Следующая смена Эйдена через пару дней. Тут как ни считай, встречаться он будет с обоими напарниками. А оно и лучше — пылиться, что ли, его злодейскому плану? С помощью Гару всё вообще пройдёт идеально. Эйден даже любимую курочку Кару прихватил.

Как обычно, день начинается с заполнения пропусков на полках. В этом братики (если их так можно назвать) похожи. Но в остальном отличить их можно с закрытыми глазами. Резкие движения Кару жёстко секут воздух. На просрочку он недовольно хмыкает. Да даже в одежде: Гару в ту смену ходил с заправленной в брюки рубашкой, а у Кару — выпущена поверх брюк. Эйден невольно хихикает — ну как легко его узнать.

— Доброе утро, Кару! Уже весь в работе?

— Глупый человек… то есть новенький, — Кару даже ошибается с нотками самодовольства. — Я же не ты, чтоб прохлаждаться.

— Да уж, ты очень ответственный.

Кару замирает на месте, уставившись на напарника. Подвох ищет. А его и нет, просто Эйден — гений. Как Гару и сказал, Кару обожает, когда его хвалят. Превозносят даже. А уж в комплиментах Эйдену нет равных — даже такую злючку способен смягчить. Тем более говорит он одну правду. Вот и Кару настороженно высматривает подвох в чужой улыбке, прежде чем вздёрнуть носик.

— Ну конечно! Это вам, людям, только бездельничать. Тебе бы поучиться у Великого Кару.

— Было бы супер, — подхватывает Эйден, умиляясь детскому прозвищу. — Мне не сравниться с тобой в навыках — я ни за что не справлюсь без такого умного и умелого наставника.

Кару скрещивает руки, надувает и без того крепкую грудь — и будто на голову вырастает. Видимо, самодовольство добавляет ему лишние сантиметры к подошве. Что Гару, что Кару — как же легко их порадовать.

— Так и быть, — хмыкает он, снисходительно оглядев Эйдена. — Придётся наставлять тебя, а то ты весь приют всполошишь.

— Большой спасибо, Великий Кару! — в шутку рукоплещет тот. Но снова встречает вполне серьёзную реакцию. Губки надуты, мягкие щёчки розовеют, опять этот фантомный хвост мерещится — и всё это выходит в заливистый смех через ухмылку. Кажется, Эйден первый, кто назвал его так. Было дело, и синдрому восьмиклассника подыгрывал. Милота.

— Давай, спрашивай, пока разрешаю!

— Гару объяснил, как кормить пёсиков, но, если честно… — Эйден нервно хихикает, — как их покормить, чтобы руку не откусили?

— Они плохо относятся к людям, — задумывается Кару. Даже для него задачка не из лёгких. — Нужно показать, что ты свой. Что не причинишь вреда. Не давай слабину, а то они тебя вместе со страхом сожрут.

Исчерпывающе. Нужно всего лишь — простое кляйнское — заставить их что-то почувствовать и что-то не учуять. Так Эйден и сделает.

Но, как он ни старался выглядеть больше и дружелюбнее, воистину больше тут именно пушистиков. И ненависти в их прекрасных глазках. Эйден даже заскучал по пугливому Гаю — хотя бы он на него не рычал. Зато теперь в любящей семье.

Так и не осмелившись поставить под угрозу любимые ручки (они вообще-то у него всего одни!), Эйден оставляет всю работу Кару. И, очевидно, пёсики не издают ни звука. 

Зря он просил совета у прирождённого собачника. Он же сам как будто пёсик. Лучше было сразу обратиться к хозяйке.

— Кару, — виновато тянет Эйден. Напарник даже не останавливается — как машина, ускоряется сильнее. — Спасибо, что делаешь мою работу. Я немножко привыкну и сразу же отплачу.

— Ты и так отплатишь.

Признаться, Эйдена такой ответ радует. Слишком сильно радует. Сразу картинки всякие лезут. Интересно, как Кару любит, чтобы ему… отплачивали. Наверняка похвалой берёт. А с Гару у них разные предпочтения? И вообще, если у них не было друзей, может, они никогда, так сказать, не возвращали ни у кого долг?

Будто чувствуя запах неприличных мыслей, Кару встаёт перед Эйденом и обдаёт его осуждением.

— Нужно провести инвентаризацию, — чеканит он. — Считать-то умеешь, глупый человек?

Надежды (но не фантазии) Эйдена стремительно рушатся. Что ж, помочь с работой — ещё лучше. Хотя бы не будет бесполезным.

— Это я могу.

— Иди тогда!

