Зелёные глаза трудно читать. В них часто плещется болотная тина, беззвучно звенят денежные знаки. Такие взгляды оплетают ядовитым плющом, душат бесконтактно.
Дима Дубин – счастливое исключение. В его зелёных глазах мерцают огоньки светофора. Немного неловкий и сильно пружинящий, «птенчик», «малой» и мало ли ещё кто, этот паренёк смотрится немного инопланетянином. В понедельничные девять утра его лицо не выражает ни безысходность, ни скуку, ни апатию - словом, ничего, что свойственно типичным жителям СНГ. Дима работает в одной из питерских кофеен – не особо долго, но достаточно, чтобы успеть зарекомендовать себя. В конфликты с посетителями он не вступает, как и не поддерживает шутки на вроде: «если хотите латте на миндальном, пойду подою орешки». С юмором у «птенчика» вообще туговато. Он с трудом считывает иронию и сарказм, а на старшего бариста, который любит сыпать малоизвестными комедийными референсами, смотрит как кот на зеркальный потолок. То есть без какой-либо осознанности во взгляде. Зато библиотечные книжки белобрысый «малой» считывает слово в слово, особенно когда посетители не жужжат вокруг дружным роем. Из-за нерасторопности иногда проливает на страницы кофе, причём с завидной популярностью. Библиотекарь точно за такое отношение вставит пропиздонский, хотя, возможно, это тайная сексуальная фантазия Дубина? Он пока не решил.
Дима не вписался в офисную среду, как и не вписался однажды в поворот, рассекая на самокате. Благодаря врождённой мечтательности и приобретённому астигматизму. Так что теперь больше никакого экстрима, только балет и керамика.
Пустые и серые лица посетителей сливаются в один, мягко говоря, не сильно симпатичный фоторобот. Но с недавних пор мелькает тут одно, весьма заинтересованное, лицо. Зеленоглазый «кофейник», как прозвал его какой-то расхлябанный доходяга из соседней шаурмичной, однажды отвлекшись от одной из засаленных книг, столкнулся взглядом с мужчиной в кепке-аэродроме, наглухо затянутым в поблескивающую кожанку, делающую его похожим на майского жука, греющегося на солнце. Игорь Гром сначала заходил в эту кофейню, чтобы пропустить чашечку эспрессо, а потом осмелел и стал без стеснения заказывать то айс-латте, то фраппучино, то лавандовый раф. В какой-то момент мужчина начал сдабривать всё это десертами. Точнее, в тот момент, когда почувствовал себя в этом заведении как дома. А в родных стенах он устраивал себе прямо-таки сахарную кому, наполняя широко открытый рот сливками из пульверизатора.
Игорь — это ваза с конфетами. Хрупкая, стеклянная, пыльная и наполненная сверху пеплом. Закрытый, неоправданно вальяжный с виду, спокойный вполне. И не скрытный, как бы ему не хотелось обратного. Глаза говорящие – правда, что в них, так и не разберёшь сразу. А вообще ему проще сказать текстом. Но не только смской на старенькой «Мотороле». Гром пишет, и весьма успешно. Романы разлетаются как горячие пирожки, и пахнут, видимо, так же.
Да что там говорить – на Диму посмотрите. Стоит, блаженный, за прилавком и протяжно вдыхает что-то ароматизированное и романтизированное из раскрытой на середине книги.
Увидев своё имя – точнее, псевдоним на обложке, Игорь понимающе кивает и даже выдаёт тень полуулыбки.
- Здравствуйте. Латте на миндальном? – пытается угадать белобрысый бариста, вспоминая недавний заказ мужчины в кожанке.
Игорь смотрит на паренька, беззвучно посмеиваясь.
- Сырный капучино сочините, пожалуйста.
На прилавок летит горсть монет. Манер не хватает, всё ушло в куртуазный текст.
Дубин смотрит по-щенячьи растерянно. У Игоря голос бархатный, как мягкий уютный диван в какой-нибудь пафосной лаунж-зоне. Только Дима не привык к таким вещам.
- Будет сделано! – задорно вспискивает, пряча растерянность за помутневшими стёклами очков.
Гром смотрит выжидающе, оперевшись на прилавок.