джисон ворчит и уходит из-под руки, снова запрокидывая голову, а затем снова из-за этого кашляет и отплёвывается кровью. минхо глубоко вздыхает, а затем отвешивает ему подзатыльник, опуская его голову обратно вниз.

— ты можешь посидеть ровно хоть немного? — ли шипит, удерживая пальцы на чужом затылке. так хочется поглаживать, а не грубо сжимать волосы под рукой, но хан просто не оставляет выбора — постоянно пытается своевольничать.

чан убежал в аптеку буквально три минуты назад, а они уже кажутся бесконечной вечностью. это было странным: они почти живут поочерёдно в этом своём подвале-студии, который еле совместными усилиями выкупили, чтобы сделать тут эдакое студенческое убежище, а аптечки тут всё так же нет.

— я пачкаю полы, — джисон дёргается, но тут же замирает, когда пальцы на затылке сжимаются сильнее. очевидно, минхо в последнюю очередь волнуется о том, придётся ли ему помыть полы после того, как сосуды хана решили устроить им кровавую вечеринку.

на самом деле, это всё нихуя не весело. джисон ведь вполне здоров. конечно, не ментально, но физически — да. вот только постоянно себя пытается убить режимом сна и тем количеством кофеина, который в себя вливает энергетиками и самим кофе непосредственно. минхо жмурится, слушая как глухо капли из чужого носа падают на пол, в уже образовавшуюся там маленькую лужицу.

недавно джисона пришлось ловить, когда его организм решил отключиться из-за переутомления прямо посреди их сбора в этом подвале. тогда минхо думал, что завопит от страха за хана, но всё, в целом, обошлось. пара профилактических подзатыльников сделали своё дело, и джисон снова стал возвращаться в норму. но, как оказалось, ненадолго.

и вот они здесь.

— ты не можешь вечно страдать по парню и пытаться это всё уместить в творчество разом. ты же загнёшься, — минхо тихо вздыхает, расслабляя, наконец, пальцы на чужом затылке и начинает его мягко поглаживать-массировать, наблюдая за лицом джисона. они все тут знали, что у хана нелёгкий период в жизни, но предпочитали напрямую об этом не говорить. ли же уже просто не может молчать.

очевидно, любить джисона слишком сложно. конечно, все они с этим тут справляются, но они так давно знакомы — это ведь уже почти привычка. однако люди со стороны совсем-совсем его не вывозят, и это видно невооружённым глазом: они светятся от радости первое время, а потом их быстро начинает не хватать. минхо мысленно цыкает, продолжая перебирать пальцами мягкие волосы под рукой.

наверное, сама мысль и идея любви к кому-то вроде джисона невероятна, как и его ответная любовь. минхо не уверен, ведь уже и не помнит как без этого жилось, по правде говоря. однако сама любовь к хану столь же разрушительна и невыносима, как и ярка, когда ты слишком заигрываешься в своих фантазиях. минхо вот заигрался в другом — в мыслях о том, что он может быть для джисона кем-то кроме друга.

они об этом не говорили — о глубине чувств и всём таком — но то, как доверительно по-кошачьи к нему время от времени жался хан, рассказывая обо всех-всех своих любовных мыслях и делах, на другое не наталкивало. порой даже становилось жгуче, практически обжигающе, стыдно, что он вообще такие мечты и надежды допускает. джисон ведь доверяет ему как самому близкому человеку, а минхо не может иногда перестать думать о том, как бы правильно было говорить «я люблю тебя» с тем самым смыслом.

мысли о джисоне, да и он сам — что-то невероятное, что-то поистине неизгоняемое и засевшее где-то внутри. это как пятна от осветлителя на тёмной футболке, это словно жвачка в волосах, это как капля чёрной гуаши в банке с белой — это всё только вырывать с корнем, вырезать, выкидывать с частью своей души. вернуться к исходным данным уже не удастся никакими путями.

— я не страдаю, я выражаю свои чувства в творчестве, — джисон пыхтит, но из-под руки больше не вырывается, лишь наслаждаясь поглаживаниями своих волос. минхо улыбается, подсаживаясь чуть ближе, чтобы прижаться своим бедром к чужому.

— я приму этот ответ только тогда, когда ты будешь отсыпаться, а творить и писать между этим отдыхом.

джисон что-то недовольно мычит в ответ, пока пальцами утирает то, что утекло куда-то к подбородку, а затем небрежно утирает кровь об уже испорченную футболку.

