Осеннее солнце уже совсем не грело. Грязь на дороге, после дождя ночью замерзала. Идти становилось все тяжелей.

      Геральт даже иногда позволял барду ехать на Плотве, когда промерзшие тропы становились совсем непроходимы. В такие славные моменты Лютик прижимался к ведьмаку, упивался его запахом, иногда дремал прислонившись к непоколебимой фигуре. Сам же Волк вслушивался в чужое сердцебиение, внешне никак не меняясь, удерживая барда в седле.

      Но долгие поездки в седле были крайне неудобны для Юлиана.

      -Твоя графская задница слишком избалованная, - подтрунивал над ним ведьмак.

      -Не помню, что б ты на нее жаловался, - смеясь парировал бард.

      Как только искорёженные участки дороги заканчивались, Лютик резво спрыгивал с лошади, и привычно слонялся вокруг без умолку болтая и сочиняя новые рифмы.

      - Заткнись, Лютик, - скорее по привычке, нежели от действительного раздражения буркнул Геральт.

      В ответ послышался лишь бодрый перелив аккордов лютни.

      - Ах, Геральт, и что девушки в тебе находят,- нараспев дразнился поэт. – Угрюмый, грубый.

      - Вот ты мне и скажи, - с усмешкой посмотрел на друга мужчина.

      - Уж известно, что, - бормотал бард, поправляя теплую накидку на плечах. Болтать он разумеется не перестал, но лютню все же закинул на плечо.

Вдоль дороги стали появляться сгнившие ограды и покосившиеся указатели. Это значило лишь то, что деревня, до которой они шли уже несколько дней была близка.

      Дорога стала ровней, а местами стало заметно что не так давно над деревней пролетал снег.

      - Самое время перекусить, а, Геральт? – растягивая губы в предвкушающей улыбке спросил парень.

      Последний раз они ели еще на рассвете, перед тем как продолжить дорогу.

      В ответ Геральт лишь одобрительно хмыкнул в своей привычной манере и поторопил лошадь.

      Вскоре вдоль дороги зачастили чуть покошенные домики, огороженные огороды.

       Деревенские жители не добро оглядывались на путников и не скрывая неприязни шептались, стоило им пройти мимо.

      Почти весь день ушел на то чтобы обсудить стоимость заказа, и собственно на его выполнение. Большой удачей было то что этой деревне докучал лишь один злобный неприкаянный дух. Разобраться с ним удалось еще до захода солнца, а это значило то, что этот вечер можно провести вполне спокойно, наслаждаясь сытным ужином и крепким элем.

      Работка подвернулась и барду. Здешний народ оказался голодным до представлений. Музыка струилась из под пальцев менестреля. Звонкую мелодию дополняла тягучая аки мед песня, стекающая из уст Лютика.

      Не смотря на стройную мелодию, выскакивающей из-под его пальцев, бард отчетливо слышал разговор какого-то не самого трезвого мужика со своей женой, тщетно пытавшейся увести, наконец, мужа, пока тот был в состоянии идти.

      - Выполнил работу, свободен. Пора и честь знать, - в голос бурчал бородатый мужчина.

      - Хойн, хватит, пошли домой, - причитала женщина, пытаясь поднять мужчину со скамьи.

      - Ну а что, я не прав? - выкрикнул он, отмахиваясь от руки жены. - Работу он выполнил, деньги получил, что еще этому выродку нужно в нашей деревне.

      - Хойн, - уже шипела на него женщина, озираясь по сторонам.

- Я блять, не хочу пить и спать, даже в одной деревне, с этим мутантом, - с отвращением выплюнул Хойн. - С этим выблядком. Не будь они полезны, лично бы усадил на вилы, вместе с чародеями и прочей нелюдью, - уже почти кричал мужчина.

      За своей бравой тирадой, пьянчуга не заметил, как стихла музыка, а бард тихой тенью оказался за спиной. В крови Лютика кипела ярость и эль. Глаз начал немного дергаться, дыхание стало поверхностным. Рука с лютней занеслась над пьяной головой.

      Трунь.

      Предсмертные звуки лютни разнеслись по корчме.

      Геральт, как всегда, сидевший в дальнем темном углу имел, пожалуй, лучший ракурс для созерцания развернувшегося действа. Он прекрасно слышал каждое слово этого достопочтенного господина. Ему не привыкать. В каждой первой деревне найдётся недовольный житель. И не дай бог ему быть услышанным Лютиком.

      Когда ведьмак в первые увидел, как бард разбивает кружку о голову кузнеца, имевшего неосторожность нелестно высказаться о ремесле поэта и его друга, то было подумал, что придется прирезать половину корчмы. Но на его собственное удивление бард быстро решил этот конфликт. Сломав об оппонента еще и бутылку. И табурет. И скорее всего пару ребер самому кузнецу. Тогда он понял, что хмельной Лютик опасен для не следящих за языком. И совершенно, беспрекословно, прекрасен. Геральт заметил, что зачарованно следил за бардом, принявшимся пинать беднягу кузнеца, осыпая его ругательствами на всех, знакомых музыканту языках.

