***

Вскоре отряд начал собираться в общем помещении — тесной, но уютной комнате с длинным столом и лавками, стоявшими у стен. В центре помещения мягко светился крупный кристалл аврелия, стоящий на металлической подставке, давая приятное тепло, так нужное после холодной палубы.

Макария первой заняла место за столом, поставив чайник с водой на борт подставки кристалла. Она расслабилась, выжидающе смотря на то, что вскоре станет горячим чаем. Чайник засвистел, и Макария, прихватив тряпку, переставила его на стол и достала прикупленный в Гэлине чай. Бухнув его в кипяток, она какое-то время побродила по помещению, выискивая посуду. Отыскав небольшой шкафчик, тифлинг наполнила свою чашку, потом налила чай остальным.

Цинь с Борой устроились на одной из лавок, Цинь что-то бурно рассказывала Боре, безучастно смотрящей на Макарию. Мао сели рядом, всё ещё сохранявшие свою характерную молчаливость, наблюдая за остальными. Бетринна и Фредерик присоединились последними, принцесса осторожно опустилась на лавку напротив Макарии.

Фредерик занял место рядом с принцессой, его лицо всё ещё хранило следы усталости от эмоционального прощания с семьёй. Спустя несколько мгновений тишины он наконец заговорил, его голос был низким и задумчивым.

— Впереди нас ждёт Валарт — приграничная крепость, — начал Фредерик, глядя на пульсирующий и переливающийся кристалл аврелия, кладя на стол перед Бетринной небольшую рукописную карту мира. — Это последний оплот перед тем, как мы пересечём границу в Квадрархию — страну табакси и других зверолюдей.

— Квадрархия, — задумчиво повторила Бетринна, рассматривая карту, которую паладин развернул на столе. — Я никогда там не была, но мне рассказывали, что культура Квадрархии сильно отличается от культуры Ар-Фэйниэля.

Фредерик кивнул, продолжая объяснять.

— Это так. В отличие от Ар-Фэйниэля, где наши народы объединены под поклонением богине Всематери Руанг и младшим богам, Квадрархия придерживается более племенного уклада. Каждый клан, каждая община имеет свои традиции, свои законы, а многие из них верят в духов природы. Те табакси, которых я встречал, поклонялись и духам зверей, и даже растениям.

— Как Дряпа? — поинтересовалась Бетринна, поднимая на паладина глаза. — Он монах Чайного Монастыря.

— Да. Такие монастыри в Квадрархии нередки. Это, как бы сказать, следующая по цивилизованности структура в Квадрархии.

— А вы, сэр Вокс, откуда это знаете?

— Я изучал книги в библиотеке Гэлина. Теологические. Это было частью моей подготовки к крещению в паладины. Ведь если ты хочешь нести свою веру, ты должен понимать, как и во что верят другие разумные существа вокруг тебя, — Фредерик развёл руками, улыбаясь несколько загадочно. — Как можно убедить кого-либо поверить во Всематерь и рассказывать, что её божественные объятия лучше, чем защита какого-нибудь духа, если ты не можешь объяснить, почему?

Макария закатила глаза, прихлёбывая чай.

— Табакси известны своими шаманскими и духовными практиками. Они верят, что духи животных, растений и их предков охраняют их в повседневной жизни. Это делает их весьма осторожными в отношениях с чужаками, особенно с людьми.

— А мы — чужаки? — поинтересовалась Бетринна, настороженно оглядывая сидящую за длинным столом компанию.

— Мы чужаки, определённо, — спокойно ответил Фредерик, улыбнувшись краем губ. — Но наше путешествие заранее согласовано, судя по подписанному нами договору. Главное — соблюдать их обычаи и проявлять уважение. Это единственный способ пересечь их земли без лишних проблем.

Мао, слегка покачав головой, спокойно заметили:

— Квадрархия — это земля возможностей и хаоса, — они хлюпнули чаем и обвели белой рукой Квадрархию на карте. — Зверолюди в целом, по определению, имеют в себе это животное начало, но некоторые совсем дикие. Они даже не понимают, в насколько удобной климатической и ресурсной зоне живут. Вы знаете, например, что в горах Ашама огромные залежи аврелия?

Фредерик наклонился над картой, его взгляд остановился на границе между Ар-Фэйниэлем и Квадрархией, где тонкой карандашной линией был обозначен маршрут их путешествия. Он провёл пальцем по границе, обозначая путь от крепости Валарт до первого населённого пункта Квадрархии.

— Судя по маршруту герцога, на границе нас должны встретить представители племени Таира, — начал он, поднимая глаза на Бетринну.

Бетринна задумалась, вспоминая уроки, которые давали ей придворные учителя. Её учитель географии когда-то рассказывал о различных племенах Квадрархии и их верованиях. Она посмотрела на Фредерика и произнесла:

— Нам с братом на уроках рассказывали, что племя Таира поклоняется духу-тигру.

Фредерик кивнул, его взгляд стал более сосредоточенным.

— Звучит проблемно... — отозвалась Макария, подливая в чашку свежий чай, за время их разговора успевший стать чефиром.

Тяжело вздохнув, паладин потер переносицу. Не то чтобы он встречал много табакси-тигров или вообще в целом табакси, но те, которых он всё же видел, во многом вели себя «как животные», даже если довольно давно жили в Ар-Фэйниэле. Их природа нередко была сильнее каких-то культурных или человеческих норм.

— Откровенно говоря, я тоже не в восторге, — неожиданно строго отозвалась Цинь, влезая в разговор. — Если основываться на мои охотничьи навыки, тигры — довольно территориальные животные, охотятся по одному ночами. Полагаю, что если эти табакси-тигры ведут себя так же, как тигры-животные, то я вообще слабо могу представить, что они живут племенем.

— Ты что, и на тигров охотилась? — повернув голову к Цинь, Макария чуть наклонилась к столу, чтобы увидеть её лицо.

