Дагбаев встал с пола спустя полтора часа. Бабушка отказывалась двигаться, ее голос утих, голова была низко опущена, лоб почти касался руки лежащего на тахте Вадима, а ее задумчивое лицо время от времени искажалось волнением — в такие моменты ее глаза под веками двигались, как и глаза спящего. Он не хотел смотреть на это, но всё-таки смотрел. За окнами уже совсем стемнело, небо окрасилось в тёмно-синий, первые звезды помножили свое количество. Алтан подошел к окну, чтобы рассмотреть их, и отодвинул короткую штору.

Почти ночь.

Вдалеке мерцали огни чужих окон, за соседскими заборами уставшие собаки прятались в будки, где-то у крыльца уснул кот. Дагбаев оставил шторку и вернулся туда, откуда начал — к стене у тахты — и присел на пол. Мысли о собственной бесполезности скреблись о стенки его черепной коробки. Он запихнул их куда подальше, и направил алые глаза на болезненно бледное лицо Вадима. Вода у его головы чуть поостыла, дыхание выровнялось. Бабушка говорила, что это хороший признак. Алтан подумал, что и кипяток за столько времени остынет.

Он привычно прижал к себе колени и спрятал лицо за руками так, что только яркие алые глаза светились в полутьме их дома.

В этот момент бабушка высоко подняла голову.

***

– Я не знаю, что это, — произнес Вадим отвлечённо, приклеенный взглядом к сцене перед ним.

Аюр рядом с ним неподвижно наблюдала.

Алтан в это время спорил с ней же, удивленно раскрыв рот:

– Энэниие гэртээ оруулхаяа һананагши? — недоверие в широко раскрытых глазах было чем-то новым, удивительным, но все же казалось ужасно знакомым на лице напротив.

Ноги повели его вперед без его собственного согласия на то, и Дракон даже не ощутил, как Аюр пошла за ним, крепко держа его рукав. Он выдохнул, наблюдая за диалогом и тем, как в конце концов его нехотя пропустили на кухню:

– О чем они говорят?

Они перемещались словно шахматные фигуры, что-то на фоне сливалось со стенкой, что-то приобретало странные силуэты. Дракон наконец обратил внимание на Аюр, она ответила:

– Алтан хочет выгнать тебя, но я не даю.

Нервная усмешка вышла непроизвольной:

– Как мило с вашей стороны, — и он заработал шлепок по плечу.

Ему, другому ему, подали чай. Он был более собран, тот второй, говорил спокойно, не волновался, не мучился болями, его речь лилась спокойно, и речь Алтана в ответ была такой же, хоть и более яростной:

– Я никуда не поеду.

– Я понимаю, что сейчас вы не в настроении, но у меня есть конкретные инструкции.

И бабуля Аюр, та, которая еще была в домашней одежде, участвовала тоже. Слишком спокойно, слишком мирно. Слишком не так, как все было на самом деле. Дракон чувствовал, что информации вокруг становится слишком много, но не был в состоянии комментировать дальше.

Все закончилось за несколько минут, когда ему наконец дали постельное белье и он улегся на той же тахте, на которой и в прошлый раз. Дом погрузился в тишину и мрак, за окном красиво светила луна, были видны перистые облака. В молчании, в размышлениях Вадим едва различил, как Аюр потянула его за пальцы к небольшому столику у окна и собственноручно отодвинула ему стул.

«Присядь», — произнесла она, когда Дракон наконец очнулся достаточно, чтобы отнекиваться. Но Аюр не позволила, надавила на плечо, и он опустился, больше позволив себя посадить, чем действительно согнувшись под ее силой. Бабушка села напротив, и они нашли себя в позициях, в каких были сегодня днем.

Только дыхание троих человек звучало там.

Дракон, другой, лежал спиной к стене, и делал вид, что спал — Вадим знал, что нет. Он никогда не спал нормально на чужой территории, никогда не позволял себе, банально не мог позволить расслабиться вне своих четырех стен. Это было вбито в него долгими годами, чужими руками, собственным опытом. Вадик знал, что он не спит. А еще Вадик знал, что, что бы это ни было, оно было чертовски важным.

Аюр нарушила молчание первой:

– Именно это ты видел тогда?

– Когда, у вас дома?

– Да.

