Глава 7

      Чонин бесится, буквально сходит с ума и просто теперь не представляет, что делать со своей жизнью. Всё это время Ян верил в то, что когда он выпустится из университета, Кристофер одумается и примет их истинность, ведь Чонин перестанет быть его учеником и их больше не будут связывать отношения «преподаватель-студент», но увиденное перечеркнуло все планы и мысли по данному поводу. Что делать: откровенно не ясно и как дальше быть тоже.


      Эти ваши чёртовы альфы — невероятные придурки и толку от них никакого нет! Им лишь бы попользоваться и бросить. Одни инстинкты в голове, которые работают только когда не надо, и ничего больше, — так всегда говорил Феликс. Чонин ему не верил и думал, что раз на раз не приходится. Живут же как-то люди парами многие годы и всё хорошо у них. Взять, например, родителей Чонина: двадцать пять лет вместе и их сын видел чтобы они ругались лишь раз пять за всю жизнь. Души друг в друге не чают и любят так, что лишь завидовать остаётся.


      Однако в случае с Чаном убеждение Чонина о большой и светлой любви между истинными дало трещину. Он не сталкивался со случаями, когда предназначенные друг другу природой отрицали свою связь. Интернет ничего дельного не давал, а совета просить не у кого. Учёба закончилась, и перед Чонином встал выбор: остаться в Сеуле, что было приоритетнее, или вернуться в родной любименький Пусан, где он жил спокойной жизнью и где нет и не было никаких Чанов.


      Измучив себя тремя бессонными ночами Чонин понимает, что так и не пришёл к решению что делать. Квартира, в которой он жил, была уже родной и самой уютной. В ней всё было так, как хотел омега вплоть до цвета выключателей. Он строил в ней свое гнёздышко (несмотря на то, что она съёмная, он планировал после нормального трудоустройства предложить владельцам её продать именно Чонину) и не готов расстаться с самым уютным местом на планете, после объятий папы конечно. По семье Чонин безумно соскучился. Сейчас бы выйти из своей комнаты, пойти на кухню и сесть за уже накрытый стол, где папа уже приготовил чониновы любимые токпокки, а ещё чашечку его любимого чая с мятой, той самой температуры, когда он уже не горячий, но достаточно тёплый, чтобы согреть изнутри. А ещё хочется до банального послушать ворчание отца. Чтобы он наставлял Чонина и рассказывал всякие интересные факты из жизни, а ещё учил обороняться, показывая всякие крутые приёмы, чтобы омега мог за себя постоять и «красиво уложить на лопатки любого ублюдка, который посмел позариться на моего любимого сына».


— Хах, — Чонин утыкается лицом в подушку, — красиво на лопатки уложили меня. Причём во всех смыслах.


      Омега говорил себе, что расстраиваться и плакать смысла нет. Слезами ведь ничему не поможешь, правда? Только вот ком в горле стоит, как камень, и сдвинуть его не получается. Тяжело немного, сил ни на что нет, сна нет и в целом Чонин не может поднять себя с кровати. Когда он в последний раз ел? Дня два назад? На телефон сообщения приходят постоянно, нескончаемые звонки — наверное, папа волнуется. Чонин бы тоже волновался, но даже сказать что не знает, а врать он не научен.


— Ещё пару денечков и все будет хорошо, — уверяет себя омега. — Я встану и пойму, что делать.


      Окей, пара денечков затянулась на пару недель, но никто не считает, верно? Чонин просмотрел весь свой список мелодрам, фильмов про расставание и, конечно же, пару тонн романтических комедий. Самокопание, которым Чонин занимался ежечасно, успехов не давало. Счастливые концовки фильмов тоже. Только очередные сообщение папы помогли хотя бы поверить, что всё не так плохо.


      Чонину сложно было признаться семье, что он безоговорочно влюбился. Без оглядки. Что нашёл истинного, что провел с ним течку и не одну. Папа был рад это слышать, отец же грозился надрать мерзавцу задницу, а после слов, что ничего не получилось и вовсе взревел и решил четвертовать, очевидно бракованного альфу, потому что ну как можно пользоваться омегой и бросить его?! Спасло Чана лишь то, что Чонин не называл имён и вообще никакой информации, отлично умея играть в партизана.


