Город Святой Анны. Слой Утро. Главный офис Шторма. Пятнадцатое октября 2347 года от заселения планеты. 12:20 по местному времени.
Зал для совещаний не пользуется популярностью. Все, от главы фирмы, до последнего новичка, если бы его допустили до этого уровня офиса, конечно, прилагали немало усилий, чтобы избегать даже проходить мимо зала. Причём, что интересно — так повелось едва ли не с дня основания Шторма. Как-то так сложилось, что все вопросы что отец, что дед до него предпочитали решать где угодно, но только не здесь. Герман откидывается на спинку стула, запрокидывая голову так, чтобы рассмотреть потолок… в ближайшем углу замечает паутину.
— Уволить уборщицу, — бормочет он себе под нос. — Или нанять?.. У нас вообще кто занимается уборкой в офисе?
Вопрос остаётся без ответа, что даже радует — если бы из пустоты зала ему кто-то сейчас ответил, то это было бы… странно. Всё же опыты с призраками официально провалились. Причём — не только у Шторма. И не только в пределах города. Так что все как-то сошлись на том, чтобы считать это направление бесперспективным. Пусть при этом сами призраки, разумеется, вполне себе существуют. Но вот на контакт идут исключительно по собственной инициативе и никак иначе… Так что ожидать того, что какой-нибудь призрак согласится ответить, бессмысленно. Они вообще предпочитают избегать всё, что связано с Штормом. Герман слабо улыбается мыслям о призраках, но тут же вздыхает, опять начиная прокручивать в голове прошедший совет директоров. Временами ему хотелось бы быть сиротой откуда-нибудь из Ночи… всё лучше, чем эта банка с пауками. А ведь когда-то казалось, что они достаточно дружная семья… Вот зачем, спрашивается, дядя Генрих притащил на совет свою любовницу, у которой крупными такими буквами на лице написано, что она хочет денег. И желательно — побольше. И желательно, чтобы любовник на ней женился, чтобы получить официальный доступ к его финансам, конечно. Чем он вообще думает?.. Герман кривится, отгоняя промелькнувший в голове ответ на этот вопрос. Вот интересно, как скоро новость об этой выходке дойдёт до фрау Бриджит, которая как раз и является той самой официальной женой?..
О том, что она после этого сделает, Герман даже не собирается задумываться. В конце концов, дядя Генрих сам во всём виноват!
Дядя Альберт в противовес брату пытался выглядеть солидно. Как всегда — не получилось. Герман хмыкает. Вся солидность испарилась, как утренняя роса, когда Герман при поддержке фрау Ангелики и, как ни странно, Микаэля Веста, на которого оба дяди явно рассчитывали, отстранил драгоценных родственничков от управления компанией. Ох, как же они орали! В кои-то веки выступив против Германа единым фронтом. Впрочем, им не удалось перекрыть визг, который издала любовница дяди Генриха. До сих пор в ушах звенит. Да и добиться хоть чего-то — тоже.
Но хватит о них. Главное, что теперь не придётся беспокоиться о том, что эти двое окончательно развалят и без того дышащую на ладан компанию ради своих прихотей. И как только отец их терпел?! Игрок и бабник… прекрасная пара, что и говорить!
Герман выпрямляется и вздыхает. Он надеется, что дяди не натворят глупостей, но зная их… это безнадёжно. Жаль только, что сейчас он попросту не в состоянии просчитать, какую именно глупость те способны совершить ради мести. Хм… Вроде бы о контракте с Новым Днём они не знают — вся документация по этому вопросу есть только у Германа и Клауса. Так что… Но стоит — хотя бы для успокоения собственной паранойи — перепроверить всё. Он поднимается из кресла, собираясь отправиться к Клаусу, но в этот момент чувствует вызов. Морщится от того, как по коже пробегает склизкое ощущение, останавливаясь возле виска. Подавав раздражённый вздох, Герман сосредотачивается.
— Добрый день, Герман, — раздаётся мелодичный голос одной из сестричек Гасэрт. Какой конкретно — непонятно. Всё же Герман не может вот так вот определить, кто из них кто исключительно по голосу. Голоса у них, в отличие от внешности, слишком похожи. Да и не стоит оно того, чтобы тратить на подобное время и силы. Какая разница? — Не против небольшого разговора?
Хм… Это следует рассматривать как предложение выйти в иллюзорий? Потому что мало кто всерьёз воспринимает важность разговоров, если они не проходят с глазу на глаз. В реальности или иллюзории — не столь важно. Герман опирается рукой на столешницу и прикидывает, стоит ли тратить на сестричек время. Они, конечно, партнёры по некоторым делам, но слишком уж… Не сказать, чтобы Герману так уж не нравились Кланы — скорее он всегда был к ним равнодушен, но тем не менее… Кто знает — может, сестрички Гасэрт ещё и с сыновьями общаются?
Но вряд ли бы они вызвали его по пустякам? Всё же за сестричками подобного не водится… по крайней мере — по отношению к деловым партнёрам.
Герман тяжело выдыхает и сосредотачивается, соскальзывая в иллюзорий. В это раз коридор вполне себе обычный. Плитка, окрашенные в спокойные тона стены и кое-где дешёвенькие картины — что-то вроде незамысловатых пейзажиков, которые так любят вешать в своих домах едва-едва выбившиеся в богачи простолюдины. Не имеющие ни малейшего понятия о том, что из себя представляет настоящее искусство… Герман морщится, ощущая себя настоящим снобом в этот момент. Кое-где попадаются узкие стрельчатые окна, ведущие в никуда - и очень хорошо, что это самое «никуда» заботливо прикрыто витражами — да периодически гаснущие лампочки под потолком. Простенько, серенько. Но зато — никаких лиан… или что там в том коридоре было? Герман сдерживает порыв передёрнуть плечами, едва вспомнив ту шевелящеюся зелёную массу. Он отыскивает взглядом ближайшее зеркало и подгоняет облик под тот, который не вызовет у возможных свидетелей ненужных ассоциаций. И едва не фыркает, вспоминая, как советовал княжне не шляться по иллюзорию в истинном обличии в тот самый момент, когда сам… Наверное, стоит временами следовать своим же советам, да?
Нужную комнату он находит практически сразу. Внутри… Ну, кто бы мог сомневаться!
Нечто с обилием красного, розового и мехового, как не бывает даже в самых низкопробных борделях, от чего сразу же начинают болеть глаза. И голова. В особенности ещё и из-за того, что мерцающий свет рассованных по всем мало-мальски пригодным поверхностям свечей неслабо действует на и без того раздёрганные после совета директоров нервы. Сестричек, принявших облики феечек, что и вовсе никак не вяжется с обстановкой, Герман замечает далеко не сразу. Просто потому, что они совершенно теряются на фоне этого буйства всех оттенков красного.
— И о чём вы желали со мной поговорить, дамы? — Герман выбирает один из низеньких диванов, от который в реальности у него бы сразу же начали болеть ноги, пусть переломы после аварии и успели срастись… и садится так, чтобы видеть этих двух… дев природы.
— Можно подумать, у нас нет общих тем для разговора, герцог, — с придыханием произносит та из фей, что одета в полупрозрачные, не скрывающие ровным счётом ничего, тряпочки голубоватого оттенка. В тон к крупным кудряшкам. Она подсаживается рядом и прижимается к его боку всем телом. Давая почувствовать тепло живого тела. Германа чуть передёргивает от неуместности. И от отвращения к подобному стилю вести переговоры. Впрочем, чего-то подобного и стоило ожидать от сестричек. — Что ты думаешь по поводу княжны? Как она тебе?
