Город Святой Анны. Слой Полдень. Поместье Волковых. Четырнадцатое октября 2347 года от заселения планеты. 12:50 по местному времени.

Маша неторопливо идёт по коридору, сдерживаясь, чтобы не сорваться. Она приветственно кивает с тщательно отрепетированной улыбкой тем придворным, что попадаются на глаза, пытаясь при этом на глаз определить, насколько те действительно рады её видеть. Маша сомневается, что сильно. Она останавливается рядом с огромным непрактичным совершенно окном, которое с головой выдаёт время постройки… Маша осекается. Глупости. Город, как и весь этот мир в целом, развивался не так, как Земля. Так что… замок могли строить в любое время… вероятно. Маша прикасается к стеклу и отдёргивает руку, почувствовав укол магии. К которой она почти полностью — если не считать родовой дар — неспособна… Нет. Конечно, требовать в добавок к знанию языка, обычаев и истории мира… и положению княжны ещё и магию было бы, наверное, наглостью с её стороны, но… Обидно. Какой смысл попадать в магический мир, если сама при этом не обладаешь магией?

Маша улавливает краем глаза приближение очередного придворного и чувствует, как едва только обретённое равновесие рушится. Насколько она помнит, этот человек тоже был одним из соратников отца Мары… её отца, если быть точнее — не стоит забывать роль!.. Точно так же, как и Гасэрт, которого нет никакого желания даже именовать в соответствии с его титулом. Не после того, как тот не пожелал даже выслушать её. А ведь Маша рассчитывала, что уж человек, который во всём и всегда поддерживал идеи князя — за что имел едва ли не индульгенцию на всё, что творилось в его лабораториях... никто, конечно, не знает наверняка, что там в этих лабораториях, но слухи… ходят… — уж точно не откажет в помощи его дочери, но… Вероятно, зря.

Правда, теперь непонятно — имеет ли смысл пытаться говорить с двумя другими герцогами…

Да, она, пусть и несколько наивно, но считала, что если поговорить с ними, объяснить, то эти люди обязательно примут её точку зрения. Как глупо! Можно подумать, между людьми с Земли и местными есть какая-то разница! Это магический антураж заставил воспринимать их… иначе. Глупо. Больше Маша подобного не допустит.

Маша отходит от окна и всё также неторопливо идёт дальше, машинально считая разграниченные рамами на квадраты полотна солнечного света, проникающего снаружи. Герцог Найтмар известен тем, что был в оппозиции князю. Явного неповиновения не выказывал, но все прекрасно знали, что он ни в грош его не ставил. Забавно в этом то, что при этом именно герцогу подчиняются все стражи порядка в городе. И маги, спускающиеся в Тьму или же борющиеся с её выродками, проникшими в иные слои. И именно под его покровительством находится храм… или это храм покровительствует герцогу?.. Так сразу и не понять… Вообще — зачем храм, когда есть магия? Что принципиально иного даёт вера… в кого, кстати говоря? надо будет порыться в памяти… чего не способна дать магия? Или это что-то вроде утешения для тех, кто магией не одарён?.. Но почему в таком случае храм настолько тесно сотрудничает именно с Кошмаром? С теми, кто учит и курирует магов города? Впрочем, сейчас не так важно знать тонкости их взаимоотношений. Хотя, конечно… если всё же случится раскол во власти, то мало приятного знать, что за герцогом остаётся такая сила…

Именно поэтому Маша и рассчитывала на Гасэрта! Тому под силу лишить город большей части продуктов (за исключением того, что — за немалые суммы, как убедилась Маша, перерыв гору документов — покупается во внешнем мире. Деликатесы, какие-то экзотические фрукты, вина) и лекарств. Да, шантаж, но это хоть как-то уравновешивает Найтмара.

Маша ненадолго замирает рядом с стеклянными дверьми, ведущими в сад. Тот самый сад, где было совершено покушение. Практически удачное покушение, надо сказать. Старнное ощущение. Вроде бы это место и не имеет к Маше никакого отношения, но память… Она встряхивает головой, от чего убранные в конский хвост волосы падают на плечо. Маша отбрасывает их назад.

Если с Найтмаром всё понятно — он явный враг, то вот нынешний хозяин Шторма при том, что, вроде бы, и не имеет явных претензий к Волковым, вызывает ужас. Маша прекрасно помнит то, как её едва ли не парализовало, когда она на мгновение столкнулась взглядом с герцогом. Который явно не испытывает к ней ничего, кроме неприязни. Холодной неприязни, которая…

Причины которой вообще непонятны. Быть может, это связано с Марой, но… как это узнать-то?! У герцога Винтерберга спросить напрямую? Так он и ответит. Тем более, что это может быть вообще что-то иное.

