Като выбрался из кэба первым, затем повернулся к принцу и протянул руку для помощи, ожидая реакции последнего. В прошлый раз, когда он привычно предложил помощь, забывшись в утренней сонливости, его встретил вопросительный взгляд брата, теперь же он хотел узнать как подобное воспримет принц. Тот, к удивлению обер-лейтенанта, не отшатнулся, не проигнорировал и даже не повёл бровью, любезно принимая помощь, крепко стиснув широкую ладонь и выбравшись из кабины, цокнув подкованными каблуками начищенных ботинок. Даже побывав на пыльном чердаке и в крохотной комнатке женщины, ютящейся с двумя детьми и одной рыжей кошкой, он продолжал выглядеть удивительно опрятно. Чего не сказать про самого Като, поймавшего размытое отражение недовольного лица в стекле маленького окошка тронувшегося с места кэба: помятое, покрытое щетиной, с залёгшими под глазами тенями от плохого сна. Рядом с утончённым господином в модной тройке и лайковых перчатках офицер казался неказистым и пресным, лишь оттеняющим великолепие своего нанимателя. Подобный вид Като оставил в далёком прошлом, когда бурная жизнь курсанта полнилась не только мудростью наставников и тренировками, но и увеселительными пирушками, часто заканчивающимися в постели с какой-нибудь скромницей-цветочницей или бесстыжей официанткой. Со временем он стал избирательнее к женщинам и придирчивее к собственной внешности, нащупав ту границу, когда алкоголь перестаёт расслаблять и начинает затуманивать голову.

      Лазар огляделся, поправив манжету рубашки, с интересом изучая возвышающийся перед ними особняк с остроконечными башнями и открытой галереей, ведущей к каменной оранжереи. За высоким забором едва ли можно было разглядеть хоть что-то, кроме верхушек аккуратно подстриженных яблонь и клёнов, да тёмной черепицы крыши. Но элдер всё равно заинтересованным взглядом скользил по остроконечным пикам, вогнанным по всей длине забора, надёжно оберегавшим сокровища хозяев от липких рук воришек. Он цокнул языком, подражая Като, и уверенно направился к воротам, за которыми у широкого крыльца ждал запряжённый экипаж из двух крепких длинноногих лошадей южной породы, прославившей конюшни Багарида — второй жемчужины Идггиля. Весь офицерский состав, начиная с майоров и заканчивая королевской семьёй, предпочитали быстроногих лошадок, поджарых и длинношеих, тем самым подчёркивая свой статус — южная порода считалась самый быстрой, но Като отдавал дань выносливости северных гигантов — ризнордов, пусть они медлительны, но мощны и свирепы, подобно зимним ветрам.

      Двое охранников, вооружённых винтовками, встретили неожиданную пару на входе, придирчиво оглядели с головы до ног, переглянулись и нехотя отступили, позволяя пройти дальше ворот. Многие семьи из высших кругов пользовались услугами наёмников, куда уходили ветераны после окончания службы, — сытая жизнь с важностью своего положения манили тех, кого не отпускала война, но хотелось мирных дней. Эти, что встретили Его Высочество и обер-лейтенанта, были из такой породы, приосанившись перед гостями, чувствуя себя хозяевами с правом выбора пускать на порог или вышвырнуть. У генерал-губернатора, в отличие от остальных, на службе состояли действующие офицеры из гвардейского полка, отобранные командирами, желавшими выслужиться перед Лорканом Барасом. Тот щедро платил за подобную привилегию, чем неимоверно раздражал, как отслуживших своё офицеров, хранивших верность армии, так и глав других семей, не имеющих возможности на подобные траты. Хоть как-то приблизиться к Барасам смогли разве что Штормвинды, возведя свою империю на войнах, и Пираны, лечащие тех, кто в этих войнах пострадал. Один из привратников — хмурый вояка с тяжёлой челюстью и синими от постоянного бритья щеками, — кивнул им, позвав следовать за собой.

      — А раньше это был проходной двор, — усмехнулся Като, оглядываясь по сторонам, подмечая всё новые и новые изменения в парадном дворе, что встречал гостей.

      К примеру, свежая, более широкая мощёная дорога, ведущая к стоящему на подиуме зданию напрямую вместо криволинейной узкой змеи, делавшей крюк вокруг фонтана, который, к удивлению Като, начали разбирать. Несколько постаментов лишились своих статуй, весьма посредственных, стоит отдать должное, но теперь цветущий по бокам густой сад стал более пустым и чуждым. Зато выкорчеванные стволы перестали закрывать общий вид на особняк, сменившись подстриженным газоном с клумбами и повторяющимся изгибы дороги фонтанными бассейнами, из которых били невысокие струи, игравшие бликами на полуденном солнце. Удивительно, как в прошлый раз он этого всего не заметил.

      — Господин, — голос идущего впереди охранника звучал рокочуще низко, — ради вашей репутации, не позволяйте слугам гавкать.

      — Этот пёс волен не только лаять, но и кусать, — Лазар сверкнул холодным взглядом, пронизывая бритый затылок мужчины и тот неожиданно поёжился.

