Ей было чуть больше десяти лет, когда она впервые встретила Мортема. Её семью пригласили на один из вечеров, на который Гор Пиран прибыл раньше назначенного времени для обсуждения особо важных дел с генерал-губернатором. В тот день Аннет, вынужденная проводить время в компании близнецов и других офицерских сыновей, случайно наткнулась на Мортема в одной из беседок в тенистом углу сада. Тогда-то юное пылкое сердце забилось быстрее не от неугомонного мальчишки, что похвалялся своими победами и драками перед такими же задирами, как он, но от его полной противоположности, погрузившейся в старый том с заметками известного полевого врача. Уже тогда старший близнец проявлял недюжинную любовь к науке, предпочитая общество книг, нежели шумные потасовки и игры со сверстниками. Он захватил её разум сначала своей внешней строгостью, а после внутренней холодностью, напоминая одного из злодеев в приключениях неугомонной парочки Виндривера и Уорда, от которого сердце Аннет Пиран замирало в мучительной любви.

      Это было сложно объяснить, но Мортем своей отчуждённостью, что отталкивала многих, притягивал к себе, заставляя необдуманно ступить в ловушку собственных чувств, представляя тёмными ночами как она покоряет его чёрствое сердце и он раскрывается перед ней с совершенно иной стороны. Умный, серьёзный, взрослый на фоне своего бойкого и непослушного братца, вечно ищущего приключения и дуэли, он притягивал влюблённый взгляд Аннет всякую их встречу, каких, к сожалению, было слишком мало. А однажды, когда ей исполнилось четырнадцать и отец устроил грандиозный праздник, где собрались многие именитые семьи, она набралась смелости и пригласила Мортема на танец. И он согласился! Ей даже показалось, что уголки рта изогнулись в улыбке, когда он протянул ей ладонь, на которую легли дрожащие от волнения пальчики Аннет.

      Это было волшебно! Он вёл её, мягко поддерживая за талию, как истинный джентльмен, смотрел ей в глаза, и она чувствовала исходящий от этого пронзительного льда холод, продирающий до мурашек. Его движения — чёткие и уверенные — выстраивали безупречный танец, под который остальные вынужденно подстраивались, вдруг сделав именно их центром, на который были обращены все взгляды. И её сердце трепетало, порхало птицей в груди, готовое вырваться. Окутанные музыкой и таинственностью, они были отгорожены от чужих разговоров и надоедливых взглядов, утопая друг в друге, но, как это бывало и раньше, даже такому чудесному моменту приходит конец и в жизнь Мортема вновь врывался его надоедливый братец.

      Аннет терпеть не могла Като, тот был слишком ярким, слишком живым, слишком непостоянным, с кучей глупых мальчишеских идей, вечно в движении, в поисках, задиристый и неуправляемый безобразник. И как они были похожи, о святые, это одно лицо, один голос, один и тот же льдистый взгляд, но сколько разного было в их головах! Как Мортем терпел своего хулиганистого братца, как ему удавалось усмирять эту пышущую энергией натуру, заставляя Като отринуть все игры и друзей, бросить их и в один миг оказаться рядом, чтобы провести весь остаток дня в компании молчаливого брата? Он нередко был третьим в их встречах, когда Аннет пыталась заговорить с Мортемом, поборов внутренние переживания и с отрепетированным за множество часов голосом предложить тему. Так легко рушил её мечты о прекрасной любви холодного Принца Льда и его удивительной Солнечной Невесты, историю о которых она зачитывала до въевшейся в памяти каждой строчки, просто оказавшись рядом и так беззаботно рассказывая пережитые приключения. А Мортем откладывал книгу и начинал внимательно слушать, глядя только на лицо братца, на котором расплывался свежий синяк.

      А на её день рождения, после чудесного танца, что она украла у других девушек, нерешительно топтавшихся в противоположном от Мортема углу, Аннет застала близнецов на открытой веранде в задней части особняка, и с замиранием сердца смотрела, как впервые Мортем действительно улыбался. Теперь он не был ведущим в паре, позволяя сильным рукам вести себя в танце, и Като, одетый в парадную кадетскую форму, в сияниях огней и луны, кружил брата в танце, и каждый их шаг был полон немого понимания и безукоризненной грации, словно они вытанцовывали на острие ножа. Впервые она видела, как лунный свет мягко ложился на кожу Мортема, как тот отдавался танцу, как улыбался не ей, а брату. Собственному брату!

      А спустя почти полгода Като неожиданно покинул дом и уехал в столицу, бросив Мортема. Она увидела его через три недели после отъезда младшего близнеца: нервного, мрачного, более замкнутого, чем обычно, когда позволял себе отвлечься от книг и тетрадей и присоединиться к разговору, теперь он отстранился ото всех, напоминая затравленного зверя, от которого разило отчаянием. И с тех пор Аннет больше всего возненавидела Като Бараса, человека, из-за которого судьба её возлюбленного стала столь же сложной и тёмной, как тропы в Гиллек-Акке.

      И сейчас, стоя у закрытой двери, глядя широко распахнутыми глазами на перевязывающего рану близнецу Мортема, она испытывала смешенные чувства, что рвали сердце и блестели слезами в уголках глаз. Этот бесчувственный мерзавец посмел вернуться назад и уже вляпался в очередную беду, заставляя своего брата переживать! И Мортем терпел это! Всё также заботливо ухаживал за тем, кто не был достоин даже его взгляда, испачкав руки в крови и раздавая указы суетящемуся молодому ассистенту. А она, заворожённая и испуганная, могла лишь смотреть на эту картину в просторном зале, куда занесли тело раненого элдера, над которым уже шаманили трое астмейстеров и один элдерский маг, выплетая магические печати над обнажённой грудью, куда угодила пуля. Их запевы и пассы руками, вокруг чьих пальцев танцевали тонкие нити света, заполнили помещение, где набилось с десяток человек и каждый хранил напряжённое молчание. Именно сегодня она решилась поговорить с отцом по поводу помолвки, о которой он упомянул, ничего не уточняя, надеясь, как и всегда, отсрочить неизбежное, а вместо этого оказалась в эпицентре хаоса, ворвавшегося в больницу Пиранов.

      — Почему пуля до сих пор внутри? — голос Мортема звенел от холодной ярости. Сосредоточенный взгляд пронзил осмелившегося повернуться к нему астмейстера, заставляя чувствовать себя неуютно; близнец хмыкнул и, вытирая мокрым полотенцем испачканные ладони, подошёл к кровати элдера, глядя на распластанное тело. — Гавел! Пулёвку!