— Ну, как бы тебе сказать... — неловко помялась Цинь. — В Маат ли Эр ни Эль порабощают не только дженази... У моей матери довольно много "слуг", и иногда она ходила покупать новых на рынки, водила меня с собой. Табакси продают не для службы, потому что они не подчиняются, если не растить их с самого младенчества. Их покупают, как питомцев... Или как дичь для охоты.

Бетринна ошарашенно смотрела на Цинь. Маат ли Эр ни Эль — одна из стран, через которые они должны будут пройти в будущем, — была известна тем, что там легализовано рабство рас, отличающихся от эльфов. В её мире, где каждый человек, независимо от положения, имеет права, сама идея рабства казалась ей варварской. Как могло общество, пусть даже далеко за границами её родины, практиковать такое? Бетринна не могла понять, как можно считать других разумных существ своей собственностью.

Но, как бы ужасающа ни была идея рабства, она понимала головой, что эльфы в целом... такие. Если ты живёшь веками и имеешь возможность улучшать себя, свои знания, навыки, то неудивительно, что в твоей голове появится идея превосходства над теми, чья жизнь ограничена парой десятков лет. Дженази, к тому же, живут ещё меньше, чем люди — всего пять десятков лет. Табакси тоже, от силы семьдесят-восемьдесят.

По соглашению между сверхдержавами, названному «Маликейско-Буревое соглашение о рабстве», Ар-Фэйниэль, Милария, Квадрархия, Платиновый Мабергор и Маат ли Эр ни Эль не имеют права брать в рабство граждан государств друг друга. Но у этого соглашения был, как и во многих соглашениях, двойственный момент: необходимо доказательство гражданства, чтобы тебя не взяли в рабство.

Племенной уклад в Квадрархии не предполагал наличие каких-либо документов, подтверждающих личность. То есть, если ты табакси из племени, и тебя берут в рабство, чтобы освободиться, твоё племя должно тебя искать и найти. И если кто-то вроде вождя заявит, что ты часть его племени, ему придётся сначала доказать, что он сам является вождём. Что практически невозможно.

Или был другой вариант. Твоё племя могло обратиться к более цивилизованным странам, запросив для тебя вид на жительство, который, по сути, подтвердит твоё существование в документах. Но этот способ был таким же тяжёлым, как и первый.

Бетринна не заметила, как над столом повисла тишина. Даже Бора, до этого не заинтересованная в беседе, молча пялилась на Цинь, приподняв бровь.

— Знаешь, такие куски биографии лучше сообщать пораньше, — с насмешкой хмыкнула Макария, прихлёбывая чай.

***

— Я понимаю ожесточённую идею моей сестры, — Лелухур с сожалением провёл рукой по скалистой поверхности, когтистыми пальцами царапая серую, безжизненную землю, словно пытался ощутить пульс под своей ладонью. — Сестра верит, что мир должен быть очищен от всех, кто не принадлежит её творению, всех, кто не люди. Её замысел об истреблении ясен и абсолютен. Для неё нет места компромиссам. Но я не верю в это. У меня есть идея получше. Послушаешь, Эола?

Лелухур сидел на краю скалы, смотря на бескрайнее море, которое сливалось с серым небом в одну сплошную, непроглядную стихию. Холодный ветер развевал его лёгкую ткань тоги, нехарактерную для порывистого мороза. Он был погружён в свои мысли, словно сама природа разделяла с ним эту тяжесть размышлений. Рядом с ним стояла культистка в тёмно-красной мантии, кутаясь в неё, как в последний оплот тепла, её глаза блестели восхищением.

Широкая, испещрённая шрамами спина бога-дракона, даже расслабленная, выглядела сильнее, твёрже, чем скала под ними обеими. Его два больших, зеленовато-чёрных, порванных в нескольких местах крыла лежали на земле, как длинная королевская мантия, редко колышимая ветром.

— Я... — она поколебалась, понимая, что ветер заглушает её голос, и заговорила чуть громче. — Конечно, господин, это большая честь.

Его крыло медленно двинулось, поднимаясь, шурша по камню перепонками и отодвигаясь, приглашающе освобождая для Эолы место.

Девушка с коричневыми, короткими кудрями и серыми глазами осторожно, стараясь не подскользнуться, прошаркала ближе к краю и аккуратно, не касаясь ни плеча, ни крыла своего господина, своего бога, присела рядом.

Лелухур медленно отвернулся от моря и посмотрел ей в глаза, заставляя девушку невольно вздрогнуть от ноющего ощущения под ложечкой. Его алые, яркие глаза ящера, резкие черты лица, белые волосы, сплетённые в плотную косу, лежащую на плече. Он, Лелухур, бог-творец, выглядел как венец этого самого творения.

— Я — бессмертное божество, как и она. Я — бог животного мира, царь зверей, — он опустил глаза, смотря на свою руку, покрытую зелёной драконьей кожей. — Для меня жизнь, даже та, которая кажется низшей, не теряет своей ценности. Разве не лучше сохранить её в иной форме, чем разрушать до основания? Если наша судьба — изменить мир, я предпочёл бы дать детям наших братьев и сестёр новый путь. Обратить их в зверей, в существ, которые, возможно, не будут вам равными, но продолжат существовать как часть этого мира.

Он вздохнул, вновь обратив взгляд к морю, чьи волны медленно разбивались о скалистый, колючий берег внизу, под его босыми ногами и под ногами в худых валенках Эолы.

— Я понимаю её ярость. Но я не могу поддержать её в этом чувстве всем своим сердцем, — произнёс он, протягивая руку в сторону моря. — Я не ненавижу ни нашу мать, ни эльфов, ни дварфов с той же силой, что и Ибея. Во мне нет желания уничтожать, испепелять. Это вне моей природы. Всю свою жизнь до того, как принял сторону Ибеи в войне, я творил, а не уничтожал. Для меня это неестественно. Для меня это... как если я отрежу себе крыло. У меня всё ещё есть другое, но летать я уже не смогу. Я — не лесной пожар, а буря, которая может создать хаос, но не уничтожить до основания.

