— Отхлестать бы тебя, чтобы знал, почём фунт лиха, — Кольцов смотрит на возлежащего на продавленной кровати Титова, и этот взгляд жжётся. Денис довольно отклячивает бёдра.
Макс присаживается, чувствуя, как под ним жалобно поскрипывают пружины и проводит по копчику парня шершавой ладонью.
— Так у нас вроде четверг – банный день, — наконец, бормочет Денис, сразу же утыкаясь в подушку.
Безобразие и неуважение.
— Что лежишь, слюни пускаешь? — пальцы журналиста стискивают загривок, несильно, будто перед ним нашкодивший котёнок.
Титов лениво переворачивается, и Кольцов резко запрыгивает на матрас.
— Будешь ещё от меня бегать, будешь? — Макс начинает тискать, жадно, собственнически, зарывается пальцами в волосы, впечатывается губами в шею, прикусывает шею, пахнущую едким дымом вперемежку с солоноватой водой.
— Только за тобой, — Денис, ещё секунду назад бивший пяткой и кричавший «ай, пусти!» приподнимается на постели, распрямляя позвонки и делает серьёзное лицо.
— Лежать, — чеканит кучерявый и тут же касается его губ, сцеловывая каждый стон.
Руки Титова сначала лезут под футболку, а потом ощупывают ниже, медленно и методично.
— Слушай, ну подрочить я и сам себе могу, — шепчет у самого уха, тут же оттягивая мочку под слабый вздох, — мне бы…
Айтишник понимающе улыбается и, прихватив подушку, скатывается на пол.
Макс резко сдёргивает с себя брюки и широко расставляет колени.
Денис смаргивает, а потом на его лицо возвращается всё та же улыбка – и становится всё более хитрой, но такой подобострастной.
Оглаживая каменеющий бугорок под боксерами, он то и дело отодвигает эластичную ткань, тут же со шлепком возвращая назад.
— Играешься, дитятко? — тяжёлая ладонь властно ложится на макушку.
— Да я сейчас…
Кольцов рассматривает портреты на стенах, которые кажутся незанавешенными иконами. Титов медленно тянет боксеры вниз, и кучерявому остаётся только переступить через них и вернуться на исходную.
Денис не может отказать себе в том, чтобы сочинить для Макса небольшую прелюдию. Пока тот глухо рычит в нетерпении, парень складывает руки лодочкой вокруг его члена, методично потягивая вверх-вниз. Думает о том, что однажды сделает так ступнями. Да, он рождён удивлять.
Осторожно прощупывая вены пианистическими (только на клавиши жать) пальцами, Титов окольцовывает член у основания большим и указательным и выжидающе смотрит вверх.
Кольцов прикрывает глаза. И убийственно любит своего мучителя, вот в этот самый момент.
Наконец, Денис проводит по члену языком, слизывая первую проступившую каплю предэякулята. Останавливается на секунду, а потом начинает вылизывать активнее, как будто от этого зависит его жизнь. Максим за голову придерживает и направлять пытается, пальцы скребут по затылку, щёки и скулы оглаживают, хочется положить Денису в рот фаланги, но становится понятно, что и так всего слишком…
До предела расслабив мышцы горла, Титов впускает, насколько может, сполна напитываясь влагой бархатистой кожи. Вынимает, чтобы подышать, а сердце стучит больным метрономом.
Теперь обхватывает только головку, удерживая плотным кольцом губ.
Макс вдруг резко на себя тянет, хочется его ближе.
— Остановись, прошу, а то я сейчас…
— Заплачешь? Закричишь? — невинно улыбается Денис и лупит языком по крайней плоти.
— Так…Так, — журналист тщетно пытается привести в порядок мысли, а потом просто берёт Титова за запястье и утягивает за собой на кровать.
Денис с удовольствием ложится, облизываясь, как кот, дорвавшийся до крынки со сметаной.
— А ты сегодня…С приблудами? — шепчет в раскрасневшееся ухо, зацеловывая рядом.
— Нет, но тебе будет, на что посмотреть, — многообещающе шепчет айтишник в ответ.
С анальными пробками и сатисфаерами Макс вроде смирился, а тут опять что-то новое и подозрительное.
Достав бутылёк лубриканта из спортивных брюк, Титов стаскивает их вместе с боксерами, а потом принимается за футболку, но оказывается остановлен руками Кольцова, как всегда проворными.
— Куда? — насмешливо спрашивает он, помогая вылезти из горловины.
— Ну, смотри и не отвлекайся, — айтишник удовлетворённо растягивается на кровати, насколько позволяют её габариты. Собственно, на этом растяжка не заканчивается. Окуная пальцы в приятно-влажный гель, он, пошире раскинув ноги, начинает проникать в себя указательным пальцем с тихим шипением.
Макс меняется в лице. Ох, видел бы он себя сейчас. Да, Денис немало делал для него, но такого шоу он не ожидал, честно. И всё как-то впопыхах у них обычно, а тут…
Томно, неторопливо, всё аж поджимается.
Титов проводит языком по нижней губе, а потом прикусывает её, проталкивая фалангу глубже.
Кольцова мажет от ощущений, вызванных чисто визуальной картинкой. Он ближе подползает и кладёт руки на внутреннюю сторону бёдер. Гладит. Любуется.
Носы нелепо врезаются друг в друга, когда Макс тянется за поцелуем. Внутри уже два.
— Ну что, хочешь три в одном? — елейно интересуется Титов, а в ответ сглатывают. Очень шумно. Конец кадыку и горлу в целом.
Он разводит указательный и средний в стороны наподобие ножниц, а потом добавляет безымянный.
— Как можно так над людьми издеваться? — рычит журналист, тут же с облегчением наблюдая, что парень медленно извлекает фаланги.
Выдавив из бутылька с излишком, Макс одним движением мажет пятернёй по члену и, притянув к себе Дениса за бёдра, начинает водить по краям сбористой лунки.
Теперь пришёл черёд Титова помучиться. Он жалобно ноет, глядя на себя вниз и кладёт руку на живот. Макс осторожно пристраивает вздыбленную плоть, надавливая, двигаясь короткими толчками.
Денис сочится бесстыже. Предэякулят проступает на члене полупрозрачными жемчужными каплями. Стоит Кольцову протолкнуться глубже, как тот по-волчьи взвывает.
— Ах, как нам нравится, ты смотри, — самодовольно приговаривает Макс. Пружины мерно раскачиваются. Титову кажется, что его буквально вдавливают в эту допотопную кровать.
Кольцов вставляет в рот большой палец, оттягивая губы вправо.
Айтишник стонет, насколько хватает голоса.
Макс вынимает палец изо рта, наклоняется и целует.
Проталкивается глубже.
Денис сглатывает и засасывает губы кучерявого. Обоих трясёт.
Кольцов разводит ноги парня в стороны, врезаясь твёрдым животом в бёдра. Титов сейчас бесстыже влажный, горячий липкий жемчуг просачивается сквозь пальцы.
Макс воет. Низко, утробно. Первым падает в бездну и видит, как Денис щурится под ним по-кошачьи.
Кольцов вылизывает закрытые глаза, губы и нос.
Тот разбрызгивается обессиленно, обмякает, жмётся к кучерявому, хнычет.
—Тихо-тихо-тихо, — он поглаживает плечи, затем макушку, — ну-ну-ну, — начинает мягко покачивать и, чуть остранившись, окропляет лицо поцелуями.
Денис подставляется, довольный, восстанавливается. За такого Макса можно всё отдать. А Кольцов копит нежность, зная, как высоко она ценится, когда с трудом даётся.