      — Каков хозяин, таковы и слуги, — в тон ему поддакнул обер-лейтенант, неожиданно почувствовав себя храбрее.

      И вновь Като встретила наполненная угрюмой мрачностью гостиная, объединённая с холлом, всё ещё утопавшая в трауре спустя столько месяцев, но в этот раз в ней действительно произошли изменения: общая тяжесть и фундаментальность массивных книжных шкафов, картин и камина остались, но сменили привычные синие оттенки на зелёный, умело сочетавшийся с бордовым и тёмным орехом дорогой породы дерева. Он с трудом пытался припомнить хоть что-то из прошлого посещения, но единственное воспоминание отдавалось вкусом выдержанного виски. Сердце зашлось, взволнованное новой встречей, оно билось о рёбра, заставляя кровь прилить к ушам, вспыхнувших жаром. Скары бы подрали этого наёмника, заставившего так скоро оказаться на пороге дому, куда Като не хотел бы возвращаться.

      — Я говорила вашему отцу, чтобы он держал своих выродков подальше от нашего дома! Эрик! Выпроводи их немедленно! — на верхних ступеньках лестницы застыла Леа Штормвинд, облачённая в пышное чёрное платье, закрыв худое бледное лицо прозрачной вуалью. И пусть обер-лейтенант не видел её выражения, высокий, дрожащий яростью и болью голос он слышал прекрасно. — Вам не хватило опозорить себя в прошлый раз, молодой человек, так явились на порог с каким-то прохиндеем?!

      — Мы…

      Женщина нервно взмахнула рукой, обрывая Като и тут же дала знак старому дворецкому.

      — Вам здесь не рады, а ваш отец обязательно узнает о столь вопиющей…

      — Что происходит?

      По затылку и вдоль позвоночника прошла дрожь, стоило бесцветному голосу нынешнего хозяина достигнуть ушей Като. Офицер, мягко отстранил от себя слугу, пытаясь увидеть за высокой худосочной фигуркой женщины Эрона. Тот вырос за её спиной столь неожиданно, что заставил мисс Штормвинд дёрнуться и вцепиться в резные перила. Всё такой же высокомерный, спокойный и безразличный, как и в тот раз, когда Като пьяным заявился на порог требуя встречи. И когда склонялся к губам, представляя вместо обер-лейтенанта его близнеца. Даже в Мортеме было больше эмоций, чем в оболочке из костей и мяса.

      Эрон мягко обнял за плечи матушку, забирая всё её внимание себе, и подтолкнул в руки появившейся экономки, столь бережно и осторожно, словно обращался с хрупкой куклой.

      — Я провожу их до ворот, — ответил на бессвязный лепет женщины и кивнул служанке, позволяя той увести в сторону комнат. — У вас не так много времени, Като.

      — Это было выплавлено на твоей фабрике, — и Като шагнул к спускавшемуся Шторвинду, доставая из кармана гильзу и показывая Эрону, когда тот поравнялся с офицером.

      — Вы весьма наблюдательны, — не без иронии отметил Эрон, мельком взглянув на клеймо зажатой указательным и большим пальцами гильзы. — В деле Риверанского мясника случились подвижки?

      — Не делай вид, что не знаешь о вчерашнем покушении. На месте, откуда стреляли, была найдена эта гильза, и тебе известно, что это может значить.

      — Что кто-то предпочитает наши патроны вместо продукции Салаша?

      Като судорожно втянул воздух, борясь с вспыхнувшей злостью, желавшей сжать кулак и тут же отвесить пару крепких оплеух упрямцу, но разве глыбу можно было заставить уйти с дороги пинками? Он выдохнул, успокоился и тихо произнёс, надеясь, что стоящий в трёх футах от него элдер ничего не услышит.

      — Ты обещал, Эрон.

      Брови Штормвинда удивлённо дёрнулись, но лицо ничуть не изменилось, оставаясь маской отчуждения, скучающе взирая на стоящего перед ним офицера. Он не был обязан помогать, как заявлял об этом в тот вечер, когда Като позволил своей гордости пойти на уступки. Таким людям нельзя доверять, они будут обманывать и отрицать, лишь бы не выплачивать долги.

      — Вы заметили, Като, этот калибр отличается от принятого в армии, — неожиданно ответил Штормвинд и жестом призвал следовать за собой, уводя прочь из особняка к ожидавшему его экипажу. Он пригласил сесть сначала хранившего молчание принца, затем Като, а после, как занял место сам, продолжил. — Это одна из последних разработок, созданная по чертежам Иллеша до его смерти около трёх месяцев назад. Вы уже познакомились с её главной особенностью, Ваше Высочество.

      — Я так легко раскрылся? — повторив мягкий поклон головой в ответ на приветствие Штормвинда, Лазар тонко улыбнулся, убирая прядь волос за ухо.

      — Почему вы не с Мортом? — переведя взгляд на Като, спросил Эрон и от немигающего тяжёлого взгляда обер-лейтенанту сделалось не по себе.