И как прикажете разговаривать с кем-то из них?! Может, проще всё же поставить их перед фактом — Андрей Вадимович уже получил приказ собрать новый Совет не позднее, чем через пятнадцать суток. Маша надеется, что Льосса за это время сумеет отыскать Веслава. И хорошо бы, чтобы парнишка и правда был к этому моменту жив. Потому, что рожать наследника от… ну, а вот какие варианты тут есть, интересно? Совет явно постарается выдать её и Ладу замуж за подходящих представителей мужского пола. Не то, чтобы Маша так уж была против. Хороший секс с приятным мужчиной не то, от чего так уж надо отказываться, пусть конкретно у этого тела ещё и не было подобного опыта. Но… Представить себя в постели с герцогом Винтербергом у неё не хватит фантазии. Или с… как там зовут единственного наследника герцога Найтмара? Кристиан? Тот, которому запрещено приближаться к княжескому замку? Тот, с кем Мара неплохо общалась, несмортя на немалую разницу в возрасте. Кажется, он дружил с кем-то из старших братьев, но не отказывался от разговоров с Марой, пусть ей на тот момент было лет шестнадцать всего, и ничего толкового, по мнению Маши, княжна сказать бы попросту не могла.

Маша толкает двери и ступает на выложенную красными и белыми камнями дорожку. Она идёт медленно, давая себе время перед встречей. А так же — пытаясь высмотреть хоть какие-то следы от сражения, что здесь было немногим больше десяти дней назад. Но — нет. Ни обломанных веточек, ни примятой травы — ничего! Маша не знает, действительно ли хотела бы увидеть это, но ощущает разочарование. Она переступает через порог крытой беседки и присаживается на краешек резной скамьи, расправляя юбку так, чтобы не было складок. И думает, что если бы не встреча, то вполне можно было бы обойтись джинсами и футболкой. Всё же здесь, в замке семьи, можно позволить себе такое. Это же не официальный выход, как то собрание Совета!.. Про которое до сих пор нет желания вспоминать…

Спустя три минуты с противоположной стороны в беседку входит женщина. Маша делает знак Вадиму, который сейчас заменяет Льоссу, оставаться снаружи и не позволять приближаться к беседке кому бы то ни было. И сосредотачивает внимание на женщине.

На вид ей лет тридцать, но Маша помнит, что, как минимум, на пятнадцать лет больше в реальности — учитывая то, что у неё две взрослые дочери… Которые, кстати, точно так же проигнорировали Машу, как и их папаша! Маша усилием воли гасит злость, думая, насколько проще было на Земле — можно было злиться, радоваться, вести себя, как пожелается. И никто бы слова не сказал. Ну, да. Поступить не удалось, но… А тут приходится заставлять себя вежливо улыбаться в то время, когда хочется просто встать и уйти. В знак обиды за то, что… Ладно. Не время сейчас. Да и можно вспомнить, вообще-то, что ей, в отличие от тела княжны, не восемнадцать лет. И вести себя не как истеричка. Тем более, что вариантов-то и нет. Значит? Значит, сосредотачиваемся на собеседнице. Итак. Тридцать лет на вид. Тонкие черты лица. Несколько непривычные — Маша вспоминает, что Алнара, как и её муж, из коренных жителей этого мира. Так, значит, вот как те должны выглядеть! Красиво. И даже немного завидно.

Алнара сдержано кивает и занимает противоположную скамью, занимаясь тем же, чем и Маша — рассматриванием собеседницы. Хотя, по мнению Маши, разглядывать тут особо и нечего. В отличие от этой эффектной брюнетки в показательно скромном брючном костюме — который по прикидкам Маши стоит достаточно, чтобы средняя семья в городе могла жить полгода, ни в чём себе не отказывая — сама Маша выглядит более чем блёкло. И стоило мечтать когда-то стать блондинкой!

— Добрый день, ваше высочество, — хрипловатым контральто произносит Алнара.

— Добрый, — кивает Маша. — Хотя я уже не уверена, что стоило назначать эту встречу.

— Видимо, вы имели несчастье пообщаться с моим мужем или дочерьми, — с улыбкой, которая в большей степени чувствуется в голосе, чем проявляется на лице, замечает Алнара. И Маша чувствует, что непроизвольно начинает улыбаться в ответ. Думает, что, быть может, не стоило бы, но потом… В конце концов, она же планировала создать образ этакой «хорошей девочки». Так что — почему бы и нет?

— Они не стали тратить на меня своё время.

— Неудивительно. Мой муж всегда был слишком… наш брак начал трещать по швам после того, как врачи запретили мне рожать в третий раз. После дочек я пусть и с трудом, но восстановилась, но вот третья беременность попросту меня убьёт. А муж хотел наследника… После того, как наш сын погиб. — Алнара ненадолго замолкает, грустно улыбаясь. Маша сочувственно вздыхает, прикидывая, насколько эта грусть натуральная. Всё же от аристократии не стоит ожидать искренности — ведь так? — Да и дочки, когда подросли оказались копиями отца! Вы планировали коалицию?

