Двадцать восьмого октября две тысячи n-ого года в около половины восьмого вечера близко к очередной заброшенной усадьбе, каких в городе было не счесть, на сырую от крови землю упало тяжелое тело. Покрытое кровью и потом, омытое ливнем, который не смог смыть пустоту на его лице, тело ударилось с глухим стуком и больше никогда не вставало.

Тело нашли через три дня, а еще через три назвали дело глухарем, поставили печать «секретно» и убрали в архив за неимением ни нервов, ни желания расследовать смерть очередного вышибалы.

Тело кремировали и, кроме пепла, от него не осталось больше ничего.

***

На свете не было ни единого живого человека, чей язык повернулся бы назвать владельца этого тела хорошим. К сожалению или к счастью, мертвые не умели говорить. А те, которые могли бы посмотреть на него с любовью, ушли глубоко под землю и не имели никакой возможности выйти оттуда – иначе он вне всяких сомнений сделал бы все ради этого, и даже чуть больше.

Но те, которые жили, которые находились в одном с ним измерении, которые знали непосредственно его… Вполне возможно многие из них были искренне счастливы из-за его смерти.

Хотя назвать ‘это’ смертью он бы не решился.

Как-то глуповато для него.

Он ведь хитрый наемник, отличный военный, лучший солдат – кукушка, умеющая вовремя сбросить балласт. И все ради идеального выполнения заказа. Ни единого промаха, работа сделанная руками мастера. Он ведь был лучшим. Он ведь знал свою работу. Более чем десять лет он находился в самых опасных точках этого мира, иногда ведя, иногда будучи ведомым. Он отстреливался и отрезал головы, он травмировал и был травмирован, он пытал на допросах и его пытали, держа в плену под Тосканой, и Северным Синаем. В Ливии ему оставили отвратительный шрам на правой стороне под ребром, в родной России под Уралом он убивал людей, которые были отправлены убивать его.

Натренированный и закаленный на поле боя, подобно роботизированному солдату, универсальному бойцу, ни грамма сомнения, полная уверенность в свои силах и знание дела держали его на плаву годами, едва не десятилетиями, позволяя лучше изучать мир вокруг себя и даже, как оказалось, наслаждаться жизнью.

Опера в Тосканском соборе Санта-Моника заставила слезы потечь из его холодных серых глаз, летом пляжи Синая благословляли сладким бризом и ласковыми волнами, от убийственной красоты пустынь Ливии с высоты птичьего полета спирало дыхание, а Урал… Близко к «волчьей» горе, внесезонье, он с Олегом Волковым влачили свои последние минуты жизни, искренне считая, что их смерть наступит то ли от голода, то ли от холода, то ли от всего на свете.

– Если выживем… – и улыбка на усталом лице Вадика была такой натуральной, что на секунду вся их близкая предсмертная агония как будто отошла на второй план. – Я твой противный еблет себе на груди набью. Близко к сердцу.

Зима была отвратительная и навалило в тот год дай боже. Они должны были разбиться поискать сбежавших террористов – те прятались в туристических уголках в нетуристическое время, и гриф «совершенно секретно» не позволял особо привлекать внимание. На сволочей приходилось натурально охотиться, но навалившаяся сверху гроза вместе с внезапным обвалом отрезала его от людей. Горнолыжный комплекс недалеко был закрыт по той же причине и, когда Вадим постарался хотя бы примерно прикинуть в какой стороне от леса он сможет найти людей, наткнулся на Волкова. Они застряли вместе на две недели, отрезанные от мира, с неработающими приборами и в мокрых тряпках, под Волчихой, едва найдя себе укрытие от мерзкой погоды. Олег выглядел не лучше, потрепанный, пожеванный. Они завалились рядом, ожидая подмоги, потому что у Волкова получилось послать сигнал, но в этом завале посреди снега, льдов и неожиданного дождя, надежд на спасение оставалось с каждым днем все меньше и меньше.

Пока в конце-концов, вынужденно прибившиеся друг к другу, с ночи на полнолуние, Вадик не засмеялся, увидев луну на небе, и не выдал то, что выдал. Олег на это тогда только фыркнул смешливо, натягивая свою вечную водолазку повыше:

– «Если»… «Если» это очень хорошее слово.

Их спасли на следующий день, через месяц Вадим набил лайн татуировки и волк появился там во всей красе. Через полтора месяца его позвали на очередное задание, но вместе с этим его босс отдал вполне четкий приказ.

Олег всегда был хорошим другом. И достаточно понятливым человеком.