      — У нас вышел небольшой конфликт.

      — Вы ему действительно дороги, раз сумели так сильно задеть, — сухая улыбка появилась на тонких губах. — Наши с ним споры, сколь бы горячи и остры не были, не вызывали и тени разлада. Но вы оставили его одного, почему?

      — Это из-за меня, — в разговор к облегчению Като вмешался элдер. — Я заставил генерал-губернатора приставить ко мне компетентного офицера из числа доверенных лиц, способного не только выполнять приказы. Вы беспокоитесь за безопасность брата моего сопровождающего, я заинтересован в быстром расследовании покушения, а sa-Като является ключевой фигурой в обоих делах.

      — В моих интересах ваша смерть приоритетнее. Ничего личного.

      — И что заставило вас передумать?

      — Уважение к контактам.

      И всё же Эрон Штормвинд был удивительно спокойным и безгранично холодным человеком, в котором дремало нечто тёмное и порочное, дожидаясь часа сбросить оковы морали. В его шартрезах, куда Като заглядывал всякий раз в попытках убедиться в правдивости слов, была такая же отчуждённость от мира, как и у Мортема. Как сильно бы дуэт из беспринципного оружейного дюка и надменного врача потряс мир, окажись они вместе, наплевав на церковные устои? Оба получали желаемое словами, обещаниями, соглашениями, и оба рушили чужие судьбы по собственной прихоти, имея над ними власть. Это было вы величайший союз двух истинных порождений Бездны, облачённых в человеческую плоть.

      — Всё в порядке? — тёплая ладонь Лазара легла на сомкнутые пальцы обер-лейтенанта, задумчиво уставившегося перед собой.

      Тепло разлилось от одного только прикосновения, словно у офицера была не кожа, а наледь подступающей зимы, и тот, сморгнув дурные мысли, покачал головой, растерянно уставившись на ухоженные пальцы элдера. Они исчезли, оставив пустоту и лёгкое разочарование.

      — Ты говорил о разработке, — напомнил Като, откинувшись на мягкую обивку.

      — Скоро будем на месте, — ответил Штормвинд, не отводя от лица обер-лейтенанта глаза.

      Дорога не заняла много времени, но нависшее молчание между тремя мужчинами давило, делая короткое путешествие неуютным, то и дело вынуждая Като коситься на погрузившегося в раздумия принца. Им бы следовало обратиться за помощью к Валентину, принеся в платке улику и слова несчастной вдовы, с которой обер-лейтенант поговорил за чашкой травяного чая, чувствуя под боком крутящуюся на стуле Радку, на чьих плечах покоились обтянутые в белое ладони Его Высочества. Высокородность и королевская кровь, к удивлению, не делали из него сноба, презрительно смотрящего на скудное убранство комнат и общую бедность семьи. Он не поторапливал женщину, пытавшуюся вспомнить детали разговора с наёмником, его лицо, одежду, любую мелочь, что могла бы пригодиться им в поисках, терпеливо отвечал на вопросы девчушки, сохраняя на губах тонкую приветливую улыбку, даже незаметно сунул в карман Алешу несколько «львов», пока тот мялся на крыльце, прощаясь с гостями.

      Им следовало, но Като решил пойти своим путём. Упёртость — черта, присущая близнецам Лоркана Бараса, и от неё они натерпелись больше бед, чем довольства. Как отчаянно Мортем искал убийцу-скельма, опорочившего его имя, так и обер-лейтенант не шёл по правильному, пусть и длинному пути, заручившись поддержкой полиции. И поэтому он, сцепив ладони, молча ждал, когда они прибудут на фабрику. Интересно, все ли следы преступления, устроенного Штормвиндом в подвале старого крыла, убрали или там до сих пор оставалась кровь и слизь несчастного мальчишки, которого убил Эрон? Като передёрнул плечами в момент, когда перед лошадьми распахнулись тяжёлые металлические ворота, выкрашенные в чёрный, и запустили на просторный двор. Само здание было замкнутым квадратом с просторным внутренним двором с зелёным островком среди холодного камня и мощённой дороги. Высокий каменный забор с воротами с двух сторон, — парадным для гостей фабрики и рабочим, через которые проникли тогда близнецы, — снующие рабочие, — крикливые и бранящиеся, — шум и грохот гружённых телег и рычащих грузовичков, — похожих Като довелось увидеть на фронте. Фабрика дышала чёрным дымом, ревела станками, голосами мужчин, лаем собак, ржанием лошадей, чадила единственной трубой. Это был настоящий форт, отстроенный рядом с сердцем Риверана с окошками-бойницами, мощными стенами, лабиринтом пристроек и галерей, тянущихся между зданиями — квартал, отведённый под то, что убивало солдат и мирных граждан с обеих сторон конфликта.

      Экипаж неожиданно обогнул центральное здание, проехал вдоль длинного западного крыла и остановился у полигона, где несколько матёрых работников пристреливались из новеньких винтовок по мишеням. Эрон открыл дверь и вышел на мощёную дорогу, огляделся с пристрастием коршуна, коротко кивая на приветствие работяг, и обернулся к ступившему на землю принцу.

