выписывают. Как же ты тут один будешь? Кто тебя развлекать то будет? — с наигранной иронией вздохнул Соуп и покачал головой. Это — очередная попытка выбесить лейтенанта… или Джону правда становилось скучно в тихой палате. На самом деле, это было рискованно, но кто сержант без своего колкого языка — правильно, не он. Саймон посмотрел на него, как на дебила. Уже что-то, его хотя бы не считали пустым местом, спасибо на этом.

— МакТавиш, — по-гоустовски раздраженно прохрипел британец. Голова невъебенно весело раскалывалась, хотелось простой человеческой тишины, но нет, он сейчас сидел рядом с неугомонным Соупом, поэтому хуй-тебе-а-не-спокойствие.

— Ладно, ладно… Молчу, — и отвернулся обиженно, даже угрюмо, но слово сдержал — больше в этот день он не говорил. Под вечер стало слишком мрачно и тоскливо: пустая, бестолковая болтовня Соупа побарывала густое и тяжёлое одиночество Саймона, не давая тому совсем забыться и слететь с катушек. Бессвязная речь оттягивала момент очередного срыва с кучей алкоголя. А сейчас ее не было. Была лишь надежда на то, что Джон скажет его любимое «элти?», не выдержав тишины, но он пока держался.

В таких обстоятельствах Саймон-Ебучая-Ледышка-Райли первым бы сдался и заговорил. Что угодно: вопросы про состояние, про будущие планы, в конце концов тупые шутки, но хоть что-то! Почему зов его сердца, от которого и так ничего уже не осталось, никто никогда не слышал? Гоуст тоже не знает…

— Гоуст?.. — всё-таки послышалось с соседней койки, и Саймон, будто на иголках, мгновенно резанул головой воздух, тут же обращая внимание на сержанта.

— Да? — Что? Почему так излишне обеспокоенно? Наконец сбылась мечта о каком-либо разговоре? — с издёвкой пронёсся в голове надоедливый голос. В глазах британца, открытых шире обычного, блеснула надежда и благодарность — они ожили.

— Все хорошо? Ты сам не свой. Целый день сидишь и пыхтишь, никогда не видел тебя таким…

— А, да, все в порядке, — отвернулся назад лейтенант и поудобнее придвинулся к подушке, которая упиралась в поясницу. Пять слов за один раз — это не укладывалось в бурных мыслях. Это — как минимум странно для обычной немногословности Гоуста. МакТавиш покосился на Саймона, не понимая ничего и надеясь, что Райли мог бы ответить на его вопросы. Соуп немного потерялся. Совсем чу-уть-чуть.

Гоуст сидел и, как казалось сержанту, улыбался. Джон не был уверен, но игривый прищур, складки на балаклаве, удовлетворённое и расслабленное дыхание — все это буквально кричало о том самом состоянии лейтенанта, когда он был не строгой Эльзой, что могла заморозить каждого, а доброй и душевной Анной. МакТавиш не был уверен в том, стоило ли переспрашивать Райли про его состояние. Сержант не был уверен в том, реальность все это, или он просто бредил. Гораздо лече было поверить в то, что у него поднялась температура или что-то в этом роде, чем подобные эмоции у Саймона.

— Джонни… — тихий, тихий и беззвучный шёпот пролетел над Соупом. Все, точно крыша едет, вызывайте скорую и меня положат в психушку. МакТавиш повертелся туда-сюда, на всякий случай заглянул под койку. Они были единственными в этой палате, ну не мог же Гоуст… Или мог? Может к ним кто-то пришёл? Соуп встал со скрипом и пошел проверить дверь. Открыв ее, выглянул в коридор. Абсолютно никого. А, нет, вон там выбежала какая-то девушка, но она вряд-ли назвала бы Соупа «Джонни». Она его не знала, что уж там…

Это точно Гоуст! Других вариантов просто не было, НЕ БЫЛО — большими заглавными буквами во всю стену.

