Рома, всё ещё пытаясь продрать глаза, закрыл дверь в ванную и вышёл на кухню. Не успел он налить себе воды из фильтра, как застыл словно вкопанный. За большим окном, выходившим на застеклённый балкон, было белым-бело. Рома подошёл ближе и, взглянув на заваленный снегом спальный район, сверкающий в лучах утреннего солнца, хмыкнул. Поздновато в этом году снег подоспел, аж тридцатого декабря. Вернее, снег-то уже был, но чтоб столько — впервые с марта.
Зимняя сказка это, конечно, чудесно, но в едва ползущем автобусе Рома подрастерял ударившее было в голову новогоднее настроение. Он и ко второй паре такими темпами не успеет. Хотя по праву у него зачёт уже был, так что не страшно. От скуки Рома начал водить пальцем по запотевшему стеклу, рисуя непонятные загогулины. От столь увлекательного занятия его отвлёк завибрировавший телефон — староста написала, что первая пара отменилась, потому что препод к ней тоже не успевает. Рома вздохнул. Не стоило вообще сегодня порог квартиры переступать.
Ко второй паре он всё-таки доехал и оказался в корпусе за двадцать минут до её начала, ещё и кофе себе прихватил. Лавочки все были заняты такими же студентами, поэтому Рома, поздоровавшись со столпившимися одногруппниками, прислонился к стенке. Пока он мелкими глотками пил горячий пряный кофе — что-то из сезонного меню, — на ближайшей лавочке разгорелось бурное обсуждение. Привычки подслушивать за Ромой не водилось, но, услышав знакомую фамилию, он невольно навострил уши.
— …уже третий день в универе не появляется, — рассказывала кому-то сидевшая посередине девушка, кутаясь в пальто. — Все преподы в шоке — у него за все четыре курса едва пару пропусков наскрести можно. И то он тогда на конференции уезжал.
— Даня тоже ничего не знает, — закивала её соседка, зазвенев длинными серёжками, — а лучший друг ведь.
— Артур не ходит в универ? — не сдержавшись, влез в разговор Рома. В груди засела неприятная тревога.
Взгляды старшекурсниц обратились на Рому.
— Ты его знаешь? — удивилась одна из них, оглядев его с головы до пят. Ну да, на прилежного студента Рома похож не был — чего только стоили тоннели в ушах, татушка на шее и выкрашенные в бордовый концы тёмных волос. С чего бы примерному Артуру с ним водиться? Не с чего. Вот он и не водится.
— Он мне как-то помогал статью писать, — отмахнулся Рома, в общем-то, не соврав. Статью ту, правда, так и не опубликовали, потому что работать над ней было интересно исключительно в компании Артура. — Так чё там с ним?
— Да вот: на пары не ходит, на звонки не отвечает…
— Загулял, в общем, мальчик, — прервав одногруппницу, хмыкнула та, что с длинными серьгами. — Познал вкус свободы и теперь оторваться не может.
— А вдруг правда случилось что-то? — шикнула на неё третья. — Артур не такой, сама знаешь.
Артур и правда был не таким. Нарушить правила для него было сродни смерти. Через дорогу только на зелёный, на пары за десять минут до начала, если в магазине что-то не пробилось — тут же сообщить кассиру.
Рома прикрыл глаза. Его это не касалось. Кто он для Артура? Никто. Так, младшекурсник приставучий. Об Артуре есть кому побеспокоиться. Есть… Рома разблокировал телефон, но, полистав чуть ленту, отошёл в сторону и набрал навсегда въевшийся в память номер. Посверлив с минуту взглядом экран, со вздохом спрятал телефон в карман, допил залпом кофе и выкинул стаканчик в урну.
Отмучавшись на последней паре и получив наконец последний в этом году зачёт, Рома выскочил из аудитории и побежал на первый этаж. Повезло: Артуровы одногруппники ещё не успели разойтись. Рома отыскал в толпе Даню — крупного, немного даже упитанного парня в тёмно-зелёном пуховике, — подождал, пока он отделится от остальных, и подошёл.