      Тот был удивлён, очарован и в тоже время испытывал некую осторожность к царящему хаосу. Раздались нестройные хлопки за спиной, но элдер даже не повёл плечами, словно привыкший слышать подобное каждый день. Он поравнялся со Штормвиндом, но перебрал пальцами воздух по правую руку от себя в надежде ощутить присутствие обер-лейтенанта. Като шёл позади, отставая на полшага, глядя на огромный муравейник, слушая топот, цокот, ржание, лай, выстрелы и брань. Здесь пахло порохом, маслом, навозом и дешёвым табаком, и всё напоминало суету армейского лагеря. Он остановился рядом с принцем с интересом разглядывая новенькие винтовки в руках столпившихся вокруг Штормвинда мужчин. Те блестели начищенным металлом, лакированным тёмным деревом, длинные стволы дымились от выстрелов, а изящные линии делали оружие сродни прекрасной красавице, которую хочется держать подле себя, оглаживая изгибы.

      — Мистер Борош, принесите образец 375, — Эрон обратился к коренастому рабочему в выстиранной рубашке и тот, кивнув, торопливо ушёл прочь, смешно переваливаясь с ноги на ногу. — Гильза, которую вы нашли, принадлежит к данной разработке и немногим отличается от стандартов, принятых на вооружение имперской армии. Это пока прототип, выпущенный ограниченной серией и с устранённой ошибкой, которую мы сознательно допустили в первых трёх экземплярах.

      — Значит, на Его Высочество покушался кто-то из твоих заказчиков?

      — Не совсем так, — Эрон принял из рук появившегося Бороша новенькую винтовку из светлого дерева, любовно огладил и протянул Като. — Это совершенно новая технология, подобной ей ещё не довелось увидеть свет ни в одной оружейной мануфактуре. Замечаете разницу?

      Като придирчиво оглядел оружие, провёл пальцами по гладкому боку и с удивлением обнаружил выемку у скобы спускового крючка и отсутствие привычной рукояти затвора.

      — Полностью автоматическая перезарядка, — в бесстрастном голосе Штормвинда послышалась гордость. — Это сэкономит не только время, но и жизни солдатам. Попробуйте.

      И протянул вместо привычной обоймы с пятью патронами в ряд железную коробочку, которую жестом предложил вставить в выемку. Като, слегка завозившись, щёлкнул механизмом, привычно схватился за воздух и тут же хмурясь переложил ладонь.

      — Досылайте патрон, Като, здесь всё, как вы привыкли, — на тонких губах Штормвинда появилось подобие улыбки. — Цельтесь, нажимайте спусковой крючок и сразу же переходите к следующей мешени.

      Он жестом предложил подойти к барьеру, рядом с которым был стол, где разложили магазины и обоймы для пистолетов и винтовок, и Като прицелился, прищурив левый глаз. Вдох, короткая задержка и выдох. Палец скользнул на скобу, затем крючок, прицел нашёл мишень, хищно навострилось дуло, готовое разразиться грохотом, а ласковый ветер принёс вместе с промышленной вонью едва уловимый цветочный аромат.

      Первый выстрел поразил цель. Пуля ударила в стальной круг, громко звякнула, повалив лепесток мишени. Като перевёл дуло на следующую и тут же нажал на крючок. Второй, третий, четвёртый… Он выбил все пять, и обернулся на аплодирующего Эрона, передав винтовку в руки Бороша.

      — Что скажете, офицер?

      — Непривычно, — раны на спине заныли и Като передёрнул плечами, прогоняя фантомную боль. — Судя по мощности, она может пробить человека насквозь, но я лично убедился, что этого убийце не хватало.

      — Потому что это был один из двух образцов, украденный во время перевозки в Алейнгейд с другой партией. Такое случается. К сожалению, когда данная неприятность вскрылась, отследить образец не представлялось возможным. Не стесняйтесь, Като, если хотите — развлекайтесь, магазины найдёте на столах.

      Като взглянул на стоящего рядом элдера и тот с улыбкой кивнул.

      — Малая мощность украденного образца обусловлена подобными моментами? — Лазар наблюдал за отошедшим к барьеру офицером, ловил взглядом широкоплечую фигуру в мятой рубашке, то, как длинные пальцы охватывают цевьё винтовки, скользнувший к крючку палец.

      — Такое повсеместно в нашей отрасли, — Штормвинд также наблюдал за обер-лейтенантом. — Некоторые работники фабрик в родственных или иных связях с бандами и за определённую сумму «теряют» некоторое количество, а то и небольшую часть партии в дороге. Для подобного первые образцы новой разработки делаются с допущенным дефектом или маломощными, чтобы в случае утери они оказались бесполезны, как для прямого назначения, так и для изучения конкурентами. Поэтому ваша смерть была предпочтительна.

      Шартрез Штормвинда впился в северскую синеву.

      — Если общественность узнает из какого оружия стреляли, это подорвёт ваш авторитет.