И с помощью Олега, его мягкости и удивительного умения идти на компромиссы, Вадик закончил и задание ЧВК, и заодно принес голову нужного человека Баатару Дагбаеву на блюдечке.

Так что Дракон – прозванный так уже после того, как полностью закончил татуировку, спасибо всем особо креативным, – голове Волка на своей груди всегда относил особое внимание.

Пусть Олег и был тем еще любимчиком Фортуны, но, оглядываясь назад, Вадим приходил к ироничному выводу, что больше всех везло не Олегу, а людям рядом с ним.

Да, сам он был никудышным товарищем.

Предателем и лжецом. Он был скользкой ящерицей в руках, отращивая новые и новые хвосты каждый раз, когда ей наступают на старый. Он следовал своим законам и придерживался своего места, по глупой молодости смотря на своих хозяев может даже сверху-вниз. Но он всегда умел просчитывать ходы. И всегда выбирал пользу себе.

Как когда забирал Алтана Дагбаева, внука своего босса, домой.

Как когда наблюдал за его взрослением.

Как когда закрывал глаза на убийство Баатара, деда Алтана.

Как когда Юмжит, старшая внучка, стала главой, и Вадиму было приказано самолично убить всех, кто покушался на жизнь ее деда.

Как и когда Алтан, этот живой цветочек, годы спустя засох прямо перед его глазами и превратился в очередного Дагбаева, ещё при жизни потерявшего всякое счастье и удовольствие.

Таких Вадик, фараоновская крыса, грыз на завтрак по щелчку пальцев.

Да, ни альтруистом, ни добряком Вадика Дракона не назвал бы ни один живой человек. Ни тем более законопослушным гражданином.

И, возможно, эта смерть от удара в затылок, глупая, несуразная, совсем ему не подходящая, была идеальной для того, кем он являлся.

Человеком, который свою собственную жизнь рассматривал, как эксперимент со стороны.

Так он думал.

***

– Пока наконец не оказался на перепутье, даже не зная, что с ним будет дальше. Я права? – и карие глаза уставились на него, а улыбка на молодом девичьем лице не засияла ярче, заставляя потерявшего дар речи Вадима глупо заморгать. – “Где я?”, “что со мной произошло?”, “неужели я мертв?!”, – трагично вопрошала девушка перед ним, расхаживая в абсолютной темноте в типичной гражданской одежде, только заломив руки за спиной.

Вадим в тревоге протянул руки ко рту и ощутил, что не может его открыть. Паника забралась глубже, он заозирался по сторонам, забавно дергая головой и дергаясь сам, и девушка, разведя руками, театрально вздохнула:

– Да, ты помер, поздравляю. Опоздал, конечно, такие, как ты, ещё раньше приходят… Но зато не сильно! – она словно сама взорвалась эмоциями, питаясь паникой Вадика – тот подорвался было к ней, но кулаки наткнулись на невидимую стену и его глаза округлились сильнее. Девушка перед ним хмыкнула невпечатленно, терпеливо пояснила, наблюдая за тем, как страх и непонимание крутятся в его голове, запуская адскую машину тревожности от невозможности контролировать все вокруг себя. – Знаю, знаю, – усмехнулась она, встав аккурат перед ним. Дракон нахмурился. – Все кажется странным, и бла-бла-бла. В конце-концов, минуты три назад тебе дали по башке, верно? Но это не галлюцинации. Ты не сможешь уйти отсюда, если разорвешь меня на куски, Вадим Дракон. – и внезапно ее голос наполнился чем-то, что заставило его послушно отойти от невидимой стены, словно в вену ввели транквилизатор. Как дикому животному. – Ты мертв. – сказала она, улыбка сошла с лица. – Ты мертв и мы понятия не имеем, что с тобой делать. Потому что почему-то на свете есть целых три человека, которые тебя любят. Причем так сильно, что твоя смерть влияет на планы… – она ткнула комично пальцем вверх. – Ты понял. И мы не можем просто заставить людей разлюбить тебя, ящерка. Поэтому ты здесь.

Она внезапно махнула средним и указательным пальцем, Дракон от шока открыл рот, а следом удивился тому, что смог открыть рот, и выпалил:

– Где – здесь?! – он вновь рванул вперед, но вот невидимая стена так и не исчезла. – Где я?!

– Потише, ковбой! – девушка качнула короткими волосами, отпрыгнув назад, вытянула руки перед собой примирительно. – Я почти сказала! Лучше глянь на себя: как ты изменился… Старый Вад Дракон сохранял бы спокойствие даже в зубах у тигра, пытаясь логически мыслить. Но вот ты трясешься, – затрясла она ладонями, пародируя его панику, вытаращив глаза – и кричишь, как резанный, даже не пытаясь успокоить нервы! Расслабься. Ты ведь уже сдох. Что тебе терять? Или ты… спешишь к кому-то?

