Кристаллы вибрировали от крика.

Упругая почва толкнула ладонь, когда Гира вскакивал. Меч оказался в руке сам по себе.

— Заткнись! — кричала Лиоса. — Заткнись, заткнись, заткнись!!!

Кристаллы затрещали со звуком ломающегося стекла. И погасли. Теперь они на самом деле напоминали плавающие в черноте осколки стекла. Гира обежал остров по кругу. Кинулся к островкам поменьше. Но они вели назад, и он побежал в противоположную сторону. Однако впереди была пустота.

— Лиоса! — крикнул Гира.

Он уже набирал воздух для нового крика, когда кристаллы зажглись. Их свет пульсировал в такт дыханию. Глубокому. Судорожному.

— Лиоса, что случилось?

— Ничего, — ответила она. Ее голос дрожал. — Просто кошмар. Я напугала тебя? Прости.

— Но здесь не снятся сны.

Молчание.

— Ты ведь все равно смог увидеть сон. Вот и мне привиделось что-то подобное.

Звучало логично, но Гира ей не поверил. 

— Как ты? — спросил он. Впервые Лиоса не усмехнулась в ответ.

— Ты когда-нибудь разговаривал с тьмой?

— Что?..

— С голосом, который представляет тьму внутри тебя. Такой червячок, который пытается источить твою душу. Маленький, отвратительный червячок…

Вот теперь Лиоса усмехнулась. Ее смешок перерос в смех. Тонкий, захлебывающийся. В нем проскальзывали истерические нотки. Это был не смех, а замаскированный под него крик. В ладони Гиры впились рукоять меча и ногти.

Смех утих.

— Прости. Истерика, — ровно произнесла Лиоса после молчания. — Дай мне минуту. Скоро я подвину к тебе новые островки.

Ее дыхание сбилось. Она тихо зарычала сквозь зубы. И вновь этот звук перешел в негромкий стон-смех. Гира дернулся к краю островка, как будто мог побежать по воздуху. Он почти злился на себя, что не умел этого и не мог помочь.

— Лиоса, что с тобой происходит?

Молчание. Из черноты выплыли островки и заскользили к Гире. Она опять не ответила. Она никогда не отвечала.

Гира уважал чужое желание не открываться. Когда человек будет готов, он сделает это сам, а если не сделает — значит, это его выбор. Обычно ему хватало общения, чтобы понять, что может тревожить подданного или друга. Он общался с Лиосой, слушал ее голос и сам старался сложить картину происходящего.

Что он понял? Что ему срочно надо делать что-то сейчас.

— Я понимаю, — осторожно начал Гира, — что мы даже не виделись и ты, скорее всего, мне не доверяешь. Потому что ты почти ничего не рассказываешь о себе, только спрашиваешь меня. Я почти ничего о тебе не знаю, даже не знаю, как ты двигаешь островки. Но я хочу помочь. Ты всегда говоришь, что ты в порядке, но ведь это не так. Тебе больно?

Молчание продлилось еще немного.

— Я умираю.

Шепот был так тих, что, если бы не отсутствие звуков, Гира бы не разобрал его.

— Уми… раешь?..

— Мне плохо. — Всегда спокойный голос Лиосы надломился, стал слабым и ломким. — Я устала, я думала, что справлюсь, но я больше не могу, я схожу с ума, я не…

Ее слова смешались, и опять через кристаллы доносилось судорожное дыхание. Гира бросился к островкам. Перепрыгнул на первый. В этот момент его вело сердце и чистое, не оформленное в мысли желание помочь. Хохот злого короля не раздался только потому, что ломаный смех Лиосы был все еще жив в памяти.

— Раз ты отчаялась, значит, проиграла! — Гордо выпрямившись, Гира для верности погрозил так и не убранным мечом ближайшему кристаллу. — Именно этого и хочет твоя тьма! Не хочешь сдаваться ей? Она тебе отвратительна? Борись с ней! Это приказ злого короля, который запрещает тебе умирать!

Его выкрик растаял в пустоте. Кристаллы снова как будто поблекли.

— Я говорила, что мне не нравится, когда ты так делаешь, — донесся из них шепот Лиосы.

— Тебе не нравятся шутки, а я сейчас не шучу, — возразил Гира. Он балансировал между своим обычным состоянием и «злым». — Ты не хочешь сдаваться своей тьме и считаешь ее жалкой. Почему ты тогда позволяешь какой-то ничтожной сошке влиять на тебя? Если ты не справляешься, почему не можешь разделить груз со мной? Ты императрица, верно? Даже короли не управляют страной в одиночку. Так что рассмейся своей тьме в лицо, а я присоединюсь, и мы изгоним ее вместе.

Снова тишина. Дыхание Лиосы участилось и резко стало ровным. Так происходило, когда она не хотела показывать чувства.

— Превратить отчаяние в надежду?.. — Снова ровный, лишенный эмоций голос. — Он тоже делал это. Мой друг. Только как мне поможет надежда против объективного факта, что я умираю?

— Химено говорит, что надежда — это первый шаг к выздоровлению. И она может справиться с любой болезнью, так что, если ты продержишься, я отведу тебя к ней, и все будет хорошо. Думай о том, что мы выберемся. Что ты увидишь своих друзей и близких.

Лиоса опять издала смешок. Сухой и горький.

— О, я бы хотела увидеть их. Сестренку, — с нежностью проговорила она. — Родителей. Еще я бы хотела увидеть мужа. — Нежность резко сменилась на сарказм. — Я его, знаешь, очень любила. Что он мог делать с любовью… и другими чувствами… зажигал их и гасил. Он теперь мертв. Очень страдал, когда умирал. Очень. Очень. Сильно.

Она вытолкнула последние слова с болезненным наслаждением. И засмеялась снова. На этот раз смех был коротким.

— Извини. — И снова ровный тон. — Кажется, мое психологическое состояние хуже, чем я думала.

Гира ужасно захотел, чтобы рядом был Джереми. Если говорить его словами, только что прозвучал подтекст глубже, чем туннели Багнарека, а если кто и разбирался в подтексте, то это Джереми. Может, они бы вдвоем смогли ее понять… Гира понимал людей, мог сказать, что они чувствуют на самом деле, и хотя бы постараться поддержать, но не понимал и не любил игры словами. Сам он всегда высказывал чувства прямо и искренне.

— Ты ничего не рассказываешь, и я тебя не понимаю, — честно сказал Гира. — Но я обещаю, что не дам тебе умереть. Мы выберемся отсюда, и ты больше не будешь страдать.

— У тебя даже нет плана, — слабо фыркнула Лиоса.

— Иногда без него даже лучше получается.

Вновь молчание.

— Ты почти как Д…

Лиоса оборвала себя.

— Ты прав, — вдруг сказала она. — Я не рассказывала о себе. Ты не знаешь обо мне. Что я пережила. Что пережил мой народ. Мои друзья и близкие. Ты рассказывал гораздо больше. О королевствах, о друзьях, о брате… И все равно я не знаю тебя достаточно, чтобы доверять. Но в одном ты абсолютно прав. Я не хочу сдаваться тьме. В одиночестве она кажется ужасной. Но с поддержкой… и если присмотреться… этот червячок ни на что не способен. Только разговаривать. Нести всякий бред. Нужно только понять это, и все его слова становятся бессмысленными звуками.

— Тогда давай посмеемся над ним вместе.

Она снова усмехнулась. И на этот раз смешок вышел светлым.

— Давай.