      — Отчасти.

      — И каково знать, что младший отпрыск северского короля едва не был застрелен вашей винтовкой?

      Штормвинд поджал губы, перевёл взгляд на разговаривающего о чём-то с Борошем Като и ответил:

      — Моя осторожность не позволила случиться трагедии. Это окупает репутационные затраты.

      Разговор затих и они молча наблюдали за обер-лейтенантом, перебиравшим три револьвера перед собой, взвешивая в руке поочерёдно, хмуро выбирая понравившийся. С ним говорил Борош, указывая то на один, то на другой, на что-то показывал пальцем и после указывал на стоявшие мишени. Они оба сошлись в каком-то мнении, кивнули друг другу и пожали руки, разделив этот момент улыбками. Штормвинд заметно расслабился, убрав руки в карманы брюк.

      — Как жаль, что Эрмигтон стал символом армии, — почёсывая шею, подставляя прохладному ветру лицо, сказал подошедший к мужчинам Като.

      Он был доволен и широкая мальчишеская улыбка не сходила с губ, будто тот исполнил давнюю мечту, о которой так и хотелось рассказать каждому. Лазар слегка прищурился, вглядываясь в лицо обер-лейтенанта, и, смутив этим последнего, нехотя отвёл глаза.

      — Это похвала от военного или от риверанца? — в мерном глубоком голосе Штормвинда мелькнули новые нотки, наполняя его жизнью. Любопытство, благодарность, дружелюбие.

      — От риверанского офицера, — со смехом отозвался Като и поднял ладонь, скрывая под козырьком глаза, пытаясь разглядеть стоящего напротив солнца Эрона. — Но, честно скажу, с револьверами у меня не сложилось. Если у вас есть пистолеты — готов опробовать, но после того, как…

      — Их было двое, — неожиданно серьёзно сказал Эрон. — Не исключаю, что трое. Выбор места говорит о хороших связях с кем-то из полиции или штаба генерал-губернатора. И это не рядовые наёмники, а кто-то из офицерского состава. Ветераны. Диверсионный отряд.

      — Тот, что стрелял был слеп на правый глаз.

      — Скудное описание, — Штормвинд направился в сторону центрального входа, за ним последовали принц и обер-лейтенант. — Много времени уйдёт на архивы, если решите искать в библиотеке. Вам будет легче найти нужного человека в офицерских кабаках.

      — Снова Крысиный квартал…

      Штормвинд обречённо вздохнул, коснувшись переносицы и медленно, сомневаясь в собственном решении скорее проворчал, чем проговорил:

      — Мои люди займутся этим.

      — Это очень мило, Эрон, — Като раздражённо оттянул уголок губ. — И чем мне расплачиваться за такую щедрость?

      — Его Высочество сказал правильную вещь: чем быстрее вы покончите с этим делом, тем скорее вы окажете помощь Мортему. Доброй охоты, принц. Като, как будут новости — сообщу.

      — Спасибо, Эрон, — обер-лейтенант протянул руку и её крепко пожали и сразу же отпустили. — Передай Морвену от меня привет.

      Штормвинд слабо улыбнулся, но на мгновение его извечно серьёзное лицо сделалось светлее, и усмехнувшийся этой странной перемене Като торопливо повернулся спиной, надеясь не смутить главу фабрики.

***

      Рихард Гавел любил три вещи в жизни: детективы, в которые он погружался без остатка, представляя себя отчаянным сыщиком, исследовавшим самые опасные закутки столицы и других городов, распутывая самые сложные дела и обличая самых опасных преступников; тишину, в которой прибывал, сидя на широком подоконнике снимаемой им мансарды, глядя на протекающую жизнь с высоты четвёртого этажа, аккурат под огромными буквами вывески находящейся внизу аптеки; и работу с Мортемом Барасом, как и самого доктора, к которому так отчаянно тянуло несмышлёного в столь тонких сердечных делах Гавела.

      После произошедшего с северским принцем и разговора с Гором Пираном, ставший невольным свидетелем которого Рихард, оказавшись дома, совершенно не знал чем занять себя, кроме помощи в аптеке старого отцовского друга. Он был растерянным, задумчивым, тихим, отчего путал ингредиенты и лекарства и был отослан к себе лечиться от меланхолии посредством чая или посещения питейного дома, — в частных клубах Гавел, к удивлению, не состоял, избегая подобных мест. И сейчас, задумчиво чиркая грифелем по бумаге, вырисовывая рваными линиями загруженную повозками и людьми улицу одного из районов Риверана, он не заметил, как к нему постучался молодой помощник аптекаря.

      — Господин Гавел, — раздался за дверью взволнованный голос Мака, — к вам пришли!

      Рихард отложил альбом, слез с нагретого подоконника и, перебирая возможных гостей, пересёк просторную комнату. Его старый и добрый друг находился в отъезде уже третий день, принимая участие в ведении дел отцовского поместья, а потому столь скорая встреча была исключена. Ни господин Барас, который вряд ли знал адрес ассистента, ни кто-то из больницы не оказались бы на пороге — исключено, ведь без своего наставника он мало был интересен кому-либо. Тогда кто мог оказаться за дверью, сопровождаемым вечно ссутулившимся Маком?