— Слушай, я тут насчёт Артура узнать хотел… В общаге он тоже не появляется?
Даня, остановившись, долго на него смотрел и хмурил брови, потом уточнил:
— Роман, да? Артур про тебя как-то говорил.
Рома накрутил на палец шнурок толстовки, болтавшийся под расстёгнутой курткой. Что Артур мог про него говорить? Лишь бы сейчас не послали…
— Я и сам неделю в общежитии не был, — продолжил Даня, — но сегодня заеду, всё равно вещи собирать надо. Заодно проверю, нет ли там Артура.
Он достал телефон, зашёл куда-то и показал Роме его собственную страничку:
— Ты же? Я тебе напишу потом.
Едва сдержав порыв крепко-крепко обнять Даню, Рома сердечно его поблагодарил и отпустил собирать вещи. Сам тоже вышел из корпуса и нервически бодрым шагом отправился на остановку.
Когда автобус прикатил уже на другую остановку, Рома вывалился обратно на улицу. Почистили тротуары лишь частично, да и снег опять пошёл, поэтому вместо обычных пяти минут Рома добирался до дома все десять. Зайдя в холодный подъезд, он по привычке кинул взгляд на свой почтовый ящик — и обнаружил, что из него торчит белый уголок конверта. Квитанции все Рома точно забирал, а письмами он в жизни ни с кем не обменивался. Рекламные листовки вышли на новый уровень?
Графа «от кого» оказалась пуста, а в адресе отправителя Рома узнал только улицу, на которой никто из его знакомых не жил. Получатель был подписан просто: «Роме». В голове эхом отдался голос полусонного Артура, когда тот в первый и последний раз остался с ночёвкой. Спросонья он слегка картавил и очаровательно хмурился, прячась от солнца…
Почерк принадлежал не Артуру — хотя бы потому, что написано было большими печатными буквами, а Артур писал мелко, витиевато и с небольшим уклоном влево. Рома прощупал письмо. Внутри было что-то твёрдое.
Открыл письмо Рома уже в квартире, на кухне. Достав лежавший внутри предмет, он недоумённо приподнял брови. Продолговатый серебристый ключ выглядел так, словно точно открыл бы калитку, ведущую в какой-нибудь викторианский сад на севере Англии. Повертев странную находку в руках, Рома заглянул в конверт. Кроме маленькой записки с точно такой же печатной надписью там ничего не оказалось.
«В 7 вечера». Рома взглянул на время — было пять. Затем мотнул головой. Глупости. Никуда он не пойдёт. Вместо этого он сейчас же позвонит Артуру и выскажет всё, что думает о нём и его тупых шутках. Чувство юмора у Артура всегда было специфическим, но если вечное «что это значит?» в ответ на гениальнейшие метаироничные мемы Рома пережить ещё мог, то подобные розыгрыши он терпеть не собирался.
Рома зашёл в диалог, где последние сообщения так и висели непрочитанными. Вышел, принял заявку от Дани и подождал, пока тот допишет сообщение. Дождавшись, разочарованно выдохнул. В общежитии Артура не оказалось. Вахтёрша говорила, что ушёл он ещё вчера утром, причём налегке, с одним только рюкзаком, и больше не появлялся. Попросив Даню написать, если вдруг станет что-то известно, Рома открыл вкладку с нестёртым номером, пробежался глазами — как будто мог ошибиться — и нажал на зелёную кнопку. Но автоответчик заявил, что «аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети». Рома раздражённо шмякнул телефоном по столу.