      — Не вмешивайтесь, — широкая ладонь отвлёкшегося астмейстера упёрлась в грудь Мортема, преграждая тому путь. — Пуля — последнее, о чём нужно думать, сэр.

      — Вы из тех недоумков, что придерживаются взглядов Кахара? Хотите оставить её внутри? И на что надеетесь, Лейвгри? Что она растворится как само собой разумеющееся?

      — Вам должно быть известно, что пулевые ранения стерильны…

      — А куски одежды, что остались внутри? — раздражённо перебил его Мортем и властно отвёл чужую руку от себя и нащупал пальцами слабый пульс. — Не хотите помогать — прекратите скулить и займитесь ранами других. Гавел!

      Молодой ассистент был наготове, и, прикусывая нижнюю губу, протянул склонившемуся над принцем близнецу длинные, с узкими браншами щипцы, и уже промывал кожу вокруг раны антисептиком, отчего в нос Като ударил резкий запах спирта, заставив слегка поморщиться. Обер-лейтенант заинтересованно вытянул шею, пытаясь разглядеть происходящее за спинами и плечами астмейстеров, но лишь едва улавливал движения Мортовских рук и возню Гавела. И вдруг элдер выгнулся, заметался по кровати, заставляя Мортема чертыхнуться, и он тут же резко подался вперёд, обеими руками прижимая плечи раненого к жёсткой кушетке.

      — Держите! — рыкнул он, сверкнув злым взглядом, и Като, сам не понимая почему, на наитии в одно мгновение оказался с другой от брата стороны, надавливая на крепкие мышцы элдера.

      — Куда вы лезете, Мортем?! — взвился за спинами господин Томан, вытирая платком выступившую на красном лбу испарину. — Вы убьёте его! Кто-нибудь, дайте Его Величеству андаде!

      — Вы уверены, что это не убьёт его быстрее моего вмешательства? — сквозь зубы процедил пытающийся приноровиться к выгибающемуся элдеру Мортем, когда мрачный Тагар, не сводивший прищуренный взгляд со старшего близнеца, оказался рядом, протягивая откупоренную фляжку.

      — Сарраш, — произнёс он. — Как ваш виски.

      Мортем поднял голову, вытер со щеки багровые брызги, размазывая их, и отрицательно покачал головой.

      — Гавел, займитесь кровью, — бросил он ассистенту и тот вновь зашевелился, быстрыми, знающими движениями перебрал инструменты, заранее вымытые и приготовленные, и склонился над раной. — Что умеет ваш маг?

      Тагар бросил взгляд на стоящего у изголовья узколицого элдера и вновь повернулся к старшему близнецу.

      — Мог залечить рану, пока вы не полезли в неё, — ровным голосом заметил Королевский тигр.

      — Тогда ему под силу подавить сигналы нервных окончаний. А вы, — Мортем сгрёб перепачканными кровью пальцами рубашку стоящего рядом астмейстера и притянул к себе, — помогите Гавелу и остановите кровотечение. Что же касается вас, Лейвгри… В холле есть ещё десяток пострадавших, ваша помощь окажется куда ценнее там.

      Лейвгри, вояка с пышными усами, где поблёскивали первые серебристые нити приближающейся старости, лишь нервно всхрапнул, сдерживаясь от душащей ярости, развернулся и вылетел из зала прочь, громко стуча каблуками сапог. Мортем на него не смотрел, как и на побледневшего, прижавшегося к стене господина Томана, державшегося за сердце, взирая полными ужаса глазами на происходящее. Запевы прекратились, и воздух наполнил лишь стон принца, скрип кровати под ним и тяжёлое дыхание склонившихся над элдером человек, где каждый выполнял свою работу: Мортем аккуратно очищал рану от осколков раздробленной кости и кусочков одежды, Като держал ещё подёргивающегося от сильных вспышек боли принца, а Королевский тигр с тем же непроницаемым лицом подавал Гавелу инструменты, продолжая хладнокровно смотреть на происходящее. Он словно что-то знал, но скрывал ото всех, пряча за маской непроницаемого спокойствия, но Аннет видела, как подрагивали уголки губ оборотня.

      Она с замиранием дыхания жадно запоминала все движения умелых рук старшего близнеца, как он склонился над грудью элдера и что его волосы были убраны в высокую шишку, что не казалось ей забавным. Она прикусывала губы и сжимала отцовскую руку в особо волнительные моменты, а Гор Пиран, стоя рядом, ждал результата, оценивая действия своего будущего зятя. Их покинули не вытерпевший напряжения господин Томан и генерал-губернатор, сославшийся на дела, требующие его немедленного присутствия, но Пиран знал, насколько Лоркану Барасу важен результат происходящего здесь. Либо это будет громогласная победа над смертью не без умелой помощи Мортема Бараса, либо ухудшение международных отношений между северской королевской династией и империей. Но Гор Пиран не мог не заметить и то, насколько было глупо лезть в грудь элдера за пулей, что вполне могла остаться там, не причиняя неудобства её носителю, а после выйти с нагноением через достаточно долгое время, если не остаться там навсегда.

      Многие раненые солдаты оставляли в себе подобные сувениры и никто ещё не умер от кусочка железа и меди внутри, а может, Гор Пиран врал сам себе, пытаясь отрицать правильность чужих действий. Пренебрежение, отторжение и презрение к элдерам ему вряд ли удастся побороть, но вот старший близнец Лоркана оказался настоящим врачом, каким и должен быть человек, поклявшийся на щите Хасны Милосердной, закрывая глаза на принадлежность пациента к чуждому ганэтэлльству народу. Правители развязывали войны ради земель и ресурсов, но доктора затевали войны со смертью ради жизни их подопечных. И глядя прищуренным взглядом за Мортемом, Пиран почувствовал укол стыда, но тут же отмёл это странное чувство прочь.

      Его прекрасная дочь стояла рядом и никакие увещевания не смогли прогнать её. Заворожённая, преисполненная волнения и восхищения она смотрела на второго важного для неё человека, тихо нашёптывая мольбу Милосердной Защитнице, прося помощь и твёрдость руки. Преследуемые дурными слухами и пересудами близнецы Лоркана никогда не были желанной парой для влиятельных семей: независимые, наполненные тайнами своей казнённой матушки братья скорее отпугивали, чем привлекали. Что из них могло вырасти, думал тогда Гор Пиран, глядя на подросших близнецов, разве что такие же шайдерские подстилки, какой была их мать, разве что. Но время шло и Риверан потрясла новость: Като Барас, сын генерал-губернатора Лоркана Бараса, не просто не посрамил свою честь, но и приумножил её победой над Королевским тигром, обратив того в бегство. Над самим непобедимым Тагаром, что сейчас находился в одном с Пираном зале, источая холодную ауру убийцы, от которой бросало в дрожь. А его брат? Он превосходно справлялся с самыми безнадёжными болезнями и ранами, виртуозно изымая из костлявых рук Смерти души и бережно возвращая хозяевам. Не искавший признания, известности, славы Мортем требовал одного — свободы. И Пиран дал её, видя в молодом докторе большие перспективы.