— Это громко сказано, — усмехается Маша. — Кто я, по большому счёту? Но я хотела, чтобы… Очень сложно проснуться и обнаружить, что от твоей семьи осталась только сестра, которая теперь полностью зависит от тебя, да брат, о котором доподлинно неизвестно — жив он или же нет.

— А вы предполагаете, что один из братьев выжил? Сообщили, что… — Алнара замолкает и качает головой.

— Его просто не сумели найти. Ни тела, ни намёков на то, что он жив. Но… — Маша вздыхает, думая, не слишком ли она рискует сейчас, выдавая такие подробности. Всё же довериться кому бы то ни было… Но как-то ведь надо находить союзников. Причем, не только из числа слуг и друзей семьи, который, на поверку, не так уж и много. Но и среди людей, обладающих весом в обществе. Как Алнара, например. Известная благотворительница. Вхожа во многие дома. Если не через неё влиять на аристократию… и простых людей, от которых, конечно, сейчас не так уж и много проку, но лишним это точно не будет… то через кого ещё? Вариантов не так уж и много. Наверное, можно рискнуть. Только вот… Маша срывает листик девичьего винограда, что оплетает беседку и принимается вертеть его в руках, демонстрируя нервозность. Пусть Алнара поверит, что Маше нелегко даётся этот разговор. Что, к слову, недалеко от истины. Пусть и по другой причине. — Дело в том, что на троне должен быть представитель моей семьи. И это должен быть мужчина. С одной стороны это гарантирует мне неприкосновенность в определённых рамках. Ну, если, конечно, это сборище шакалов… ох, простите мне резкость!.. не решит, что нужно делать ставку на Ладу. Но с другой…

— Что стоит им найти и убить мальчика и заставить вас родить от того, на кого они укажут? — заканчивает за неё Алнара. Верно. Так и есть. Видимо, это слишком напрашивающийся вариант развития событий, если все приходят к нему буквально на второй минуте разговора. Маша переламывает черенок листика, стараясь, чтобы это выглядело, как проявление эмоций.

— А так же сосредоточиться на Ладе… — печально произносит Маша, думая, что девчонку не особенно жаль, но… Ох, в конце концов, она же девочка совсем! И ни в чём не виновата. Разве что в том, что родилась не в той семье… — Потому-то я сейчас и пытаюсь найти брата. Хотела бы сказать, что здесь, в замке, он будет в большей безопасности, но последние события показали, что это не так… — Маша печально хмыкает, внутренне морщась. Слишком наигранно. Слишком… Мягче надо! — Но по крайней мере нужно найти его и сделать всё, чтобы никто из этих… уважаемых людей… — Называть их второй раз шакалами не стоит. Один раз это может прокатить, но второй… нет. Не стоит. — Не смог до него добраться. Вы поможете мне?

— Чем же я смогу помочь? — немного удивлённо спрашивает Алнара, одновременно с этим — Маша видит это по почти незаметному дрожанию зрачков, поражаясь тому, что сумела это рассмотреть и понять… всё же осталась какая-то память тела, что ли? — просчитывая, что именно она может. — Я наведу справки в приютах…

— Это очень поможет, безусловно, но самими поисками сейчас заняты мои люди. Те немногие, кому я могу доверять. — Причём, не факт, что доверять им стоит. Нет, в мотивах Маша не сомневается. Ни Льоссы, ни её любовника, ни прочих… Но вот то, как те действуют! Чего стоит Нир! Откуда он вообще знает ритуал, благодаря которому… или это он так шикарно ошибся? Ну, тогда его стоит опасаться. Мало ли, в чём он ещё способен ошибиться… — Но вот после того, как его найдут… Я надеюсь, что найдут!.. Веслава надо будет укрыть так, чтобы…

— Я поняла вас, ваше высочество, — чуть склоняет голову Алнара… надо же! Даже в мыслях не получается соотносить эту женщину с семьёй Гасэрт!

Маша чуть улыбается. Провожает женщину взглядом и откидывается на спинку скамьи. И ещё четверть часа сидит, пытаясь сообразить, что делать дальше. Разумеется, на просьбе подобрать Веславу укрытие… если он жив, конечно… общение с Алнарой не остановится. Надо будет попросить… Андрея Вадимовича, раз больше ни одного толкового человека в этой области рядом нет… составить расписание благотворительных мероприятий. И… Позже. Сейчас — к себе в комнаты. И спать. Плевать на то, что это идёт в разрез с этикетом. Она слишком вымоталась за сегодня, чтобы… Вечером Маша решит, что делать дальше.