Дрожь прошлась по всему телу от позвоночника вверх, Вадику захотелось почесать затылок, вместо этого он прокашлялся:

– Да, кажется. Кажется. Что-то типа такого, — а затем внезапно нахмурился, повернув резво голову к ней: — Получается, мы в этих воспоминаниях сейчас? Внутри них?

Она пожала плечами:

– Ты мне скажи, дорогой. Я здесь только проводник, я не знаю, что ты знаешь, а что нет. Я даже не знаю, где мы.

– Боюсь, проводник из вас тогда, как из меня балерина, хозяйка.

– С такими ногами только балериной тебе и быть.

Улыбка прорезала губы, Дракон расслабился, осмотрел комнату. Все было ровно таким же, ничего не поменялось. Только действия. Только слова. Ровно то же, только было что-то неуловимо другое. Он сморгнул наваждение, глубоко вдохнул и встал с места:

– Тогда остается только смотреть.

Она приподняла края губ на его внезапное второе дыхание:

– Хозяин — барин. Смотреть так смотреть.

– Должна же быть хоть какая-то польза от этого цирка, в конце концов. Последнее, что я хочу, это ставить себе же палки в колеса, — «слишком много людей уже занято этой работой», добавил он в мыслях, не позволив себе лишнего.

Аюр встала следом за ним.

И они выяснили, что у нее есть прекрасное рабовладельческое начало.

Потому что иначе объяснить, как она быстро прибрала к рукам грубую рабочую силу Дракона, было невозможно.

– Подозреваю, мне повезло, что меня не использовали как разнорабочего хотя бы на этот раз? — фырк Вадика заставил ее наставнически сложить руки на груди, пока картины менялись перед их глазами.

– Тебе стоит благодарить меня за это, а не жаловаться.

Он нес воду, рубил дрова, подметал двор, ездил за покупками, выслушивал лекции по животноводству от женщины, у которой животных и не было, и его другая часть почему-то чувствовала небольшую долю зависти такому, пока наблюдал за стороны, подобно зрителю.

– Действительно, — задумчиво произнес в ответ. Аюр приподняла бровь:

– Предпочел бы работу сейчас? Этакий трудоголик.

– Нет, скорее встряску. Всяко лучше, чем не иметь возможности ничего изменить. Я, извините, может не сотрудник месяца, но свое дело люблю, — морщинки собрались вокруг его уставших глаз, когда он улыбнулся бабушке, чуть склонив голову. А она увидела солнце за ним, и отпарировала:

– А я что сказала?

И они продолжили смотреть.

Вадим не мог отказаться от подглядываний в сторону бабули в шаманском костюме рядом с собой, пока та посмеивалась над сценами, и моментами кивала поддерживающе. Алтана в этих воспоминаниях не было, только они вдвоем. «Товарищ бригадир, а не слишком?» — он спрашивал, ухмыляясь, и она приподнимала брови, словно из его рта вылетал не более чем бессмысленный детский лепет. «Не понимаю к чему ты, сам же только что говорил, что работать любишь? Вот и работал бы нормально, тогда я бы тебя совсем не ругала, умный такой».

Они проходили так, из сцены в сцену, из часа в час, так никто не считал сколько времени. Часы тикали, а время словно совсем не шло, солнце стояло в середине неба и не двигалось. Умиротворение вынуждало переключаться, пение птиц — забывать.

«Это даже не плохо», — в какой-то момент подумал Вадик, стоя у ближайшего дерева, пока второй он перекинулся словами с все ещё раздраженным Алтаном о колке дров. Он мог бы так жить. Просыпаться часов в пять утра, выходить на прогулку ака собрать воды, приходить, приготовить себе поесть, провести время за какой-нибудь работой, а вечером, пригрев кота на груди, сесть за очередную книгу из десятков тех, которые он купил, но так и не начал читать. Да, это была бы хорошая жизнь, спокойная. Дракон мог представить себя в деревне, где родилась его собственная бабуля, на западе Украины. Мысли охватывали его, и ничего вокруг особо не могло их испортить.

Пока, конечно, не произошел спор.

Ну как.

– Длинный же у тебя всё-таки язык, — прокомментировала Аюр, стоя чуть впереди, когда Алтан у обо скривил лицо в презрении и прошел мимо Дракона, подобно молнии. Бабушка метнулась взглядом от Вадима к его не сильно удачной в ведении переговоров копии и обратно, уставилась вслед Алтану. — Надо бы извиниться.