      Он выпустил тёплую ладонь дочери и приобнял за хрупкие плечи, чувствуя дрожь под нежной кожей. Она без сомнения была влюблена в Мортема, все её мысли были лишь о старшем близнеце и даже дурная слава, окутывающая его вуалью загадочности, не отталкивала, а лишь разжигала страсть. Гор Пиран любил своё сокровище, в отличие от остальных отцов, он не видел в собственной дочери лишь выгоду для брака и бесполезность в целом, и поэтому потакал ей в нежелании родниться с кем-то другим, пока её возраст не стал критичным для него самого. На её одиночество стали больше обращать внимания, женщины начали шептаться в салонах, подшучивая над бракованностью Аннет, а молодые люди уже не так рьяно предлагали выгодный Пирану союз. Поэтому предложение Лоркана о кандидатуре Като так заинтересовала его, поэтому он решил согласиться, пусть не Мортем станет супругом дочери, но человек, внешне похожий на него, со временем Аннет полюбит и его. Но всё прошло иначе, а довольный отец осчастливил своё сокровище новостью, которую она ждала столько лет: её ждёт замужество с Мортемом Барасом.

      — Подожди, — раздался голос Като и он потянулся к чаше, что держал поджавший губы ассистент.

      Он подцепил изувеченную пулю, превратившуюся в металлический цветок, распустивший смертоносные лепестки, окровавленный и покрытый ошмётками мышц и сосудов, и приподнял к свету, разглядывая. Всё тот же патрон, каким пользовались егеря и пехота, но что-то его смущало, и Като всё никак не мог понять что именно.

      Время тянулось, наполняя гнетущую тишину звуками пинцета, ударяющегося о краешек металлической посуды, и приглушёнными голосами за деревянными дверями. Коридор и прихожая больницы были наводнены ранеными и испуганными жителями, и гомон с надрывным плачем превратил дом надежды в некое пристанище скорби, когда крепкие санитары грузили на носилки очередное бездыханное тело. Но ни Мортем, ни Гавел, даже Като не обращали на доносившиеся тонкие завывания и наполненные болью крики, отдаваясь каждый своим обязанностям.

      — Я закончил, — Мортем бросил в наполненную кровавыми ошмётками и белёсыми осколками чашу последний, разогнулся и вытер со лба пот. — Залечивайте.

      Тигр кивнул узколицему магу и тот затанцевал руками над грудной клеткой побледневшего принца, словно преисполненный музами портной управлял волшебными иглами, сшивая сосуды и мышцы. К нему присоединился молодой астмейстер в перепачканной близнецом рубашке, сдерживая кровь и направляя её к сердцу по сросшимся венам и артериям, пока Гавел продолжал откачивать кровь, постепенно наполнявшую углубление.

      — Прекрасная операция, — Гор Пиран поднял руки для аплодисментов, но замер на половине движения, поймав хмурый взгляд Королевского тигра. — Вы показали настоящее чудо, Мортем.

      Тот повернулся к Пирану, затем полоснул взглядом Аннет и коротко кивнул.

      — Могло быть лучше, — задумчиво отозвался близнец и направился к умывальнику, стягивая со стула чистое полотенце. — Как врач, прошу всех удалиться и оставить принца в тишине, ему сейчас важен покой.

      Гор Пиран, облегчённо выдохнув и заметно повеселев, согласно кивнул и потянул за собой дочь, подхватив под локоть, не замечая, как она недовольно наморщила носик и нехотя последовала за отцом. За ними вышли остальные свидетели, низкими голосами обсуждая увиденное, то и дело косясь за спину на лежащего элдера.

      — Вы свободны, Гавел, — не оборачиваясь на потупившего взгляд молоденького ассистента, старший близнец тщательно вымывал кровь из-под ногтей. Шум воды заглушал уставший голос, но всё же в нём зазвучал прямой приказ, когда Мортем вновь заговорил. — Тебя это тоже касается, братец.

      — Тебя ждать?

      Мортем выпрямился, вытирая мокрые пальцы, и покачал головой.

      — Принц нуждается в присмотре.

      — Здесь останутся мои гвардейцы, — вступил в разговор Тагар, — и dakttarre. Вы можете быть свободны.

      — Видишь, ему ничего не угрожает. А тебе стоит расслабиться, — Като сунул спрятанную в кулаке пулю в карман брюк и ободряюще улыбнулся. — Тем более ты обещал показать мне, где наливают паркиданский ром.

      Мортем выжидал, буравя тяжёлым взглядом улыбчивое лицо брата, пытаясь найти хоть одну причину отказать ему, но не мог. Ему стоило бы разыскать Пирана и его дочь, завести непринуждённый разговор, показав свою заинтересованность в скорейшей свадьбе, но видя перед собой брата, чья заразительная улыбка расцвела на медленно розовеющем лице, он не мог не согласиться. Три пулевые раны, потеря крови, сжатые зубы и ни одного вскрика, пока Мортем вытаскивал из него пули, а один из астмейстеров сращивал края тканей. Зато он видел чёткий полумесяц от зубов на тыльной стороне ладони, прокусанной до крови. Его маленький братец всё так же пытался выглядеть храбрым и сильным, не показывая страха и боли, но он даже не представлял какая ненависть захлестнула Мортема, когда он увидел окровавленного близнеца. Плевать выживет или нет элдер, но ради него Като рисковал собственной жизнью и старший брат не мог дать принцу умереть, оставив жертву братца без награды. Теперь же он чувствовал не облегчение, а тревогу, зародившуюся в сердце, когда смотрел на бледное лицо элдера, а после на Като.

      — Хорошо, — с некой наигранной обречённостью отозвался Мортем. — Гавел, вы присоединитесь к нам?

      Тот вскинул голову, удивлённо уставился на близнецов, поднимая тёмные штрихи бровей, и нерешительно кивнул.

      — Гавел, — повторил Тагар и его тяжёлая ладонь легла на плечо вздрогнувшего юноши. — Вы сын Рейнара Гавела?

