От деревни спешила к ним целая делегация, и впереди всех шагала высокая дородная женщина, не старая еще, но явно давно замужняя и с детьми. Волосы ее были черными и блестящими, собранными в тугую косу длиной аж до самой поясницы. Одета она и все жители были в рубашки с вышитыми узорами по вороту, по рукавам и подолу, в штаны, как ни странно, черные и темно-синие, тоже с узорами по штанинам, теперь вертикальными, и в высокие удобные кожаные сапоги.

Глэн поразился подобному зрелищу и миролюбиво поклонился.

— По указу короля мы преследуем группы дезертиров, почтенная мать, — произнес он, безошибочно выделив в женщине главную. — Скажите, в вашей деревне не случалось ли часом ничего дурного или странного? Мы нашли тела неподалеку, — он махнул рукой в ту сторону, откуда они пришли.

— Случалось, — подтвердила женщина, настороженно глядя на солдат. Грязных, оборванных, усталых и явно голодных. — Три дня назад звери вечером бесновались, мы раньше весь скот загнали в стойла и по домам заперлись. Места у нас глухие, тут и медведи, и волки бродят свободно.

— Да, мы слышали волчий вой, — подтвердил Глэн, — но нас не трогали.

— Так чего им трогать-то? Пока лето, они не голодные, но вот зимой… — женщина поморщилась. — Меня зовут Кинла, я староста нашей деревни. Давайте мы вас накормим, искупаем, а там и поговорить можно будет нормально.

— От таких предложений не отказываются, почтенная мать, — склонил голову Глэн. А он уж думал, что снова придется ночевать в лесу.

Деревня и правда выглядела богатой. Пока весь отряд шел к дому старосты, Глэн успел рассмотреть большие огороды, полные растущей зелени, здоровенные амбары, укрепленные и утепленные хлева для скотины, бегающих под ногами курей и гусей, которых и вовсе не счесть. И кошек… Кошек по деревне болталось великое множество. Они путались под ногами, грелись на солнце, охотились на что-то в траве, бродили по высоким заборам и в целом выглядели настолько довольными жизнью, что тут и говорить нечего.

— А кошек-то у вас сколько… — Глэн покосился на своих собак, но те смирно вышагивали рядом, даже не думая на кого-то кидаться.

— Так мыши же, — развела руками Кинла. — У нас зерна много, мы всегда про запас растим, иногда и соседям приходится помогать. А где зерно, там и мыши. Пришлось развести красавиц, чтобы не остаться без хлеба.

— Разумно, — только и вздохнул Глэн. Он сам бы не отказался от мурлыкающей на руках прелести, вот только ни кола ни двора у него не было. И поселить кошку просто некуда… Не в казармы же тащить.

Дом у старосты был большой, двухэтажный, с кучей пристроек, со стоящими рядом сараями, огромным хлевом для скота и сарайчиком поменьше для птицы. Внутри дома тоже все было чисто и красиво, точно в сказке. На полу тонкие дорожки, на стенах — охотничьи трофеи, наверняка мужа или сына. Черепа оленей, медведей и волков. Поодаль висела целая голова кабана. На окнах красовались тонкие, почти ажурные занавески. Стол был накрыт скатертью, тоже вышитой белыми узорами. В доме словно все показывало, что тут порядок любят превыше всего.

— Сейчас поставлю баню топиться, вы подготовьтесь пока, а мои дочери накроют на стол, — деловито пояснила староста и куда-то пропала.

Удивленные солдаты только и могли таращиться на дом, в котором уместились все и еще места хватало.

— Хорошо живут эти деревенские, — пробормотал Бров, рассматривая интересную скатерку. — Аж садиться есть стыдно, еще запачкаю…

Вскоре появилась пара дородных женщин, молодых копий Кинлы — таких же высоких, чернявых и крепких. Они несли подносы со сразу несколькими блюдами, выставляли на стол пока холодные закуски и небольшие кувшины с напитками. Двигались они так плавно и грациозно, что глаз не оторвать.

А после появились и мужчины. Один с такими же черными, как ночь, волосами и карими глазами принес стопку одежды — точно таких же белых чистых рубашек и синих штанов. А второй был белым, как молоко, волосы его тоже белые и глаза светло-голубые, почти прозрачные, повел всю компанию солдат в баню мыться.

— Я покажу, что где находится, — пояснил он. — Женщинам неприлично с чужими мужьями в бане быть.

И Глэн согласился с этим доводом. Потому как усталые и порядком уже настроившиеся на отдых парни могли слишком расслабиться. А так, рядом с этим здоровенным парнем хотя бы не будут дурить. Потому что от солдата с выправкой до сорвавшейся усталой мрази может порой быть всего один шаг…

Вымытые и буквально выпоротые вениками солдаты, переодетые в чистую красивую одежду, перестали быть похожими на сброд и все больше напоминали людей. Глэн и сам с удовольствием смотрел на свою отросшую русую шевелюру, а то за грязью уже и забыл, как он на самом деле выглядит. Зеркало им тоже дали, как и длинный острый нож, чтобы сбрить бороды и срезать лишние волосы по желанию. Глэн побрился, а волосы оставил — пока не мешались.