Если бы полтора года назад, в то самое злополучное первое сентября, кто-нибудь рассказал Роме, чем обернётся встреча с третьекурсником, которого назначили наставником их группы… Даже если бы Роме кто-то и вправду рассказал, это не помогло бы. Потому что влюбился он с самого-самого первого взгляда. Может, не взгляда, но слова — точно. Все его новообретённые одногруппники тут же между собой прозвали Артура душнилой и ботаном, а Рома, который обычно терпеть не мог людей, говоривших со скоростью меньше двух слов в секунду, тут же оказался очарован и монотонной речью, лишённой какого-либо намёка на нецензурную лексику, и редкими запинками на словах, где было много «р», и своеобразным, не всегда понятным юмором, и привычкой обращаться по полному имени, иногда даже с отчеством, — в общем, всем тем, что должно было бесить. Что уж говорить о внешности — слегка вьющиеся русые волосы, не прилизанные, но всегда причёсанные, спокойные бледно-голубые глаза, спрятанные за стёклами очков, ещё более бледные веснушки, с наступлением октябрьских холодов совсем пропадавшие, и ровная осанка, благодаря которой самые обычные рубашки сидели на своём обладателе не хуже, чем дизайнерская одежда на моделях Vogue.
Артур был умным, вежливым, отзывчивым, но всех держал на расстоянии. Если разговор и поддерживал, то исключительно об учёбе, погоде и подорожавших булочках в буфете. Рома сам не знал, на что надеялся, когда вознамерился расстояние это сократить, но ведь у него почти получилось!
Или ему всё это время лишь казалось, что получилось. Он думал, что Артуру правда интересно выслушивать рассказы про многочисленных сестёр, про оставшегося дома у родителей пуделя, про странноватых соседей сверху, выслушивать его возмущения после пары со строгим преподом, после нескольких часов за ненужной, по мнению Ромы, домашкой и после очередной поездки в набитом автобусе. Видимо, отвечал Артур сухо не из-за выдуманных Ромой проблем с общением, а просто потому, что делал он это из вежливости. А та летняя ночь, проведённая у Ромы в комнате, — наваждение, ошибка, помутнение рассудка. Может, её Рома тоже выдумал.
Рядом на кровать Артур сел на самом деле без задней мысли, чужого бедра коснулся совершенно случайно, раскраснелся из-за жары — лето ведь, а он как всегда в плотной клетчатой рубашке, хоть и с коротким рукавом. Убрать руку просто не успел, а потом, боясь за свои тонкие филологические пальцы, не отважился выдернуть из крепкой хватки. На поцелуй — робкий, осторожный, наверняка сперва едва ощутимый, — ответил лишь потому, что был до глубины души потрясён и не понимал, что происходит. Футболку на спине сжал в знак протеста, свою же рубашку дал расстегнуть, опасаясь, что Роме — трясущемуся и чуть не плачущему от нахлынувших чувств — стукнет в голову её разорвать. На живот лёг тоже из-за испуга, и тихо стонал из-за испуга, и звать Рому по имени без привычной «н» на конце стал с того же перепугу. А все те кивки на беспокойное «Артур, всё хорошо?», все те поджимания пальцев на ногах, все те поцелуи в запястье и поглаживания по спине — их дорисовало разгорячённое воображение. Не было этих долгих объятий после, не было сна под одним покрывалом, не было совместного завтрака — на удивление умиротворённого, несмотря на все недомолвки.
Вообще ничего не было. Полтора года ухаживаний, намёков и почти что открытого флирта псу под хвост.
Рома встал из-за стола.
До указанного в письме адреса можно было дойти пешком — этим он и занялся, попутно коря себя за полнейшую бесхребетность, когда дело касалось Артура. По-новогоднему украшенные магазины и кафе благодаря снегу и сгущавшимся сумеркам наконец-то выглядели уместно. Рома же наоборот чувствовал себя неуместным. Маленьким ребёнком, сбежавшим от взрослых в самый разгар праздника. Или просто маленьким. За это он и любил большие города: никому нет до тебя дела, никто из этих тысяч людей не знает, что творится у тебя внутри.
Знал бы один-единственный человек… этого было бы достаточно.