      — Д-да, сэр, — пухловатые щёки Рихарда зарделись, но сам он казался испуганным до самых костей, едва не дрожа под пальцами Королевского тигра.

      — Ваш отец был настоящим kassayri, — глаза Тагара хищно блеснули, заставив Гавела вжать голову в плечи и нервно обернуться на Мортема, что сделал пару шагов к нему, — но вы показали, что достойны зваться dayalai. Милосердным. В вас нет его жестокости, но есть доброе сердце. Превзойдите отца, покажите, что я не ошибся в своём мнении.

      — С-спасибо, с-сэр… — Гавел вновь упёрся взглядом в пол, залившись краской, отчего та стала ещё гуще на щеках, и впился пальцами друг в друга до такой силы, что фаланги побелели от напряжения. — Я постараюсь…

      На второе плечо растерявшегося юноши легла ладонь Мортема, от которой шёл лёгкий цветочный аромат, когда длинные пальцы, за которыми так нравилось наблюдать Рихарду, сжались капканом. Гавел поднял голову и увидел хмурое лицо наставника, и уже испугался, что сделал что-то не так, отчаянно надеясь, что за это не отошлют к отцу, закончив его обучение позором, когда Мортем заговорил:

      — Ему предстоит долгий путь, как когда-то его отцу, за это время сердце может ожесточиться.

      Тагар перевёл взгляд с Гавела на близнеца:

      — Вы цените его мягкость, — с загадочной улыбкой заметил Королевский тигр, задумчиво подперев пальцами подбородок. Янтарь хитро блеснул за пышными ресницами. — Его будущее в надёжных руках.

      Мортем хмыкнул, но не стал возражать, скользнув разжавшейся ладонью по плечу растерянного ассистента. Он уже надевал протянутый братом пиджак, устало поблагодарив едва заметным кивком, когда Гавел вспомнил, что ему тоже предлагали присоединиться и теперь его замешательство заставит их ждать. Молоденький ассистент засуетился, торопливо подойдя к умывальнику и подставляя мелко дрожащие ладони под холодные струи воды, боясь, что вновь потеряет шанс побыть с Мортемом за стенами больницы. Его необъяснимо влекло к надменному, острому на язык человеку, словно мотылька на огонь, и особенно странная любовь, родившаяся в сердце Гавела, выражалась в необъяснимом желании дотронуться до длинных светлых волос. Рихарда влекло, тянуло, он приворожённым идиотом смотрел на старшего близнеца и сам не понимал из-за чего его душа наполнилась тоской, когда оба Бараса вышли из зала, ничего не сказав ему. Он так долго собирался, что они забыли о своём приглашении? Или же никогда не думали разделять компанию с ним и это была простая вежливость? За всё время ассистирования Мортему Рихарда никогда не звали выпить или составить компанию в перерыве, так что с чего он думал, что сегодня всё изменится? Поникший, поджавший дрогнувшие губы Гавел более не торопился, погружённый в собственные мысли, изъедавшие его неуверенностью.

      А за дверями, окунувшись в хаос, царящий в стенах больницы, Мортем прихватил за запястье брата, придерживая уже собравшегося на выход офицера, и кивнул на дверь позади себя.

      — А, — протянул Като. — Твой молоденький ассистент. Мне казалось, вы с ним не слишком-то близки.

      — Сегодня он показал, что единственное, чего боится — собственной неуверенности, — длинные пальцы старшего потянулись к шишке и вытащили несколько шпилек, распуская тяжёлый водопад. — Он умён, собран, когда нужно, хорошо запомнил уроки, и критическая ситуация не является для него помехой. Если бы не любовь к детективам и мечтательность, он мог бы превзойти отца.

      Завороженный движениями Мортовских кистей и каскада струящихся по спине брата локонов, Като растерянно кивнул, продолжая жадно запоминать каждое движение, пока их не отвлёк голос Аннет, спешащей к ним, придерживая полы пышного платья.

      — Мортем! — её голос не был самым прекрасным, что доводилось слышать Като: высокий, громкий, когда чувства брали верх, скрипящий, как несмазанная петля двери, но красота Аннет Пиран затмевала недостатки. — Как прекрасно, что нам удалось встретиться, пусть и при таких обстоятельствах.

      Она опустила глаза в скорби, но под пышными ресницами, доставшимися от покойной бабки, как и вздёрнутый узкий носик, то и дело бегали тёмные глаза, наблюдавшие за старшим из близнецов. Высокая сложная причёска открывала тонкую лебединую шею с россыпью родинок, тянущихся созвездием от уха вниз, и переливающееся колье, явно подаренное отцом. Худые плечи и маленькая грудь, спрятанная за пышными оборками и атласным синим бантом, предавали Аннет сходство с женоподобным юношей, зачем-то нарядившемся в дорогое платье. Тяжёлая челюсть и скулы лишь усиливали этот эффект.

      Она не была некрасивой, но и воплощением Рува-де-Оры — элдерской богини любви, — не слыла, избалованный характер портил общее впечатление от внешней хрупкости, пока взгляд не касался грубоватых черт широкого лица. Тогда волшебство разбивалось о реальность и перед мужчиной стояла молодая девушка, больше напоминавшая копию отца, нежели матери.

      — Сегодняшний день полон встреч, — заметил стоявший позади брата Като, растягивая губы в улыбке, но получил привычный колкий взгляд.

      — Вы правы, обер-лейтенант. Решили вернуться домой?

      — Мой старший братец настолько преисполнился тоской, что предложил мне составить компанию на летние праздники, — и Като приобнял не слишком довольного Мортема за плечи, притягивая к себе, не отрывая взгляда от лица Аннет.

      Для него не было секретом её чувства к близнецу и как она безуспешно пыталась привлечь Мортема, что скорее бы заметил сына Пиранов, чем дочь. Но ревность, даже столь нелепая, изъедала Като, заставляя дразнить несчастную дурочку, влюблённую не в того человека. Ей бы найти джентльмена более заинтересованного в ней или хотя бы в состоянии отца, чем страдать от холодности Мортема.

      — Что ж, — дрогнув застывшими в улыбке уголками рта, протянула Аннет, — вы как никогда вовремя, Като, ведь столько поводов…

      — Каких поводов? — почувствовав в голосе девушки насмешку, офицер бросил короткий взгляд на молчавшего брата.

      — Мортем вам не сказал? Мне казалось вы с ним куда ближе.