– Кажется, именно это я и собираюсь сделать, — ответил он, когда блик спустя они оказались в самом доме, и Алтан гневно расхаживал вдоль и поперек, покрывая наглого гостя длинными бурятскими речами. Аюр любопытно прищурилась, подняв к нему голову, Дракон указал на себя же, который только что с лицом побитой собаки открыл входную дверь. — Но я не очень хорош в извинениях, — шепнул он, драматично нахмурив брови. Аюр фыркнула тихо и невпечатленно.

Алтан не замолчал, даже когда Вадим открыл рот, чтобы оправдать себя.

– Ты не представляешь, сколько нужно сил потратить, чтобы вообще попасть туда! — кричал он, яростный.

Бабушка рядом положила ему руки на плечи, попыталась успокоить, но тщетно — он продолжал, а Вад внезапно не нашел в себе желания отвести глаз, как это бывало в детстве.

Очень давно его не стыдили, очень давно он не давал повода стыдить себя, словно школьника. Но слова Алтана впивались в него иглами, как и в его второе Я, стоящее там, поджав губы без возможности — и какого-нибудь желания, если он хоть сколько-то знал себя — перебить.

– Ну и выступление, — вздохнула Аюр.

Вадик сжал руки в кулаки, стоя у стены.

– Жду не дождусь выхода на финальный поклон, — был его ответ.

***

Когда бабушка подняла голову, Алтану показалось, что она сейчас встанет — он подскочил, на коленях приблизился, но не посмел коснуться, и, когда она опустила голову вновь, он лишь вздохнул, вернувшись на место.

Это было бессмысленно. Глупо, к тому же. Он чувствовал себя глупым, сидя так уже сколько времени, и, если бы ему не приходилось прохаживаться по дому в попытках размять ноги, он бы отсидел себе все конечности — ждать, и снова ждать, и бесконечно ждать, только ждать, глупо моргать и ждать. Даже думать было сложно — взгляд зациклился прямиком на двух фигурах перед ним, и всё его внимание было сосредоточено на «спящих». Сам того не понимая, Алтан осматривал железные подвески, мешочки, узоры. Склонял голову вбок, когда внимательно всматривался в лошадиную морду на посохе. Дыхание бабули оставалось таким же спокойным, как и дыхание Вадима. Алтан невольно видел перед собой детство и походы во время празднеств, пока в конце концов не пришел ко дню, когда они шли молиться всей семьей — кроме дедушки и отца, которого он не знал, — в храм. Просить благословения и удачи у духов. Как же это было давно.

Невыносимое молчание, в котором даже ветви деревьев за окном не колыхались.

В какой-то из моментов в нем Алтан осознал, что молчит слишком долго, и прочистил горло в кулак.

– Я, ам… - — прохрипел он, только чтобы что-то сказать. Взгляд устремился в начальную точку, он сморгнул неловкость. — Хочу видеть то, что ты видишь, — в тишине Алтан растер рукой лицо, зажмурился, выдохнул. И снова открыл рот: — Я хочу знать, что ты видишь. Я хочу быть полезным, эжыхэй. Я тоже хочу помогать. Я хочу быть мягче, знаешь, — бледное лицо Вадима в небольшом свете блестело потом, Алтан полуприкрыл глаза. — Но я так боюсь. Боюсь, что снова придет какой-то псих и начнет творить свою справедливость. Боюсь, что сейчас сяду в машину, поеду куда-то, и с неба свалится метеорит, который всех убьёт. Очень боюсь.

Даже занавески не шелестели в наступившем покое. Непоколебимость казалась малой открытой кожи шершавым котячьим языком, вызывала мурашки своей интимностью. Замиранием жизни в точке вечно крутящегося голубого шара. Остановкой часов в матче на время. Алтан прикусил язык, но его речь полилась, словно мед, против его воли:

– Знаешь, как страшно смотреть новости? — взгляд сломался, упал на пол, к собственным поджатым ногам. — И каждый раз ждать, что вот-вот объявят очередной теракт очередного психа, у которого последователей как грязи. Очень прилипчивой, — Дагбаев выплюнул яростно, сжав руки на собственных предплечьях, — грязи. Обычные ублюдки, играющие в героев — грабят, убивают, насилуют «ради народа», «ради свободы», и ничего в голове не кликает, — в нем потихоньку поднималась клокочущая злость, логичная мутация страха, а он стискивал зубы до скрежета и продолжал бормотать под нос, толком ни к кому не обращаясь. Прорвавшуюся плотину было невозможно остановить. — И дед ничем не лучше. Ни он, ни Юма. Ни я.

