Обычно теплый и приветливый лес сегодня казался угрюмым и темным. Фэн Синь уже месяц бродил по нему, как неприкаянный. Присматривался, прислушивался, выслеживал.

— Му Цин? — снова и снова бросал он в пустой и холодный воздух.

Тишина. Пронзительная и натянутая, как струна.

Не может же быть такого, чтобы бессмертный дух-хранитель этого леса просто взял и умер от одного выстрела? От одного ранения. Его бы кто-нибудь нашел тогда. И стал бы героем. Коим сейчас в городе почему-то почитали самого Фэн Синя.

В тот вечер он еще долго стоял на их поляне и смотрел в пустоту. Потом на кинжал в руках. Потом на склянку с золотистой жидкостью. После, в каком-то отупении, вытерев лезвие о мантию, он убрал его за пояс и медленно побрел в город. Не к Цзянь Лань, как можно было бы подумать, а в таверну. Осознание никак не приходило: Му Цин решил, что Фэн Синь пришел его убить и ушел. И велел больше не возвращаться.

В кармане мерно покачивался маленький бутылек с целительной кровью. Этого должно хватить для того, чтобы его жена жила долгую и счастливую жизнь. Но радости эта мысль почему-то не приносила. Может быть, потому что досталась она Фэн Синю такой ценой.

Ценой дружбы (или чего-то большего?) с Му Цином.

— Эй, парниша. — к нему за стол подсел какой-то неопрятный и растрепанный мужичонка.

Фэн Синь молча продолжал цедить какое-то низкосортное пойло, к которому в обычное время даже не притронулся бы.

— Это ты его, того, да? — собеседник ухмыльнулся и указал Фэн Синю куда-то в грудь.

И что этому петушиле вообще было нужно? Не видно было разве, Фэн Синь не был настроен на разговор, ему хотелось, чтобы его просто оставили в покое.

— Кого того? — безэмоционально спросил он, отхлебвая из своей кружки и морщась. Какое дерьмовое… что это было? Вино? Больше было похоже на прогорклый сок, разведенный с уксусом.

— Ну, оленя того! — кажется, человек напротив начинал раздражаться. — У тебя на груди пятно. Ты его ранил, да? Мы его по этой ране и выследили сегодня.

Охотник гордо расправил грудь, словно он совершил подвиг, достойный награды, похвалы и обсуждения.

— Вы… что? — отупевшим взглядом Фэн Синь, еще не до конца понимая, о чем идет речь, посмотрел на собеседника.

— Подстрелили мы его. Наши собаки взяли…

Договорить он не успел. Мощный кулак врезался в переносицу, эффективно отправляя противника в полет к противоположной стене таверны. Кружка с вином покачнулась и опрокинулась, обдавая всех вокруг запахом кислятины.

— А ну повтори, что ты сказал? — Фэн Синь рычал, словно раненый медведь и медленно надвигался на и без того обмякшее тело.

В голове было пусто. Му Цина подстрелили. Эти мудаки убили его самого верного друга. Того, кто, даже несмотря на то, что Фэн Синь исчез на полгода, а потом явился для того, чтобы поплакаться о своих проблемах, дал ему своей крови, чтобы спасти Цзянь Лань и ребенка. Того, кто ждал его каждый день в течение многих лет на одной и той же поляне, чтобы провести вечер вместе. Самого красивого человека на свете с прекрасной, как рассвет, улыбкой и блестящим хвостом на затылке.

Подстрелили…

Фэн Синь замахнулся и ударил еще раз. Потом еще. И еще.

Охотник не сопротивлялся, он потерял сознание еще от столкновения со стеной.

Где-то за спиной раздавались удивленные крики, несколько пар рук насилу оттащили его от едва дышащего противника.

— Где он?! — орал Фэн Синь и пытался вырваться. — Где, мать его, олень?

Отвечать охотник почему-то не торопился. Вокруг него собрались люди и пытались нащупать пульс, определить масштаб повреждений.

В ту ночь Фэн Синь до самого утра метался по лесу, как ненормальный в попытках отыскать Му Цина. Звал, умолял показаться, пытался проследить, куда вели золотистые брызги крови.