Джон вернулся в палату, бесшумно закрыв дверь. Он приблизился к койке лейтенанта, который вроде бы спал. Помахав рукой перед лицом, МакТавиш не получил ответной реакции.

— Гоуст?

Молчание.

— Элти?

Снова тишина.

— Саймон?..

Ни-ху-я.

Похоже, что Райли и вправду спал. А бесстрашный Соуп только что это проверил. МакТавиш присел на холодный пол рядом с Гоустом, бегая взглядом по его огромному телу.

Если честно, наблюдать за сопящим лейтенантом было приятно: ни строгого и холодного тона, ни того убийственного взгляда, что каждый раз больно колол сержанта — как говорилось ранее — ни-ху-я. Но, не то, чтобы ни-ху-я, а все же что-то было. Что-то, что зарыто в Гоусте на глубине Марианской впадины, что-то, что давно обратилось в многолетнюю спячку и ещё не пробуждалось… Что-то совсем человеческое, чего Саймон, вроде бы, не хотел и старательно контролировал, но так нуждался в этом. Какая ирония.

Подождите. У Гоуста? Что-то человеческое? Да ладно.

Лейтенант был чуть ли не роботом, выглядел слишком «идеальным» — настолько, что его можно было спутать с андроидом из популярной игры «Detroit: become human». А вдруг правда? Но должны же быть какие-то уязвимые места? Да. Именно то, что сейчас прорывалось через непреступную крепость льда и понемногу оказывалось на поверхности. Прямо как у девиантов из этой самой игры — андроидов, которые учатся — и хотят — быть людьми. Если с Гоустом также… Появлялась какая-то иррациональная надежда не особо понятно на что. Все, что было вязано с ним, всегда было максимально странно и запутанно.

Лейтенант спал, как и пять минут назад. Его светлые ресницы слабо подрагивали, веки иногда сжимались. Дальше, идя взглядом по мешкам под глазами, светлая кожа резко обрывалась в акцентную ткань маски. Маска мешала рассмотреть все до мельчайших деталей. Эта тупая маска, которую Соупу хотелось сорвать, не думая о последствиях, и наконец посмотреть на лицо Саймона. Он уверял себя, что мужчина выглядел симпатично. Да, определенно. Но, если так, тогда зачем скрывал лицо? Комплексовал из-за шрамов?

Не знаю, не знаю. Комплексы у Гоуста? Кто-кто, а он был самым уверенным человеком, которого встречал МакТавиш. Или просто ему насрать.

Обязательно спрошу у него…

Грудь, обрамляемая светлой больничной рубашкой, спокойно поднималась и также неторопливо опускалась, показывая спокойствие. Рукава закатаны, на одном предплечье чернела знаменитая татуировка: там были какие-то цифры, черепа и ещё много-много деталей, которые можно рассматривать часами напролёт и возвращаться к их изучению почти каждый день.

Райли полулежал на койке. Неопытный медик перепутал бы его с мертвецом.

Нет, фу, Гоуст жив и будет жить, с ним все хорошо. Ну, может не все хорошо, но жив же…

МакТавиш уже полчаса на него пялился. Эта странная умиротворяющая аура цепляла, утягивала за собой так, что Джону тоже захотелось спать. Он встал с чистого молочного пола — лять, коленки — зрение притупилось и тут же пропало, быстро дезориентировав Соупа. Его ноги подкосились, и сержанта повело вперёд. Прямо на Саймона. Прямо, сука, на эту глыбу — на ту, на которую смотреть иногда страшно, не то, что упасть…

— Блять, — тихо выругался Джон, помня о том, что Гоуст спит.

Соуп постарался проморгаться. Наконец, добившись ясной картинки больничного помещения, он глянул на Райли. Фух, вроде все хорошо, не проснулся.

Какого хера он такой худой?

Сержант осторожно поднялся с отдыхающего тела и на цыпочках прошел к своей кровати. Ещё раз посмотрев на Саймона и убедившись в том, что он спит, Джон лениво лег, укрываясь, и выключил тускло светящийся прикроватный светильник.