Культистка, всё ещё застанная врасплох его словами, заговорила с уважением, но с долей смятения.

— Но разве это не... пощада? — помявшись, прикусив губу, она чуть нагнулась вперёд, смотря на вытянутую руку своего божества.

Лелухур усмехнулся, глядя на бушующее море.

— Нет, это не пощада. Это другой путь. Путь творца, а не разрушителя, — искры на его ладони, пальцы которой он сложил в кулак, вспыхнули внутри сжатой руки. Разжав пальцы, он поднёс её ближе к Эоле. На его руке лежало маленькое голубиное яичко, из которого начал проклёвываться птенчик. — Что ты думаешь об этом, Эола? Может, я, в силу своего взгляда на мир, на жизнь, думаю слишком просто и наивно? Может, я, старый бог, не понимаю мир смертных, в котором ты живёшь?

Эола смотрела на маленькое голубиное яичко в ладони Лелухура с глубоким трепетом. В её глазах отразилась сложная смесь эмоций — восхищение и сомнение, уважение и страх перед его словами. Птенчик, медленно пробивающийся через скорлупу, казался воплощением странно приятной, неожиданно миролюбивой идеи, которую бог хотел спасти — «любая жизнь ценна, как бы ты ни ненавидел её».

Лёгкое дрожание ветра, шум волн и пульсирующая магия, исходящая от Лелухура, создали странное, дискомфортное ощущение, заставляя её сердце биться с усилием. Она, культистка Ибеи, богини-творца человечества, богини рождения и войны, сталкивалась так близко к её божеству с противоречащей её убеждениям идеей. Идеей милосердия к врагу.

— Господин... — Эола медленно проглотила ком в горле, пытаясь подобрать правильные слова. — Я... не смею осуждать вас. Но я не могу не задаться вопросом: почему вы тогда помогаете нашей богине? Если вы не хотите, чтобы наша богиня претворила свой главный замысел, очистив мир от творений других богов, почему вы на её стороне?

Лелухур улыбнулся, его глаза блеснули какой-то странной, будто неестественной теплотой, как будто этот вопрос был для него не в новинку. Он медленно накрыл руку другой рукой, защищая маленькое существо, только что появившееся на свет, от холодного ветра, прислоняя маленького голубка к своей груди.

— Из любви, Эола, — ответил он, поднимая на неё взгляд. — Как бы сильно я ни хотел, чтобы она не сделала того, что собирается, я не могу остановить её по той же причине, по которой хочу её остановить. Я люблю и этот мир, и её, и не могу отказаться от этой любви. Чего стоит бог, если он не влюблён в свою паству? И есть ли паства, если она не влюблена в своего бога?

Лелухур говорил тихо, но его слова, словно эхо грома, разрезали порывы ветра.

***

Бетринна сосредоточенно смотрела на карты в своих руках, не совсем понимая, что делает. Она держала их аккуратно, словно они были произведением искусства, хотя перед ней разыгрывалась обычная карточная игра с изрядно поистрепавшимися картами. Макария, сидящая рядом за длинным деревянным столом, усмехнулась, заметив замешательство принцессы, которая перекидывала взгляд то на стол, то на карты.

— Вы так в них дырку прожжёте, Ваше Высочество, — весело заметила тифлинг, наклоняясь ближе. Её хвост слегка подрагивал от удовольствия, лежа на лавочке. — Это всего лишь карты. Здесь нужно думать быстро, а не пытаться просчитать всё на несколько ходов вперёд. Надо отбиваться от карт, которые я на вас кидаю, используя козыри или карты того же достоинства. А если будете так сильно думать, всё веселье от игры упустите.

Макария разложила свои карты на стол, и Бетринна с удивлением наблюдала, как легко чародейка управляется с ними, словно они стали продолжением её пальцев. Сжав губы, принцесса кивнула, пытаясь понять логику игры.

— Вот, смотрите, — продолжала Макария, пододвигая шестёрку треф поближе. — Вам нужно отразить её либо шестёркой, либо козырной картой.

Тяжело вздохнув, Бетринна неуверенно выбрала семёрку червей. Макария одобрительно кивнула.

— Отлично! Теперь следующий ход за мной. — Тифлинг собрала карты в "бито", откладывая их в отдельную стопку. — Видите? Не так уж сложно. Просто расслабьтесь и получайте удовольствие, в этом весь смысл.

Постепенно, ход за ходом, Бетринна всё больше вникала в игру. Ещё пару часов назад она чувствовала себя чужой среди этих людей — ей казалось, что она должна сохранять дистанцию, ведь они были её эскортом, а не друзьями. Они ведь не равны ей.

Однако эти жалкие несколько часов в их компании постепенно продавливали её восприятие. В окружении Макарии с её лёгкой и задорной энергией, азартной, но строгой чародейки, Боры с её грубоватым юмором и стоическими настроениями, тихой и хитрой Цинь и спокойных, вдумчивых Мао, принцесса ощутила что-то новое и непривычное: умиротворение. Они, казалось, не замечали её короны, не обращали внимания на титул — так, никто не делал. Для них она будто мгновенно стала просто Бетринной. И лишь обращение на "вы" напоминало, что она для них всё же не до конца простой человек.

Она улыбнулась, посмотрев на свои карты, и осознала, что ей это нравится. Ей нравилось признавать, что простые люди, которые не воспринимают её как нечто величественное, кажутся ей более родными, более понимающими и принимающими, чем жизнь, наполненная дворцовыми интригами и формальностями.