След обрывался существенной лужей: скорее всего, именно там его подстрелили охотники. А что случилось дальше, было неясно. Словно улетел Му Цин, живой и невредимый. А мог ли? Фэн Синь никогда не спрашивал, есть ли у лесного духа еще формы, в чем именно заключается его сила, и что еще он умеет.

Фэн Синь остановился. Сожаление, горечь и печаль разрывали на части. Если бы он только мог повидаться еще один раз. В последний. Полюбоваться на красивое лицо, проследить за тем, как он смахивал непослушную челку с глаз. Попросить прощения, и увидеть его сморщенный нос в ответ… Еще один раз.

— Я знаю, что ты жив! — кричал он в пустоту на поляне. — Ты не мог, мать твою, умереть! Му Цин!

Он устало опустился на бревно, на котором они провели много вечеров, сидя бок о бок и ведя долгие беседы.

— Я знаю, что тебя подстрелили, — уже тише сказал он. — Я знаю, что ты ушел от охотников. Я знаю, что это из-за меня.

Звенящая тишина была единственным ответом.

— Я понимаю, почему ты больше не хочешь иметь со мной дел. — Фэн Синь вздохнул. — Просто скажи мне, что с тобой все в порядке, и я больше сюда не вернусь, обещаю.

Ничего. Только свист ветра меж деревьев.

— Цзянь Лань выздоровела. — начал говорить он, просто, чтобы заполнить ее. Как раньше, когда Му Цин объявлялся перед ним только в своей оленьей форме. — Скоро родит маленького. Я спрятал твою кровь. Это — моя самая большая драгоценность. И не только, потому что она целительная. Это все, что у меня от тебя осталось. Я же… никогда тебя больше не увижу скорее всего.

Посидев еще немного в надежде, что Му Цин все же подаст какой-то знак, что он где-то рядом, Фэн Синь встал и, так ничего и не дождавшись, побрел назад. Пора перестать приходить сюда.

Му Цин хочет, чтобы его оставили в покое, значит, так Фэн Синь и сделает. Вернется сейчас к Цзянь Лань, сосредоточится на семье, будет воспитывать ребенка вместе с ней и перестанет думать о том, с кем его случайно и по какой-то невероятной ошибке свела жизнь. В конце концов, Фэн Синь — человек, а Му Цин — бессмертный дух-хранитель. Им с самого начала было не суждено… ничего не суждено. Было бы абсурдом думать иначе, или на что-то надеяться.

***

— Цоцо! Цоцо! Не убегай далеко! — Фэн Синь поймал сына за воротник и подтянул к себе.

Малыш недовольно крякнул и пошел рядом с отцом, старательно переваливаясь с ноги на ногу и выжидая, когда его снова освободят, чтобы можно было пойти и посмотреть вот на то, красивое! Кажется, папа назвал это бабочкой!

— Цоцо, — сказал Фэн Синь устало, перехватывая ребенка, когда он в очередной раз помчался в сторону.

Фэн Синь всем сердцем любил своего сына, но иногда заниматься воспитанием единолично было утомительно, несмотря на целый отряд нянек и воспитателей, которых нанимала его семья.

Ветер тихо шуршал листвой, солнце ласково поглаживало плечи и макушку: Фэн Синь уже и забыл, как же здесь чудно. Около четырех лет он шарахался от этого места, как от огня, боясь воспоминаний, боясь увидеть Му Цина. Или еще хуже: не увидеть.

Дорога до поляны казалась теперь длиннее, скорее всего дело было в том, что Цоцо еще слишком неуверенно перебирал своими коротенькими ножками, а еще, завороженный тем, какое тут все большое и зеленое, постоянно отвлекался. Как сейчас.

— Цоцо! — с досадой воскликнул Фэн Синь и поймал сына, который карабкался на бревно с опасно торчащим обломком ветки.

Да что же это за ребенок такой! Совсем не понимает, что это не поместье, и не земли вокруг него: тут нужно быть гораздо осторожнее!