      Такого стояка ведьмак за собой не припоминал даже в самых лучших борделях Новиграда.

- Ты, блять, сын собаки с какого хуя решил, что можешь так блять о нем говорить! - вопил Юлиан, пока чуть протрезвевший мужик поднимал его за грудки над землей. - Кто тебе, паскуда, дал такое право!

      Ловкие пальцы музыканта ухватили горловину сальной рубашки Хойна, голова чуть откинулась назад, чтоб через мгновение локти согнулись, а голова рывком врезалась в нос оппонента. Послышался неприятный хруст. Из носа мужчины хлынула кровь. Пьянчуга грузно осел обратно на скамью, запрокидывая голову. Женщина верещала, обстановка в комнате накалялась.

      На губах ведьмака расплылась издевательская ухмылка. Едва ли он когда-то смог бы подумать, что кто-то, тем более такой как Лютик, станет так отчаянно за него заступаться. По сценарию в голове Геральта все должно было быть ровно наоборот.

      На миг все в корчме замерли. Тишина стояла такая, что было слышно блеющую во дворе козу. Кончилась эта тишина так же внезапно, как и началась. Поднялся дикий гомон, мужичьё повскакивало со скамей кто, желая разорвать барда, а кто пытавшийся остановить других от смертоубийства. В голову Лютика откуда-то прилетела кружка.             Увернуться от нее он конечно не смог. Зато в момент рассвирепел.

      Глядя на все это ведьмак лишь тяжело вздохнул. Вмешиваться было уже поздно, да и смысл. Этого дикого барсука было уже не успокоить. Да и после каждого удара, который наносил Лютик всем, кому придётся и чем придётся, штаны казались все теснее.

      Свою реакцию на злого барда Геральт не понимал. Оставалось только принять. В конце концов проблемой это не являлось.

      Старая узкая лавка с оглушительным треском разлетелась о чью-то голову. Последующий треск издал табурет, когда на него свалился грузный усатый крестьянин, об которого был сломана скамья.

      Ведьмак отпил из своей кружки. Пойло было отвратным, но этот театр абсурда все компенсировал. Как и грядущая ночь.

      Со стороны дверей раздался пронзительный крик.

      Какой-то олух, пытавшийся придушить поэта верещал и пытался отодрать от себя барда, мертвой хваткой вцепившегося зубами в руку. Рукав рубашки даже кажется начал темнеть от крови.

      Лишь когда руки опустились с шеи, Лютик разжал челюсть. Его тут же с силой оттолкнули. Приземлился бард на стол, опрокинув при этом на ведьмака кружку с остатками эля.

      - Черт возьми, Геральт, прости, давай я тебя вытру, хотя давай я лучше тебе еще эля куплю, - залепетал музыкант.

      Мужчина молча встал из-за стола, хватая Лютика за руку и зябко поправляя плащ.

      - Хватит Лютик, пойдем.

      - Но, Геральт, он еще не ответил за свои слова! - возразил бард, уже разворачиваясь в сторону не прекращающейся бойни.

      - Лютик, - прохрипел ведьмак, дергая на себя руку музыканта.

      Пьяные глаза поэта пробежались по фигуре мужчины. В голове сразу сложилась рифма о мощном теле, закованном в доспехи. Что-то о сильных руках, сжимающих меч. Мышцы не знающие усталости. Это была бы славная песня. Женщины бы точно прониклись. Но Геральт ни за что не позволил бы ее исполнить.

      - Ну ладно. Я тогда его ночью на лысо побрею тупой бритвой. Будет знать. - Лютик, - настойчиво протянул ведьмак, тем самым тоном, после которого хочется забиться под камень и не видеть больше света белого.

      - Иду, иду.

      Быстро перебирая непослушными ногам, стараясь изворачиваться от пролетающих временами предметов быта, бард засеменил к снятой комнате.

      На втором, спальном, этаже было гораздо теплее, от чего поэта еще сильнее разморило.

      - Геральт, - пьяно протянул бард. - А к чему была такая спешка.

      Мужчина обернулся, скидывая с плеч плащ, чтобы посмотреть на друга. "Вроде выпил не много, а глаза пьянющие", - подумал убийца монстров.

      - К тому, - Геральт сделал шаг в перед. - Что еще немного и твоё лицо завтра имело бы совсем не товарный вид.

      Говоря это, Белый Волк провел пальцем по рассечённой губе. Бард чуть шикнул от боли, но не отодвинулся.

      - А мне кажется, причина в другом, - игриво поддразнил Юлиан.

      - И в чем же, - с ухмылкой спросил ведьмак, дергая поэта за губу, кончиками пальцев.

      - Уж известно в чем, - ухмыльнулся бард, отбрасывая чужую руку, и ухватившись поудобнее за шею притянул для поцелуя.