Кровь била в ушах гонгом, он слышал только свое сердцебиение и немного — голос разума, а ещё он слышал очень громкий страх, и страх затмевал собой все остальное. Страх выливался в гнев, гнев бился об стену и падал бесполезно на пол, там превращаясь в отчаяние. Отчаяние плавало в вишневых глазах белой акулой, выискивало жертву, а натыкалось только на пустоту и слабость. И слабость раздражала. Раздражала так, что он предпочитал игнорировать ее, лишь бы не признавать вслух. Слабостью было валяться несчастной тряпкой и ждать.

Тик, говорили часы.

Тик, так.

Кап, подыграло воображение в виде протекающего крана, кап, еще раз кап.

Еще раз тик, и еще раз кап.

Еще раз кап.

И рев чьих-то шин, который он толком не услышал.

Но снова упала несуществующая капля, а ему вслед забила секундная стрелка.

Тик.

***

Кап.

– Это будущее? — Дракон смотрел на них, и это были единственные слова, которые соглашались выйти из него.

Потому что все вокруг продолжало двигаться, потому что пять минут назад внезапно пришли какие-то люди, и Вадик буквально взорвался, когда увидел каких-то новых мужиков — они буквально ворвались в дом, и Дракон вышел из себя, не имея возможности ничего сделать.

– Сделайте что-нибудь! — он едва удержался от того, чтобы не встряхнуть сдуру бабушку Аюр, пока та взволнованно смотрела на кучу-малу перед ними, и постоянно оглядывалась на Алтана, который отказывался уходить. Вадик выглядел бочкой, готовой взорваться, атомом за секунду до распада, и Аюр, переводя взгляд взгляд с одного на другое, честно не могла его винить.

– Если бы я могла! — она охнула, прижала руки ближе к груди, когда прозвучал выстрел.

«Боже спаси…» — совсем тихонько сорвалось с губ, первый Вадим перед ней, осатанев от произошедшего, вел дрожащими руками себе по голове, а второй, едва встал с пола, взял у — она не могла поверить своим глазам — ее внука пистолет из рук.

Тот Вадим что-то хвалит, что-то говорит, а этот пялится на все и только шепотом неровным оглашает: «Это будущее… Это гребанное будущее…». Он лопнул атомной бомбой полторы секунды спустя, обернувшись отсюда:

– Нам нужно вернуться обратно, блять! — Аюр даже не подозревала, что в этом мальчишке так много сокрытых эмоций, раз он минуты назад был олицетворением спокойствия, а сейчас почти рвёт на себе волосы. — Нам нужно вернуться, пока эти ублюдки не пришли! Потому что если я там, — и, видит бог, это должно было выглядеть грозно, когда двухметровая махина с яростными глазами тыкнула пальцем куда-то вверх, словно в иной мир, — сплю, значит вашего внука скоро сбросят в канализацию крысам на съедение!

В его голосе было много рычания. Аюр бы вздохнула в свое время, ведь Дракон теперь действительно едва не огнем пылал от бешенства. Но она была не первый год в шаманизме, и только нахмурилась на все его рыки, движением руки пресекая дальнейший шум:

– Мы не можем вернуться, пока не узнаем зачем вообще пришли!

– Вы сказали, что вы мой проводник!

У Вадика словно случился нервный тик, и бабушка краем глаза заметила, как дрожат его ноги. Она тыкнула себя в грудь:

– Верно! Я твой проводник по Миру Духов, Я отсюда выйти могу! — а затем тыкнула уже его в грудь, высоко задрав голову: — А вот ты — нет! Потому что ты не пришел сюда своей дорогой, тебя сюда приволокли на шкирку, как непослушного котенка, чтобы ты посмотрел на все, что наделал, и увидел свои ошибки! Потому что где-то, и, видят духи, я не знаю где, но ты ошибся! Где ты ошибся?