Поляна встретила их задорным журчанием реки, ярким светом и ковром голубоватого мха вдоль берега и у корней деревьев. Цоцо тут же рухнул пятой точкой на землю и пощупал мохнатую растительность.

— Цоцо… — устало сказал Фэн Синь и приземлился рядом.

Он провел пальцами по пушистому мху, вспоминая бесчисленные ночи и дни, проведенные здесь вместе с Му Цином. Тот любил пожевывать его в оленьем облике и валяться на нем в человеческом.

Фэн Синь улыбнулся. Прошло четыре года, а теплые чувства, которые вызывали в груди мысли о Му Цине остались теми же. Словно виделись вчера.

Вздохнув, Фэн Синь поднялся и подтянул Цоцо за руку, ставя его на ноги.

— Пойдем, сынок, тут речка теплая в это время года, можешь поплескаться.

Малыш, радостно взвизгнув, помчался к воде. Купаться он любил, это было гораздо задорнее, чем щупать мох.

Поймав Цоцо за воротник, Фэн Синь удержал его от очередного падения, в этот раз на неглубокое каменистое дно, снял с него одежду и отпустил в нагретую солнцем реку с самой мелкой ее части, где даже ребенку было максимум по пояс.

Сам он присел на давно знакомое бревно, на то самое возле которого он однажды и нашел истекающего золотой кровью раненого Му Цина. Провел по нему пальцами. За четыре года влага подточила его, и теперь сидеть на нем было довольно небезопасно, того и гляди провалишься в гниль.

— Здравствуй, Му Цин, — тихо и в никуда сказал Фэн Синь, краем глаза наблюдая за резвящимся в воде Цоцо. — Вот я и снова здесь. Я знаю, что ты больше ко мне не выйдешь. Скорее всего тебя здесь сейчас даже нет. Но я все равно скажу: я скучал по тебе. Дня не проходило, когда я не вспоминал о тебе. О нас. О тех двух ночах, что так перевернули наши отношения. Как бы я хотел увидеть тебя снова.

В ответ, конечно же, была тишина. Только плеск воды, визги Цоцо, который гонялся за мальками чуть в отдалении, и мерный шелест деревьев.

— Папа, папа! — топот крошечных ножек, сияющая улыбка такая же, как у Цзянь Лань, и некрупная рыбка в руках. — Смотри, что я поймал!

— Умница, сын! — встрепенулся и преувеличенно улыбнулся Фэн Синь. — Давай теперь отпустим ее назад, она скоро вырастет большой, как и ты, но для этого ей нужна вода.

Он перехватил малька и сжал холодные детские ручки.

— Замерз? Одевайся, пойдем домой, иначе к обеду опоздаем.

Цоцо заныл, но послушно пошел натягивать на себя одежду, моментально промокающую на нем.

Фэн Синь присел у берега и выпустил рыбку назад в реку. Вдоль дна мерно плыла стайка переливающихся ослепительно голубым малышек.

— Теплолюбивые, — тихо вспомнил Фэн Синь слова Му Цина в ту зимнюю ночь и улыбнулся. — Вот бы ты был здесь.

Так и не получив ответ на свои сантименты, он встал и пошел помогать Цоцо одеваться.

***

— Эй! Эй! Ну-ка не беги, я тут однажды по молодости знаешь, как кувыркнулся! — Фэн Синь мчался под горку следом за непослушным ребенком.

Наверное, стоило бы перестать таскать Цоцо в лес, но ему тут так нравилось, а Фэн Синь почему-то все еще не терял надежды, что однажды большая оленья морда все же покажется где-нибудь меж деревьев, и он взглянет на Му Цина еще хотя бы разок. Поэтому прогулки здесь вошли у них в привычку. Правда обычно не на этой дороге.

Сегодня Цоцо совсем уж вел себя так, словно Фэн Синь ни одного дня жизни не потратил на его воспитание и обучение. Как маленький дикарь. Вырывался, убегал в сторону, капризничал. Фэн Синь списывал все на усталость после визита родителей. Те защупывали и затискивали внука с такой яростью, что Цоцо потом еще несколько дней не давался в руки.