Зашуганная девчонка, — пожимает плечами Герман, вспоминая разговор с княжной. И думает, что… хотя нет. Сестрички ни за что бы не потерпели рядом с собой кого-то, схожего с ними. Тем более — того, кто стоит выше них. Но… кажется, сестрички и так отказались общаться с княжной. Так что вряд ли они знают, что именно та из себя представляет. Но, видимо, того, что они увидели на собрании Совета, хватило, чтобы забеспокоиться. Интересно, отчего? И можно ли это самое беспокойство как-то использовать в своих целях? — Ищущая поддержки у любого, кто сможет её предоставить… — Может, конечно, не стоит сейчас её выставлять в таком свете, фактически защищая от повышенного интереса со стороны сестёр Гасэрт, но… взамен он точно так же не расскажет её высочеству ничего, что может дать ей преимущество. Как минимум — об интересе этих двух… фей. Так что — всё честно. — Слышал, ваш отец проигнорировал её просьбу о встрече.
— Это… необдуманный шаг с его стороны, конечно, — нараспев тянет вторая фея, кутаясь в розоватый шёлк, который точно так же не скрывает ничего. Герман задумывается, насколько этот образ соответствует тому, как сестрички выглядят в реальности. Потому что вот это… более, чем… Он заставляет себя сосредоточиться на разговоре, отмечая, что стоило бы вызвать к себе девочку на ночь. — Сейчас всё так неопределенно, что отталкивать от себя девочку было слишком уж опрометчиво. Но… что сделано, то сделано.
— Мы, признаться, поступили не лучше, — добавляет первая фея. Герман проходится взглядом по её формам. Всё-таки зря они выбрали такие образы. Слишком зря. Если они таким путём пытались сбить его настрой на нормальный разговор, то добились только раздражения… да, вперемешку с желанием, но от этого становится только хуже. — Впрочем… не одни мы. Герцог Найтмар, как я слышала, тоже отказал.
Интересно, от кого это они узнали? Герман приподнимает брови, показывая, что внимательно слушает. Или стоило наоборот сделать вид, что их манипуляции увенчались успехом? Стараются же! Он слегка дёргает уголком рта и заставляет себя не показывать сестричкам, что на самом деле чувствует по отношению к ним. Не стоит всё же их поощрять — недостаточно они стараются! Слишком уж явно сейчас сестрички пытаются его вывести на вполне конкретную тему. Опять хотят добиться его лояльности. Как же это… бесит. Да, разумеется, совершенно нельзя сказать, что с Найтмаром они союзники. Но и не… Совершено некстати вспоминается проект, над которым они с сестричками работают. Проект, который с гарантией уничтожит Найтмара. И Герман не видит в этом ничего особо трагичного. Всё же сложившийся триумвират… под тенью князя… слишком неустойчивая фигура. Особенно, если учесть, что в неё же стоит вписывать и сыновей, и всю пестроту Кланов Ночи. Так что уменьшение количества тех, кто стремится к власти, в данном случае определённо благо. Но… к чему торопить события?
— Вы сумели отловить образец? — Герман с некоторым удовольствием замечает, как по фарфорово-белым лицам феечек пробегает тень.
— А вы хотите присоединиться к поискам? — уточняет розовая фея, отстраняясь и принимая расслабленную позу. Герман позволяет себе скользнуть взглядом по затвердевшим соскам, соблазнительно натянувшим газ накидки. Надо признать, что образ девушки отрабатывают на все сто процентов. Жаль, не тот объект выбрали… Он качает головой. — Жаль. Нам бы не помешали ваши големы… пусть они и упустили образец изначально. — добавляет феечка почти равнодушным тоном.
— Насколько я помню, поисками занимается один из Кланов… — преувеличенно-задумчиво тянет Герман, откидываясь на спинку издавшего странный скрип дивана и чуть прикрывая глаза. Сестрички в этот момент переглядываются и мило улыбаются. Герман чётко видит под улыбкой гримасу недовольства. Можно подумать, кто-то не знает, какие именно отношения связывают их обеих и главу клана Лис! Но… надо немного отвести их от обсуждения недостатков големов. Хотя, если уж на то пошло, вины конкретно Шторма в побеге образца не было. Тот голем, как докладывал Клаус, был подвергнут перепрограммированию сотрудниками лабораторий. Так что… — Неужели эти люди не справляются? Насколько я знаю, Кланы…
— Поиски осложнились присутствием усиленных групп магов Кошмара, — неохотно сообщает голубая фея, продолжая при этом прижиматься к боку и кончиками пальцев вырисовывать на предплечье Германа какие-то линии. Не имеющие отношения к рисункам магов, впрочем. Слишком уж они сейчас хаотичны. Но, вероятно, со стороны эта картинка должна смотреться…
Вот как…
Значит, сестрички опасаются, что Кошмар прознает про беглеца и… Да. Было бы нежелательно… Герман рассеяно проводит рукой по обивке дивана, ощущая под пальцами мягкость бархата. Вот бы заснуть тут! Расцветка, конечно, дикая, но… Если закрыть глаза, то — какая разница?
— Они ищут тех безумцев, что ворвались в храм, — пожимает плечами Герман, выпрямляясь и сбрасывая с себя прикосновения. — Вряд ли им есть дело до интересов прочих. По крайней мере — пока хозяева Кошмара не пришли в себя после всего, что в последнее время произошло, и не посчитали, что сейчас вполне себе подходящее время для…
С этими словами Герман поднимается с дивана и торопится покинуть комнату. Совершенно бессмысленный вышел разговор. Даже обидно как-то. Он-то рассчитывал, что сестрички задействуют всё своё обаяние, чтобы убедить его примкнуть к ним и вместе свалить Кошмар… и даже был готов поддаться, если бы те приложили достаточно усилий в деле соблазнения… Увы, на деле вышло нечто невнятное, вызывающее отвращение и брезгливость. А ведь все, кто когда-либо вёл переговоры с сёстрами Гасэрт, в первую очередь вспоминали потом, что девушки были настолько… обаятельны, что никто даже понять не сумел, почему решил согласиться со всем, что они предлагали.
Чем же таким, интересно, забиты головы сестричек, если они не в состоянии проделать то, что всегда было их козырем в переговорах?
Настолько, что их сегодня даже было невозможно отличить друг от друга — и в лучшем смысле, увы!
Герман быстро пересекает коридор и выныривает в реальный мир, тут же принимаясь массировать виски, которые прострелило острой болью. Что ж. Стоит лечь и попытаться заснуть. Пусть сейчас и всего-то три часа дня.
***
Город Святой Анны. Иллюзорий. Пятнадцатое октября 2347 года от заселения планеты. 16:47 по местному времени.
С десятой попытки Маше, наконец, удаётся создать приличный образ в иллюзории. Хотя, казалось бы — уж кому, как не ей, выросшей на Земле в окружении различных гаджетов, разбираться в этом аналоге инета? Но — нет. Пришлось едва ли не наизнанку вывернуть мозг, чтобы понять, как именно создаётся этот чёртов облик!