Она требовательно смотрела на него, а вокруг шумели другие люди, другие они, другой Алтан. В другом мире Дракону штопали бровь, в другом мире трупы лежали на полу, а Вадим уговаривал баатарского внучка хотя бы немного использовать мозг. В этом мире этот Вадик всплеснул руками:

– Я не знаю! Я ошибаюсь всю свою гребанную жизнь, хозяйка!

Часы продолжали тикать. Нервы у всех уже были на пределе, но все — это только один конкретный человек. Бабушка Аюр все еще не могла его винить, ведь он - не она, а соответственно еще не познал всемирного дзена. И прошли долгие секунды (минуты? часы?) перед тем, как она заговорила, не смотря на него, будто специально сдавшись.

– Тогда иди, — в эти несколько секунд вместились смерти нескольких звезд. Вадим глупо моргнул, будто баран на новые ворота, и Аюр фыркнула: — Иди! Добеги до конца! Может, если дойдешь, то увидишь выход. Я буду прямо за тобой, — сказала она и добавила следом, не поднимая глаз: — Иди. Топай!

И он побежал.

Побежал, сам не зная куда, не то зная, не то надеясь на то, что Аюр за ним наблюдает, видит, как он неловко оборачивается, а затем, наверняка вернувшись в привычное для себя русло хищника, рвется вперед через двери и коридоры. К самому концу, откуда все началось.

Стены внезапно начали исчезать, буквально разваливаться по кирпичикам. В одну секунду бабушка Аюр моргнула — и в следующую ее фигуры уже не было на этой шахматной доске. Через несколько секунд на ней нет уже никого. Даже здания. Луна падает в белое пространство с неба, все вокруг белое. Это ее влияние — белое, значит, чистое. И Аюр оглянулась, как если бы там было хоть что-то, силясь увидеть, как нечто или некто движется по белоснежной глади не то вперед, не то назад.

Его фигура отдалялась, пока не исчезла в белом свете, как и все вокруг, и он наверняка проходил через тысяча и одно собственное испытание, взламывая двери и питаясь внутренним огнем, которое, как мотор, гнало его вперёд через тернии к звездам. Она осталась одна, стоять в разрушенном царстве почти падшего владельца, ведь там, где не было его, не было и самого царства.

В конце-концов, встав спиной к несчастной душе, рвущейся выйти из этой клетки, Аюр заметила, как так же, кирпич за кирпичиком, мир начал восстанавливаться.

Она сделала шаг вперед и ступила на внезапный красный ковер, который в алебастровом окружении смотрелся инородно. Она сделала шаг вперед, и под ковром заскрипел старый деревянный пол. Она сделала еще шаг и уперлась плечом в дверной проем, пока впереди горел камин. Аюр подняла голову — потолок был высотой в три ее метр пятьдесят, она издала тихий хмык, крепко сжала в руках свой посох перед тем, как подойти к двум низким креслам, обитым темным шелком, или что это был за материал.

– Уютненько, — хмыкнула тетушка, садясь слева и оглядывая все помпезное помещение разом, подставила ноги к огню, который совсем не грел, и через мгновение добавила: — Сказала я, если бы у меня полностью отсутствовало чувство вкуса.

Комната действительно кричала «ДЕНЬГИ» что есть мочи, и ее собеседник, приподняв уголок губ в усмешке, повернул голову слегка, чтобы блеснуть в ее сторону уставшими, но все такими же яркими голубыми глазами.

***

Когда Вадим поднялся целиком, Алтан вздрогнул, что никогда не признал бы, и дернулся в его сторону, но бабушка всё ещё не вставала.

– Что произошло?! — он встревоженно оглянулся на бабулю, неуверенно потянул дрожащие руки к ней, и не заметил, как Дракон неожиданно резво поднялся с тахты. Когда он бесцеремонно поднял Аюр с пола на руки, словно она не весила ни грамма, Алтан откровенно рычал: — Эй, убери свои руки! Ты что творишь, ублюдок?!

– Спасаю твой зад, — рыкнули ему ровно так же в ответ. Дагбаев молча нахмурил брови от шока напополам с внезапной волной раздражения, скривил рот, только Вадим был быстрее: — Открывай подвал, спрячем её.

– Какого хрена?! Ты...

– Открой грёбаный подвал, Алтан!

Взгляд глаза в глаза алых с голубыми. Понадобилось шесть наносекунд, три тревожных вздоха, по одному на наносекунду, один в ярости сжатый кулак, и один шумный выдох через нос, чтобы Алтан послушался.