— Слушай, — снова мнётся Эйден. Кажется, даже его милейшая улыбка не смягчает негодование Кару. — А ты не покажешь, как?

***

Долгожданное время обеда! Любимая часть дня всех работяг. А для Эйдена ещё и секретное оружие по завоеванию сердца напарника. Оно на складе в холодильнике припрятано. И как раз к окончанию отработки за помощь Кару возвращается с прогулки. Все три презрительно  вздёрнутых носика (напарника и двух пёсиков) шмыгают мимо Эйдена к вольерам. А тот уже готов. С широкой улыбкой и злодейскими намерениями он забирает пакет вкуснятины со склада и идёт ловить Кару за фантомный хвостик. 

Но вдруг кое-что останавливает его у двери.

— Он просто глупый человек, — тихо объясняет Кару. — Хоть слабый, но не плохой. Так что не надо его ещё сильнее пугать! Сбежит — и опять некому будет смотреть за вами.

Эйден слышит согласный лай. На сердце мощно теплеет. Даже слёзки почти наворачиваются. Всё-таки они с Гару похожи куда больше — оба добрые и заботливые. Только Кару — цундере.

— Всё понимают, — вздыхает хозяйка из-за спины. Эйден подпрыгивает на месте.

— Напугали, тётушка…

— Смотри, какие смирные, — улыбается она. — А ведь раньше они нападали на всех, кто к ним приближался. Даже на других пёсиков.

— Охотно верится, — нервно смеётся Эйден. Опыт не даёт согласиться, что сейчас всё поменялось кардинально.

— Я тогда другим филиалом занималась, — деловито говорит хозяйка. Бизнесвумен! — К нам пришёл Гару, и мы стали замечать, как собачки меняются. Становятся тише, дружнее — даже самые недружелюбные потихоньку вливаются к остальным. И все беспрекословно слушаются Гару и Кару. Как вожака. А потом я решила собирать сложных собачек — а то усыпить ведь могут бедняжек. Гару и Кару были только рады помочь. Такие ответственные малыши.

Восхищение Эйдена растёт с каждым словом. Есть же в мире добрые люди. Нежная мужская слеза полосит его щёку. От гордости. Как же радостно, что он отдал свою бесполезную жизнь этому прекрасному месту.

— Сходил бы пообедал, Кару-кун, — хозяйка проходит к вольерам. Кару кивает, но тут же хмурится при виде напарника.

— Я такую вкусняшку наготовил, хочешь, угощу? — всё равно лезет Эйден. Кару вздёргивает носик.

— У меня своя еда есть.

— Даже курочка?

Глаза Кару загораются, в уголках рта копятся слюнки, он трижды сглатывает. И всё это за пару секунд.

— Д-да?  — всё равно мнётся он. — И что?

— Я курочку посолил совсем немного и приправил перчиком — и всё это в соку, — не сдаётся Эйден. В отличие от Кару. Он, к счастью, изначально находился в проигрышном положении.

— Ладно уж. Ты ещё должен мне за утро — расплатишься курочкой.

А Эйден и рад. Хоть и считает, что вполне отплатил. Зато — повод закрыться вдвоём на складе и нормально поболтать.

Обедают они обычно у дальней стенки — тут тебе и микроволновка, и холодильничек, и скатерть вязаная на столике с тремя стульями. Кару заботливо приносит приборы и свой обед из комнаты, даже для Эйдена палочки кладёт. И выжидает.

— Из микроволновки, конечно, не так вкусно, но всё же. Приятного аппетита.

Эйден вальяжно ставит тарелки на стол (официантом он тоже работал). Кару сквозь слюни бубнит что-то про своё превосходство в готовке, но уже на середине речи затыкает рот куриной ножкой. Жуёт немного и — вот оно. Верх гастрономического наслаждения. Глаза его блестят, челюсть движется с нечеловеческой скоростью, пальчики утопают в приправе. Кару только не плачет от удовольствия.

— Неплохо, — избавившись от одной из ножек, признаёт Кару. — Для обычного человека. А до Великого Кару тебе ещё далеко.

— Рад, что понравилось, — смеётся Эйден. Даже мило, как Кару подбирает слова, чтобы не перехвалить. — Может, научишь меня как-нибудь? Боюсь представить, насколько тогда твоя курочка вкусная.

Кару вытягивается по струнке, как от испуга, и густо краснеет. И вот теперь Эйден не совсем понимает: это от еды его разморило или похвале слишком обрадовался?

— Посмотрим на твоё поведение!

— Хорошо-хорошо, Кару-сама.