Сейчас же она в виде странной помеси кролика и чего-то с радужными крыльями прыжками перемещается по коридору, пытаясь найти что-нибудь интересное. И от души надеясь, что никто не попадётся по пути! Ох, да, конечно же сейчас ей стоило бы продумывать дальнейшие действия — совет уже завтра, а Маша до сих пор не уверена в том, что всё пройдёт, как нужно. Ну, да. Андрей Вадимович сообщит о магическом условии — о котором, как выясняется, известно как минимум одному из герцогов — но что, по сути, это даст? Увы, условие никак не отреагирует на попытку устранить лишних наследников! До тех пор, пока есть хотя бы один, пусть даже это будет женщина Ч запас в двадцать или около того лет на то, чтобы данная женщина родила ребёнка, и этот самый ребёнок дорос до времени, когда сумеет удержать власть, имеется — представитель нужной крови, городу мало что грозит. Ох, как же это бесит! Ведь то, что кому-нибудь из драгоценных аристократов вполне может взбрести заделать ей или Ладе ребёнка… на последней мысли Маша передёргивает плечами от отвращения — сестре всего-то тринадцать лет исполнилось, да и она сама до сих пор не оправилась от произошедшего, пусть и не настолько… вполне себе вероятно. Не лучше ли, пока не поздно, отменить всё и… Маша морщится. Нет. Позволить сбросить себя с престола? Ну, уж нет! Пусть она никогда в прошлой жизни, к которой, как она чувствует, уже нет возврата… Маша даже не хочет думать о том, что именно случилось с её родным телом там, в машине, сорвавшейся с моста… не стремилась к власти, но сейчас, практически держа её в руках, Маша даже подумать о том, чтобы добровольно отдать её кому бы то ни было, не может. Пусть даже номинально эта самая власть будет у Веслава. Пусть так. Он всего лишь мальчишка.
Одна из комнат приковывает внимание. Маша замирает, пытаясь понять, что же в ней такого, но беглый осмотр не даёт никаких подсказок. Дверь как дверь. Ничем не отличается от любой другой. Маша толкает её и входит внутрь. И радуется, что у неё сейчас длинные уши, которые, как выясняется, неплохо так сворачиваются и позволяют не падать от слишком громкой музыки… Они бы ещё глаза прикрывали одновременно — вообще было бы прекрасно. А то вспышки света напрочь лишают возможности видеть хоть что-то кроме цветных кругов, которые не пропадают, даже если зажмуриться. Маша шарахается в сторону, когда на неё чуть не наступает кто-то. Поразмыслив, она взлетает к потолку, радуясь, что крылья не просто часть образа, но и… Сверху комната выглядит как бесконечное море колышущихся в ритме музыки тел.
А она и не надеялась здесь встретить что-то подобное. Хотя и не сказать, что так уж сильно она по таким развлечениям скучает. По крайней мере — пока. Но стоит взять на заметку, если очень захочется отвлечься от всего этого… веселья.
Маша находит взглядом колонну с выступом и кое-как зацепляется за неё, раздумывая, так ли уж ей надо было сюда заходить. Конечно, она собиралась потренироваться и отвлечься всё же от мыслей о предстоящем, но… Стоило бы выбрать комнату поспокойнее. Или найти реальный клуб… В котором её на раз опознает какой-нибудь особенно глазастый тип, ага! Вот уж чего ей совершенно сейчас не нужно, так это скандалы и предположения о моральном облике княжны! Что, вполне вероятно, может лишь облегчить дорогим аристократам путь к власти. Нет уж. Рисковать… по крайней мере, сейчас, не стоит. Она кидает взгляд на дверь, которая оказывается неожиданно далеко от колонны, и прикидывает, за сколько получится до ней добраться, когда взгляд цепляется за фигуру наследника герцога Найтмара.
И что, интересно, он забыл в таком месте?
Хотя…
Кажется, местные предпочитают виртуальные развлечения. По крайней мере — молодое поколение. Ну… что-то в этом, конечно, есть. Во всяком случае это более безопасно, чем в реальности тащиться в сомнительные места… во всяком случае нет опасности оказаться пьяным в малознакомой компании. Со всеми вытекающими. Да и риска подцепить что-то малоприятное от сомнительной девицы сходят на нет… Если, конечно, тут есть и имитации секса… Должны быть, если Маша хоть что-то понимает в людях.
Это первое, что бы они создали…
В какой-то мере Маша это даже может понять, хотя она предпочла бы реальность этому заменителю. Но вот то, что подобные встречи кто-то всерьёз может считать приватными! Вот это удивляет. Хотя, конечно, вполне может быть, что Маша попросту ещё не очень хорошо понимает принцип существования иллюзория.
Кристиан тем временем скрывается в толпе, что заставляет Машу разочарованно цокнуть — нет, она не простила того, что тот отказался поддержать её, и уж точно не собиралась сейчас мчаться к нему с распростёртыми объятиями… интересно, а как будут выглядеть эти самые объятия в исполнении крылатого кролика со слишком уж длинными ушами? И чем обнимать? Этими самыми ушами? Маша нервно хмыкает и заставляет себя вернуться к размышлениям. Нет, бежать к маркизу она не собиралась, но можно было бы как-то подобраться поближе и выяснить, что именно он тут забыл! Подслушать там…
— Так вы говорите, что не знаете, почему эти люди напали на храм? — вырывает Машу из размышлений переливчатый голос. Он достаточно отчётливо слышен в мешанине звуков, что заставляет Машу немного удивиться. Но потом она замечает, что одно из ушей развернулось и теперь свисает достаточно низко, чтобы… Занятно. Маша и представить не могла, что такое вообще возможно. Хотя… это ж иллюзорий! Она свешивается и рассматривает зелёную крыску, изо всех сил машущую семью крыльями, и что-то похожее на фикус на ножках... воображение у некоторых всё же слишком дикое… Маша ловит в отражении одного из верхних окон фигуру лимонно-жёлтого с розовой кролика и вздыхает. Да уж. Не ей осуждать чужое воображение. Никак не ей.
— Не имею ни малейшего представления, — неприязненно отвечает фикус, начиная мерцать ядовито-жёлтым светом. Крыска переворачивается пузом кверху и перебирает лапками. Шестью. — Сыновья всегда терпеть не могли храм. Нужен ли им ещё какой-то повод?
— До меня дошли слухи, что сектанты что-то похитили некую реликвию…
— О, вот только не надо про слухи! — раздражённо обрывает фикус. И наливается тёмно-зелёным, кое-где переходящим в синеву, цветом, из-за чего крыска предусмотрительно отлетает подальше от собеседника. Не не так далеко, чтобы приходилось повышать голос в разговоре. — Слухи… кому и сколько твой работодатель заплатил за эту информацию?