— А сэр Вокс будет играть в карты? — тихо спросила принцесса, поднимая глаза на Макарию. — Он же вольный паладин...

— Неа, Фред из тех, кто добавляет себе ограничений в связи со своим положением, а не убавляет их, — с усмешкой отозвалась чародейка, отбиваясь своими картами от карт Бетринны. — Он точно играть не будет.

***

Песчаные коридоры, продолжающиеся во все стороны от крупного холла, словно покрашенные, наполнялись светом солнца. Раскрашиваемые цветным стеклом, стены преображались из голого, бедного, невзрачного пространства в настоящую световую галерею, восхваляя сияние светила, отражая его, становясь его холстом.

Он стоял посреди круглого холла, выступавшего в роли приёмной, рассматривая стеклянный купол над головой. Под ним, также из стекла, сияла схема звёздной системы, медленно оборачиваясь вокруг центрального светила — ярко-жёлтого стеклянного шара, к которому, как к призме, сходились световые потоки.

Зябкость Гэлина, покинувшая его кожу после перехода через портал, всё ещё оставалась где-то внутри, как снег, попавший в дом через дверной проём, и постепенно тающий.

— Занятная у тебя выдалась поездка в этот раз, не так ли? — тихий, низкий голос зазвучал из-за спины табакси.

Повернув голову, Дряпа широко улыбнулся своему собеседнику.

Худой, даже щуплый эльф с длинными ушами, в белой тоге, больше похожей на расписанную серебром простыню, стоял, держа в руках с десяток свитков. Его длинные, распущенные волосы чуть ли не касались пола, сходя каскадами по его плечам и одежде. Он мягко улыбался Дряпе.

— Это да. Монастырь, Бесконечная библиотека, Ар-Фэйниэль... Ещё бы кормили, было бы сносно, — с усмешкой ответил монах. — А у тебя как дела, Алексис? Выглядишь неплохо.

Алексис мягко посмеялся.

— Всё так же, но мне приятна твоя лесть. Есть своя ирония в том, чтобы жить под сотню лет, из которых половину болеешь тем, что убивает тебя каждый день, — ухмылка сошла с его губ, и какое-то время он смотрел на Дряпу, облизывая сухие губы, после чего встрепенулся и побрёл в одну из галерей. — Пойдём. Мы же не хотим опоздать. И не называй меня по имени при них.

Табакси кивнул и последовал за эльфом.

— Лекарство ещё тестируется? — поинтересовался Дряпа из-за спины. — Как успехи?

— Откровенно говоря, Уран говорит довольно расплывчато, — тихо ответил эльф. — Не так уж много эльфов болеют мано-дефицитом, поэтому нет достаточно субъектов для тестирования. Но он говорит, что на людях, на тифлингах работает с переменным успехом. На более мелких расах, даже если убавлять дозировку, работает не так, как должно: гномов тошнит, голова кружится. У дварфов появляется сыпь...

— Но это уже более хороший результат, чем пять лет назад, — отозвался табакси, почесывая своё кошачье ухо когтистой рукой-лапой. — Если я правильно помню, тогда еле-еле работало на людях.

Эльф повернул к нему голову, убирая за ухо прядь длинных светлых волос, не останавливаясь в своём походе. Его бледное лицо было привычно спокойным и, к сожалению, больным, с мягкой улыбкой обветренных губ.

— Да, пожалуй, ты прав, Луна, — он склонил голову на бок и отвернулся, глядя в цветастое стеклянное окно, выходящее в сад. — Но для тебя, как табакси, такой успех за пять лет — это достижение, а для меня — мгновение и песчинка.

Дряпа заметно поник. Ему не нравилось, когда его называли как-то, кроме его выбранного имени. Его старое имя, прозвища, позывной — всё это было не его. Не его собственное.

И Алексис знал это. И использовал, как начальник, колющий словами своего подчинённого.

— Да... Прости, Эддерия. Не подумал, — тихо ответил Дряпа.

В аудитории, больше похожей на зал суда, собиралось большое количество народа. Центральная секция, в которой в других обстоятельствах сидел бы судья, временно пустовала.

По обе стороны находилось по пять секций, постепенно заполнявшихся народом.

Дряпа и Алексис сели за свою секцию, под табличкой «Эддерия».

Справа от них, в отделённой секции, общаясь со своими подчинёнными, сидел кенку, вороно-подобное существо без крыльев. Он наклонялся к небольшой кролико-подобной девушке, которая показывала ему какие-то свитки. Параллельно ему со всех сторон что-то нашёптывали его подчинённые, но он не поводил своей оперённой головой, молча глядя в бумаги. Над их головами красовалась надпись «Юпитер». Информационное крыло.

Рядом с «Эддерией», слева, ближе к центральной секции, сидела смуглая женщина в красных одеждах, крутя в руках монету. Её секция была пуста: кроме неё в секции на всех сидениях находились бесконечные свитки, перешитые старые книги, бумаги. Это была Меркурий — женщина, отвечавшая за все деньги их сборища.

Напротив неё также сидела женщина. Несмотря на то что их секции разделял целый зал, было видно, что они друг от друга не в восторге. Хмурая, даже грозная женщина-сатир с белыми косами, в красно-синем сарафане и в крупной меховой шубе медленно перебирала пальцы на своём копье. Её строгий взгляд молча сверлил Меркурий, которая смотрела на неё с ухмылкой со своего места, всё так же перекатывая монету в пальцах. Венера явно была расстроена тем, что на предыдущей встрече было принято решение о сохранении бюджета без изменений в её крыле по, как она считала, мнимой причине: «её агенты не требуют дополнительного финансирования, ведь они и при нынешнем бюджете прекрасно справляются».

Прибыли подчинённые Урана — вооружённые свитками, в длинных белых халатах. Уран шёл позади них — мужчина в кимоно, с крупными оленьими рогами и ушами, оглядывал всех собравшихся и кивал тем, с кем сталкивался взглядом.