— Да стой же ты, несносный ребенок! — рявкнул Фэн Синь, припуская еще быстрее.

Цоцо уверенно мчался к тропинке, идущей вдоль крутого склона, с которого Фэн Синь однажды улетел, когда торопился к Му Цину. Нет, нет, нет, там опасно, очень опасно!

Не успел Фэн Синь открыть рта, чтобы крикнуть Цоцо сейчас же остановиться, малыш удивленно вскрикнул и, поскользнувшись, рухнул вниз. Кажется, ровно в том же месте, где однажды сорвался сам Фэн Синь.

Что-то тенью метнулось перед ним. Темное и большое, оно рвануло следом за Цоцо и полетело вниз. Фэн Синь, охнув, не помня себя от ужаса подбежал к обрыву и заглянул в него. Клубок ткани катился, прикрывая собой напуганного до смерти плачущего ребенка.

С бешено колотящимся сердцем Фэн Синь осторожно поскользил следом, едва не запинаясь на каждом шагу.

Темное существо, наконец, развернулось являя миру нахмуренного Му Цина, припыленного и в изодранной темной мантии. Длинные волосы запутались, сбившись в колтуны с застрявшими в ним мелкими веточками.

— Твой? — мрачно спросил он, протягивая Цоцо в руки Фэн Синю.

— Мой, — буркнул тот в ответ и уставился на маленькое брыкающееся чудовище. — А ну прекрати! Цоцо! Ты же мог себе все кости переломать!

Малыш, явно не впечатлившийся отповедью отца, продолжал хныкать и возиться.

— Он испугался. — тихо сказал Му Цин и, поднявшись на ноги, медленно подошел ближе. — Эй, мелкий, хочешь на олене покататься?

Цоцо застыл и удивленно посмотрел на подошедшего. Олень. Папа много рассказывал про оленей, он их очень любил, но живых Цоцо никогда не видел.

— Хочу, — тут же сказал он и, извернувшись, укусил отца за боковую часть ладони, заставляя Фэн Синя охнуть и выпустить его. Ожидающе посмотрел на Му Цина и протянул ему руку, намекая, что его можно вести к оленю.

— Серьезно? — Фэн Синь уставился на сына так, словно тот только что отрастил вторую голову. — Я тебя разве не учил не разговаривать с незнакомцами? И тем более не ходить с ними «покататься на олене».

Тихий мелодичный смех заставил его вздрогнуть и поднять глаза. Изящно прикрывая рот ладонью, Му Цин с искренним удовольствием хихикал.

На секунду Фэн Синь забыл, как дышать. Му Цин все еще был красивым. Длинные ресницы, чуть вздёрнутые к уголкам шоколадного цвета глаза, бледная кожа, тонкие пальцы, шелковые волосы. В которых так неэлегантно застряла маленькая веточка после его падения вслед за Цоцо. Так хотелось протянуть руку и вытащить ее, распутать тяжелые пряди пальцами, притянуть Му Цина к себе и…

— Олень, — разведя руками, сказал предмет восхищения Фэн Синя и ухмыльнулся.

— Олень, — насупившись, повторил Цоцо и посмотрел на отца исподлобья.

— Иди катайся, — махнул рукой Фэн Синь и, поджав губы, уселся на траву под ближайшим деревом, пытаясь скрыть смущение от нахлынувших воспоминаний, в которых он прижимал Му Цина к себе и сминал его губы своими.

Цоцо подошел и сел рядом. Естественно, ему велели подождать, Му Цину нужно было уйти в лес и перекинуться для того, чтобы покатать малыша.

— Дядя — друг? — спросил он, прижимаясь к отцу боком.

— Друг. Очень-очень хороший друг, — ответил Фэн Синь и похлопал сына по макушке. — И в следующий раз дяди-друга может не оказаться рядом, чтобы тебя поймать. Не носись больше по лесу, понял?

Цоцо кивнул и, услышав шорох травы и фырканье, повернулся. Замер на месте, приоткрыв рот, и быстро забыл, о чем там отец с ним разговаривал.