Улыбка Эйдена даже не обижает Кару. Наоборот, он откладывает косточку, стирает с лица румянец и заглядывает в чужие глаза. Снова — повальная серьёзность. Правда теперь милота Гару исчезает перед жёсткостью братика.

— Даже не думай обижать этого наивного идиота.

“А обзывательства не считаются?” — думает Эйден. Его мысли быстро бросают дурашливость и подхватывают чужую серьёзность.

— Он слишком доверчивый, — продолжает Кару тише. Слишком непохоже на них обоих. — И я терпеть не могу его за это! Он в каждом встречном видит друга, а они этим пользуются. Даже когда в лицо гадости говорят — не понимает. Как можно быть таким доверчивым дураком?

Вот и сложилась полная картина. Не зря Гару так его любит — и это взаимно. 

— Так что если задумаешь что-то плохое, будешь иметь дело с Великим Кару! 

Он бьёт себя в грудь, но не встречает ожидаемого трепета. Эйден одаривает его взглядом, полным восхищения. Кару даже теряется.

— Обещаю, что ни за что его не обижу, — улыбается Эйден. Стоит ему заметить лёгкий румянец на щёчках, в голову приходит злодейская мысль. Его же очень легко дразнить. — А ты на самом деле любишь Гару.

— Чего?! — Кару аж подпрыгивает. — С чего бы мне любить этого придурка? Знаешь, что? Однажды я полностью захвачу его тело, и мне больше не придётся с ним нянчиться!

— А тебе не будет одиноко без него?

— Ещё чего! — хмурится Кару. — Без этого дурака мне только лучше будет!

Что-то подсказывает Эйдену — за его словами не всегда стоят его реальные мысли. Точнее почти всегда. Так даже проще. И милее.

Эйден с большим удовольствием любуется, как Кару сладко смакует куриные ножки, вгрызается в мясо клычками. В уголках рта собирается сок вперемешку со слюнками. Сам не замечая, Кару причмокивает и мычит от удовольствия. Улыбается так, будто не видит ничего вокруг. 

И снова Эйден чувствует жизненную необходимость как-нибудь повторить совместную трапезу. Желательно не раз. Обед вкуснее всего, когда рядом есть человек, который очень любит покушать.

***

На следующий день Эйден пытается снова. Пока Гару с хозяйкой принимают остатки привоза, он совершит невозможное. Пойдёт к вольерам самостоятельно.

Всё те же десять пар глаз облизывают его прямо у входа. Блестят, но не угрозой. Показывают зубки, но без ярости. Просто всасывают носами запах долгожданного корма.

— Приветики, ребята, — нервно смеётся Эйден, вспоминая обращение Гару. — Я пришёл вас кормить.

Ближайший вольер принадлежит шикарной пожилой даме — овчарке по кличке Момо. Она даже не утруждает себя изучением человеческого лица — сразу окунает нос в миску и принимается чавкать. Следующий — ротвейлер по кличке Хиро — недовольно хрюкает, но принимает миску без скандалов. А Пипи даже виляет тощим хвостиком и оставляет на пальцах Эйдена немного слюней.

— Вы и правда уважаете Кару, да? — выдыхает тот, уже почти не глядя расставляя миски. 

Хиро поднимает голову и значительно всматривается в него, но ничего не говорит — возвращается к еде. Согласиться хотел?

— У тебя получилось! — с порога радуется Гару и моментально оказывается рядом. А помещение-то немаленькое.

— Да-а, Кару мне очень помог.

Глаза Гару блестят ещё большим восторгом. Фантомный хвостик виляет, как бешеный, и ушки дрожат… То есть Эйдену так кажется.

— Вы подружились? Я спал и всего не видел, но он рассказал про курочку.

— Не знаю, как думает Кару, но я был бы рад звать нас друзьями, — улыбается Эйден.

Гару воодушевлённо кивает и вдруг как-то тушуется. Опускает носик, а на ушках (настоящих, человечьих) загорается лёгкий румянец. Как же заманчиво.

— Я тоже хочу попробовать еду Эйдена, — бубнит Гару.

Он даже не сразу понимает. Точнее — не сразу верит, что про него сказали такое. Фразу прямиком из манги. Так мало того — как он это сказал. Тихонечко, опустив глазки, перебирая в пальчиках пуговку рубашки, поглядывая на Эйдена исподтишка. Но не успевает он выдавить из себя хотя бы близкую к адекватной реакцию, Гару снова лучезарно смеётся. Ну что за щеночек.

— Сегодня пообедаем вместе? — солнечно спрашивает он. На такое предложение физически невозможно отказаться. — Я кое-что сготовил утром.