— Спокойной ночи, элти… — и отключился.

Гоуст приоткрыл один глаз, усмехаясь наивности МакТавиша.

— Спокойной, Джонни.

***

На улице шумно: гул машин, тихие, иногда цокающие, но такие бесячие шаги прохожих, шелест веток, какие-то бездумные разговоры — это все начало нехило раздражать, особенно после того, как Саймону вынесли мозг этим «нельзя».

Идя «домой», Райли думал. Много о чём: о последней миссии, о его днях в больнице, в конце концов о Джонни… Ноги несли его куда-то в даль тёмного переулка, освещаемого яркой неоновой вывеской местного паба.

Немного подумав, он понял, что ещё несколько часов в донельзя людном месте его совсем вымотают. Даже не смотря на всю привлекательность расслабляющего алкоголя. Тогда проще было дойти до какого-нибудь магазина с алкашкой, но на это просто не было сил, поэтому Райли побрел «домой», купаясь в собственных мыслях. Мельком пробежала мысль о собственных запасах бурбона. Настроение немного поднялось.

По правде говоря Гоуст просто искренне надеялся на то, что у него получится избавится от воспоминаний, терзавших его уже долгое время.

Скользя тенью через темный переулок, лейтенант иногда пугал людей, но это не помешало ему с лёгкостью пробраться к подъезду. Быстро юркнув на лестничную площадку первого этажа, Саймон стал подниматься по лестнице — оперативно, четко, как он привык — рядом со стеной, будто бы она привлекала его в свои объятия. Романтично, но не в тему.

И вот она. Чёрная, смоляная двухметровая дверь, возвышающаяся над британцем на жалкие четыре дюйма3,94 дюйма = 10 сантиметров. От нее веяло нихера не «домом», даже не обычной квартирой — она, почему-то, напоминала Саймону тупую дверь в тупой тюрьме в этой ебучей Мексике. Гоуста начинало подташнивать. С силой преодолевая ком в горле, он нащупал острый ключ у себя в кармане. Райли схватил его, сжимая в пальцах. Почему руки трясутся? Дрожь была видна даже через плотную ткань тактических перчаток. В этом точно виновата Мексика.

— Сука, — захлопнул зубы Гоуст и сжал руки в до боли отрезвляющие кулаки.

Кое-как просунув зубья ключа в скважину, он услышал характерное цоканье штифтов. Лейтенант, повернув ключ несколько раз по часовой стрелке, надавил кистью, лежащей на ручке, и дверь поддалась его воле. В коридоре не пахло ничем, абсолютно, но в носу Райли свербил устойчивый запах сгнившего трупа, пота и ещё чего-то неприятного. Зрение ложно выдавало вовсе не картинку реальности, а подсознательные страхи солдата.

Ну нет, ну не сейчас…

Саймон прикрыл рот рукой и, стараясь не вдыхать противного запаха, побежал быстрей к окну. Пусть лучше пахнет пыльной улицей и дракой наркоманов, но только не этим. Проходя мимо проёмов в другие комнаты, ему мерещились оторванные руки, ноги, висящие в петле пленные и до невозможного больные, жалкие стоны. Гоуст не выдержал. Он упал прямо посреди узкого коридора, давясь желудочным соком. Живот судорожно сжимался, ком отвращения ещё сильнее давил на глотку, раздирая ту. Райли, не думая, пытался остановить рвотные позывы. Было бы чем блевать…

Он, наконец, решился поднять голову в сторону кухни — и, конечно, святого ящика с алкоголем, который нередко помогал ему избавиться от больных фантазий. Саймон постарался подняться, шатаясь и сдерживая новые сырые хрипы, но его кто-то резко прижал к стене. Лейтенант посмотрел на силуэт. Он не верил своим глазам — майор Вернон? Гоуст ещё раз оглядел мутную фигуру. Да, это он. Вот только… Без челюсти. Полностью сгнивший, весь в земле. Райли снова накрыло. Воспоминания, воспоминания… Он старался не смотреть, не слышать, не чувствовать этого.