Он спешил. И опешил от вопроса.

– Я знаю, – тут же девушка улыбнулась, – конечно. Ты так торопишься к своему любимому во всех смыслах боссу, пытаясь спасти его красивый бурятский зад, что даже не видишь ничего вокруг себя. И даже твой лимб, вот это вот место, – постучала она ногой, – тоже пустое. Потому что все твое жалкое сознание занято кое-чем другим. Кое-кем. Верно? Настолько занято, что тебе не хватает сил выдумать что получше черного измерения.

Вадик нахмурился, взрыкнул:

– Если ты знаешь, что я спешу, значит-...

– Значит мне нужно напомнить тебе, что люди к жизни не возвращаются.

Ее взгляд, все меняющийся с веселого на серьезный и обратно, словно она не знала, что показывать, что проецировать ему, вновь заледенел, а тишина вокруг стала настолько отчетливой, что услышать в ней Дракон смог только свое собственное сердцебиение. И она продолжала:

– Но к счастью для тебя, удачливый ты сукин сын, как я уже сказала, а ты меня некультурно перебил, что было ужасно нехарактерно тебе, на свете еще есть несколько людей, которые тебя очень любят. Даже если они не показывают этого прямо. И мы не знаем, что с тобой делать. Не знали, точнее.

– И что изменилось? – Дракон нахмурился.

– Что один из них, предназначенный быть божьим ангелом, испортился. Спасибо твоему влиянию.

– О, да, точно, не припомню что-то ни одного монаха среди моих знакомых…

– Лгун! – тон, словно гром среди ясного неба, и где-то на периферии действительно сверкнули молнии, заставляя Вадима повернуть к ним голову. – Прекрасно знаешь! – он развернулся обратно, нахмурившись, но девушки уже не было.

И, оставленный в кромешной темноте один, он продолжал слушать, не в силах прервать разрастающийся голос, который словно захватывал пространство собой, звучал отовсюду, оглушительный, раскатистый:

– Пляши от счастья, Вадим Дракон, и благодари судьбу за все ее подарки, разбейся в лепешку, но сделай, что тебе сказано. Исправь все свои ошибки. Ты услышал меня? Все ошибки!

И в глазах, в ушах, в голове его промелькнуло «Алтан!...», и, подброшенный в воздух чужой яростью, словно самым настоящим ветром, он все пытался укрыть руками голову от внезапной бури, охватившей то ли его суть, то ли сердце, то ли пространство вокруг, и закружился он, не зная, что с ним творится.

И проснулся.

***

Проснулся посреди аэропорта Улан-Удэ, стоя словно истукан. Вокруг кипела жизнь: поднимались и опускались самолёты, шелестела листва, и его черная красавица была прямо напротив, блестя боками.

– Добрый день, – зазвучал сбоку голос, полузнакомый, такой, который Вадим где-то слышал, но никак не мог вспомнить. С трудом отойдя от шока, он сделал деревянными ногами шаг вперед, и ему в ладонь упали ключи от тачки, пока пацан в желтой толстовке продолжал, глядя на него уже слегка обеспокоенно. – Ваша машина. И сумка, которую вы просили забрать, в багажнике.

Он не осознавал происходящего.

И тем более не верил собственным глазам.

Но тело несло его вперед, и Вадик сел в тачку, игнорируя мир вокруг себя.

– Впервые в Буря-... – не успел договорить друг того пацана, как Вадим закрыл дверь и газанул, безмолвно выезжая из аэропорта.

Парни уставились вслед черному бамперу. Тот, в желтом, выгнул бровь:

– Мда… Бывают же чудаки, – бросил он.

– Забей, очередной белый придурок, – хмыкнул второй, хлопая его по плечу. – Пошли лучше отсюда, а то нахватаемся от этих фриков.

Они направились к ближайшей автобусной остановке переговариваясь, и, конечно, ничего не знали.

Неудивительно, что Дракон был фриком в их глазах.

Кто бы не был, залипая в воздух на несколько секунд, не реагируя на слова и ведя себя словно в дереализации? Он понимал их.

И это было единственное, что он понимал, потому что на телефоне внезапно красовалась дата «07.05.201*», и спустя несколько дней Алтан должен был официально вступить в клан в роли наследника

Вадим знал.

Вадим сам его туда привел.