      Всеобщим семейным советом было решено: Чонин едет в Пусан. Не насовсем, но хотя бы на месяц, чтобы оправиться и перестать использовать подушку с корги вместо папиного плеча, в которое вдоволь можно выплакаться и даже немного присмаркнуться.


      Сумка тут же была собрана, билеты куплены. А Чан за прошедшие две недели даже смайлика не скинул. Чонин понял, что потерял его навсегда. В груди что-то щемит, когда он стоит на вокзале, дожидаясь своего поезда. Снова слёзы появляются в красивейшем разрезе лисьих глаз. Парочка мимо проходящих бет странно косятся, но Чонину откровенно наплевать. Если плачет его душа, то почему бы этому не отразиться на его лице? Эмоции дело обычное и омега считает, что совсем не должен стесняться своих слёз, как, например, и улыбки.


      Дома тепло, хорошо и уютно. Папа встречает со всей любовью, которая у него только есть, и Чонин чувствует себя самым счастливым на свете. Пахнет лимонными кексами и омега носом ведёт. Глаза вспыхивают радостным блеском, а сам Чонин со всех ног бежит на кухню. Папа обнимает очень крепко, причитает, что его любимый и самый лучший малыш Чонини совсем уже вырос, похорошел и стал безбожно худым «одна кожа и кости остались», рассыпается в обещаниях откормить. Чонин радуется словно маленький и улыбается во все тридцать два. Депрессивные внутренние айсберги омеги медленно, но верно, начинают таять.


      День за днем становится легче. В Пусане о Кристофере не напоминает совсем ничего, что не может не радовать. Чонин встретился со школьными знакомыми, обошёл все свои любимые местечки и приступил к походам по кафе, в которых он любил бывать в школьные времена.


      В одном из таких мест произошла совершенно неожиданная встреча.


— Сынмин? — неуверенно спрашивает Чонин. Вроде бы перед ним тот самый Ким Сынмин из его группы. Умненький омежка, которого все ошибочно принимали за бету из-за отсутствия запаха, как всегда повесив ярлык и не вникая в суть человека. А вроде бы и нет. Он кажется совершенно другим: взрослее, счастливее, в разы задумчивее и словно не тем, кем был раньше. Как будто весь его мир изменился. Но что странно: Чонин видит глубокий болезненный осадок где-то там, в глубине карих глаз, куда никто никогда не смотрит. Чонин заметил, потому что знает, что это за чувство и где его искать.


      Как же хочется быть счастливым.


— Привет, — Сынмин улыбается довольно искренне. Чонин не знал, что у него такая красивая улыбка. До этого он видел лишь фальшивые и вымученные ухмылки Кима. Ранее он не был очень эмоционален. — Не ожидал встретить тут знакомых.


— Я же из Пусана, ну, — Чонин мягко улыбается и подмигивает. — Как ты тут? Давно?


      Чонин имеет наглость подсесть за столик к Киму. Судя по реакции, которая явно не выражала ничего негативного, а наоборот, располагала к разговору, Ян подумал, что Сынмин не против. Так и оказалось: омеги разговорились на добрые полчаса. Под обсуждение попало несколько лет обучения и почти все, кто являлся их общими знакомыми, потому что так или иначе с каждым человеком происходил тот или иной забавный случай, о котором они были в курсе.


— Кстати, тебя же Хенджин искал и перед дипломом, и после, — делая очередной глоток своего смузи, произнёс Чонин, — ты ему так и не ответил?


      От одной фразы Сынмин очень сильно напрягся, а его руки, казалось дрогнули. То, как омега шумно сглотнул, было слышно даже Чонину. Походу он ляпнул что-то, что не должен был.


      Сынмин весь словно сжался и по кусочкам себя собирал бесконечно долгие несколько секунд, которые казались вечностью. Чонин уже было хотел извиниться за свою бестактность и за то, что лезет куда не нужно, но Сынмин его опередил.