Протоптав в снегу дорожку, Рома подошёл к пятиэтажке, не видевшей ремонта, вероятно, с прошлого века. Постояв перед глядевшим на него жёлтыми окнами домом, Рома вспомнил: они здесь уже были. Прятались как-то от неожиданного летнего дождя. Вернее, не как-то, а как раз тогда, когда дворами шли к Роме и когда Артур в первый и последний раз остался на ночь. Придурок.
Рома поднялся по лестнице на четвёртый этаж и остановился, чтобы перевести дух и собрать мозги в кучу. Обычно Артур был предсказуем, но теперь Рома просто не понимал, чего от него ждать. Третий день игнорит — не просто в своей манере односложно отвечает, а вообще не отвечает! — телефон не берёт, даже в университете не появляется. Рома представил самые худшие варианты происходящего, зажмурился, постарался выкинуть всю всплывшую чушь из головы, выдохнул, открыл глаза и вставил ключ в замочную скважину. Провернул и прислушался. Отчего-то ему казалось, что с другой стороны двери тоже кто-то стоял, затаив дыхание. Так и не услышав ни единого шороха, Рома дёрнул на себя дверь.
Было темно. Рома на секунду задумался, стоило ли разуться, но тут же отогнал эту мысль — ещё чего. Он не в гости на чай зашёл.
Чуть привыкнув, Рома разглядел обычный такой коридор. С небольшой обувницей — стояла там одна пара чёрных ботинок, очень похожих на Артуровы, — с настенными крючками под верхнюю одежду — на одном висело определённо Артурово пальто, — с зеркалом — по периметру почему-то была натянута гирлянда… Рома посветил телефоном и, найдя розетку, воткнул в неё болтавшуюся вилку. Гирлянда тут же вспыхнула множеством синих огоньков. Рома посмотрел в своё голубоватое и от того ещё более нелепое отражение. Полный джингл белс.
Коридор плавно переходил в кухню. Рома прошёл через арку, отодвинув рукой занавеску из серебристого дождика, отражавшего голубой свет гирлянды, и щёлкнул найденный включателем. Кухня была маленькой, с невысоким холодильником, электрической плиткой на столешнице и угловым диваном. На столе стояла большая керамическая миска, полная мандаринов, упаковка рафаэлок и бутылка шампанского. Рома повернул её золотистой этикеткой к себе. Дорогое, но не то чтоб вкусное. Покупал либо большой любитель, либо человек, в винах не особо разбирающийся. Рома расстегнул куртку — в квартире было довольно тепло — и почесал нос. Ни трупов, ни написанных кровью предсмертных записок, которых Рома успел себе напридумывать, здесь не оказалось. Это хорошо. Плохо то, что здесь, кажется, вообще никого не было. Рома посмотрел на время. Указанных в письме семи часов ещё ждать и ждать.
Он обошёл кухню, заглянул в холодильник, удивился увиденному — больше еды бывало разве что дома перед самым Новым годом, — закрыл холодильник и подошёл к двери, за которой, вероятно, находилась спальня. На ручке висела пушистая пластиковая снежинка. Рома зачем-то её снял, повертел, вернул на место и только потом вошёл в комнату.
И тут же споткнулся, чуть не грохнувшись. Матернулся, присел на корточки и разглядел на полу коробку с ёлочными игрушками. Потом множество других разбросанных игрушек и, собственно, саму ёлку — низенькую, с неаккуратно расправленными пластиковыми ветками и одним-единственным красным шаром. Рома встал, собираясь к ней подойти, но услышал скрип. С двуспальной кровати на него смотрел, приподнявшись на локтях, виновник торжества.
— Сколько сейчас времени? — спросил он испуганным хрипловатым голосом и резко сел. Волосы у него были взлохмачены, тёплая рубашка, надетая поверх белой футболки, съехала с одного плеча.
— Около шести, — ответил Рома, от неожиданности забыв всё то, что собирался высказать Артуру при первой возможности.
— Вот ведь… — выдохнул Артур, упав обратно на измятое одеяло.
