Найти банду дезертиров оказалось не такой уж легкой задачей, хотя в конце собаки просто тащили весь отряд и чуть ли не срывались с поводков.

Глэн отлично знал, на что способен отряд из двадцати вооруженных, озлобленных войной и лишениями мужиков. Потому что сам был таким мужиком, только из победившей армии. Но не знал он, какого черта дезертирам понадобилось в глухом лесу, куда и местные не часто забредают по грибы и ягоды. То ли заплутали, то ли нарочно искали деревни, где можно поразвлечься да запугать местных жителей. И две такие деревни они по пути нашли. Точнее, пепелища от них и трех детишек — двух девчонок-близняшек лет четырех и одного парнишку лет тринадцати. Парнишка банально загулялся в лесу, а когда пришел домой, то от дома осталось одно пожарище, а девчонки схоронились под большим металлическим тазом в самом начале — об их существовании никто и не узнал. Да и не нашли бы их, если бы не собаки… те сразу живого человека почуяли. Теперь детей с парой бойцов пришлось срочно отправить в город, а самим продолжать путь.

Вот только дороги уже почти не было, а собаки все тянули и тянули вперед, словно чуяли что-то. Глэн тихо ругался под нос, поминая проклятую войну, проклятого короля с его долгами и гордостью, не менее проклятых дезертиров, чтоб им в болоте стухнуть… и еще более проклятых комаров, откровенно жравших его отряд уже неделю в этих богами забытых лесах.

Когда они, наконец, выбрались на тонкую, почти незаметную тропу, собаки почти взвыли. Глэн решил, что это хороший знак. Но когда они увидели, что произошло с дезертирами… Определить, что останки человеческие, можно было лишь по брошенному невпопад оружию, одному поломанному луку и чьей-то вырванной руке, висящей на суку. Вонь стояла такая, что глаза резало, полчища мух метались между трупами, стоило только сделать шаг. Вороны потихоньку клевали что-то в сторонке на пне. Кто-то из его ребят тут же метнулся в кусты.

 Пожалуй, отличная смерть для падали… но преотвратное зрелище для почтенных солдат и ветеранов.

— Я видел, видел, но такого в жизни не видел, — признался старый ветеран Бров и прикрыл рукой рот от мух. — На войне такого не было, как тут…

Глэн сделал обережный знак и подошел к тому, что жрали вороны. Он махнул рукой, и птицы обиженно закричали и разлетелись. На пне явно стояла чья-то оторванная голова. Судя по характерной татуировке смертника на щеке — главаря сего отряда, ранее командира, а ныне дезертира Аскольда Кривого. Глаза ему вороны уже успели выклевать, как и расклевать нос и уши.

— Хреново дело… — Глэн только сейчас обратил внимание на то, что собаки вели себя тихо, не рвались с поводков, а жались к ногам, нюхали землю и скулили. Жалобно, словно просили защиты у людей. Странно это все…

— Давай так и напишешь в отчете — зверье задрало, — тихо попросил Бров.

— Написать-то я напишу, но ты мне скажи — какой зверь на это способен? — Глэн указал рукой на башку на пне. — Звери, мой дорогой друг, головы по пням не расставляют, они их жрут. Значит, это дело рук человеческих…

— Да не жалко этой падали, — отмахнулся ветеран и устало поморщился. У него до сих пор болели плохо зажившие раны, но лучшего следопыта еще пришлось бы поискать. — Собакам — собачья смерть.

— Ты прав… — Глэн поморщился, — давай-ка сожжем на всякий случай это все. Не нравится мне тут. И наши собаки не нравятся, — он указал на Лайку, обычно громкую и звонкую, а теперь тихо прижавшуюся к его сапогу.

— Не, слишком сухо, пожар начнется. Пусть так и догнивают, — предложил Лот — молодой еще, но весьма неплохо проявивший себя в боях парень. — Ты же не хочешь сгореть в пожаре от собственных рук?

— Не хочу, — помялся Глэн. — Но падаль же… А!.. — он махнул рукой. — Пойдемте отсюда. Подохли — и ладно. Нам бы куда к жилью выбраться да поесть по человечески, а то сами скоро выть начнем от тоски. Не лес, а разочарование какое-то…

Теперь отряд шел без помощи собак, которые то и дело старались прилипнуть к хозяевам и не отлипать как можно дольше. Самого мелкого и самого трясущегося пса Брову пришлось брать на руки, поскольку тот просто отказался идти вперед.

После поляны появилась небольшая прогалинка, а там и тропинка, постепенно переходящая в дорожку. А уж дальше и деревьев стало меньше, и света больше, и дорога получилась весьма приличной.

Глэн недовольно кривился — на картах здесь значилась глушь, а тут поди кто-то да живет… И он оказался прав — спустя час ходьбы небыстрым шагом они добрались до деревушки. Ну как деревушки… Глэн бы сказал, что это приличная большая деревня. Да какая!

Дома большие, каменные да деревянные, а чуть поодаль так и вовсе двухэтажные — первый этаж из камня, а второй из дерева. С одной стороны у реки поодаль от большинства домов кузница пышет жаром, с другой — мельница мелет зерно. За рекой на лугу пасется скот — большое такое стадо. И не только коровы, но и козы, и овцы, и несколько лошадей.

— Вот куда они рвались, — хмуро заметил Глэн, осматривая деревню. Выглядела она больно ухоженной, чистенькой, как на картинке. Ни войны, ни разруха ее не затронули.