      Лицо Мортема было непроницаемым, он смотрел на Аннет тяжёлым взглядом, пронизывая насквозь, но не перебивал, лишь сжал кулак, будто сдерживаясь от ярящегося внутри гнева. Но что бы не хотела сказать леди Пиран, это осталось загадкой, когда приоткрылась дверь и красного от стыда Гавела вывела властная рука Королевского тигра, что мягко, но с некой угрозой нависал над сгорбившимся ассистентом, сжимая пальцами шею.

      — Вас ждут, — коротко ответил Тагар Гавелу и полоснул взглядом по столпившейся в коридоре компании. — Впредь не задерживайтесь, это неуважение к доброте наставника.

      — Х-хорошо, с-сэр, — заикаясь, поправляя съехавшие на нос очки, проблеял совсем расстроенный Рихард, прижимая к груди сумку.

      Уже поблёскивали слёзы на ресницах, пылающее лицо налилось густым бордовым цветом, что казалось убери Тагар руку и юноша рухнет без памяти на пол.

      — Вы снова что-то надумали сами себе, Гавел? — Мортем стряхнул плечом ладонь брата и оказался подле ассистента, заглядывая в мокрые глаза. — Если не хотите…

      — Нет-нет, — отчаянно затряс головой Рихард и крупные кудри затанцевали в воздухе, разнося сладковатый аромат мыла. — Я был бы рад!

      — Тогда прекратите вести себя так, словно решили, что никому здесь нет до вас дела, и мы, наконец-то, выдвинемся в путь.

      — Вы куда-то уходите, Мортем? — к Аннет подошёл её отец в сопровождении заискивающего Томана, и с сомнением оглядел троицу, расправляя манжеты рубашки, накрахмаленной белизной выглядывавшие из-под пиджака.

      — Господин Томан дал мне отчётливо понять, что больше в моих услугах здесь не нуждаются, — криво улыбнувшись, Мортем надменно приподнял брови, рассматривая жалкую фигурку главного врача, ставшего вдруг таким маленьким.

      — Не правда, господин Пиран, я всего лишь беспокоился за ментальное состояние сэра Бараса и предложил отдохнуть от работы пару дней.

      — Как быстро неопределённое время вдруг превратилось в пару дней. Я больше не пятнаю репутацию вашей больницы?

      — Вы приняли мою просьбу слишком близко к сердцу!

      — А как мне нужно было её принять?

      — Господа, — Гор Пиран развёл руки в знак примирения и басовито посмеялся. — Господа. Каждый мог погорячиться, но не нужно скрещивать мечи там, где лучше объединить свои таланты. Будем считать, у вас всё ещё эти пара дней, Мортем, а после возвращайтесь к работе.

      — Я хочу присоединиться к Мортему и его… друзьям, — с трудом подобрав слово, Аннет повернулась к отцу и скромно потупила взгляд, мягко улыбаясь. — Позволите мне это, папа?

      — Дамам не стоит быть там, куда собирается мужская компания, — Като сердился и Мортем коснулся пальцами его ладони, предупреждая.

      — Но вы можете выбрать другое место, — мягко заметил Пиран, глядя из-под кустистых бровей на сжавшего губы офицера.

      — Мы так и сделаем, — отозвался старший близнец раньше, чем Като раскрыл рот, и протянул ладонь девушке, предлагая своё сопровождение. — Вас будет сопровождать Энни?

      — Вы же не будете против этого? — кокетливо похлопав ресницами, Аннет приняла жест и уже держала Мортема под локоть, тесно прижавшись к нему.

      Като впился немигающим взглядом в удаляющиеся фигуры, когда с ним поравнялся Пиран, на чьём квадратном лице с массивной челюстью расцвела отеческая улыбка. Блеснул металлической застёжкой вынутый из внутреннего кармана кожаный портсигар, щёлкнул замочек и Гор достал сигариллу, покрутил в пальцах и предложил обер-лейтенанту.

      — Не курю.

      — Эта дурная офицерская привычка ещё не успела вас коснуться? — удивлённо усмехнулся мужчина и убрал портсигар назад. — Вы слышали о Луизе Маривальди? Бедняжка. Ужасная смерть. Я лично видел то, что от неё осталось. Единственная уцелевшая часть — оторванная голень в сапожке, застрявшая в стремени. Знаете где это произошло? На конной прогулке, которую Луиза так любила ещё с детских времён. Она весьма эмоционально восприняла новость о помолвке с Мортемом, а в день их встречи высказала в лицо столько гадостей, что я не удивлён такому скорому концу.

      — Что вы хотите сказать этим?

      — Хочу попросить вас приглядеть за моей дочерью, Като, — доверительно ответил мужчина. — Вы не только храбрый офицер, но и близкий Мортему человек, которого он, без сомнения, послушает. Если Риверанский мясник он, в чём я хотел бы ошибиться, только вы сможете его остановить. Я вверяю вам самое большое сокровище Пиранов, обер-лейтенант.

      Он похлопал замершего Като по спине и, прикурив сигариллу, ушёл с господином Томаном в глубь коридора, оставив Гавела и офицера наедине.

      — Идём, — зло бросив притихшему ассистенту, обер-лейтенант быстрым шагом направился к выходу из больницы, чувствуя, как злость заполняет нутро, затапливает его разум, отравляя проснувшейся ревностью.

      Позже, когда позади оказалась больница и северская делегация с дневным происшествием, ещё отголосками проскальзывавшее в непринуждённых разговорах редких посетителей ресторана, небольшая компания заняла самый просторный стол, и дожидалась первых блюд. Как Мортем и обещал, Като получил свой ром и теперь цедил его сквозь сжатые зубы, пронизывая сидящую по правую от близнеца руку Аннет, то и дело прижимавшуюся к нему. Это раздражало. Он давно знал, что эта дурочка без памяти влюблена в Мортема, и часто позволяла себе подобное, но разве так могла вести себя невеста, которой предстояла скорая свадьба? Ведь именно об этом она обмолвилась, как только они расселись по местам. Yе называя имён, не упоминая семью жениха, она лишь мило улыбнулась Като и в растянутых уголках пухлых губ скользнула тень издёвки. Аннет никогда не любила его, даже презирала и ненавидела, а он не мог понять причину такого отношения.

      Гавел сидел рядом с Като и напротив Аннет, тихий и скромный, зажатый настолько, что ещё немного и растворится в воздухе, лишь бы его не замечали присутствующие. Он не мог выбрать что будет пить и в дело вступил Мортем, заказав ассистенту сухое красное вино, предостерегая покрасневшего Гавела от чрезмерности. Тот лишь кивнул, заикаясь поблагодарил и ни разу не притронулся к бокалу, опустив глаза. И глядя на него, Като испытал чувство жалости, словно видел вместо пухлощёкого и невинного ассистента молоденького ефрейтора, в смерти которого винил себя.