Рома включил свет в комнате, отодвинул ногой в ботинке коробку с игрушками и подошёл к кровати. Навис над спрятавшим лицо в ладонях Артуром.
— Я, значит, три дня себе места не нахожу, потому что кое-кто не отвечает на мои сообщения, трубку не берёт, в универе, как выясняется, тоже не появляется, потом присылает мне какую-то писульку, я, последняя идиотина, прихожу — а он, тут, извините, дрыхнет! Это чё за приколы, Артур?
— Это не приколы, — Артур убрал руки от лица, — всё вообще не так должно было быть. Совсем не так. Я готовил сюрприз.
— Сюрприз, — кивнул Рома. — После нескольких дней игнора. Сюрприз, Ромочка, я всё ещё не отбросил коньки! Так, что ли?
— Нет…
Артур сел, поправил рубашку, пригладил волосы и посмотрел прямо в глаза. Рома почти растаял.
— Я не собирался тебя игнорировать, — продолжал Артур, — просто так вышло. Сперва я был занят, готовился, потом… Потом я так от всего этого устал, что захотел сменить обстановку. В голову пришла идея снять квартиру, чтобы вместе отметить. Времени мало оставалось, нужно было всё успеть. Я должен был написать тебе утром, но, видимо, случайно уснул, пока украшал комнату.
— Уснул, — расхохотался Рома. — Никогда в жизни на первую пару не опаздывал, а когда нужно было написать мне — вдруг уснул!
Он присел на корточки.
— Артур, я понимаю, что я не лучший твой друг и что ты не обязан передо мной отчитываться, но ведь можно было хотя бы…
— В смысле не лучший? В смысле… друг?
— А кто я? — грустно усмехнулся Рома.
— Я думал, что мы, — Артур затаил дыхание и потом едва слышно выдохнул: — встречаемся…
— Что? — оторопел Рома. Он сделал небольшой шаг назад и чуть не поскользнулся на очередной игрушке. — Что? С каких пор?
— С двадцать первого августа, — смущённо ответил Артур. — Ты тогда столько раз сказал, что я тебе нравлюсь, поэтому я решил, что теперь мы… Нет?
Рома отошёл ещё на пару шагов и прислонился к стене. Потрясённо выдохнул. То есть все эти четыре месяца, пока он мучился, пытаясь понять, когда можно будет заговорить о произошедшем и можно ли будет вообще, Артур думал, что они встречаются? И его совсем ничего не смущало?
— Но мы ведь с тех пор даже не целовались ни разу. И на свидания не ходили. Да наши отношения вообще никак не изменились!
— Ты как-то говорил, что у тебя низкое либидо…
— Ну не до такой же степени!
Съехав спиной по стенке, Рома сел на пол и стянул с себя задравшуюся куртку. Мысли лихорадочно заметались в голове. Он спит? Бредит? Это розыгрыш, и его снимает скрытая камера? Неужели всё может быть так просто? Артур, конечно, смотрел «Горбатую гору» и даже хорошо о ней отзывался, но это ведь не делает его геем… Рома и подумать не мог, что Артур интересуется парнями — или что, по крайней мере, сможет спокойно это признать. Он и девушками-то никогда не интересовался… С другой стороны, не интересуйся он, как бы у него тогда встал? Рома поднял глаза. Щёки у Артура были почти что пунцовые.
— Я всё не так понял, да?
Рома встал с пола и снова опустился перед Артуром. Положил руки ему на колени.
— Кажется, это я всё не так понял. Боже мой… Господи. Не знаю, встречались ли мы всё это время, но ничто не мешает нам начать прямо сейчас. Правда ведь?
Артур, помедлив, кивнул. Рома, опершись на его колени — что бы там ни происходило с его либидо год назад, сейчас ему чертовски хотелось закинуть эти длинные худощавые ноги себе на плечи, — поднялся.
— Тогда… Тогда я могу наконец поцеловать тебя?
— Н-нет, — мотнул головой Артур. — Мне сперва нужно почистить зубы. Я ведь спал.
