— Госпожа… Ох, моя бедная госпожа… Повелитель камня, благословите, будьте милосердны к моей бестолковой госпоже…
Соня отрывками слышала чей-то причитающий голос, полный сожаления и лёгкой скорби, словно говоривший находился на смертном одре человека небезразличного ему, вверенного в руки, от того тишину разрезал громкий шепот неизвестной молитвы. Голос становился то громче, разрывая голову нестерпимой болью, то снисходил до еле различимого шелеста, мимолётно уменьшая тупую пульсацию в висках.
«Повелитель чего?»
Неповоротливые мысли вспышками рождались в сознании в перерывах между волнами головной боли. Они разбегались в стороны, терялись, стоило только попытаться сконцентрироваться на чём-то конкретном. Глаза жгло от скапливающихся слёз.
Она пыталась пошевелиться. Тело не поддавалось, тягостным грузом утопая в мягкой постели. Дыхание сиплыми свистами вырывалось из груди на выдохе, горло драло болью при попытке сглотнуть густую, как смола, слюну. Мышцы налились свинцом, изредка непроизвольно подёргиваясь.
Соне казалось, что она горела изнутри.
Ещё вчера лёгкая простуда першила горло после легкомысленной прогулки без любимого шарфа под хлёстким сентябрьским ветром, а сегодня она умирала под одеялом без возможности позвать кого-нибудь на помощь. Нестерпимо хотелось пить, прокашляться и заплакать в подушку от ненависти к слабому иммунитету.
Закашляться получилось. Ещё никогда она не слышала от себя подобные хрипы. Однажды матушка рассказывала, как в раннем детстве выхаживала Соню от страшной лихорадки, которая могла унести её жизнь, но та была слишком мала, чтобы осознанно помнить об этом. В голове остались ощущения от прикосновения к лицу влажной ткани, ласковая ладонь матери на щеке и редкие проблески сознания в тяжёлом бреду сна, когда взрослые отпаивали её ягодным морсом.
Неприятно кольнуло под сердцем.
Не к месту вспомнилась строгий кардиолог. В предпоследнюю их встречу женщина разразилась гневной тирадой на тему почему, тогда ещё будучи школьницей, Соня бестолковая, безответственная мямля, которая не может запомнить, когда у неё запись к врачу. Меньше витать в облаках, больше уважать старших, научиться разговаривать с людьми через рот и задавать им вопросы и ещё многое другое, что подросток должен уметь к пятнадцати годам. Единственное, о чём она тогда могла думать, – как бы не получить по лбу тяжёлой керамической кружкой, которой так усиленно размахивала женщина, щедро разбрызгивая вокруг капли воды. Выдать понятные извинения, что раздражало врача ещё больше, «мямля» так и не смогла, трусливой ланью помчавшись подальше от кабинета, пообещав себе больше никогда не приходить сюда. Обиделась на повсеместную человеческую грубость.
С больницами у Сони не срослось почти что с рождения.
— Госпожа Яньлинь, слава Архонтам! Госпожа, ради всего святого, не шевелитесь! Целитель Фэй запретил Вам покидать постель. — Молящийся голос зазвучал мягкими нотами. Женщина. Нет, молодая девушка бережно взяла её за руку и коснулась тыльной стороны ладони тёплым лбом. — Всю эту долгую неделю, пока Вы были без сознания, я не отходила от Вас ни на шаг и молилась, только бы Вы очнулись. Госпожа…
Незнакомка аккуратно перевернула безвольную руку и уткнулась в холодную ладонь, захлёбываясь горькими рыданиями. Руке стало жарко от сбившегося дыхания девушки и влажно, благодаря горячим слезам. Неуютно. Неизвестная надрывалась в своём горе, но Соня не имела ни малейшего понятия кто она такая, почему называет «Госпожой», когда ей едва исполнилось девятнадцать, и в какой больнице может работать настолько эмпатичный персонал.
«Она сказала… целитель?»
В душе девушки поднималась лёгкая паника, предчувствие, что происходящее неправильно и никак её касаться не может. Бредовый сон, возможно, сгенерированный воспалённым от простуды сознанием. Реалистичный сон.
