- Эй, Леонардо недовинченный! – Орлов пытается выглядеть дерзко, но добрая улыбка сводит всё на нет.
Саша, дабы нивелировать их с Пушкиным разницу в росте, залезает на стол и почти не шевелится, пока его рисуют. Разве что ногами болтает безудержно и безостановочно. Серёжа демонстрирует язык на мгновение отвернувшемуся Косте и тут же исчезает в глубине коридора, братаясь с Васей.
Малой – он же сын полка, вот его и хватились. Рисовальщик тем временем думает, что Орлов как представитель пишущей братии просто спец по каламбуристым заголовкам. И ждёт от журналиста заметку про «нашего мальчика» и вот «этого в черепаховых очках».
Костя понимает, что у его внезапного натурщика глаза удивительные – как если бы матчу с американо смешали. Спасибо работникам кафетерия, что включили эти диковинные напитки в меню, а то Пушкин только бы и видел их на картинках в Пинтересте.
Художнику уже всерьёз хочется научиться рисовать цветом. Крайняя попытка была оглушительно неудачной: он настроился, купил палетку красок на 20 оттенков и дорогие кисти с комфортной шелковистой структурой. Решил нарисовать редкую тропическую бабочку, открыл атлас энтомолога на случайной странице и…
Полчаса спустя краска была везде, но в первую очередь там, где её не должно быть и в помине. Всё, что могло пойти не так, пошло не так – акварель еле-еле набиралась на ворс, оттенки смотрелись то тускло, то аляповато. А с нарисованной бабочкой Косте не хотелось бы встретиться никогда в жизни. Даже за стопятьсот чашек кофе с бананово-кокосовым сиропом. Да и на тропики у него выработался триггер окончательно и бесповоротно.
Но глаза у Саши поистине колдовские. Ещё один якорь-ассоциация, который друг искусств вешает в своё подсознание – магический шар, переливающийся буро-метадоновым светом.
Зайдя к чайному пьянице Диме Гаврилову в соседнюю комнату, рисовальщик берёт у него упаковку пастельных мелков. Однокурсник меланхолично моет чашку и слушает тихий монолог про тувимскую художницу, которая видела всё чёрно-белым и рисовала также. Костя почерпнул это на лекции, которую Дима прослушал по причине воткнутых эйрподсов и погружения в создание комиксов. Которые получались отдалённо похожими на иллюстрации Обри Бёрдсли к «Саломее». Но что поделать, все мы подсматриваем, подражаем и списываем.
Кому подражал Санечка, томно откидывая волосы, пока Пушкин заканчивал его первый карандашный портрет, доподлинно неизвестно. Но выглядел он в тот момент поэтичнее, чем однофамилец солнца русской поэзии.