— Мы… — казалось, омега подбирает каждое слово, тщательно его обдумывая перед тем, как произнести. Полезное качество, которого Чонину явно не хватает. — Мы расстались.


«Вау, а то я не понял», — произносит в голове Чонин, но перебивать и не думает.


— Я просто сбежал.


— Но почему? — Ян и впрямь был шокирован. Он знал, что популярный на всю округу Хван Хенджин не был святым, но и не разу не слышал, чтобы от него кто-то сбегал. Но ведь всегда бывают исключения, верно?


— Это очень неприятная мне история, знаешь. Могу сказать лишь то, что Хенджин очень далёк от понимания «отношений», — Сынмин губу закусывает и глаза, полные печали, злости и обиды, на Чонина поднимает. Его взгляд красноречивее всех слов, которые могли бы быть произнесены.


      В тот вечер омеги ещё долго не расходились, делясь своими историями и впечатлениями. Казалось, они обошли пешком всю территорию Пусана и даже не заметили этого. Вечерний ветерок трепал волосы омег, когда Чонин смог наконец переступить через себя.


— А ты знаешь, я ведь истинного нашёл, — грустно усмехаясь, Ян прикрыл глаза.


— Это же прекрасно! — Сынмин словно оживился и на месте заёрзал, ожидая услышать прекрасную историю любви. На его долю выпало слишком много страданий и проблем с которыми, как он думает, смог справиться в достаточной мере для того, чтобы быть счастливым. Ким надеется, что хотя бы Чонин сможет быть счастлив без всех этих заморочек с инстинктами, разумом и чувствами.


— Думаю, что это совсем не так. Мой альфа отрицает нашу связь.


— Что-то произошло? — очередная проблемная истинность делает омегу грустным и у Сынмина и впрямь глаза на мокром месте. Хочется заплакать от обиды за несправедливость природы. Истинность должна делать человека самым счастливым на свете, но почему-то приносит одни лишь страдания. Конечно, нет добра без зла и счастья без горя, так же чёрного без белого. Простая жизненная истина. Однако всё равно хочется чтобы этой радости было несколько больше, чем обычно выпадает на долю Сынмина или Чонина. Возможно, есть достаточное количество вещей, где им действительно повезло. И всё же в том, чего они хотели больше всего, омегам не удалось преуспеть.


— Это из-за разницы в возрасте, вероятно.


Очередная грустная история просится наружу. Чонину хочется поделиться с кем-то тем, что происходит. С кем-то, кто не родители. Не звонить же Феликсу! Потому что получить в ответ кучу нотаций не совсем цензурным языком, когда ты фактически разбит, не хочется. А вот Сынмин выглядит вполне подходящей кандидатурой. Их и друзьями не назвать, поэтому они вполне могут выговориться и разойтись как в море корабли. Язык уже поворачивается самостоятельно и живёт своей жизнью так же как рот и голосовые связки, выкладывая всё как есть и прерываясь лишь на том моменте, когда Сынмин тянется своей рукой к рюкзаку и выуживает пачку салфеток, вытирая влагу с щёк.


— Эй, ты чего? — Чонин запереживал. Сынмин производил впечатление человека, который может весь Эверест перетаскать на своих плечах и даже бровью не повести. От него чувствовалась сила духа и пытливый ум, но сейчас перед Чонином словно сидел кто-то совершенно иной. Как будто подменили. — Я не умею успокаивать, Господи. Перестань, пожалуйста!


— Всё хорошо, — сквозь всхлипы говорит Ким и пытается выровнять дыхание. — Просто слишком много грустных историй про невзаимных истинных в глаз попало. Сейчас всё пройдёт.


Через минуту Сынмин успокаивается и дарит Чонину уверенную спокойную улыбку. Такой смене настроения и способности взять себя в руки, Ян может лишь позавидовать. Он искренне восхитился Кимом, а после попросил научить его так же и кто такой Сынмин, чтобы отказать грустному омеге в помощи.


Именно так Ян Чонин, — ответственный староста с супер милой улыбкой и лисьим разрезом глаз, стал первым настоящим другом Сынмина.

Содержание