На поляну вышел Му Цин в оленьем обличье. Фэн Синь и сам уже забыл, каким величественным он выглядел. Насколько больше был среднестатистического оленя и насколько красивее. Золотые рога мерно переливались даже в свете дня, раскосые глаза смотрели на них обоих внимательно, почти мечтательно, сильные мышцы перекатывались с каждым сделанным шагом.

Му Цин подошел ближе к Цоцо и опустил голову. Тот взглянул на отца, ожидая одобрения и, получив кивок, протянул маленькие ручки и погладил нос и морду. Му Цин смешно фыркнул и мотнул головой. Скорее всего, детские пальчики его изрядно щекотали.

— Давай подсажу, — Фэн Синь поднял Цоцо и осторожно усадил его на сильную спину оленя. — Не пинайся и держись крепко. Как на пони, только еще крепче.

Цоцо быстро обхватил мощную шею руками, и Му Цин медленно двинулся вперед. Фэн Синь шел рядом, придерживая сына за пояс.

— Му Цин, — тихо позвал он. Наверное, сейчас был не очень удачный момент для разговора, но было так отчаянно страшно, что после почти идилличной сцены, тот просто скроется в лесу и больше не выйдет. Это было бы очень в стиле Му Цина. — Ты вернешься?

Раскосые глаза взглянули на него с неодобрением, и олень недовольно мотнул головой.

— Пожалуйста? — попросил Фэн Синь умоляющим тоном. — Просто поговорить?

Му Цин закатил глаза и фыркнул. Это всегда странно смотрелось в его животной форме и, тем не менее, Фэн Синь всю свою юность ни разу не заподозрил, что Сюань Чжень может быть чем-то еще кроме оленя.

— Пожалуйста? — пришлось состроить самые щенячьи глаза, на которые Фэн Синь был способен. — Один раз?

Мощная морда горделиво отвернулась от него, а потом, снова взглянув, будто бы украдкой, Му Цин вздохнул всей своей оленьей грудью и кивнул.

Сердце забилось в несколько раз быстрее, дыхание от восторга перехватило, и Фэн Синю хотелось прыгать, как маленькому, и крепко обнять своего Сюань Чженя. Он с ним поговорит. Еще раз. Тогда, когда Фэн Синь уже начал терять надежду, что ему еще раз удасться увидеться с Му Цином, тот согласился на одну беседу. Теперь можно будет рассказать ему все, как есть, теперь никаких сдерживающих факторов не было, но в целом, Фэн Синь был согласен на любые условия, которые Му Цин мог бы ему выставить. Быть только друзьями? Будет сделано. Чесать ему при каждой встрече за ушами? Да всегда пожалуйста! Даже с удовольствием. Если разрешит что-то большее, то Фэн Синь будет готов летать от счастья.

Сделав круг по поляне, Му Цин остановился. Цоцо, поддерживаемый отцом, сполз с широкой спины и почесал маленькими ручками олений бок. Му Цин довольно фыркнул и, потерпев ещё пару минут ощупываний, побрел в сторону леса.

— Му Цин! — окликнул его Фэн Синь, когда тот уже почти скрылся. — Ты вернешься?

Шоколадные глаза взглянули на него с недовольством.

— Не сегодня, да? — снова теряя надежду, спросил он.

Сверкнув золотыми рогами, бликующими в солнечных лучах, Му Цин кивнул.

— Завтра? — почти с отчаянием.

Еще один кивок.

— Я приду без Цоцо, — пообещал Фэн Синь.

Покачав, кажется, неодобрительно, головой, большой, роскошный олень, наконец, скрылся в лесу.

Завтра. Завтра он поговорит с Му Цином. Расскажет ему все, что произошло за четыре года его отсутствия в жизни Фэн Синя, а потом, конечно же, проникнувшись, важностью ситуации, в ней опять останется.

— Домой? — Цоцо подергал его за рукав. Малыш явно устал за сегодня. Долгая прогулка по лесу, пугающее падение, а потом поездка на олене — это много для такого малыша, как он.

— Домой. — Фэн Синь взял сына за руку и, не в силах убрать с лица довольную мечтательную улыбку, побрел в сторону поместья. Кажется, все потихоньку налаживалось.