Ватага Аскольда тащилась по непролазным буреломам уже третий день. Сбежав после конкретного провала на фронте, они заплутали в лесу. Пару раз натыкались на мелкие деревеньки и неплохо там развлекались, но вот уже два дня и целое утро они всё никак не могли никуда выйти.
Лес был настолько густым и древним, что порой становилось страшно. А еще неподалеку выли волки, почти всю ночь, да так громко, что оставшиеся на дежурство часовые от страха боялись и до ветру сходить. И если раньше с дисциплиной у них становилось всё хуже и хуже, особенно после последней сожженной деревни, то сейчас все молча слушались командира. Никто не хотел, чтобы его загрызли.
К вечеру усталые и голодные они наконец-то выбрались на едва заметную тропу и потащились по ней в надежде выйти на большую дорогу и к хоть какому-то жилью. Вооруженных мужчин в военной форме народ побаивался, так что ночлег предоставят, накормят, а там и бабу какую можно будет взять для развлечений. Выделят, если не захотят заполыхать, как все остальные. Так думал Аскольд, но чем дальше они шли, тем меньше это было похоже на выход из чащобы.
В какой-то момент гигантские деревья с толстыми стволами расступились, образовав полянку. Они уже хотели было расположиться там на ночь, когда взгляд шедшего впереди Дорна привлек мелькнувший красный платок. Девчонка, совсем еще молоденькая, тихонько собирала ягоды в большую корзинку и что-то мурлыкала себе под нос.
«Раз девчонка здесь, то и жилье близко», — рассудил Аскольд и уже хотел было ее допросить, как самый несдержанный насчет бабского полу мужичок — Сэйтий — ринулся вперед, сграбастал пискнувшую девку и почти выдернул ее из рубашки.
— Хорошо добыча, а, командир? — заискивающе спросил он. — И позабавиться можно, и еды она уже нам набрала…
Корзинка выпала из разжавшихся пальцев девочки. Теперь стало ясно, что ей не больше лет десяти, только выглядела она на удивление хорошо для бедной деревенской девки. Кожа была розовой, на щеках играл румянец, черная длинная коса перевязана алой лентой, алый же платок на спине, чистая белая рубаха с искусной вышивкой, лишь слегка испачканная ягодным соком на рукавах, юбка до коленок — синяя, тоже с вышивкой по подолу, на ногах крепкие добротные сапожки, в которых не страшно и на змею наступить.
— Добыча-то хороша, вот только не нравится мне всё это, — проворчал Аскольд, рассматривая девку. Больно богато выглядит, пусть и без украшений. Как бы им боком не вышла такая добыча.
— Ну ты чего, а? Мы сейчас поиграем немножко, а там прикопаем ее тихонько, никто и не найдет, — продолжил уговаривать его Сэйтий, сжав девчонке косу до боли.
Вот только ответить Аскольд не успел — девчонка вдруг стала вырываться с такой силой, что удерживавший ее весьма так опытный боец просто отлетел в сторонку, лишь чуть содрав с нее рубашку. А потом… тело девочки раздалось вширь и вверх, покрылось черной, лоснящейся на солнце шерстью, лицо вытянулось в пасть и… раздался громкий обиженный медвежий рев.
— Твою мать… — ошарашенно пролепетал Аскольд, хватаясь за меч. Маленькая медведица тут же ринулась драть когтями и грызть обидчика, который мог лишь кататься по земле и вопить.
Когда ошарашенные дезертиры наконец вспомнили об оружии, раздался новый рев, только уже не от девчонки. На поляну выскочило трое медведей, несколько волков, какие-то кошки смазанными тенями ворвались в их отряд. Зверье набросилось на чужаков с такой силой и яростью, что, казалось, сметут просто с лица земли.
И точно, не прошло и нескольких минут, как горе-вояки превратились в разорванные трупы. Их вещи звери растащили по поляне, разбросали кто куда, конечности некоторых в ярости забросили аж на ветки ближайших деревьев, а голову главаря нарочно поставили на пень, словно бы предупреждение для всех остальных.
К закату все закончилось, звери исчезли так же быстро и тихо, как и появились, забрав с собой маленькую медведицу.