— Может, мне по дружбе рассказали…
— А ты умеешь дружить? — интересуется фикус тоном, в котором Маша улавливает пренебрежение, недоверие и презрение. Видимо, он неплохо знает человека, скрывающегося под обликом этой самой крыски. Фикус тем временем блёкнет, сворачивает листья. Крыска тут подлетает чуть ближе. Реплику собеседника она напрочь игнорирует. То ли возразить нечего, то ли… возражение может оборвать диалог, оставив крыску без интересующей её информации. Ну… правильный, по сути, подход. Маша тоже сдвигается к самому краю колонны, чтобы не пропустить ни звука. Почему-то кажется, что то, о чём разговаривают эти двое… вот, если отвлечься, то картина достойна того, чтобы занять почётное место в ряде наркотических галлюцинаций — летающая крыса и фикус беседуют о храме и сектантах, а их подслушивает крылатый кролик!.. Маша морщит нос, только сейчас вот рассмеяться и не хватало! Но… почему-то кажется, что этот разговор важен. Непонятно — чем, но…
— Это к делу не относится. Но насчёт реликвии…
— Без комментариев. И ещё. Если хоть слово из нашего разговора всплывёт в вашей газетёнке или твоём блоге… Тебя не спасёт то, что ты…
— Я исключительно для личного пользования. И всё же? — фикус синеет, от чего крыска, руля хвостом, поднимается на полметра вверх. — Хорошо-хорошо… а что насчёт княжеской семьи?... — Что?! Маша едва не падает с колонны. Эта… крыса!.. интересуется тем, что произошло с семьёй кня… с её семьёй? Кто ей позволил?! Узнать. Узнать, кто это такая, и принять меры. Чтобы не ляпала языком о том, что её не касается.
Фикус в ответ на фразу лишь качает… листьями. И уплывает куда-то вдаль. Маша перебирает… лапками… пытаясь поменять положение и не свалиться при этом с колонны. И почему, интересно, в иллюзории действуют законы физического мира?! Крыска переворачивается в воздухе через голову и крутит хвостом… задумчиво. Во всяком случае Маше кажется, что этот жест выглядит задумчивым.
— Так всё же… спросить у Альта? Тот это свиток или нет? — Крыска взмахивает крылышками и направляется в сторону выхода из комнаты.
Маша сворачивает уши и задумчиво скользит взглядом по всему, что её окружает. Свиток… и что за свиток, интересно знать? Связанный с храмом. И, кажется, его стащили сектанты… на последней мысли Маша морщится. Сектанты. Отвратительно! Как вообще можно было допустить, чтобы подобная мерзость завелась в городе?! Неужели всем было всё равно, что рядом с ними существуют выродки, продавшиеся Тьме?
Ах, да! Тьма. Это именно из-за неё подобная мерзость и появляется! Мерзость от мерзости… После того, как она разберётся… если разберётся… Нет! Когда! Когда она разберётся с этими тварями, что пытаются отобрать у неё право не власть, Маша вплотную займётся вопросом Тьмы. Наверняка существует способ если не уничтожить этот противоестественный слой, то хотя бы изолировать его. Ресурсы? Ой, не смешите! Можно подумать, они настолько уникальны, что нет способа добывать их, не рискуя соприкасаться с тем, что противно человеческой природе!.. Впрочем, сначала надо разобраться с троном.
Маша ещё раз окидывает взглядом толпу людей внизу и летит прочь. Можно считать, что своё дело она сделала — услышала важный разговор… Это ведь был важный разговор, не так ли? Во всяком случае хочется так думать.
Ну… для очистки совести Маша обещает заглянуть в архивы и посмотреть, что это может быть за свиток такой.
Маша летит к выходу высоко над головами и лишь чуть морщится, увидев маркиза, разговаривающего с каким-то блондином в зеркальной маске, закрывающей половину лица… А ведь эти двое даже не подумали о том, чтобы сменить облик! Не боятся, что их тут заметят, или им попросту плевать? Мысль вылетает из головы, когда Маша краем глаза выцепляет среди толпы крупную антропоморфную осу, целенаправленно протискивающуюся через толпу к барной стойке… Нет. Всё же кролик… как и фикус с крысой… ещё как-то в пределах нормы…
Спустя несколько часов, проведённых в архиве, Маша готова то ли рвать на себе волосы, то ли закатить истерику. Кому-нибудь, кто окажется не ко времени рядом, потому что свои жалко. Зря, что ли, она теперь блондинка, как и мечтала всегда? Натуральная причём!
Свиток! Единственный свиток, что нашёлся в архивных записях… да лучше бы вовсе не находился… В смысле — лучше бы его вовсе бы не было. Увы, он, судя по всему, прекрасно так существовал всё это время в одном из храмов, а теперь находится непонятно у кого…
Остаётся радоваться лишь тому, что свитке никому, кроме парочки иерархов храма, не известно. И вряд ли они рискнут рассказывать о подобном… хотя… кто знает? Помимо этих людей есть ведь и масса прочих. Сектанты, вероятно, добравшиеся до свитка (интересно знать — они были в курсе того, что именно стащили?), храмовники и пришедшие им на подмогу люди Кошмара с наследником герцога во главе.
Маша откидывается на спинку стула и запускает пальцы в волосы, массируя голову. Заколка, скреплявшая причёску с глухим стуком падает на пол. Маша морщится, но ленится наклоняться и поднимать её. Пусть лежит. Всё равно никто не видит — в архивы семьи никто не стремится заходить.
Маша вздыхает — по-хорошему следовало бы посетить этот самый храм. Посмотреть собственными глазами… хотя Маша прекрасно понимает, что вряд ли она что-то там заметит. Она никогда не была хороша в расследованиях. Даже в самых простеньких детективах ни разу не удавалось понять, кто же там преступник. Так что вряд ли бы это принесло хоть что-то. Но можно было бы переговорить с… кем-нибудь.
Ага! И дать понять всем и каждому, что пропавшее имеет особую ценность!
Вот если бы получилось улизнуть из замка незамеченной… При таком количестве видеокамер, что находятся в Полудне, не выйдет даже высунуть нос за порог, чтобы об этом не стало известно всем и каждому. Даже удивительно, что в иллюзории нет настолько плотного контроля… Хотя, быть может, дело в везении. Во всяком случае ничем, кроме везения, нельзя объяснить то, что Маша вообще попала на этот разговор.
Вот опять же…
Журналисты.
И здесь они существуют и так же, как и дома, суют нос во всё, что их не касается никаким боком! И всё ради своих сенсаций.
И как, скажите, найти свиток и уберечь его от… Будь она актрисой, как и мечтала, то внимании этой братии к своей персоне можно было бы только мечтать, но… Увы, она не актриса. Вернее — актриса, конечно, но об этом знает только она сама.
Маша вздыхает. Прибирается на столе, гасит свет — о чём тут же жалеет, поскольку теперь до выхода придётся идти наугад. В дверях она сталкивается с одним из слуг. Всего лишь. Хорошо, что не с одним из отирающихся тут дворян!
***
Город Святой Анны. Иллюзорий. Пятнадцатое октября 2347 года от заселения планеты. 17:03 по местному времени.
В этот раз в борьбе между отвращением к иллюзорию и неприязнью к Ночи с разгромным счётом победила ненависть. Ось смотрит на собственное отражение в одном из зеркал коридора, жалея, что когда-то выбрала для себя именно этот образ. Поменять, конечно, можно, но долго, а находиться хоть одну лишнюю минуту в илюзории она не собирается. Отражение меланхолично смеживает веки, скрывая кислотно-розовую радужку. Ось кривится, наблюдая за подрагивающими в такт дыханию… тела, что лежит сейчас на кровати Нира в полном его распоряжении… слюдяными крылышками и шевелящимися усиками, выглядывающими из копны жёлто-чёрных волос.
Вот зачем она когда-то пошла на поводу у тогдашних приятелей и приняла здесь образ антропоморфной осы?!
