Студентам художественного факультета хорошо – отсидел пять пар, иди со спокойной совестью в общагу и делай там, что хочешь – рисуй, зубри теорию или ешь краску, можешь даже жёлтую. Того и гляди, станешь новым Ван Гогом. С натурщиками проблем не возникало – местное население охотно соглашалось попозировать хотя бы за пачку доширака. Встречались капризные, но с ними вопрос бартера можно было решить походом в кафетерий.

Костя напряжённо ждал, когда сообщение в мессенджере пометится как прочитанное. Он уже давно договорился с Алесей, будущим театроведом, которая похоронила мечты о большой сцене. Но мечта Лукаса Кранаха жила по каким-то своим особым часам и выйти на связь не спешила.

«Слушай, извини, мне съёмки в молодёжном сериале предложили, не ясно, каком. Но вроде это шанс. Не элитарно, конечно, но хочется на завтрак уже хотя бы гранолу есть».

Тут бы и повозмущаться и порадоваться: Пушкин прямо эстетическое удовольствие ловил от оригинальных внешних черт, тысячу раз не соответствующих золотому сечению. Но мятно-ореховоглазая лань ускакала штурмовать эфиры, и что, спрашивается, делать принципиальному рисовальщику?

- Малой, не крутись под ногами, вон, смотри, мольберт, может, тебя нарисуют. Хоть посидишь спокойно пять минут, - в глубине приятно тёмного коридора донёсся голос кого-то из студентов.

Вася встрял рядом во избежание оттаскивания Саши за ухо. Серёжа-журналюга занёс над кудрявой макушкой руку, но по-доброму, дурачась. «Тёмным» человеком оказался Орлов, однокурсник и негласный фанат маломедвежьего конгломерата.

- А правда, Саш, иди, чего ты, - человек-кот Василий то ли потрепал, то ли погладил парня по плечу.

Санечка заглянул в приоткрывшуюся дверь. Костя стоял у окна, нервно одёргивая удлинённый кардиган каштанового цвета.

- Привет? – неуверенно начал товарищ Раковских, дружелюбно маша миниатюрной ладонью.

Пушкин обернулся, как в замедленной съёмке. И протёр очки – хотя от мушек, заплясавших перед глазами, это не спасло.

И оглядел фигуру парня – не придирчиво, как оценщик антиквариата, а с живым любопытством. Пытаясь сопоставить всё в голове и сложить два и два.

- Кафетерий…Ты же туда ходишь? – он вбросил вопрос, думая о том, что первое слово похоже на греческое. Скорее всего, так оно и есть.

- Да, частенько зависаю, - беспечно кивнул студент.

Костя вспоминает, как много ластиков сточил об вот эти нарисованные кудри, как долго затачивал карандаш, чтобы передать всю пушистость ресниц. Изгибающийся рот – вообще отдельная тема, Пушкин такого ни в одном пособии не встречал. Да и вообще этот парень – редкая птица, судя по всему. Любознательный воробушек, которому тесно даже на улице.

- Так ты хочешь портрет? – художник подошёл ближе, сцепив руки в замок.

- О, а можно? – с детским восторгом спросил Санечка.

- Садись, - Костя придвинул стул и, поправив налезающую на глаза чёлку, стал прицеливаться, складывая пальцы прямоугольником.