Последним, уже когда все расселись, в зал вошёл рыжеволосый юноша в зелёных одеждах, ярко улыбаясь и потирая руки. Он спешно прошёл через весь зал, практически бегом.

— Так-так-та-а-а-а-к! — восторженно произнёс мужчина, взбираясь на центральную, «солнечную» секцию, рассаживаясь в ней в гордом одиночестве. Голоса начали стихать. — Как я рад вас всех видеть сегодня, друзья!

Постепенно разговоры сошли на шёпот, а после и вовсе стихли, когда юноша с рыжими вьющимися волосами пару раз хлопнул в ладоши, призывая к тишине.

— Ну же, друзья, тише-тише, пора начинать. У нас сегодня столько важных докладов, и, как всегда, так мало времени! — улыбчивый, словно солнце, он расхохотался, осматривая помещение и всех собравшихся. — Начнём с оглашения тем. Вы помните правила, друзья. Одна секция — одна тема.

Женщина в красных одеждах с монетой поднялась к спикерской стойке.

— Меркурий заявляет тему: «Дополнительное финансирование для планетаров Сатурн, Уран и Марс», — её низкий, практически мужественный голос громогласно разнёсся по залу, заставив несколько человек вздрогнуть.

Её южный, арабский стан горделиво возвышался над аудиторией. Красивая, темноволосая, смуглая женщина с ярким золотым пирсингом в носу, от которого тянулась золотая цепочка к уху. Полупрозрачный красный платок на её голове опускался к шее и обвивался вокруг неё. Ткани её сари, алые с золотом, строго, туго обвивали её фигуру, скрывая нижнее чёрное длинное платье.

Она ещё несколько секунд молча смотрела в сторону рыжеволосого мужчины, и когда тот кивнул ей, вернулась к своему креслу.

Поочерёдно докладчики поднимались и заявляли свои темы. Когда очередь дошла до Эддерии, Алексис поднялся со своего места и, покачиваясь, подошёл к стойке.

— Эддерия заявляет тему: «Формирование стратегии нейтрализации богов Ибеи и Лелухура с целью устранения угрозы мировому порядку».

Тишина стала оглушительной, будто кто-то высосал из помещения воздух, оставляя лишь вакуум.

— Ооо, эту тему я ждал. Не против выступить первыми? — мужчина лучезарно улыбнулся, устраиваясь поудобнее в широком кресле, похожем на трон.

Алексис кивнул, убирая за длинные уши свои светлые волосы, и повернулся к Дряпе, будто удостоверяясь, что тот всё ещё рядом. Табакси медленно кивнул, и эльф начал говорить.

— В ходе начальной исследовательской миссии планетар Луна собрал сведения о субъектах, чьи судьбы были изменены скверной Ибеи. По нашим данным, шестеро субъектов попали под пристальный взор богини, а также под её магическое воздействие. Эти данные были получены методом наблюдения, — Алексис поднял свиток и, разворачивая его, продолжил, время от времени посматривая в него. — У нас пока нет данных, почему именно они были выбраны, но есть подтверждающая информация, что книги жизни пятерых из них были выкрадены из Бесконечной Библиотеки и заменены на книгу шестого субъекта — принцессы Бетринны Немтеро, которая не должна была существовать.

В дальней части помещения послышались перешёптывания. Самая дальняя, наименее освещённая секция зашевелилась тенями своих участников — это было подразделение Плутона. Путешественники между планами существования, раскинувшимися на ветвях мирового Древа. Бесконечная Библиотека — иной план, отдельный мир, находящийся под покровительством божества магии Фолии. Их удивление было естественным: как информация, почти личная от бога, могла попасть в руки Эддерии?

— Есть все основания полагать, что именно прислужниками Ибеи были выкрадены книги, причём достаточно искусно, учитывая, что божество магии, Фолия, не заметила пропажи до момента освобождения Ибеи из плена. Это дало субъектам достаточно времени, чтобы закрепить своё присутствие в судьбах других людей и исключить возможность их устранения.

— Что вы предлагаете? — прервал речь Алексиса низкий мужской голос. Орк в круглых маленьких очках, со светло-зелёной, местами пятнистой кожей, поднялся со своего места, подходя к своей трибуне в секции Марса. — У нас нет агентуры, достаточной для войны с богами. Даже если мы привлечём малочисленные армии Тривальхата, Гаргэльдура и племён пролива Зальдатем, мы не соберём достаточно мощи даже для того, чтобы просто пережить сражение...

— Мы предлагаем использовать «Якорь», — громко заявил эльф в ответ.

Мужчина с загорелой кожей, в тёмных очках и жёлто-белых одеждах, подскочил со своего места и подлетел к своей трибуне на секции Сатурна.

— Это абсолютно невозможно! «Якорь» недостаточно стабилен, это слишком опасно даже в перспективе божественной войны! Вы хотя бы понимаете, чем может грозить некорректное использование такого агрегата?!

— Понимаем, — отозвался спокойным, холодным голосом Алексис. — Но вы ещё не выслушали, как именно мы хотели бы его использовать.

— Просвяти меня, Эддерия! Очевидно, ты лучше понимаешь, как работает моя машина! — саркастично отозвался Сатурн, чуть пригибаясь, чтобы взглянуть на эльфа поверх своих тёмных очков.

— Мы хотим, чтобы «Якорь» выиграл нам время, — спокойно произнёс Алексис. — Объясни принцип работы «Якоря» присутствующим, Сатурн, и я расскажу, в чём состоит мой план.

Светловолосый мужчина, Сатурн, снял с носа тёмные очки и сложил их, откладывая на трибуну. Его белёсые, слепые глаза опустились вниз.

— Если коротко, «Якорь» — это машина, которая анализирует или определённый хронологический период, или хронологические изменения субъекта или объекта, и составляет грубую карту. Силами операторов события проходят сортировку, и составляется карта потенциальных констант в зоне анализа.