Ось тянет на себя ручку двери, с силой выдыхает и шагает внутрь.
Запах скошенной травы, сигаретного и кострового дыма и сладковатая пелена чего-то, что Ось как не могла определить в юности, так не может и сейчас. Ось с трудом сдерживает порыв закашляться, одновременно думая, что это всё не более, чем иллюзия, но… Но. Какую, всё-таки, власть имеют порождения разума над телом! Ось верхней парой лапок, которые ощущаются указательными пальцами, поправляет запутавшиеся в волосах усики и оглядывается. И тоскливо вздыхает.
За те годы, что она не бывала здесь, ровным счётом ничего не изменилось. Всё те же лица… Хоть бы одно новое…
Ось отходит от двери, направляясь вглубь зала. Кивает в ответ на приветственные жесты, но не торопится присоединяться к группкам, рассредоточившимся по огромному и одновременно с этим кажущемуся маленьким залу. Она сильно сомневается в том, что эти, собирающиеся здесь ежедневно, бесполезные отбросы общества… ну, в самом деле — ни один из них, не считая, быть может, парочки особенных, так и не достиг в жизни ничего стоящего! Всё их существование сводится к бессмысленным часам, проведённым на работе, а потом к столь же бессмысленным часам дома, большую часть из которых они проводят в этой комнате… Что эти люди способны сообщить её хоть что-то стоящее. Они же не видят жизни вне иллюзория, позволив тому едва ли не полностью поглотить себя!
Остаётся только догадываться, что же такого находит в общении с ними Одноглазый, ради которого, собственно говоря, Оси и пришлось совершить над собой насилие и появиться здесь. Она отходит к стене, стараясь встать так, чтобы слюдяные крылья, беспокойно трепещущие, выдавая тем самым её состояние, не касались осыпающейся ржавчины, покрывающей её. И бесполезно говорить себе, что это не более, чем иллюзия — мозгу как-то без разницы, насколько реально окружающее пространство. Так что чесаться и пытаться счистить с себя несуществующую грязь Ось потом будет до следующего утра. Она скользит взглядом по собравшимся здесь… людям… И радуется, что давным-давно порвала с этой компанией. Иначе сейчас она не была бы личной телохранительницей княжны. Иначе она сейчас бы точно так же, как и этот бесполезный человеческий мусор, получала бы удовольствие от бессмысленно потраченных часов жизни и считала бы, что это и есть настоящая жизнь!
Глаза цепляются за пепельную шевелюру, обрамляющую сплавленную с плотью маску чернёного серебра.
Вот так сюрприз!..
Интересно, Клаус, будь его дни прокляты, здесь ради развлечения или по делу?
Сомнительно, чтобы этот ублюдок, помешанный на правилах и прочей дребедени, может расслабляться в подобных местах. Слишком уж для него это… Ось хмыкает, удачно попав в паузу между репликами какого-то старого знакомого, о котором она бы предпочла и дальше не вспоминать. Ловит его благодарный взгляд и ободряюще улыбается.
Вероятнее всего Клаус тут по делу. Вопрос в том — по какому.
Впрочем, она отбрасывает эти размышления, когда видит того, ради кого решилась на подобное.
Одноглазый стоит в окружении стайки девушек… большинство из которых пусть и имеют приближённый к человеческому облик, но тем не менее… Ось отмечает его подчёркнуто человеческий вид — взлохмаченные светлые, как и в реальности, волосы, напоказ расстёгнутую едва ли не до пупка рубаху, открывающую вид на литые мышцы груди… и усмехается. Насколько она помнит, лет, этак, в двенадцать Одноглазый попал в серьёзную такую переделку с тогдашними приятелями, среди которых, само собой, был и Хельги, и после этого обзавёлся шикарнейшими шрамами, покрывающими его тушку едва ли не на две трети. Грудь и живот, во всяком случае, сейчас должны выглядеть далеко не так красиво — Ось прекрасно помнит, какие кошмарные раны тогда были, и как они с Хельги никак не могли остановить кровь — как он себе представляет в иллюзории!.. При том, что он наотрез отказался прятать шрамы под магические рисунки…
Ось, с трудом отделавшись от собеседника, который, впрочем, тут же нашёл новую жертву для своих словоизлияний… нет, Оси его ни капли не жалко… торопливо направляется к Одноглазому, пока тот не ушёл куда-нибудь. Хотя, кажется, его вполне устраивает и его место, и компания. К счастью.
Добираться приходится едва ли не полчаса — при том, что Одноглазый находится в прямой видимости. Ох, уж эти изломанные пространства, которыми так гордятся владельцы комнат, вроде этой! При том, что ничего интересного тут нет. Ну, разве что для подростков… Как же жаль, что на этих крыльях невозможно летать! Очень и очень жаль. Почему-то в тот момент, когда она создавала этот образ, как-то не пришло в голову наделить его способностью к полётам. А переделывать… Нет уж. Ось не готова тратить столько времени на подобное. Тем более, что вряд ли оно так уж сильно может понадобиться. Впрочем, речь не об этом. А о том, какое именно количество незримого пространства скрыто, если Ось до сих пор не добралась даже до середины зала, не говоря уже о том, чтобы дойти до стойки, где, по счастью, до сих пор зависает Одноглазый. Пространство… какое пространство вообще может быть в иллюзории?! Ось недовольно морщится. Скорее бы оказаться в реальности уже… пространство здесь, в этой комнате, закручено, кажется, трижды. Впрочем, Ось не поручится, что это именно так. Но тут явно никак не меньше двойной спирали. И непонятно, какое количество уже пройдено… К тому моменту, когда Ось добирается до барной стойки, она успевает перекинуться словами с десятком старых знакомых, возникающих словно бы из-под земли на каждом новом шаге по скрученному пространству. Она честно себе признаётся, что о существовании большинства из этих людей предпочла бы и вовсе никогда не вспоминать. И остаётся только радоваться, что она сумела добраться до цели. Хотя бы в иллюзории. Хотя бы такой ничтожной, как эта.
Может, и с Веславом в итоге повезёт?..
Рядом с Одноглазым она видит помимо облепивших его девиц ещё и неземной красоты фею, в которой безошибочно узнаёт Тээни. Хозяйку самого дорогого на территории Ночи борделя. Или не только Ночи — Ось никогда не стремилась узнавать положение в рейтинге подобного рода заведений. С тех самых пор, как раз и навсегда оборвала все связи с Ночью.
— Доброй ночи, Одноглазый, — собрав всю волю, произносит Ось. И сразу же с трудом удерживает себя от рефлекторной попытки отшатнуться. Странно — после стольких лет, проведённых далеко не только в качестве телохранительницы княжеской семьи, она должна была бы быть абсолютно равнодушной к такой ерунде, как пристальное внимание кого бы то ни было. Но, по-видимому, это не распространяется на пришельцев из прошлого… ни на тех, с которыми она встречается по собственной инициативе, ни на тех, кто… Что, интересно знать, наплёл Клаус — чтоб ему с мерцающими повстречаться! — Крису, если тот упросил её встретиться с этим…
— Муха?! — Одноглазый приподнимается со стула и делает шаг к Оси, не убирая рук с плеч девушек, из-за чего те тоже вынуждены приблизиться. Ось старается не кривиться от того, насколько нарочито красивыми те выглядят. Надо думать, в реальности это совершенно не так… — Вот уж кого я не ожидал тут увидеть… Каким ветром?