чан возвращается быстрее, чем ожидалось, а потому минхо даже не успевает сойти с ума от того, каким горячим ощущается соприкосновение бёдер даже через одежду. он утирает лицо хана салфетками, избавляясь от крови, и затыкает нос скрученной ватой, наконец-то разрешая джисону выпрямиться.

— раздевайся, тебе надо сменить футболку, — минхо треплет воротник чужой футболки, пока выпрямляется, чтобы поискать тряпку и вытереть лужу. джисон почти по-щенячьи склоняется голову набок и строит какое-то нечитаемое лицо. боже, прочитать его невозможно почти никогда, если сам хан этого не захочет. от этого у минхо болит сердце, но он всегда дожидается момента, когда джисон позволит всё понять.

— так сразу, хён?

вот оно, ухмылка становился наглее, а глаза блестят. минхо фыркает, строя свою раздражённую улыбку в ответ.

— так сразу, сонни, — он кивает несколько раз, как заведённый. чёлка лезет в глаза от активного движения, а сам минхо случайно влезает кедами в маленькую лужицу на полу — теперь будет оставлять за собой кровавые следы.

— тогда отдай свою футболку прикрыться.

— легко.

минхо и сам не понимает, почему так легко стягивает с себя свою огромную серую футболку, даже не раздумывая. наверное, ради этого странноватого мальчика с ватой в носу, что так любит красить свои волосы в моменты душевных американских горок, он и не такое сделает. наверное, у хана над ним нереальная власть. похлеще, чем у тех, кто любит саму идею любви к кому-то такому яркому. в конце концов, минхо любит не идею, а

— пахнет тобой. круто.

минхо давится, чувствуя, как стук сердца отдаётся где-то в затылке или по нему. джисон легко стягивает свою футболку, следом натягивая чужую, и без какого-либо стеснения пробегается взглядом по торсу, который пересекает шрам, а после уводит глаза выше, прямиком к лицу минхо.

он улыбается, пока протягивает окровавленную вещь, и выглядит смешно и растрёпанно — в футболке с чужого плеча и с ватой в носу. едва ли минхо хочется смеяться. он бы скорее заревел, ведь ему так этого хочется от одной лишь бредовой мысли о том, как ощущается собственный запах на чужой коже. он не даёт себе слабины — быстро хватает чужую футболку и уходит в сторону шкафов, чтобы найти собственную запасную.

— хёнджин написал, что приведёт того мальчика сегодня, если всё получится, — джисон, судя по звукам, завалился на диван набок, устраиваясь на подушках. минхо вытягивает из шкафа новую чёрную футболку и тут же в неё прячется.

— сынмина? — джисон издаёт согласное «угу» в ответ на этот вопрос, и ли недовольно стонет, снова оглядываясь в поисках тряпки, — ну и пиздец, надо тогда убрать твоё художество из носа поскорее.

— могу слизать.

— я тоже, — минхо легко отбивает, даже не задумываясь, и продолжает шататься в поисках тряпки. чан всё так же сидит где-то у себя в углу за перегородкой, наверняка закрывшись от всего мира наушниками, а потому их перепалку не комментирует.

— если ты хотел слизать кровь, то лучше это было делать прямо с моего лица, — джисон ухмыляется, довольно разваливаясь на диване, и ведёт пальцами по лицу, прослеживая путь недавно стёртых красных дорожек: от носа, по губам, к подбородку.

стоит отдать минхо должно, ведь он даже почти не давится, представляя такую сцену. наверное, должно звучать хоть немного странно и пугающе, но ведь минхо любит джисона, а не идею любви к нему. а потому он никогда уже, наверное, не испугается хана. слизать с себя кровь, съесть на спор лимон, прыгать ночью с обрыва в воду, не зная, что там внизу — какая, блять, разница? минхо уже всё перевидал — он просто будет рядом, чтобы в нужный момент подставить подножку тому, кому нравится лишь идея любви к джисону.

— но увы, твоя кровь уже на полу, сонни. сейчас приберусь.

хан странно на него смотрит, но всё равно улыбается, и снова разваливается на диване, молча включая музыку на телефоне. динамик хрипит, а плейлист заслушан до ебучих дырок и заплаток, но ли никогда не пожалуется — с джисоном всё ощущается по-особенному. даже когда он оттирает с пола натёкшую из его носа кровь под «panic at the disco!», а хан то и дело пытается зарыться пальцами в чужие волосы на загривке, отвлекая. он, блять, ни на что это не променяет.