      Он протянул руку, затем одёрнул пальцы, словно боясь обжечься, взволнованно поджимая губы, и всё же решился. Невысокий, полноватый Мак, не отличавшийся особой красотой из-за рябых щёк, соломенной копны волос, торчавших во все стороны и не поддающихся ни одной расчёске, и приплюснутого носа, вытирал руки о фартук, потупив взгляд. Как же он напоминал Гавелу его самого, когда тот оказывался подле господина Бараса, совершенно не зная что делать и как вести себя, не выдав собственные чувства. За ним, возвышаясь, стоял незнакомый Гавелу человек в дорогом костюме-тройке и прижатой к груди шляпе. Узкое холёное лицо, острые скулы, пытливый взгляд серых глаз — столичный франт.

      — Рихард Гавел, полагаю, — голос звонкий, ровный, заставляющий слушать. — Вальтер Хасс, старший инспектор Отдела Сыска при Императорском дворе. Позволите?

      И он качнул шляпой, указывая на комнату позади застывшего в недоумении Гавела, как если бы просил разрешения, но весь вид говорил о решительном стремлении остаться с хозяином мансарды наедине не взирая на запреты и нежелание. Рихарду пришлось подчиниться и он, кивнув гостю, отошёл в сторону, открывая путь в просторное помещение, убранное и чистое, где среди уличных запахов, проникающих через приоткрытое окно затесался аромат благовоний. Вальтер Хасс вторгся на чужую территорию без угрызения совести, огляделся с бесстыдством коршуна, прошёлся до письменного стола на резных ножках и положил шляпу на край, повернувшись к Гавелу.

      — Мак, принеси, пожалуйста, чай, — стараясь подавить дрожь в голосе, попросил молодого сподручного Рихард и закрыл за ним дверь с дурным предчувствием. — Чем могу быть полезен, мистер Хасс?

      — Это не должно занять много времени, — «не должно» в его фразе оказалось чем-то угрожающе опасным, отчего Гавел нахмурился, поджав губы, держась на расстоянии, словно остерегаясь появившегося в комнате хищника. — Я задам несколько вопросов, вы на них ответите настолько правдиво, насколько это возможно, и я незамедлительно покину вас. Всё весьма просто, не находите? Кстати, ваша фамилия… Вы, случайно, не приходитесь родственником господину Рейнару Гавелу?

      — Он мой отец.

      — Так я имею честь разговаривать с сыном столь выдающегося человека, сделавшего так много для победы в войне? — улыбка, что должна была показать расположение, показалась Рихарду оскалом, отчего тот повёл плечами, всё ещё держа дистанцию. — Я читал про вашего отца, — выдающегося хирурга и настоящего патриота, чьи навыки не раз спасали жизни, но и помогали добыть ценные сведения.

      — Не понимаю о чём вы, — быстро облизнув губы, Гавел выдержал насмешливый взгляд.

      — Вы не читали автобиографию мистера Гавела? Чудесная книга. Там не раз описывалась работа вашего отца с пленными офицерами и то, какими методами он добывал информацию. Не скажу, что деликатность — его черта, но та упоённость, с которой он подходил к делу, завораживает.

      — Мой отец — замечательный хирург и на его счету множество сохранённых жизней.

      — Не сомневаюсь, но сколько жизней искалеченных и отнятых? В основном, элдерских.

      — Зачем вы пришли? — Рихард злился. Впервые за последние два года, что работал у господина Бараса, он испытал гнев и раздражение, казавшиеся забытыми за другими чувствами.

      В дверь постучали и в комнату заглянул Мак, держа начищенный поднос с пузатым чайником и двумя чашками, ища глазами Гавела. Тот кивнул, позволяя пройти в комнату, и, сгорбившись ещё сильнее в тяжёлом молчании двоих мужчин, юноша прошаркал до письменного стола и аккуратно поставил поднос, благодарно кивнув убравшему шляпу инспектору.

      — Задать интересующие меня вопросы о вашем наставнике, — подал голос Хасс, когда дверь за спиной Мака с щелчком закрылась. — Им ведь приходится Мортем Барас?

      — Господин Барас — хороший учитель и примерный гражданин империи.

      — Даже не смотря на его репутацию? — тонкая бровь Вальтера Хасса изогнулась.

      — Это слухи злоязычников, — Гавел неохотно подошёл к сервизу и разлил чай по кружкам, стараясь не показывать волнение, охватившее от близкого присутствия инспектора, стоящего в двух шагах от него, и злость от вопросов. — Господин Барас не раз доказывал врачебную компетентность. Он прекрасно образован и воспитан.