— Мы можем поговорить? — Ось выразительно — насколько это возможно в её облике — смотрит на Одноглазого и его спутниц. Одноглазый кивает. Они отходят к дальней части барной стойки, которая по неизвестным Оси причинам никогда не пользовалась популярностью у местных. Почему-то они готовы были терпеть толкучку, но не…
— Представляешь, местные клянутся, что в скором времени сумеют создать кое-что, что можно будет реально пить в иллюзории…
— То есть, в первую очередь они решили создать бухло? Странно, что не наркотики…
— Они пытались, — пожимает плечами Одноглазый, опираясь спиной на стойку. На грубоватое — специально использованное — определение выпивки он ожидаемо морщится, но замечания не делает. Ось удивлённо вскидывает брови… которых в этом облике у неё нет… Раньше, насколько она помнит, Одноглазый всегда просил не использовать грубых выражений. Особенно девушек. Неужели он сумел это перерасти?.. Занятно. — Только у них ничего не вышло. Даже не знаю — почему. Вероятно, им кто-то либо помешал, либо внушил, что подобного делать не стоит… Понятия не имею, кто бы это мог быть, но я благодарен ему. Пусть это и могло принести неплохую прибыль Лисам, но после некоторых… дискуссий… мы всё же решили, что это будет лишним. Стоило бы провернуть такое и с алкоголем, но… Надо же оставить этим… гениям… хоть какую-то радость в жизни!.. Сто лет тебя не видел, Муха! — без паузы продолжает Одноглазый, рассматривая при этом ряд бутылок, содержимое которых в точности повторяет самые известные марки алкоголя, только не оказывает никакого эффекта. Разве что у выпившего уж очень развитое воображение. — Ты же всегда ненавидела иллюзорий. Что привело тебя сюда?
— Ночь я ненавижу больше, — честно признаётся она. Скрывать подобное от человека, с которым прошло её детство, она считает абсолютно бессмысленным. — Я знаю, какое положение ты теперь занимаешь… Нет, — она выставляет вперёд руку, не давая Одноглазому произнести ни звука, — я не из числа соискателей милостей Клана. Моё положение не настолько жалко. Но. Ты, как правая рука босса, может быть, слышал… или видел… Я ищу парня. Пятнадцать лет. Платиновый блондин. Он… мог оказаться здесь, либо в Сумерках. — Ось надеется, что это не так. От всей души надеется. — Я обращалась к… Пауку. Но он ничего об этом не знает. — Одноглазый смотрит потяжелевшим взглядом, прокручивая между пальцами невесть откуда взявшийся складной нож. — Да. Ты верно понимаешь. Это младший сын погибшего князя. Да. Все уверены... или почти все, но это не столь важно… пока, по крайней мере… что он мёртв.
— Знаешь, Муха, — задумчиво произносит Одноглазый, рассматривая кончик ножа, от чего по спине Оси прокатывается волна мурашек. Такая, что приходится приложить немало усилий, чтобы не поёжиться. — Я был рад тому, что ты сумела найти место в жизни. Всё же для девчонки из трущоб Ночи, да ещё и связанной с сыновьями, оказаться в числе приближённых к особе князя… Просто нереально. Но то, как именно ты этого добилась…
— Я использовала все возможные средства. Только и всего, — пожимает плечами Ось, не понимая, почему Одноглазый вообще поднял эту тему. Ведь уж кто-кто, а он должен понимать, почему… Почему она делала те или иные вещи. — Что такого?
— Конечно, основная вина лежит на Клаусе, — вздыхает Одноглазый. Ось недоумённо смотрит на него. Он усмехается. — Я ни на мгновение не поверил в то, что Иэре… Это слишком на неё непохоже.
— Она под твоим покровительством? — уточняет Ось, припомнив бывшую подружку Клауса, чтоб тому сдохнуть мучительной смертью. И, желательно, прямо сейчас. Что ж. Можно порадоваться тому, что девчонка сумела неплохо устроиться.
— В некотором смысле. Не в том, о котором ты могла бы подумать. — Одноглазый поднимается на ноги. — Никто из моих людей не сообщал о пацане. Впрочем…
— Говорят, вы несколько дней обшаривали Ночь и Сумерки.
— По просьбе сестричек, — морщится Одноглазый, направляясь к Иэре, которую удалось опознать в одной из красоток только сейчас. Муха вынуждено следует за ним. Иэре что-то обсуждает с Тээни, то ли просто игнорируя Муху, то ли действительно не узнав её. Разговор они обрывают, стоит только Одноглазому вновь занять стул. Девушки переглядываются и обнимают его за плечи, демонстративно прижимаясь слишком большими для того, чтобы быть настоящими, бюстами. Руки их синхронно скользят по мышцам груди. И к чему?.. Ох, вот оно что! К ним подходит один из завсегдатаев этого места, который, насколько знает теперь занимает неплохую должность в городском совете Сумерек. Так, значит, спектакль рассчитан на него? — Задай вопросы Кошмару — они перерыли улицы более тщательно, чем мои люди.
— И что искали? — без интереса спрашивает Ось, пока объект интереса Одноглазого не подошёл.
— Реликвию какую-то, — отмахивается Одноглазый, уже полностью сосредоточившийся на жертве.
Ось кивает, скомкано прощается, стараясь не смотреть на Иэре и Тээни, и как может быстро покидает комнату. Перед тем, как закрыть за собой дверь, она ещё раз успевает поймать взглядом Клауса, о чём-то разговаривающим с кем-то, кого не удаётся опознать — всё же слишком много времени прошло с тех пор, когда она была здесь в последний раз — и то ли зайца, то ли кролика с огромными ушами-крыльями. Всё-таки фантазия у завсегдатаев иллюзория… особенно таких вот комнат, как эта… временами попросту пугает.
Ось распахивает глаза и заставляет себя дышать ровно. Чуть поворачивает голову, находя взглядом похрапывающего Нира. Приподнимается на локтях и отмечает, что, как и ожидалось, лежит она голая, накрытая простынёй, в постели. Но, судя по ощущениям, ничего, кроме того, чтобы раздеть и уложить, Нир себе не позволил. Надо же!
Ось вздыхает и опускается на подушки.
Прекрасно. Одноглазый ничего не знает. Просто замечательно!
Она прикрывает глаза, приказывая себе заснуть. Стоит с утра сообщить княжне, что поиски… Она просто не представляет себе, где именно его искать!
Ладно. Всё утром. Разговор, возможное наказание за неисполнение приказа — всё утром.
***
Город Святой Анны. Слой Сумерки. Квартира Хельги Альттора Сентьолло-Лиэн. Пятнадцатое октября 2347 года от заселения планеты. 15:35 по местному времени.
Иногда я даже жалею, что решился тогда сделать корректирующую татуировку. Правда. Хотя я ни за что в жизни не признаюсь в этом никому… В особенности — отцу. Без замаха швыряю в стену кружку, позволяя себе только немного поморщиться от звука, с которым она разлетается вдребезги. На стене тут же расплывается мокрое пятно. Можно только порадоваться тому, что это была всего лишь вода.
Не стоило вспоминать его. Тем более — в подобном контексте… Да в любом! Ещё ни разу воспоминания об отчем доме не доставили мне хотя бы капли удовольствия.