Тем временем на столе уже красовалось такое изобилие, что слюнки потекли у всех. Мяса было много, не просто много, а очень много. Глэн уже и забыл, когда он там ел что-то не зажаренное на костре, а запеченное в печи да с овощами…

Первые полчаса все только ели, чавкали, чмокали и периодически хвалили хозяек. Впрочем, с солдатами осталась Кинла и оба ее зятя — Хорс и Людвиг. Людвиг оказался неместным, но к нему все относились по-доброму. А потом в зал вбежала маленькая девочка, такая чудная — одна половина ее волос была черной, как смоль, а другая белой.

— Дочка, — пояснил Людвиг и подхватил мелочь на руки. Девчонке было от силы года четыре.

— Необычная красавица будет, — заметил Глэн, поглядывая на девчонку. Такого он еще нигде не видел, чтобы дети половинчатыми рождались. Обычно шли или в отца, или в мать.

— А то! — подмигнул ему Людвиг.

Атмосфера постепенно становилась более приятной, и Глэн все же решился расспросить поточнее о дезертирах.

— Прямо в деревню никто не входил, — повторилась Кинла и вздохнула. — Да и мы бы не оплошали, мы крепкие, оружие все в руках держим, даже дети с ее возраста учатся, — она кивнула на внучку. — Но шуму было предостаточно. Знаете, это и к лучшему, что их звери задрали, меньше нам проблем. У нас сейчас самая рабочая пора — то урожай собираем, то ухаживаем за будущим. Некогда нам в войнушки играть со всякими трусами.

— Это вы верно говорите… А хозяйство у вас большое, я погляжу… в каждом доме почитай как у барина.

— Ну так мы сами себе все выращиваем, ни от кого не зависим. Иногда ездим торговать лишнее и покупать нужное, но то осенью, а до осени надо самим справляться, — Кинла развела руками, мол, такова жизнь.

— Это верно. Вы же знаете, что эти дезертиры сожгли ближайшие к вам деревни? — тихо спросил Глэн, чтобы не пугать ребенка.

— Нет, — лицо у старосты побледнело, сама она дернулась, словно от удара. — У них же лен… лен не должен теперь пропасть… Простите, что поделать, они нам такую отличную ткань всегда продавали. Придется брать все в свои руки… А выжил хоть кто-то? — тоже тихо спросила она.

— Выжили только маленькие девчонки да пацан один… — Глэн поморщился и отпил налитого из кувшина напитка. Это было что-то настоянное на меду, какие-то травы, вкус оказался очень нежным и очень приятным. Но не алкогольное, увы.

— И что с ними теперь будет? — поинтересовалась Кинла.

— В городе определят в приют, авось выживут… — пожал плечами Глэн.

— Не надо в приют, приводите к нам. Вырастим как родных. Нам свежая кровь нужна, — вдохнула староста и тоже отпила напитка, медленно и задумчиво. — Мы им дома отстроим потихоньку где и были, лучше прежних станут. И невест с женихами найдем, как настанет пора.

— Не думал я, что все будет так серьезно, — покачал головой Глэн, — но, думаю, им и правда будет лучше в родных местах, чем в городском приюте, где вечно недоедают. Тут вы же не голодаете.

— Ничуть, — качнула головой Кинла. — И за пятьдесят лет не умер ни один младенец.

— Ого! — присвистнул Бров и хлопнул себя рукой по рту. — Простите, почтенная хозяйка.

— Да ничего, мы в эти суеверия не верим, у нас свои есть, — тихо рассмеялась она. — Кстати, если кто из вас устал от воинской службы, то мы и его примем. У нас как раз через годик дочка Войта входит в пору замужества, ей бы кого нездешнего в мужья, чтобы с родственниками не жениться… А мы уж и дом поставим большой — она девка крепкая, много детей родит, и с хозяйством поможем, телушек дадим, бычка, птицы вон сколько хочешь, посадим все, что следует, чтобы к свадьбе первый урожай был.

— А красивая хоть? — спросил Лот с мечтательным взглядом. Остальные зашушукались.

— Красивая, — подтвердила староста. — Крепкая, стройная, не такая высокая, как мы, но тоже не мелкая, коса толщиной в руку, русая такая, да вот как ваш командир.

— О, ну чтоб породу не переводить, уступлю первенство, — шутливо поклонился Лот.

— Э, не, я пока не готов к семейной жизни. А ты сам решай, как тебе лучше будет, — только и ответил Глэн. Сам-то он бросать службу пока не собирался. Но предложение отчего-то показалось заманчивым. Жить вдали от проблем, в глуши, вести хозяйство, каждый день есть от пуза и много работать… никакой войны, никаких сражений и смертей… У этих вон ни один младенец не умер, а это означало, что за детьми пригляд и лечение хорошее.

— Я подумаю и, если что, вернусь, — пообещал Лот очень серьезно.

— Будем ждать, — закивала староста. — Кстати, там собачек ваших покормили, но от наших отдельно поселили. Наши-то большие, боюсь, как бы не съели… Мы-то их кормим, но все же…

— Благодарствую, — уже серьезно склонил голову Глэн. Вот, люди даже подумали о том, как бы их собаки чужих не погрызли, вон она, забота какая…