— Конечно! — Эйден изливается уверенностью и предлагает, не думая: — Можем потом вместе с ребятами погулять. Неудобно, наверное, в одиночку за двумя следить. А тут я помогу. Можем даже ещё кого-нибудь взять.

— Давай! — в унисон с парочкой пёсиков лает… то есть говорит Гару. — Я стараюсь гулять с ними каждое утро, но не могу брать всех сразу — люди пугаются. Поэтому многим приходится ждать.

Хиро звонко возмущается данной ситуацией. Выходит, Гару и Кару гуляют с пёсиками каждые утро и вечер, а ещё иногда и днём… При этом они и в магазине работают. Нечеловеческая самоотдача.

— Вы с Кару невероятные! Всё время им посвящаете.

— Больше некому, — грустно вздыхает Гару. — Были бы у них хозяева… Но взрослых собак редко забирают. — Он снова опускает глазки и смущённо улыбается. — Они ведь просто хотят хозяина. Человека, который любил бы их. Я их в чём-то понимаю.

Эйден сглатывает. Сердечко сладко ноет, а в голове (и ещё кое-где) легко туманится. Гару сам-то хоть понимает, что с ним делает? Законом запрещено делать такую мордашку. Будет ли странно, если Эйден его погладит? Совсем немножечко.

За их краснеющими лицами затаив дыхание следят все десять пар глаз. И впервые для Эйдена их не существует. Сердце слишком щемит от милоты, что сдержаться невозможно. Он и не пытается — тянет ладошку к лохматым волосам. Чешет. За все четыре дня здесь впервые кого-то гладит меж ушек. Пушистых таких, опущенных от удовольствия.

И на этот раз — настоящих. Опять сон?

— Ой! — Гару прикрывает рот ладошкой, а ушки и хвостик его встают дыбом. Кажется, сам он сейчас вскипит — какой красный. — Я переволновался…

— Гару-чан, ты тут? — слышится голос хозяйки за дверью. 

Он хватает Эйдена за пальчики и одними глазами просит. Помочь не спалиться сильнее. Оставить пока вопросы. Хоть они и водопадом льются наружу через кучу дурацких взглядов. Когда ушки так мило опущены… отказать невозможно.

Они прячутся в подсобке. И чего это Кару её так облюбовал? Может, для одного тут есть место, но вдвоём уже как-то… приятно узко. Хвост ещё этот. Огромный — с половину обладателя. А пушистый-то какой — видимо, эти волосы Эйден всю неделю находил на одежде? Собак-то он почти не касался.

— Она не знает, что я ёкай, — поясняет Гару, заглядывая в щель. Близко так к Эйдену льнёт, что тот не сразу соображает:

— Так ты ёкай?!

Гару наваливается на Эйдена, закрывая его рот обеими ладошками. Не время шуметь: хозяйка уже у вольеров. Шок Эйдена перепрыгивает с ушек и хвостика на мягкую грудь Гару — так приятно она давит на его собственную. Буквально лежит на нём… И личико такое серьёзно-хмурое. Эйден приобнимает ушастика за талию, а то упадёт ведь. Гару и сам легко вздрагивает и хвостиком медленно шуршит по стенке.

— И Эйдена нет, — тянет хозяйка, прохаживаясь мимо клеток.

Гару осторожно захлопывает дверь в подсобку и смотрит на Эйдена. Большими щенячьими глазками. Снизу вверх. Носиком почти подбородка касается. И лапки на плечи спустил. Бери — не хочу.

— Значит, мне не показалось, — через улыбку шепчет Эйден. Гару снова удивляется — ушки торчком. Теперь читать его ещё проще.

— Ты заметил?

— Да, — Эйден наклоняется к уху, — ты слишком милый для обычного человека.

Хвостик мелко дрожит и смачно ударяет дверь. Шаркающие шаги хозяйки останавливаются. Слышно одно только напряжённое дыхание Гару. Становится жарко. Аж голова кружится.

— Повернись спиной, я придержу хвост, — шепчет Эйден. Только что у него родился очередной хитрый план.

Гару с трудом слушается — и из-за звуков шаги опять приближаются. Эйден аж дыхание задерживает. Но вдруг — писклявый лай из другого конца питомника.

— Рэй-чан, малышка моя, ты чего это вдруг? — вздыхает хозяйка. По её дальнейшим причитаниям ясно: их спасает непредвиденная лужа. Вот она, пёсья солидарность.

— Ушла, — выдыхает Гару. 

У Эйдена расслабиться не выходит — хвост так тесно жмёт его к стене, что не пошевелиться. Но есть и свои плюсы. 