Он попытался встать, но Рома не дал. Уронил голову ему на плечо и легонько поцеловал в шею. Артур вздрогнул и покрылся мурашками.
— Ладно, иди зубы свои чисть, — выдохнул Рома. Он отпустил Артура и отошёл к стенке.
Тот поправил рубашку, которая, в общем-то, была на месте, схватил с прикроватного столика чехол с очками, потупил взгляд и торопливо вышел из комнаты. Рома с минуту постоял, потом собрал в одну кучу разбросанные игрушки и часть повесил на елку. На кухне достал из холодильника большую салатницу с селёдкой под шубой, блюдо с запечённой свининой и нафаршированные чем-то грибы. Вспомнив вдруг про так и не снятые ботинки, сходил в коридор, разулся и вернулся на кухню. Артур всё никак не выходил. Рома подошёл к двери, ведущей в ванную, прислушался и, не услышав ни звука, постучал. Артур приоткрыл дверь и выглянул. Щёки его вернулись к обычному бледно-розовому цвету, зато губы от воды покраснели.
— Ты там мыться собрался, что ли? Пойдём поедим, зря что ли ты столько еды накупил. Мажор, блин.
Артур кивнул и последовал за Ромой. Тот на полпути к столу остановился, развернулся и спросил:
— А ты домой вообще собираешься?
— Завтра утром уезжаю. Сперва думал сдать билет, потому что про учёбу спрашивать точно будут, но если не приеду, мама не обрадуется.
Про мать Артур рассказывал не так много, но одно Рома точно знал — дамочке в терапию бы. А то никогда от сына не сепарируется.
— Может, ко мне домой поедем? Я с Кириллом на машине — он к своим едет, согласился меня захватить, — ещё одно место точно найдётся. Сядем вместе сзади, фильм какой-нибудь посмотрим новогодний.
— Не могу, — виновато улыбнулся Артур. — Я и так ей ни разу за последние два дня не звонил. Надо телефон подзарядить — там, наверное, не только от тебя пропущенные.
— Тогда на Рождество, — не унимался Рома. — Скажешь, что к экзаменам надо готовиться, а дома сосредоточиться не можешь. Родители про нас знают. Вернее, знают про меня и против тебя не будут. С универом потом разберёмся. Преподы тебя любят, так что нормально всё будет, поймут. Если нет — академ возьмёшь… Ну?
— Я сейчас осознал, — задумчиво начал Артур, и Рома нервно потянулся к чёрному тоннелю в мочке — да так и остался с поднятой рукой, потому что Артур чуть наклонился и оказался слишком близко, чтобы в голове могли остаться хоть какие-то мысли. Хоть какие-то приличные мысли. — Кажется, я ни разу ещё не говорил, что…
Их глаза оказались на одном уровне, и Рома невольно зажмурился. Наверное, в том, что Артур никогда не отвечал на флирт, было и хорошее — иначе ведь Рома каждый раз пищал бы как восьмиклашка, на которую обратил внимание симпатичный старшак. С другой стороны, он был готов и пищать, и визжать, и прыгать, и колесо делать — да что угодно ради этого ощущения тепла чужого дыхания у себя на щеке.
Поцелуй вышел мягким, долгим и со вкусом мятной пасты. Рома опустил ладонь Артуру на грудь. Сердце у того стучало как бешеное.
— Люблю тебя, Рома, — чуть картаво закончил Артур, отстранившись.
— Сильнее, чем Бахтина и Лотмана?
— Сильнее, чем Бахтина и Лотмана, — серьёзно ответил он.
Рома хмыкнул и, сжав в пальцах тонкую футболку, потянул на себя. Завтра им, может, и придётся ненадолго разъехаться по разным городам, но этой ночью он его чёрта с два отпустит. Да и вообще…
Не отвяжется Артур теперь. Не-а. Придётся ему Рому терпеть до самого выпуска. И после него — следующий Новый год они точно вместе проведут. И не только следующий. И не только Новый год.