Не дымящийся, но дымящий дуэт Алеси и Васи медленно исчез из дверного проёма, и Костя решил под шумок, создаваемый монологами кучерявой актрисы покинуть пространство четырёх стен, давящих на него тяжестью бетона и ограниченностью творческого ресурса.
- Солнышко светит, птички поют, ветер прохладный дует, - Пушкин по-кошачьи подставил лицо прохладным струям воздуха, которые, кажется, подсвечивали ясные лучи.
- Нафиг мне нужен ваш институт, зачем он вообще существует? – неожиданно подхватил Малой, и удивлённо взмахнул ресницами, рассмеявшись своей шутке-импровизации.
- Тут неподалёку есть васильковые поля, - заметил рисовальщик, обходя Сашу по кругу, - красоты такой, что не снилась всем импрессионистам, вместе взятым.
Натурщик уже сорвал свой василёк, точнее, был сорванным им. Медведев держался по-товарищески на равных, но иногда с наступлением ночи подминал под себя и они оба находили утешение в жаркой борьбе языков и тел. А после Вася долго держал длинноволосого за руку, иногда прижимаясь к нему растрёпанной, как придорожный подсолнух, макушкой.
- Идём? – почесав в затылке, уточнил студент.
- Да, только этюдник возьму, - донеслось из тесной глубины комнаты-пенала.
Любимая цоевская звезда припекает, грубые порывы ветра навевают ассоциации с терменвоксом, а челкастый и длинноволосый идут по дороге, напрочь лишённой удобств в виде жёлтого кирпича или хлебных крошек и переглядываются, как будто затеяли что-то тайное.
- Сюда, Саш, - у рисовальщика уже выстроилась в голове композиция. Малой обеспокоенно ощупывает свою иссиня-чёрную футболку, которой вот точно ничего не сделается от соприкосновения с травой.
- Да тут чисто, - Костя опускается на землю в подтверждение своих слов. Нет, с него определённо нужно рисовать кота. Может, даже камышового. В обрамлении васильков Пушкин похож то ли на хиппана, то ли на героя советского мультфильма «Контакт». Саша повторяет профессиональное движение старшего, складывая пальцы прямоугольником и думает о том, что только Костю синие цветы на фланелевой рубашке в клетку «виши» не превращают в свидетеля на свадьбе в посёлке городского типа.
- Ну хватит дурачиться, - по-доброму осаживает рисовальщик, поднимаясь и расставляя треногу.
Из-под пушкинской кисти выходит три работы и Саша, что удивительно, а может, и нет, не вертится – очевидно, сказывается усталость после дальней дороги.
У Кости гуттаперчевые пальцы и скорость рук на уровне иллюзиониста, но что-то удерживает его от того, чтобы сплести длинноволосому венок и водрузить на буйную голову. Чувствует – это, наверное, будет обязывать к чему-то, а вдруг случится как у Маяковского: «завтра забудешь, что тебя короновал».
Медведев слушает откровения неслучившийся пушкинской музы и ему тоже становится всё теснее в каморке общежития. А Алеся разглагольствует о том, как часто мы засыпаем и просыпаемся не с теми. Даже если находимся в подчёркнуто гордом одиночестве.
У рыжули, как ласково-иронично зовут её однокурсники и приятели по общаге, есть всё, кроме самой себя. А до боли смешной парадокс состоит в том, что именно она заслуживает медали за звание лучшего мозгоправа и душеведа. Может, даже шоколадной. И не назовёшь её сапожником без сапог. Потому что сапоги правда есть. Ковбойские.
Малой замирает в неестественной позе, даже скорее неестественно сосредоточенной. На листок василька приземляется божья коровка, и пересчитав крапинки и росинки на ней, парень не отводит взгляда. Думает о Денисе Антипине, который своей красной шапкой и круглыми очками вызывает у Саши стойкую ассоциацию с этим милым насекомым.
- А если он Антипин, значит, ему должен не нравиться Пин из «Смешариков»? – задаёт Малой полуриторический вопрос, закончив позировать.
- Как знать, - загадочно отвечает Костя.
Художественный тандем останавливается в кафетерии, где божья коровка услужливо предложит моккачино и флэт-уайт.