Игнорируя его, британец пошатнулся к ящику с запасами бурбона.

— Это все ты — осуждающе показал указательным пальцем покойник.

Саймон посмотрел на майора с ужасом, с нескончаемым страхом, с непонятной нерешительностью — и свалил быстрее на кухню. Вернон преследовал его — медленно, грязно, оставляя после себя падающих червей, какие-то уже почерневшие органы.

— Это ты

Гоуст, с нервной дрожью в руках, старался отпереть этот чертов ящик. Пальцы не слушались, скользя по ручке, в помещении всё ещё стоял яркий запах гниющих трупов. Ну, давай!

Дверца скрипуче откинулась, и Райли схватил бутылку бурбона, задевая и шумя другими. Намертво закрыта, сука. Теперь уже прикладывая усилия, чтобы открыть алкоголь, он метался взглядом то на майора Вернона, то на золотистый бурбон, покусывая губы. Покойник приближался все ближе и ближе, запах нарастал с каждым неуклюжим шагом, пальцы лейтенанта дрожали сильнее. Наконец, крышка отлетела, и Гоуст, содрав маску прочь с лица, смог сделать несколько глотков.

Сладковатый напиток клубьями вкуса покатился по языку, ловко ныряя в глотку и разрушая ком неприязни. Становилось намного легче, и запах понемногу пропадал. Саймон проморгался: перед ним его квартира, обычная квартира, как у других обычных людей. Нет ни майора, ни трупов, ни тюрьмы. Мозги желанно промыло сорокапятью градусами. Наслаждение полетело вместе с кровью по всем органам, доставая до самых недоступных частей. Устало опустившись на холодную плитку, он сделал ещё несколько глотков. Гоуст выдохнул. Бурбон нихрена не слабый алкоголь, а если учитывать то, что он пил на голодный желудок… Оставалось больше половины напитка, но он уже пьян. В любом случае, лучше напиться до беспамятства, чем всю ночь блевать от воспоминаний.

В голове, подобно цунами, пролетели неизвестные голоса: это ты; ты в этом виноват; ты мог бы изменить ситуацию, но ничего не сделал… — шептали они. Они — те, кто выбесили Гоуста за считанные секунды.

— Да заткнитесь уже! — вспылил он, — Я ни в чем не виноват! Я сделал все, что было в моих силах!

Саймон дёрнулся к деревянному стулу, стоящему около него, и со всей ненавистью кинул. Он с треском врезался в пол; ножка отломилась и пролетела по полу, задевая ногу Райли.

— Ебаная ножка! — пнул деревяшку Гоуст в сторону сломанного стула. Под руку, как кстати, попалась стеклянная ваза. Она давно бесила лейтенанта, а сейчас было самое время избавиться от нее. Когда сосуд встретился со стеной, он разбился вдребезги, падая на плитку многочисленными осколками, но даже это не помогло унять пыл Саймона.

Райли раздражённо подошёл к остаткам стула и стал доламывать, с лёгкостью уничтожая, его. Он топтал бедную табуретку минут пять. Потом Саймон взял отломанную ножку и ещё несколько минут бил ею по кухонному столу. Вскоре Гоуст выдохся; причиной были, наверное, моральная и физическая истощенность, алкоголь и недавние галлюцинации. Он плюхнулся на пол, чувствуя под собой осколки.

Реальность стала понемногу проявляться. Теперь Саймон мог чувствовать прилипшую ткань свитера к своей руке — дело дрянь, рана снова открылась. Тиканье часов, висящих на стене, давило своей монотонностью. Гоуст обхватил колени руками и измученно прошептал что-то. Может материл кого-то, может он извинялся, кто знает…

***

Энергичные шаги разрушали пустоту лестницы. Только один человек так ходит. Соуп.