— Ой, — вздрагивает ушастик. Эйден проводит вдоль хвоста, запускает пальчики в шёрстку и легонько сжимает. Лица Гару не видно, но спина тут же вытягивается по струнке. Рваный выдох бьётся об стенку. — Эйден…

— Неприятно?

Чуть помедлив, Гару качает головой. Получается, не каждая собачка против прикосновений к хвосту. Хотя на простое “не против” это не похоже. В такой тесноте легко заметить любое движение, но даже так Эйден не сразу признаёт кое-что. 

Гару дёргает задницей. Еле заметно, но целенаправленно. Пытается обтереться об него хвостом. А может, и не только. И кто Эйден такой, чтобы его мучить?

— Значит, это твоя настоящая форма? — шепчет он, спускаясь к самому основанию хвоста. Гару мычит — нечленораздельно, но вполне согласно. — Не думал, что ты можешь быть ещё милее. 

“Эйден, одумайся”, — успевает мелькнуть в голове, прежде чем его пальцы шмыгают под рубашку. Шерсть быстро сменяется горячей, просто пылающей кожей, а ровная спина покрывается мурашками, чуть дрожа. Насколько же Гару чувствительный? Это нужно проверить.

— Даже жаль, что приходится скрывать такую шёрстку.

От едва ощутимых прикосновений к пояснице Гару натурально постанывает. Совсем на грани рассудка следит за громкостью — в питомнике всё ещё мелькают шаги. Сейчас хозяйке уж точно лучше не входить. Но соблазн слишком велик, и Эйден гладит. Прижимает Гару к себе за крепкий животик. Украдкой трётся пахом о хвост.

— Эйден… — тянет Гару. Громко. Слишком уж громко.

Кажется, Эйден перестарался. Гару утыкается носом в ладошку — от стыда и возбуждения — и ждёт. Чего угодно ждёт, что хочешь с ним делай — так говорит его тело. Эйден с нечеловеческим усилием (за это ему должны премию выписать) возвращает свои шальные пальцы на приличные места. Вдох-выдох. Рановато для продолжения.

— Хе-хе, ну что? — нервно смеётся он, замечая щенячьи глазки Гару. Молящие и обиженные. — Как там с человеческой формой?

— Я… — шмыгает тот, не спеша отстраняться. — Я слишком волнуюсь. Не могу… спрятать хвост и уши.

— А-а, извини.

Эйден хочет отстраниться, но ведь на самом деле некуда. Даже остатки украденной дистанции не спасают. Они прислушиваются: кажется, угроза миновала. Но это пока. Самое время действовать. 

Как же тяжело оставить его такого заманчивого, чувствительного — одного!

— Понимаю, сейчас не лучшее время, — напряжённо смеётся Эйден, — но, может, сходим куда-нибудь после работы? Поболтаем там, расскажешь про… ёкайство. И если Кару не против, я бы назвал это свиданием.

За свои слова Эйден получает кончиком хвоста по лбу. Не больно — просто щекотно. Он и правда очень пушистый. Кажется, это означает согласие. 

— Кару опять будет ругаться, что я слишком наивный, но… я правда очень хочу пойти! — слишком уж звонко признаётся Гару, тут же возвращая ладошки к губам. И ушки опять дёргаются. Эйден что-то залюбовался. 

— Тогда договорились, — с улыбкой шепчет он, случайно проводя по хвостику перед уходом. Добавляет Гару волнений.

Но не успевает он и ступить за порог кладовки, цепкие пальчики хватают его рубашку. Яркий румянец никуда не девается с щёчек, зато брови выразительно хмурятся. Жёсткость в пожелтевших глазках. Это уже не Гару — у него голубые.

— Моё согласие ещё нужно заслужить.

Эйден сглатывает в предвкушении. Как же хочется его медленно, мерно, с настойчивой нежностью… оберегать и не позволять никому обижать его. Их обоих. Хоть Кару и любит напоминать о том, как отгоняет злодеев от Гару, ему самому нужен человек, на которого можно положиться. Рядом с которым он сможет расслабиться. И Эйден с радостью подставит свое крепкое (ну, может не такое, как у них) плечо. 

Но есть ещё кое-что. Всякие мысли набегами штурмуют его и без того мутную голову при одном воспоминании о пушистости. Наплевать на вопросы, на переосмысление своего двадцатилетнего существования — это же сколько всего можно попробовать! И главное — Гару-то совсем не против. А с Кару… как-нибудь договорится.

Подумать только, просто работу нашёл, а сколько вкуса в жизни появилось. Вот что значит попробовать в жизни всё.