— Что именно показывает такая карта? — Алексис отложил свиток на трибуну, внимательно глядя на слепого учёного. Сатурн давно был планетаром, чуть ли не с подросткового возраста. Гениальный мальчик из Османата давно перестал быть тем маленьким босоногим ребёнком, каким Алексис его запомнил. Теперь это был взрослый мужчина, ослепший от своей непреодолимой тяги к экспериментам, отец маленькой девочки. Сатурн стоял, слегка склонив голову, его невидящий взгляд был устремлён вперёд.

— Картой определяется ряд событий, субъектов, объектов и мест, которые имеют наибольший потенциал для становления константой во времени. Каждой такой потенциальной константе присваивается уровень риска, — Сатурн обвёл присутствующих невидящим взглядом и, поняв что-то, вздохнул. — Потенциальные константы — это всё, что имеет значение. Это может быть сражение или катастрофа, а может быть перо, которым будет или не будет подписано международное соглашение. Это может быть целый человек, не обязательно великий, но оказавший влияние на жизнь других.

— Чем питается «Якорь»? — спросил Алексис.

— Аврелиевые стержни, но их недостаточно для постоянной работы. Самый мощный источник энергии для «Якоря» — это константы. Обычно это физические объекты или субъекты, имеющие важное значение для истории. Однако их использование несёт риск: константы могут быть нестабильными. Для стабильной работы «Якоря» требуется либо огромный магический потенциал в виде титанического запаса аврелиевых стержней, либо достаточное количество констант, которые будут стабилизировать друг друга.

Сатурн замолчал. И тогда голос подал Дряпа, сидевший рядом.

— То есть это машина времени, работающая на магии или хроно-потенциале, — констатировал табакси.

Алексис повернулся, собираясь что-то сказать, но Сатурн прервал его.

— Верно.

— У «Якоря» хватит энергии на один прыжок, скажем, на сотню-другую лет назад? — уточнил Дряпа.

Сатурн задумался, потирая шею и теребя светлые волосы.

— Должно хватить, но на обратный прыжок — нет. Энергии не хватит.

— Замечательно! — воскликнул Дряпа, вставая со своего места и подходя к трибуне, где стоял Алексис. — Вот наше предложение. Мы отправим кого-то настолько далеко, насколько это возможно, чтобы собрать энергозапас для прыжка к очень далёкой точке в прошлом. Соберём максимум. Если эта временная линия и так обречена из-за скверны Ибеи, мы сможем выстроить новую, сделав что-то настолько немыслимое, что перепишет историю.

Сатурн поднял голову, явно озадаченный.

— Поясни, Луна, — прозвучал вкрадчивый, серьёзный голос юноши с центральной секции.

Солнце. Его лицо, обычно жизнерадостное, теперь было серьёзным, а жёлтые глаза сосредоточенно сверлили Алексиса и Дряпу.

— Мы вступим в войну в той точке времени, где нас меньше всего ожидают, — начал Дряпа с мурлыкающей, сказочной интонацией. — Когда магия только зарождалась, и боги ещё не предполагали, что смертные смогут им противостоять...

— Мы вступим в Первую войну богов. В ту войну, где был убит бог времени, и где Ибея потерпела поражение, — вторил Алексис, его голос был строг и звучал неожиданно громко.

— Мы убьём бога, — нарочито нежно завершил Дряпа, его кошачья морда расплылась в широкой улыбке. — Мы убьём Ибею перед её заключением в Пандемониум.

Зал охватила бурная реакция. Шёпот быстро перешёл в возгласы, кое-где раздавались приглушённые крики возмущения, в нескольких секциях начали активно ругаться. Слова Алексиса и Дряпы ударили, словно молния, рассекшая молчаливый ужас. Даже представители самых спокойных крыльев Планетаров не смогли сдержаться от обсуждения, осознавая масштаб предложенного.

— Это безумие! — взревел орк в очках с трибуны Марса. Теперь он поднялся и почти что швырнул свои свитки на трибуну. — Вступить в Первую войну богов?! Это же самоубийство! Вы предлагаете отправиться в прошлое, где нас просто сотрут в пыль! Мы не знаем ни всех обстоятельств, ни сил, с которыми придётся столкнуться! Даже если богов можно победить, их магия будет подавлять нас на каждом шагу. В те времена никто из смертных не смог бы устоять против богов!

— А вы слышали о временных парадоксах?! — вскочил другой оратор из секции Урана, указывая на Дряпу. — Любое вмешательство в прошлое может привести к уничтожению нас же в будущем! Если вы убьёте Ибею тогда, где гарантия, что мы вообще будем существовать в этой временной линии? Нельзя просто так играть с течением времени!

Секцию межпланарных путешественников под руководством Плутона тоже охватили тревожные обсуждения. Один из их представителей, высокий мужчина с длинными чёрными волосами, привстав с места, медленно произнёс:

— «Якорь» не был разработан для столь радикальных вмешательств. Риск несоизмерим с возможными результатами. Мы можем не только столкнуться с чем-то, чего даже не предвидим, но и просто уничтожить собственные шансы на существование.

— А если это не сработает? — встрепенулась Венера. Её взгляд был испуганным, но и решительным. — Мы погубим себя и мир. Весь баланс нарушится! Вы предлагаете вступить в войну с самой природой!

Обсуждения вспыхивали и гасли по всему залу, бурные и эмоциональные. Блики от витражных окон как будто ожили, перекатываясь по стенам из-за маячащих перед ними Планетаров и их помощников, усиливая тревожную атмосферу. Тонкие лучи света падали на лица участников совета, усиливая контраст между эмоциями и разумом.