      Но не только обер-лейтенант поглядывал на Гавела, но и Мортем, слушавший с вежливой улыбкой щебет Аннет, изредка что-то отвечая, лишь подстёгивая её воодушевлённое настроение. Она не отпуская его руку, прижимаясь к плечу, то и дело поглаживая пальцами спрятанный за тканью рубашки бицепс. Её рассказы были наполнены слухами, новостями, пустыми и бессмысленными пересказами событий в жизни других именитых семей, словно от этого была польза всем. Но ни Като, ни Гавел не выказывали заинтересованности, откровенно скучая. Разговор совершенно не шёл, молодая леди то и дело не давала никому вставить слово, с обожанием глядя на Мортема, надеясь, что он вступит в беседу, но тот продолжал вежливо улыбаться, гранича с безразличной холодностью.

      — …Какое разочарование, только представьте: леди Дюваль предпочла выбранному отцом лорду Экессу какую-то цветочницу! Скандал едва не покинул стены их особняка! Эти две безмозглые дурочки даже пытались сбежать, но охрана сэра Дюваля смогла их всё же найти. И о чём Джейн только думала? Полюбить чернь… Отвратительно. Ещё и женщину! Это настоящий позор на такую славную фамилию, правда, Мортем? А что говорить о её выборе. Эти святомерзкие узы нужно не просто осудить, но и сделать преступлением, как и мужеложество. Эта гниль и так просочилась в Риверан и охватила весь Крысиный квартал. Подумать только, как может мужчина, созданный для женщины, заниматься этим с другим мужчиной? Это не даст им потомства! И само только существование этого уродства должно унижать, а не возвеличивать того, кто ложится под другого в качестве женщины.

      — Что-то не так, Гавел? — вдруг поинтересовался Мортем, перебивая возмущённую Аннет.

      Красный, совершенно поникший и пристыженный Рихард Гавел стискивал в руках серебристую вилку до такой силы, что его фаланги побелели от натуги. Губы дрожали, сдерживая то ли обиду, то ли плачь, из-за которого он опустил низко голову, скрывая лицо длинными локонами, но Като, сидевший рядом, видел сквозь них на багряных щеках влажные дорожки. Гавел был слишком мягким, нежным и простым, чтобы скрывать свои секреты от чужих глаз, и поэтому он сгорал от стыда и не знал куда деться, чтобы не навлечь ещё больший позор.

      — Давайте я сопровожу вас до уборной.

      — Разве он не найдёт её сам? — вцепившись в рукав, Аннет недовольно насупилась, бросая презрительный взгляд на юношу. — А позвольте узнать, Гавел, сколько вам лет?

      — Двадцать два, мэм.

      — И вы всё ещё не женаты? Скажите, что это из-за вашей унылости, а не из-за того, что являетесь одним из тех извращенцев, посещающих притон Стага.

      — Я не…

      — Хотя я не удивлюсь, если вы им и являетесь. Знаете, из всех Гавелов, что мне довелось встретить, вы самый симпатичный. Лицом уродились в матушку, а вот телом явно в отца, — оценивающий, с долей презрения взгляд Аннет скользнул от скрытого за волосами лица вниз и вернулся к Мортему.

      — Мудрый человек сказал: «Смысл не в том, мужчину или женщину предпочитаешь в постели, а на что тратишь свою жизнь», — неожиданно подал голос обер-лейтенант, не без удовольствия глядя, как Аннет передёрнула плечами в отвращении. — Я вижу, что свой смысл он нашёл и это достойно, чтобы забыть о возможных недостатках.

      — Ах, обер-лейтенант, тот, кто это сказал, не был мудрецом, а самым настоящим дураком и извращенцем! — заливаясь высоким смехом, ответила Аннет, пряча улыбку за веером. — Не отчаивайтесь, Гавел, даже, если я не права и вы не мужеложец, то знайте: для вдов главное ваша молодость и мужской потенциал, а не живот.

      — Вы переходите границу, леди.

      — Всё в порядке, сэр, — тихо заговорил Гавел, спрятав руки под стол. — Я не оскорблён.

      — Вот видите, мальчик совершенно спокойно воспринимает дельные советы. А вот вы стали так рьяно его защищать, что я могу подумать о…

      — Единственное, о чём вы способны думать — о грязном белье в чужом шкафу.

      — Вы ходите по тонкой грани, обер-лейтенант, — угрожающе зашипела леди Пиран, прищуренными глазами следя за нахохлившимся Като, чьё лицо исказило праведное возмущение. — Позволю напомнить, что мой отец давний друг вашего, вы же не желаете навлечь на себя неприятный разговор с генерал-губернатором? Ах, кстати, Гавел, вы ведь тоже не единственный сын? Кажется, у вас есть старший брат.

      — И сестра, мэм. Младшая.

      — Да-да, дурнушка Эффи, — беззаботно отмахнувшись веером, Аннет потёрла щёку. — У неё ещё такой уродливый шрам на всё лицо.

      — Родимое пятно, мэм, и оно только на правой щеке…

      — Разве это так важно? — удивлённо всплеснула руками девушка. — Хотя даже с таким дефектом её умудрились выдать за мистера Иноа, похожего на свинью. Он, вроде как, владеет текстильной фабрикой. Я слышала, он весьма любвеобилен и энергичен, вашей сестре несказанно повезло, будет свиноматкой для его поросят.

      Униженный, совершенно разбитый Гавел едва сдерживал слёзы, стискивая ткань чёрных брюк на колене, и Като видел тёмные следы от солоноватых капель на скатерти, всё больше желая отбросить приличия и устроить настоящую трёпку мисс Пиран. Та забыла о Гавеле, возмущённо вытягивая шею и выглядывая официанта с первыми блюдами, недовольно надув губы. Она бы хорошо вписалась в высшее общество Аримара, где подобное было сплошь и рядом, но Риверан был далёк от столицы, самодостаточен и люди были просты и прямолинейны в отношении друг к другу. Здесь не нужно играть в постоянный маскарад, выуживая тёплое местечко под крылом у господ, ища их переменчивой благосклонности, сытые времена оставались такими даже во время войны, гремевшей далеко от окраины города, заводы получали госзаказы, Штормвинды нажили настоящее состояние на оружии, поставляя сотни тысяч единиц на фронт, войдя в круг влиятельных оружейных дюков. Но даже Эрон проявлял сдержанность по отношению к остальным, чего не скажешь о Аннет. Избалованная девчонка, никогда не знавшая розги, наказания и сурового взгляда, бриллиант, пытающийся затмить собой дешёвые самоцветы, оказавшись в их окружении, но на деле оказываясь простой фальшивкой из фианита.