Руку простреливает болью так, что я несколько минут не могу отдышаться. Не говоря уже про том, чтобы разжать сведённые судорогой пальцы.
Иногда я и правда жалею, что пошёл на поводу у эмоций и назло всем сделал эту проклятую татуировку!
Впрочем, это уже не исправить, так что нет никакого смысла сожалеть, не правда ли? Увы, мыслям приказать не выходит.
Я вызываю уборщика, которого сконструировал один мой… должник… и откидываюсь на спинку дивана, стараясь не шевелиться лишний раз, чтобы не растревожить и без того неспокойные нервы. Чтобы к больной руке не прибавилась ещё и спина, и… не хочу знать, насколько далеко боль может зайти. Тем более, что инъекций (которые я пытаюсь растягивать настолько, насколько можно… хотя они всё равно уходят быстрее, чем рассчитывает Рита) осталось слишком мало. Да и… учитывая, что сегодня боль решила заняться моей рукой, укол самому себе я поставить не смогу…
Прикрываю глаза, чтобы не видеть, как перед глазами начинают плясать цветные круги, искажая реальность. Мне и иллюзория хватает с его временами совершенно укуренными декорациями. И ведь я знал, что ничем хорошим моё желание прогуляться не кончится. Ну, не осенью! Не в то время, когда город едва ли не ежечасно накрывает волнами магии, которая тащит за собой то снег, то жару, то ещё какую пакость. Но и сидеть в четырёх стенах, когда чутьё настойчиво подсказывает, что непременно нужно выйти наружу, было выше моих сил. Что ж. Теперь расплачиваюсь. Но не жалею. Ни капли. Слишком уж…
«…Обожаю осень. Раннюю, когда листья только-только начинают расцвечиваться красками, когда туман, ещё только примериваясь спуститься с гор, робко мнётся на самой границе города, разгар её — с бурями и вихрем опадающей листвы, горьким дымом, невесть откуда берущимся… в Сумерках не жгут костров… позднюю, дождливую, тёмную, опутанную туманами… Люблю вечное, ни на мгновение не останавливающееся движение магии в это время года… и ненавижу. За то, что уже много лет моё обожаемое время приносит мне боль.
Плевать.
Я с наслаждением вдыхаю сырой, пропитанный запахом дыма и прелых листьев воздух и заставляю себя идти ровно, не выдавая того, насколько это… неприятно. Не больно, нет. Пока ещё нет. Пока ещё боль прячется в основании позвоночника, никак не давая о себе знать. Ничего. Она проявит себя позже. Увы, это неизбежно. Но… Я и правда слишком сильно люблю осень, чтобы лишать себя удовольствия дышать этим сырым воздухом, в котором влага прячущихся сейчас туманов и магия мешаются в невероятный коктейль. Нога соскальзывает с мокрого неверно уложенного камня дорожки, из-за чего я вынужден тяжело опереться на трость… ловлю высокомерный и брезгливый взгляд какой-то дамочки. Ох, боюсь себе представить, что она могла подумать! Учитывая, что сейчас я выгляжу немногим лучше какого-нибудь бомжа… Улыбаюсь, поглубже надвигая капюшон толстовки.
Я понятия не имею, куда идти. И зачем. Но с самого утра я никак не мог заставить себя остаться дома — что-то настойчиво звало меня прочь, на улицы Сумерек.
Я отхожу к краю дорожки, чтобы не мешать торопящимся по своим делам прохожим. Что-то многовато их сегодня… какой вообще сегодня день? В смысле — выходной, что ли? Не особенно приятно. Терпеть не могу находиться посреди толп. Хотя раз в год можно и потерпеть. Смахнув влагу с потемневшего от времени дерева сидения, устраиваюсь на скамейке.
Всё-таки в Сумерках самая красивая… правильная осень. Не сравнить ни с Утром, ни с Полуднем… про Ночь и вовсе молчу. Поскольку сейчас утреннее время, фонари погашены, что усиливает смутность. Зыбкость силуэтов людей, деревьев по сторонам дорожки… ловлю себя на том, что криво ухмыляюсь. Ну, да. Только поэтического настроения мне и не хватает. Был бы с него прок, а так…
Глаза выцепляют две фигуры, идущие из дальней части парка. Одна двигается неуверенно, замирая то и дело. Видимо, здесь она впервые. Не сказать, чтобы это было необычно, но всё же туристы из иных слоёв предпочитают либо устоявшуюся зиму, когда ближе к центру слоя устраивается ледовый город, либо летом при пусть и неярком, поднимающимся лишь едва-едва над горизонтом — что можно увидеть лишь на окраине — но солнце. Осень они не жалуют. Чему я, по правде говоря, более чем рад. Но этот… эта — силуэт явно женский — по-видимому, решила наплевать на правила. Что ж. Её выбор. Хотя интересно, чем это может быть обусловлено.
О…
Понятно. Муха никогда не научится скрытности. Конечно, при её работе телохранительницей княжны это не столь и важно — не шпионка, всё же, и не наёмный убийца — но быть настолько заметной?! Я ещё раз окидываю взглядом её спутницу… Понятно. Занятно. Интересно будет пообщаться с этой девушкой… вживую. Хотя я не могу сказать, что то, что произошло в саду княжеской семьи, теперь меня хоть как-то занимает. Я уже всё знаю. Не интересно. И проблемно.
Дожидаюсь, пока Муха и её подопечная поравняются с моей скамейкой и приветствую. Надо отдать должное — Муха не вздрагивает. Хотя мне прекрасно видно, что она не ожидала встретить меня здесь.
— Здравствуй… Паук, — совладав с собой, произносит она. Произносит то имя, под которым я известен исключительно в иллюзории… Видимо — специально для подопечной. Чтобы та сразу знала, чего от меня ожидать? Во избежание… Муха стягивает перчатку и быстро рисует несколько знаков на поверхности скамейки. Без краски или чего-нибудь ещё в этом роде — но, насколько я могу судить, это работает. Неудивительно — всё же Муха далеко не слабый маг. Пусть и безголовая временами… Никогда не понимал, как именно работают знаки. Особенно те, что нанесены без краски. Хотя я и никогда особенно не стремился к этому, по правде сказать. Мне достаточно и того, что я знаю в иных областях.
— Доброго… дня. — Княжна произносит это неуверенно. Могу понять. Глядя на полумрак, окутывающий парк, сложно поверить, что сейчас почти полдень. Киваю. Княжна, наплевав на нормы этикета (не могу сказать, что я помню их досконально, но хотя бы основы в голове как-то задержались. Как ни странно) уселась на скамейку, повернувшись ко мне. — Так вот как вы выглядите в реальности!
Пожимаю плечами, старательно игнорируя возмущённый взгляд Мухи. С чего это она? Не припоминаю, чтобы я обещал обходить девушку стороной. Не было такого! Да и я же вроде бы говорил ей, что встречался с княжной! Не зря же она сейчас назвала не моё имя, а, скажем так, творческий псевдоним.