У него в руке повис небольшой пакетик — подарок для Гоуста в честь выписки. Он иногда дёргался от движений Джона. Уши слегка горели в ожидании встречи, а в животе скребло радостью. Хочу с ним поскорее увидеться…

Буквально залетев на нужный этаж, МакТавиш проговаривал у себя в голове то, что он сказал бы при встрече, то, с какой интонацией и вообще что бы он сделал. Соуп поднял взгляд на нужную дверь, собираясь постучаться, но… В смысле открыта? Ограбление? Или похитили? Ненене, такого быть не может, это же Гоуст.

Ситуация не из приятных и точно не из понятных. В квартире не шумно, никаких изменений не видно с его, Соупа, места. Надо что-то делать.

Оставив пакет у входа, он осторожно прошел в коридор. Может и правда ограбление или что похуже. В голове стал складываться чёткий план действий: первое — осмотреть помещения, второе — найти, в конце концов Гоуста. Жаль, что Джон не взял с собой пистолет, хотя бы травматический, он бы пригодился.

МакТавиш проскользнул вдоль стены, вслушиваясь в звуки — тихо. На всякий нужно проверить. Дверь в санузел тихо скрипнула, и Джон щёлкнул выключателем. Быстро окинув помещение взглядом, он не заметил ничего и никого подозрительного.

Следующая дверь вела в спальню. Она была открыта и поэтому вызывала больше опасений. Соуп подошёл к проёму, повторяя те же действия: выключатель — взгляд — выдох.

Джон осмотрел оставшуюся часть квартиры. Перед ним встал выбор — куда идти? Зайти в гостиную и убедиться, что там никого, или же проскользнуть на кухню?

Только сейчас МакТавиш услышал незаметный шорох в соседнем помещении и сразу насторожился. Его сердце сильнее забилось, понимая, что он столкнется со злоумышленником и, скорее всего, ему придется драться. Резко выглянув из коридора, Соуп заметил стоявшего в тени Саймона.

— Элти, что с тобой? Твоя рука…

Ну вот зачем. Этого Саймон ожидал меньше всего. Может его стоит выгнать? На его кухне полнейший пиздец, рука кровоточит, да и он сам в ужасном состоянии. Наверное надо что-то ответить? Не испортит ли Гоуст отношения между ними?

Но все эти мысли бесследно смыло волной недовольства.

— Какая тебе разница? — пытался сдерживаться Саймон. Он не хотел, чтобы его застали в неконтролируемом состоянии.

— Элти, я хочу тебе помо…

— Ты мне чё, мамка? — вскипел за секунду лейтенант, — кто ты для меня? Мы просто напарники, не более, — он кинул свирепый взгляд на Соупа, который заметно вздрогнул от тона Саймона. Вот тут-то Гоуст понял свою ошибку: сболтнул лишнего, бывает, но в данном случае это играло значимую роль.

МакТавиша задели слова Гоуста — он думал, что они хотя бы друзья, но сильно ошибся. Жестокая реальность, прошедшаяся болючей пощечиной по наивному и доброму Соупу.

— А знаешь что, Гоуст? Пошёл-ка ты нахер со своими психами, — тыкал в накаченную, такую-офигительно-желанную-и-упругую, грудь Джон. Он осознавал свою ошибку, и от этого становилось лишь больнее. — Если мне надо, то я имею полное право высказывать все свои недовольства. Поэтому. Иди. Нахуй.

Соуп ещё никогда не посылал лейтенанта — и не хотел — но все шло по пизде, так что он терял? Джон развернулся к выходу, к этой чёрной смоляной двери, и вышел за порог.

МакТавиш несколько секунд просто стоял. Надо ли ему вообще уходить? Вроде бы оставлять Гоуста тут одного, когда он с таком состоянии... А вообще, нахуй всё. Соуп обернулся на тяжелую фигуру Саймона, прежде чем поспешил выйти.

Гоуст посмотрел ниже: около его ног стоял маленький полупрозрачный пакет. Саймон взял его в руки и посмотрел что в нем. Его любимый чай. Как раз закончился. Надо было поблагодарить Джонни, а не орать на него.