      Пока Като скрежетал зубами, прожигая дыру в беззаботной, ластящейся к Мортему дурочке, им принесли блюда, разложенные по тарелкам, расставили каждому своё и раскрыли крышки, выпуская волну тончайших ароматов, наполненных букетом специй, мяса и овощей, часть из которых была незнакома ни Като, ни Гавелу, а наполненный ромом стакан и нетронутый бокал вина призывно блестели в свете газовых ламп. Перед обер-лейтенантом лежал политый густым брусничным соусом стейк, украшенный кроваво-красными ягодами, в окружении печёных овощей, источая запах дымка и паприки, от чего рот наполнился слюной. Прошло больше недели, как он покинул столицу, а вместе с ней подобные изыски, и теперь снова ощутил великолепие аримарской кухни. Обжаренное, тёмно-красное мясо манило его, но офицер терпеливо дожидался остальных, украдкой подглядев в тарелку несчастного Гавела. Даже блюдо ему заказывал Мортем, и теперь перед молодым ассистентом лежала запечённая в медово-горчичном соусе говяжья грудинка в обрамлении сладкого картофеля и ярких долек помидора и салатных листьев. Гавел нерешительно ткнул вилкой в источавший сок небольшой кусок мяса и тут же замер, виновато посмотрев на старшего близнеца. Тот едва заметно кивнул, но в этом жесте Като узнал то покровительственное одобрение, которое он и сам получал от брата в детские годы. Как бы не волновался Гавел, какие бы мысли не вертелись в голове, он уже заслужил внимание Мортема, а значит вошёл в круг немногих близких коллег.

      А вот Аннет разглядывала выбранное ей самой блюдо, то и дело дотрагиваясь то до одного рулета, то до другого вилкой. Скрученное филе щуки хранило в себе тёртый сыр и грибы, чей аромат заставил Мортема презрительно дёрнуть губой и освободить руку из пальцев спутницы. Он изящно взял бокал за тонкую ножку, поднял его для первого тоста, коротко улыбаясь, ловя взгляд сидящего напротив близнеца.

      — За сегодняшних героев.

      — Конечно же, — подхватила Аннет, прибавляя к чужому бокалу свой с белым вином. — За вас, Мортем. И за вашего брата.

      Вежливая улыбка вспыхнула и тут же угасла, когда Мортем продолжил:

      — Рихард, вас я тоже имел ввиду. Вы замечательно справились.

      Скупая похвала, но сколько же она значила для молчаливого, зажатого собственной неуверенностью юноши, что заставила расплыться в искренней улыбке, разомкнув напряжённые губы. И на полноватых щеках появились маленькие ямочки, придавая открытому и миловидному лицу живость, притянув взгляды не только Като, но и Мортема с Энни, сидевшей между Гавелом и Аннет. За всё время пребывания в ресторане он взбодрился, стал весел, и в жёлто-зелёных глазах заблестели искорки счастья.

      Их разговор вдруг пошёл куда лучше, когда вместо болтовни Аннет слово взял Като, разгорячённый крепким ромом и насытившийся отличным куском мяса, вытирая губы от брусничного соуса и жира. Он рассказывал о войне, о жизни офицера и подчинённых, о забавных моментах, о трагичных смертях, о жизни солдат и то, как одни, казавшие трусами, вдруг становятся настоящими героями, пусть и посмертно. Увлёкшись настолько, что сам не замечая завладел вниманием всех, порой вытанцовывая руками образы, дополняя живой рассказ, заставляя публику то удивляться, то улыбаться, а то отпрянуть в ужасе. Самыми внимательными слушателями оказались Гавел и Энни, подавшись вперёд, следили за ладонями, вырисовывающими то высокие горы, то зубастые пасти призванных шайдерскими шаманами чудовищ, то формы порочных женщин, заставляя девушку смущённо потупить глаза, а Рихарда зардеться.

      Мортем, сидел с бокалом в руке, откинувшись на высокую мягкую спинку, глядя на брата из-под полуопущенных ресниц, следя не за руками, а за ртом, чувствуя жар в груди, от одной только мысли о горячем дыхании, что могло бы обжечь его кожу. Представлял, как пальцы зарывались в уложенные наспех волосы, нарушая причёску, трепля и стискивая в кулаке, заставляя голову близнеца откинуться назад, открывая беззащитное горло. Как язык скользил по коже, собирая солоноватый привкус с нотками табака и вишни, а после раздвигал податливые губы. Но самое важное, что ощущал Мортем — желание вновь стать для Като единственным человеком, с которым он будет делиться самыми глубокими тайнами и переживаниями. Тем, кем был когда-то раньше. Когда ему удалось добиться этого, нащупать нужную нить, всё срывалось из-за очередной глупой ссоры, а открывшаяся тайная связь с Ивером лишь усугубила положение. Какой здравомыслящий человек решится на доверие не только мужеложцу, но и истинному грешнику, предпочитающему собственного брата? Ошибка, совершённая из-за переполнявших сердце и разум обиды, злости и горя, породила цепочку событий, которые Мортем и не думал прерывать, позволяя себе эгоистично пользоваться любовью бастарда. Ему было удобно не чувствовать ни стыда, ни любви — ничего, жалкие чувства отмерли, превратились в забытые на антресолях вещи, пока не прибыл Като. И теперь было трудно отказаться от того, что крепко въелось в сердце.

      Официанты успели сменить очередные блюда, убрав посуду и принеся десерты, что остались незамеченными публикой, которой Като описывал встречу с настоящим белогрудым медведем — царём восточных предгорных лесов, изображая растопыренными пальцами щёлкающие челюсти.

      — …И Юрген говорит: «Медведи боятся тех, кто выше их!». И заставил нас вооружиться ложками и кастрюлями и лезть друг к другу на плечи. Не повезло Юстасу, почему-то на него начал карабкаться Толстяк, а не наоборот, и в этот момент в ближайших кустах что-то зашевелилось, — он выдержал театральную паузу, давая насладиться саспенсом, и, понизив голос, продолжил. — И здесь появился он. Медведь. Девять футов в длину, здоровый, мощный, с огромными лапищами, что давили консервные банки словно бумажные кульки. Он принюхался, — все медведи плохо видят и поэтому наша замершая скульптура его не сильно смутила, пока Толстяк не начал лупить ложкой по кастрюле. Мы подтянулись, вошли во вкус, и тут Юстас заорал: «…В атаку мчатся полки крылатых коней! Враг дрогнет от копий и пуль! Не сыскать в империи солдат отчаянней, чем имперский кавалерийский патруль!». И как зарычит. Р-р-р-ра-а-ар-р!