— Как обстоят ваши дела с аристократией? — проявляю вежливость. Хотя и не стоит оно того. Всё равно девчонка никогда не станет правительницей… впрочем, перегибать палку не стоит. Всё же их злопамятность… Та ещё морока. Княжна неуверенно пожимает плечами. Ах, да! Веслав же… Та ещё задачка, надо сказать. Вчерашняя прогулка по иллюзорию не дала никаких результатов. Вообще. Хотя я, конечно, и не сильно рассчитывал на успех — всё-таки представитель княжеского рода не мог… вот чую, что надо отправляться в Ночь, но осень, при всей моей безмерной к ней любви, попросту не позволит мне это сделать. Стоит поднять связи в Кланах… Исключая Лис, вероятно — ни капли не сомневаюсь, что Муха всё же пересилила себя и попыталась выяснить местонахождение Веслава через Одноглазого. И — потерпела поражение. Я читаю это в её позе. Она предпочла остаться стоять рядом со скамейкой, показывая, что осматривает дорожку парка на предмет появления недружелюбных личностей… Ну, быть может, княжна и верит в это. Кидаю короткий взгляд на сидящую справа девушку. Увы, я слишком мало знал — исключительно по редким публикациям — среднюю дочь правящей четы. В отличие от своих сестёр она всегда держалась в стороне. Была слишком незаметной, чтобы на неё хоть кто-то мог обратить внимание. И именно из-за этого я сейчас мало что могу сказать о той, кто занял пустующее тело. Ведёт ли она себя так, как это делала княжна Морена, или же нет? Впору начинать беситься? Не так ли? — Печально.
— Я решу этот вопрос, — слишком резко произносит княжна. Но тут же стремится исправиться, извиняясь. И что же ей от меня нужно? Тоже хочет взвалить на меня бремя поисков Веслава? Так я и без этого… — Вам… вам доводилось слышать про утерянные реликвии основателей города?
Хм? Прикрываю глаза, вызывая в память список тех самых реликвий. Старый список, что до сих пор, верно, храниться у отца… Десяток предметов, большая часть из которых уничтожена. Те же, что целы, либо бесполезны, либо находятся в руках у лиц, к которым так просто не подобраться.
— В храме, на который не так давно было совершено нападение, — начинает княжна явно через силу. Неужели она настолько боится выдать это? Но тем не менее… Храм. То самое нападение, да? Подробности которого мне так и не удалось узнать ни от сестрёнки, ни у других источников. Интересно. Помнится, там похитили некую реликвию… но не хочет же девчонка сказать, что… — В храме хранилась одна такая реликвия. И… я хочу, чтобы она…
— Вы хотите, чтобы, я её нашёл? — Небрежно. Так, чтобы они считали, будто бы мне известно всё. Пусть на данный момент это и не так. Не совсем так. Хотя… местонахождение реликвии мне известно. Вполне можно было бы и забрать, но… Но я пока что не уверен, что это стоит делать. Всё же для начала следовало бы просто посмотреть на этот ларчик… Учитывая личность Энни, это будет несколько… проблематично.
— Я бы предпочла, чтобы её никто не находил, — излишне честно произносит княжна, от чего мы с Мухой морщимся едва ли не синхронно. Кем, интересно, она была до того, как попала в тело княжны? В их мире подобная откровенность в порядке вещей? Хотя… если там она была простолюдинкой, что, учитывая её поведение, вполне себе вероятно, то это не сильно и удивляет. Местные — из тех, чьи решения не влияют ни на кого, кроме них самих — тоже особо никогда не следят за словами. — Боюсь представить, что случится, если эта вещь попадёт в руки… чьи угодно.
— Пока что я не могу оценить весь масштаб трагедии, — развожу руками. Рядом пролетает огненно-красный лист, заставляя отвлечься и проследить за его полётом. Что, вероятно, бесит моих собеседниц. Но мне это определённо нравится.
— Свиток, — после непродолжительных колебаний произносит княжна, а я с трудом удерживаю на лице выражение скучающего безразличия… Свиток! Тот самый, благодаря которому… Да, понятно, из-за чего так волнуется милая княжна. Будь я способен на сострадание… но, увы, ей не повезло. — Я хочу, чтобы вы нашли его для меня.
— И что я получу взамен? Только не говорите мне про деяния во имя добра и справедливости! И про вашу более чем призрачную сейчас власть. Не стоит. Что вы можете мне предложить? — Лениво откидываюсь на спинку скамьи, краем глаза замечая в конце аллеи прохожих. Группка из троих явно школьников, возбуждённо размахивая конечностями, что-то обсуждает. И пинает листву, которую дворник смёл с дорожки в небольшие кучки по краям.
Княжна беспомощно смотрит на Муху. Я же вижу, что это в немалой степени наигранно. Впрочем, Муха ведётся. И готовится защищать княжну любыми способами… Глупо.
— Свиток, — снисходительно подсказываю я. Княжна недоумённо вскидывает брови. На кукольном личике, обрамлённом светлыми волосами это выглядит даже мило… недостаточно, чтобы я удовлетворился одним только видом. Тем более, что блондинки никогда не были в моём вкусе… особенно настолько юные. Сколько там ей лет? Восемнадцать? Выглядит вообще сущим ребёнком. — Хочу его себе. В обмен обещаю, что никто из тех, кого вы справедливо опасаетесь, не узнает о его существовании. Не говоря уже о том, чтобы завладеть им.
— Но это…
— Единственное возможное условие. — Впрочем, теперь я не сомневаюсь, что его надо срочно забирать из «Вишни». И чем скорее он окажется в моих руках, тем лучше. — Соглашайтесь. Это хорошее условие. Я, знаете ли, не планирую разрушать вашу монополию на порталы… почти. Скажем, так.
Княжна вскакивает со скамейки и запахивает плащ, обхватывая себя руками. Муха тут же шагает к ней, ведясь на беззащитный вид. Я откидываюсь на спинку скамейки и смотрю снизу вверх с самым кротким выражением лица, на которое способен. Спустя несколько минут молчаливой борьбы взглядов, княжна сдаётся и, резко развернувшись, быстрым шагом идёт прочь из парка. Я, проигнорировав уничтожающий взгляд Мухи, вслушиваюсь в то, как шуршат не до конца просохшие листья на дороге. И — как шаги постепенно затихают вдали.
Только после того, как в парке не остаётся ни малейшего следа присутствия посторонних — княжны и Мухи, разумеется, школьников посторонними считать невозможно! — я вздыхаю, кое-как поднимаюсь на ноги и медленно иду прочь. Предчувствие молчит. Значит, всё, что я должен был сегодня узнать, случилось. Хорошо…
Поравнявшись со школьниками, я ловлю взгляд одного из них, кивком указывая на разворошенные кучи листвы, и резким жестом руки даю им понять, что думаю об их поведении. Школьники опускают глаза и начинают ногами сталкивать листья обратно.
Приятно осознавать, что дети в Сумерках чтут старших. Как и всегда…»
Моя прогулка, несмотря на пользу, принесла настолько сильный приступ боли, что… Вытаскиваю аптечку, неловко подцепляю ампулу с мутно-синеватой жидкостью… Смотрю на неё, прекрасно понимая, что поставить себе укол попросту не сумею. Слежу взглядом за тем, как уборщик доползает до угла, долго крутится там прежде, чем повернуть в обратную сторону. Потом вздыхаю и заставляю себя подняться.
Если мне не изменяет память, то одна из моих соседок имеет медицинское образование. И у неё сегодня выходной. А ещё — её муж сегодня сказал, что отправляется на сверхурочную работу (на деле — к любовнице. Одной из). И — она рыжеватая шатенка.
Хмыкаю, поймав взгляд своего двойника в зеркале.