Режущий лёгкие воздух вырвался из груди сухим кашлем вместо логичного «что происходит».
Открыть глаза получилось не с первого раза. Мир вокруг размывался в приглушённом свете. Приходилось жмуриться, снова пытаться сфокусировать зрение, избавляясь от эффекта сломанного объектива, с каждым разом в тщетной попытке разглядеть хоть что-нибудь.
Дезориентация пугала.
Соня не понимала где находится, потому что никто в жизни никогда бы не назвал её «Госпожа», тем более домочадцы. Скорее, сестра поставит ей щелбан под причитания матери, чтобы та оставила младшую сестру в покое, хотя бы на время болезни.
Когда мир перестал безобразно размываться, первое, что увидела Соня, отчего её сердце зашлось в беспокойном ритме, - потолок из тёмного дерева. Не привычную пожелтевшую от времени побелку и аляповатую люстру с подвесками из прозрачной пластмассы, какие были в моде лет тридцать назад, когда её самой ещё не было в планах матери.
Девушка еле слышно выдохнула и осторожно перевела взгляд на незнакомку, которая до сих пор бережно прижималась к её руке, словно верная собака, тихо всхлипывая и сопя носом. Кроме тёмной макушки с аккуратным пробором и собранных в два пучка волос, опознать неизвестную не получалось. Та поминутно лепетала какая её «Госпожа» несчастная и восхваляла некоего «Повелителя камня», увещевая саму себя насколько он велик и добр, раз услышал её, ничтожной, молитву.
Из большого круглого окна потянуло сладким запахом цветов.
Успокоившись, шатенка уставилась на Соню тёплым взглядом, слегка промаргиваясь припухшими веками. Её лицо разошлось красными пятнами, но в его чертах усматривалось что-то родное, откликаясь чужой эмоцией в груди, как «безопасное».
В душе Сони болезненно тяжелело.
Лёгкая паника душила изнутри, рождая в груди онемение, как при осознании нахождения себя в кошмаре - что-то тревожное на грани «знаю, что это сон» и «мне всего лишь нужно проснуться».
Впервые за свою жизнь она разрыдалась, смотря кому-то в глаза от боли, страха и непонимания. Тело отказывалось подчиняться, будто находясь в сонном параличе.
— О, Архонты! Госпожа Яньлинь, простите эту глупую слугу! Вам же наверняка больно, а эта ничтожная даже не подумала о том, чтобы позвать целителя Фэя! Джи-Джи немедленно всё исправит! — назвавшая себя «Джи-Джи» вскочила с мягкого пуфика и, почти запутавшись в длинном халате, исчезла за высокой резной дверью.
Горло Сони сжал спазм.
Однажды одногруппница рассказывала ей об отёке Квинке, когда неотвратимо наступает удушье, медленно убивая человека изнутри. По её словам, девушка никогда не паниковала в опасных приступах, а сразу же вызывала скорую помощь, смиренно ожидая врачей, при этом стараясь спокойно дышать, осознавая, что в ближайшее время может задохнуться. Соня никогда не сталкивалась со столь страшными проблемами, но всегда вспоминала, как, будучи маленькой, задыхалась от дующего в лицо шквала ветра, каждый раз забывая, как сделать вдох.
Воздух отказывался проходить в лёгкие. У неё получалось хрипло сипеть горлом, царапая короткими ногтями нежную кожу на шее. Рядом не было матушки, чтобы ласково уткнуть её в свой плащ, обещая, что всё будет хорошо и нужно просто дышать.
«А смысл?»
Умереть, находясь во сне, скорее всего, единственный способ проснуться. Так нужно ли бороться?
«Разве не этого ты хотела?»
Слабая рука прекратила мучить горло. Всё, что от Сони требовалось, - не сопротивляться. Да, это сложно: инстинкт самосохранения услужливо напоминал, что это тело умирать в ближайшее время точно не собирается. Будто не свои, одеревенелые пальцы вцепились в одеяло, беспощадно комкая ткань. Перед глазами уже не мелькали цветные пятна.
Сознание утекало во тьму, принося с собой долгожданный покой.