И всё это время, на центральной секции, юноша с рыжими волосами — Солнце — сидел тихо, внимательно слушая все аргументы. В отличие от остальных, его лицо оставалось спокойным, почти задумчивым. Когда волна обсуждений начала переходить на крики и ругань, он поднёс руку к подбородку и медленно поднялся, его движения были плавными, словно у хищника, и зал сразу же стих.

— Друзья, — произнёс он своим выразительным голосом, который эхом разнёсся по залу. — Да, вы правы. Это безумие. Безумие вмешиваться в такие дела. И риск действительно велик. Но... разве история не учит нас тому, что величайшие победы всегда начинались с безумной идеи?

Он обвёл зал взглядом, который, несмотря на его мягкость, заставил многих замолчать и прислушаться.

— Первая война богов изменила весь мир. Ибея была побеждена, но создала своим проигрышем трещину в реальности. Эта трещина ведёт к тому, что сейчас она восстала вновь, и мы стоим перед угрозой новой божественной войны. Если мы можем вмешаться в тот момент, когда всё только начиналось, когда ещё есть шанс изменить всё до того, как она получила силу, достаточную, чтобы разрушить Пандемониум, неразрушимую тюрьму, — почему бы не попробовать? Да, риск огромен, но... что, если успех возможен?

Солнце шагнул вперёд, спускаясь со своей секции в пространство перед ней, смотря на всех собравшихся снизу вверх.

— Мы не можем позволить страху сковать нас. Мы Планетары. Мы те, кто движет судьбу мира, пусть даже мир и не знает о нас. Это наш долг — идти туда, где остальные не только боятся, но и не могут ступать. — Солнце принялся расхаживать взад-вперёд, будто выверяя каждый шаг, каждое слово. — Давайте представим на миг, что это возможно. Представим, что у нас есть шанс спасти будущее, устранив угрозу в прошлом. Разве это не достойная цель?

Его слова эхом прокатились по залу. Тишина повисла на мгновение, словно все обдумывали эту идею. Планетары, пусть и потрясённые, начали смотреть друг на друга, взвешивая возможность и опасность. Алексис и Дряпа обменялись короткими взглядами, понимая, что Солнце, возможно, был единственным, кто мог поддержать их предложение. Их безумный, потенциально смертоносный план.

— Суть плана проста, — продолжил Солнце, его голос снова становился спокойным, более рассудительным. — Мы не говорим о полном вторжении в прошлое. Мы говорим о точечном вмешательстве. О маленьком, но очень важном шаге. Откровенно говоря, если посмотреть на ход истории, в течение времени, что Ибея была в Пандемониуме, ничего не должно измениться, кроме событий последних пары недель. Конечно, требуется дополнительный анализ, но... Есть ощущение, что примерно так оно и есть.

— Мы не предлагаем идти вслепую. — Алексис сделал шаг вперёд, также спускаясь со своего постамента, но всё ещё опираясь рукой на перила лестницы. — Мы проведём подготовку, изучим возможные последствия. У нас есть «Якорь», операторы Сатурна, учёные Урана, информаторы Юпитера. Это шанс предотвратить катастрофу, которая совершенно определённо наступит, потому что мы все уже сейчас прекрасно понимаем, что будет, когда Ибея соберёт своих последователей и призовёт союзников среди младших богов. Я отмечаю, что не если, а когда.

— И к тому же, — добавил Дряпа, его голос стал мягким, но уверенным. — Мы не идём против течения времени безрассудно. У нас есть план, который может спасти этот мир, пусть и изменив естественный порядок. Да, это опасно, но ведь мы уже на пороге ужасного будущего. Здесь, сейчас и в будущем нам не победить Ибею. Мы все прекрасно понимаем это. Безрассудство божеств, поместивших творца человечества в тюрьму, давших почву для нахождения ей источника силы в собственной ярости, привело нас к неотвратимому покорению, которое нам сулит. Неужели вы действительно хотите такого для своих детей и мира? Не пожалеете ли вы, если хотя бы не попытаетесь?

— Итак, друзья, — оглядев зал, констатировал Солнце. — Мы стоим на распутье. Либо мы остаёмся в безопасности, полагаясь на будущее, которое уже обречено, либо мы рискнём и попробуем изменить его. Решение за вами.

И снова зал погрузился в напряжённую тишину.

***

Фредерик сидел в своей каюте, в полумраке, освещённом лишь мягким светом небольшого масляного светильника, качавшегося в такт раскачивающемуся кораблю. На его коленях лежали чётки, маленькие деревянные бусины которых он медленно перебирал пальцами. Лакированное покрытие чёток скользило под его ладонью, напоминая о множестве предыдущих молитв, которые он читал за эти месяцы, годы, даже десятилетия.

Он закрыл глаза, тихо шепча привычные слова:

— Всематерь Руанг, наставь меня на путь света. Дай мне силу, чтобы нести Твою волю и защищать тех, кто слаб. Укрепи мои помыслы и очисти сердце от сомнений...

Чётки мерно щёлкали между его пальцами, будто отмеряя время. Фредерик чувствовал привычное тепло, словно что-то светлое, тоскливо-знакомое касалось его плеч. Но на этот раз, молясь, он не мог сосредоточиться до конца. Воспоминания о последних событиях кружились в его голове: Голден Пайк, нападение на принцессу, прощание с семьёй, странное напряжение в воздухе, которое он не мог объяснить.

«Моя вера должна быть твёрже. Я не должен сомневаться», — мысленно упрекал он себя, чувствуя, как веки тяжелеют.

Фредерик даже не заметил, как его сознание стало ускользать. Молитвенные слова размывались в голове, становились всё тише, пока не исчезли совсем. Веки, непроизвольно опустившись, скрыли усталый взгляд, и он вдруг ощутил, будто тонет в тёмном, вязком пространстве, в котором звуки и образы медленно стираются.