      Первой испуганно отпрянула Энни, Гавел дрогнул, но стиснул в руке смятую салфетку и всё же усидел на месте, заворожённо глядя на искажённое яростью лицо обер-лейтенанта, облизнув от волнения губу.

      — И медведь капитулировал! Дал стрекача, да такого, что проломил все кусты, врезался в сосну и получил шишкой про меж ушей под наш вой и улюлюканье.

      Он откинулся на спинку и рассмеялся, а вместе с ним Энни и Гавел, спрятав рот под ладонью и в какой-то момент бросив взгляд на Мортема, что вертел полупустой бокал, наслаждаясь общей атмосферой веселья. Единственное, что портило картину, — недовольство скучающей Аннет, брезгливо ковырявшейся во внутренностях оставшегося из трёх рулета, бросая косые взгляды на камеристку. Перестав быть центром беседы леди Пиран утратила блеск, потускнев и затерявшись в тени более живого и интересного собеседника, и Рихард Гавел поймал себя на неожиданной мысли, что почему-то боялся её, глотая обиды и унижения, хотя в ней не было ничего выдающегося. Разве что влиятельный отец, который выгонит его из больницы и закроет путь в другие. Вряд ли господин Барас вступится за него, ведь одна-единственная похвала не поменяет его отношение к своему непутёвому ассистенту. И Гавел опустил глаза, боясь встретиться с голубым льдом Мортема и увидеть в них безразличие.

      — Это было увлекательно, — Мортем отставил бокал, поднялся на ноги, ознаменовав окончание трапезы, и благодарно кивнул Аннет, а после Энни. — Но есть и другие дела.

      — Вы не проводите меня до дома? — с наигранной простотой спросила Аннет, всё ещё сидя за столом.

      — Энни прекрасно справится, но если вам так необходима мужская компания, Гавел может присоединиться к вам.

      Рихард едва не выронил из рук вилку и умоляюще воззрился на старшего близнеца, но тот не шутил, снимая с вешалки пиджак.

      — Вы думаете этот неуклюжий медвежонок сможет защитить двух леди от пьяниц и попрошаек? Скорее это нам придётся отбивать его у злодеев, чтобы вы не лишились такого замечательного ассистента.

      — Возможно, вы правы, — задумчиво протянул Мортем, смерив замершего бледнолицего Гавела и досадливо цокнул языком, отворачиваясь. — Тогда я поймаю для вас кэб или отправлю с «неуклюжим медвежонком» героя Варданской войны. Выбирайте, мисс.

      Кислая улыбка, с которой Аннет Пиран встретила новое предложение, успокоила как Гавела, так и Като, застывшего рядом с ассистентом, уперевшись одной рукой на спинку стула. Удивительно, как одна леди смогла сплотить двух незнакомых мужчин общей неприязнью к себе, но ни Рихард, ни обер-лейтенант не испытали тоски, когда Мортем, попрощавшись с дамами, закрыл дверцу и дал отмашку кучеру.

      — Я бы отправил её пешком, — проворчал офицер, спрятав руки в карманы. — Такой дряни, как она, ничего не может грозить на улицах, даже в центре Адской Пасти.

      — Ты побывал там один раз и уже так смело рассуждаешь о царящих нравах, — Мортем по-доброму усмехнулся и оглядел широкую центральную улицу, заполненную людьми, попрошайками, трусящими сквозь толпу тощими собаками и медленно пробирающимися сквозь живой поток каретами. — Гавел, вы доберётесь до дома сами или вас проводить?

      Щёки ассистента вспыхнули, он поджал губы, на мгновение задумываясь над вопросом, чувствуя зашедшее в бешеном ритме сердце, но его опередил разминавший шею обер-лейтенант:

      — Давайте прогуляемся ещё немного, — выдохнул он и покосился на брата. — Но в мужской компании, не позволяя дамам испортить дальнейший вечер.

      — Вы ещё держитесь на ногах, Гавел? — тот отчаянно закивал, чувствуя, как щёки и уши начинают пылать. — Замечательно. Только будьте всё же аккуратны с алкоголем.

      Пальцы Мортема, те самые, за которыми столько раз Рихард тайком наблюдал, не смея даже представить их на своей коже, потянулись к вороту Гавеловской рубашки, подцепили края, поправили и, спустившись ниже, расстегнули пуговицу, нарушая идеальный порядок в одежде. Старший близнец оглядел результат и криво усмехнулся.

      — Я знаю, куда мы направимся, — и усмешка стала шире, загадочнее. — В Красный Дом мадам Лунд. Но если вы боитесь потерять репутацию, Гавел, я сопровожу вас до дома, как и обещал.

      Гавел сглотнул, с тревогой покосился на зевающего офицера, поймавшего его молящий о помощи взгляд, но тот пожал плечами и отвернулся, оставив Рихарда наедине с собственным решением. Уходить сейчас или отдаться на волю судьбы и разомлевшего и ставшего более мягким наставника? Репутация или собственные мечты? Красный Дом — лучший бордель Риверана, но все, кто там бывал, вскоре становились объектами обсуждений и слухов, и порядочный сын Рейнара Гавела не мог допустить подобное. Отец и без того ждал от него лучших результатов, памятуя о Себастьяне, на которого были куда большие надежды, равнял со старшим сыном, всячески напоминая и тыкая носом в ошибки, и Рихард боялся его подвести. Он стоял, опустив голову, и впервые готов был возразить наставнику, как поток мыслей прервал подбежавший рыжий констебль, запыхавшийся и жадно хватавший ртом воздух. Он снял со взмокшей головы кепи, провёл рукавом по красному лбу и тяжело, со свистом вдохнул, собираясь с силами.

      — Сэр! — гаркнул Алькана, испугав проходящих мимо дам и привлекая внимание Гавела и Като. — Вас просят вернуться назад в больницу. Вас обоих.

      Мортем обернулся на близнеца, в одно мгновение растеряв благодушный, слегка хмельной вид, и коротко кивнул.

      — Отложим ваше решение до следующего раза, Гавел. Хорошего вечера, — он прошёл мимо, ни подав руки для пожатия, ни коснувшись плеча, как это сделал обер-лейтенант, последовавший за ним, хлопнув замершего Рихарда.

      — И вам, — запоздало ответил юноша, обернувшись на отъезжающую чёрную карету, — господин Барас.