      — Не сомневаюсь, но я не задаюсь вопросом о его талантах, а скорее интересуюсь этической стороной. Вы, как сын врача, знаете, что наука не стоит на месте, она развивается и для прогресса требуются ресурсы. Человеческие ресурсы. Я говорю о пациентах и добровольцах для экспериментальных операций и методов лечения. Насколько мне удалось выяснить, все пациенты господина Бараса так или иначе были излечены, а ведь большинство из них страдало тяжёлой формой недуга, браться за лечение которого опасались самые опытные коллеги.

      — Его методы не сильно отличаются от общепринятых, — сквозь зубы произнёс Гавел, сжимая кулаки. — При работе господина Бараса на дому я не присутствовал.

      — И всё же, все они чудесным образом исцелялись после. Но знаете, в большинстве случаев он не брал денег и лечил не от имени Пиранов, в чьей больнице работает, а в частном порядке. Я опросил нескольких таких семей и часть из них призналась, что предоставляла некоторые услуги, о которых просил господин Барас в долг лечения. Ничего противозаконного, если вы подумали о подобном, мистер Гавел.

      — Я не имею слабости сомневаться в наставничестве господина Бараса.

      — Это ваше полное право, мистер Гавел, — Хасс отпил из кружки, поджал губы, пробуя вкус горячего чая, и довольно улыбнулся. — Прекрасный напиток.

      — О чём именно вы хотели узнать?

      — Надеялся, вы расскажите где был господин Мортем в моменты убийств и чем он занимался, но, как понимаю, вы либо будете утверждать, что не помните, либо, что не знаете, а это суть одно и то же.

      — Вы совершенно правы, я вижусь с наставником в строго рабочие часы и не интересуюсь чем он занимается в другие.

      — А как же слухи о его встречах в особняке мистера Стага? Вы тоже о них не знаете?

      Гавел замер. Его жёлто-зелёные глаза широко распахнулись, глядя в спокойное лицо инспектора, впитывая лёгкую надменность, отразившуюся на растянутых в улыбке губах.

      — В-возможно, он был в качестве д-доктора…      

      — Вот только свидетели, которым довелось увидеть господина Бараса, входившего в дом художника в обнимку с вельпе, говорят об обратном. Вы знаете, чем известен Морн Стаг? Не только безвкусными картинами, но и своими вечерами пошлости и разврата. А ещё, его редким гостем бывает Эрон Штормвинд, с которым, по заявлениям некоторых, у Мортема Бараса весьма близкие отношения.

      — Я н-ничего не знаю об… — Гавел сдавленно сглотнул. — …этом.

      — Видите ли, я прибыл для расследования, а для этого мне нужна вся возможная информация, которая так или иначе приоткроет тайны произошедших убийств несчастных женщин, — Вальтер Хасс допил чай и задумчиво огладил орнамент из переплетённых лоз и листьев. — Мортем Барас действительно выглядит, как потенциальный убийца, но, беря во внимание слухи, что рождаются отнюдь не на пустом месте, он предпочитает иной толк распутства. И здесь возникает конфликт расследования: какой мотив двигал любителя мужеложества и мальчиков-танцоров…

      — Прекратите его так называть! — выпалил покрасневший Гавел и тут же закрыл рот.

      Его лицо пылало, на ресницах блеснули невольные слёзы, а сам юноша едва сдерживался, чтобы не обрушиться с проклятьями на голову пришедшего инспектора, стараясь глубоко дышать. Расставленные ноги, сжатые кулаки, нахмуренные брови — всё говорило о нежелании не только слушать, но и позволять порочить имя наставника. И этот боевой вид тихого молодого человека заставил Вальтера Хасса удивлённо выгнуть брови и поставить кружку на стол. Он, сам того не желая, разбудил в юноше отнюдь не сомнение, на которое рассчитывал, и не омерзение от услышанного, но отвагу.

      — Господин Барас — хороший человек, — твёрдо, сквозь зубы процедил Гавел. — И пусть его пристрастия столь ужасны, это не отменяет его компетентность, как доктора, и то, что он сделал для пациентов, не имеющих возможности позволить себе платные услуги. Даже, если вы утверждаете, что он замешан в убийстве тех несчастных женщин, это нисколько не отменяет его личностные качества и заслуги. И даже, если он был с ними знаком, как об этом пишут газеты, я более, чем уверен, что исключительно в рамках врачебной практики. Господин Барас нередко бывал в бедных районах, оказывая свои услуги несостоятельным горожанам.

      — Так помогите мне найти доказательства этому, мистер Гавел. Если господин Барас действительно невиновен, должно же что-то на это указывать, ведь так? Но пока всё, что всплывает по этим делам, обращено против него.

      Гавел в последний раз шумно втянул носом воздух, и медленно выдохнул, успокаивая взбешённое сердце. И всё же его ранила, глубоко задела не сама весть о увлечениях Мортема, пусть и мерзостных на взгляд церковников и простых людей, но то, что кто-то смог открыться этому человеку и даже сблизиться с ним настолько, чтобы об этом говорили. Пусть толки, пусть злые шепотки, но они не рождались из ниоткуда, а значит, между господином Барасом и Штормвиндом действительно что-то было.