Когда он открыл глаза, перед ним предстал совсем другой мир, разительно отличавшийся от каюты. Он стоял на скалистом берегу, холодный порывистый ветер больно щипал его щёки. Перед ним простирались бурлящие воды океана, чёрные и яростные, отражающие мрачные тучи, заволакивающие небеса. Небо было серым, тяжёлым, словно нависавшим над миром в траурном саване. Где-то вдали раздавался гул приближающегося шторма. Фредерик ощутил, как капли солёной воды ударяют по коже.

Он стоял на краю утёса. Внизу — остроконечные камни, на которые с силой обрушивались волны. Бушующее море ревело, словно дикий зверь, затопляя всё своим гневом. Шторм нарастал, заставляя всю природу дрожать. Фредерик поднял голову, пытаясь осознать, где находится, но его разум будто не мог ни на чём сосредоточиться.

— Где я? — прошептал он, не ожидая ответа. Вокруг него всё смешивалось в одно сплошное черно-серое полотно.

Фредерик стоял на краю утёса, его сердце билось в унисон с яростью океана под ногами. Всё вокруг было холодным и отторгающим, и ощущение тревоги нарастало, подобно шторму, который грозился обрушиться на него в любой момент.

— Ты чувствуешь это, не так ли? — внезапно раздался голос позади него, низкий, мягкий. Он прозвучал так близко, будто его хозяин находился прямо за его спиной.

Фредерик резко обернулся, его рука инстинктивно потянулась к мечу, хотя оружия при нём не было. Перед ним стоял высокий незнакомый мужчина в тёмно-коричневом плаще, который развевался на ветру, сливаясь с серыми тенями вокруг. Его лицо было неразличимо под капюшоном, но светлые глаза, блеснувшие из-под ткани, придавали ему какой-то странный, пугающий вид.

— Кто ты? — с трудом проговорил Фредерик, борясь с подступающим чувством страха.

Мужчина не сдвинулся с места, продолжая стоять на краю утёса, словно сам был частью этой суровой картины.

— Это не важно, Фредерик, — тихо произнёс он, его голос проникал в сознание Фредерика, словно змея, скользящая в самые тёмные уголки разума. — Ты и твои друзья в большой опасности. Очень скоро твой мир изменится. И, боюсь, не в лучшую сторону.

Фредерик ощутил холодный укол тревоги. Слова незнакомца звучали как предостережение, и его интуиция, обострившаяся за годы авантюристской работы, подсказывала, что это не просто случайная встреча.

— Какая опасность? — его голос был тихим, но твёрдым. — Кто ты, и откуда знаешь о нас?

Мужчина немного склонил голову набок, его капюшон шевельнулся, но черты лица всё ещё оставались в тени.

— Много глаз следят за вами, паладин, — сказал он, и его слова, словно лёд, проникли в сердце Фредерика. — Эти глаза принадлежат не только твоим союзникам. Они наблюдают за каждым твоим шагом, выжидают, когда ты споткнёшься. Враг ближе, чем ты думаешь. Не все те, кто рядом с тобой, заслуживают доверия. Не каждый, кто идёт с тобой, ведёт к свету.

— Кому же мне доверять? — голос Фредерика звучал теперь хрипло, как если бы каждый выдох был тяжким грузом.

— Лишь себе, паладин. Не тем, кто окружает тебя, и уж точно не твоей богине, — сказал мужчина. — Одно я могу сказать точно: твоя богиня не слышит твоих молитв. Она никогда их не слышала.

Слова незнакомца пронзили Фредерика, заставляя его поёжиться и отшатнуться. Подозрение, которое всегда жило глубоко в его душе, внезапно выплыло наружу, обостряясь до болезненного ощущения, будто кто-то воткнул ему под рёбра кинжал и с особой жестокостью прокрутил его. Сомнение росло внутри, словно яд, пуская свои корни в самые глубины его веры.

— Это ложь, — пробормотал Фредерик, хотя в его голосе уже не было прежней уверенности. — Всематерь Руанг слышит меня. Я чувствую её присутствие.

Мужчина усмехнулся, его голос прозвучал теперь с оттенком насмешки, но не злой.

— Ты чувствуешь лишь тишину, паладин. Тишину, которую ты сам заполнил верой, верой в то, что тебе дана в долг сила. Но знаешь, кто слышал твои молитвы? — Незнакомец сделал шаг ближе, и теперь Фредерик ощутил на себе его пристальный, невыносимо тяжёлый взгляд. — Я. Я всегда слушал. Каждое слово.

Фредерик замер, не зная, как реагировать. Кто этот человек? Бог? Демон? Или нечто совсем иное?

— Если ты ищешь того, кто услышит тебя, того, кто действительно подаст руку помощи, я здесь. Я не прошу тебя дать ответ сейчас. Но я предлагаю тебе задуматься. Хочешь ли ты молиться в пустоту, не слыша ответа, или готов услышать голос, который подскажет путь? — Незнакомец сделал паузу, и в этот момент штормовая волна накатила на утёс и будто холодной рукой каплями прошлась по спине Фредерика. — Я не заставляю тебя выбирать прямо сейчас. Но когда ты будешь готов — я услышу тебя, как слышал все эти годы.

Он стоял на краю утёса, как на грани своей веры, чувствуя, что мир вокруг него рушится.

Мужчина в плаще ещё мгновение стоял перед ним, а потом растворился в холодном ветре, оставив после себя только его шёпот:

— Подумай, Фредерик.

И с этим последним шёпотом буря ударила с новой силой, а шум волн, ярость надвигающегося грома, словно сходясь ободом вокруг головы паладина, схлопнулась.

Фредерик вздрогнул и резко открыл глаза.

Он был снова в своей каюте.

Чётки всё ещё лежали у него на коленях, но его пальцы, застывшие на одной из бусин, будто не хотели продолжать своё движение.

Бусины были холодными.

По спине паладина пробежал холодный пот.