      Гавел почувствовал горечь и разочарование к самому себе: винить наставника в том, что его выбор пал на столь выдающегося и сильного человека, нельзя. Эрон Штормвинд действительно внушал трепет и уважение у каждого видевшего его, как это произошло с Рихардом, однажды заставшим этого человека на улице в компании Мортема. Тогда эти двое выглядели обычными друзьями, явно повздорившими, как рассудил Гавел, глядя на играющие желваки Эрона Штормвинда и насмешливую улыбку наставника. Его не представили, — не было причин для столь влиятельного человека пожимать руку какому-то мальчишке, — и сам владелец оружейной фабрики в тот же момент сел в карету, отдав приказ трогаться. Так, может быть, это не была размолвка друзей, а любовников?

      Рихард отвёл глаза.

      — Я с уверенностью могу сказать, что в момент убийства Шилли Штормвинд, господин Барас находился… — он поджал губы, задумываясь над тем, стоило ли говорить, но всё же решился. — Господин Барас был вынужден покинуть город по личным причинам в этот день и просил меня всячески скрыть этот факт от… всех.

      — Если это так, почему же он не предоставил никаких доказательств полиции, чтобы отвести от себя подозрение?

      — Я н-не могу знать, сэр.

      — То есть, он мог просто водить вас за нос, тем самым обеспечив себе полную свободу действий в случае некоторых трудностей в расследовании. Даже вскрытием мисс Штормвинд занимались совершенно другие люди, хотя господин Барас не раз был замечен за изучением тел убитых с разрешения комиссара. Эту же жертву он по каким-то причинам проигнорировал.

      — Я не был с ним на вскрытиях, — глухо проговорил смотревший в пол Гавел.

      — Но вы присутствовали с ним в доме, где жила вторая жертва — Руфь Лакош. Свидетели описывают двух мужчин и в этом можно без труда угадать вашего наставника, господина Бараса, и вас, мистер Гавел. Что вы скажете на это?

      — Иногда господин Барас принимал тайные заказы от публичных домов и я сопровождал его в рабочие кварталы для осмотра…

      — Шлюх?

      — Да, — Гавел поджал губы. — Это могло запятнать имя врача, поэтому скрывалось.

      Вальтер Хасс задумчиво кивнул, подперев пальцами узкий подбородок.

      — Почему вы думаете, что господин Барас не причастен к убийству мисс Лакош? По некоторым свидетельствам она была в доме мистера Стага в тот вечер, когда там находился и ваш учитель. Между ней и Мортемом произошла ссора, а позже мисс Лакош была найдена мёртвой.

      — Даже будучи в сильном раздражении господин Барас отдаёт себе отчёт в действиях, которые совершает. Он не способен на эмоциональные выплески.

      — А если я скажу, что вы ошибаетесь? — хитрый прищур изучавшего лицо Гавела сыщика заставил того ещё сильнее занервничать. — Буквально на днях произошёл инцидент с сыновьями генерал-губернатора, и мне рассказали весьма занимательную историю, как полиция, прибыв в старую церковь на Штайнге, обнаружила помимо близнецов и младшего из семьи Барас, тела пяти мужчин, разорванных и переломанных подобно упомянутым мной жертвам. В газетах, которые, я не сомневаюсь, вы читаете, было иное изложение ситуации и нет упоминаний о Мортеме. Так, как вы думаете, разве ваш учитель, имея возможность, не решился бы спасти своих братьев?

      Пальцы Хасса доверительно сжали плечо Гавела, когда и без того мягкий голос инспектора стал вкрадчивым и тихим:

      — Вы ведь знаете, что господин Мортем — скельм.

      Рихард вздрогнул, метнув испуганный взгляд на склонившегося к нему мужчину, но ничего не ответил.

      — Да, у него нет браслета и это можно объяснить влиянием отца, не желающим очернять идеальную семью в глазах церковников и горожан. Но представьте что будет, если это предадут огласке. Такая новость может сильно подорвать доверие к генерал-губернатору, а господина Мортема и вовсе представят перед судом и казнят. Не исключаю, что показательно, в назидание остальным влиятельным семьям, скрывающим таких детей.

      Инспектор нарочито заботливо огладил плечи Гавела, стряхивая с них несуществующие пылинки, по-хозяйски расправил ткань рубашки и оглядел, довольный результатом. Бледный, затравленный мальчишка, которому чуть больше двадцати, но не видевшего и третьи тех ужасов, что досталась на долю его именитого отца, теребил заусенцы ногтями. Додавить бы, сломать, как подобных ему мягкотелых ничтожеств, с которыми Хассу приходилось работать, заставить подчиняться своей воле, но он отступил, отказываясь от манящей идеи.

      — Если что-нибудь вспомните, мистер Гавел, я остановился в «Жемчужине юга», — он забрал шляпу, водрузил на голову и отдал честь, козырнув двумя пальцами, приподняв поля.

      Когда дверь за ним закрылась, Гавел присел на край аккуратно заправленной кровати, нарушая всю красоту, закрыл лицо руками и со стоном выдохнул.