***

Город Святой Анны. Слой Сумерки. Квартира Хельги Альттора Сентьолло-Лиэн. Пятнадцатое октября 2347 года от заселения планеты. 03:40 по местному времени.

Людвиг в который раз понимает, что абсолютно не любит Сумерки. Даже Утро с его ярким солнцем вызывает меньше негативных эмоций, чем это несуразное «между». Место для тех, кто так и не сумел определиться. Наверное, есть какой-то высший смысл в том, что Бледный выбрал для постоянного проживания именно этот слой, застывший на грани. Хотя у него, насколько Людвиг знает, есть квартира в Ночи и Утре. И, быть может, даже в Полудне. Только вот жить он предпочитает именно здесь… Хотя надо признать, что Бледному это очень даже подходит.

Людвиг щурится, пытаясь приспособиться к освещению улиц. Оно одновременно недостаточное и избыточное. И вполне возможно, что именно из-за него он тогда и пропустил атаку сектанта. Людвиг пожимает плечами, разрешая себе так думать… Это, конечно, не отменяет того, что не стоит недооценивать противников… Но также правдой является и то, что к Сумеркам надо долго привыкать. В идеале — не меньше пары суток. Которых у него во время поиска беглеца… всё ещё не найденного, надо сказать… попросту не было.

Людвиг ещё раз окидывает взглядом сквер перед домом, в котором живёт Бледный. Обычный для Сумерек, в общем-то, сквер. Ряд деревьев, отделяющих дом от дороги, кованая — кажется, даже вручную, хотя Людвиг не поручится за это — ограда высотой примерно по колено взрослому, дорожки и клумбы, на которых летом растут какие-то местные цветы. Те, что сумели приспособиться к скудному освещению. Сейчас, конечно, зелень практически вся уже завяла и скрывается под плотным ковром опавшей листвы, которую местные дворники убирают исключительно с тротуаров. По крайней мере — осенью. Несмотря на призрачность освещения, всё вокруг просматривается достаточно чётко — туман, который окутывает всё вокруг ночами, сейчас прячется в низинах. Что не может не радовать, конечно — пробираться практически на ощупь, надеясь, что не споткнёшься обо что-то, Людвигу категорически не нравится. Именно поэтому он предпочитает появляться в Сумерках исключительно днём. 

Он распахивает не блокированную ни магией, ни электроникой дверь и с интересом рассматривает коридор обычной для Сумерек многоэтажки с грязно-зелёной краской на стенах и осыпающейся местами штукатуркой. Не то чтобы в этом было что-то непривычное — таких домов и в Ночи хватает, но поражает то, что Бледный, помешанный на комфорте, пусть с несколько специфическом, выбрал для жизни именно этот дом. Лифт, как ни странно, работает и отвозит Людвига на последний этаж даже быстрее, чем должен бы. За дверью — самой простой на вид, что заставляет то ли завидовать чужой беспечности, то ли поражаться ей же — долго не раздаётся ни звука, но потом, когда Людвиг уже собирается уходить, всё же слышится шорох и спустя пару-тройку секунд дверь приоткрывается. Несколько минут Людвига изучают тёмные глаза с покрасневшими от лопнувших сосудиков белками, потом раздаётся вздох, и Бледный отходит в сторону, пропуская его внутрь.

Напоминает про тапочки и уходит вглубь квартиры, позволяя самому разбираться с вешалкой и прочим.

Когда Людвиг оказывается в комнате, Бледный уже сидит в своём потрёпанном кресле, из-за которого у него потом болит голова, позвоночник и всё остальное, и жестом указывает на диван, рядом с которым на низеньком столике стоит чашка с кофе. Одним из самых дорогих сортов, который, между прочим, Людвиг лично Бледному и переправляет… Ну, можно сказать, что это своеобразный вклад в собственный комфорт — Людвиг делает глоток и блаженно прикрывает глаза, чувствуя, как усталость, скопившаяся за прошедшие сутки, начинает отступать от одного только запаха и вкуса.

— Не ожидал, что ты придёшь сегодня, Одноглазый. Это даже несколько… символично. — Бледный смотрит в потолок и чуть двигает босыми ступнями в такт чуть слышной музыке… джаз? У старого друга сегодня романтическое настроение? Что-то хорошее случилось?

— Возникли вопросы… Сомнения… Ты не рад меня видеть? — осторожно уточняет Людвиг. Если у Бледного неподходящее настроение, то лучше по-быстрому свернуть разговор, извинится и свалить. Иначе проблемы… будут впечатляющими. Вспомнить хотя бы, как несколько лет тому назад Бледный натравил на него тех безумных ворожей, из-за которых Людвиг едва не умер. Или что похуже. И только вмешательство Ярти спасло от безумия или участи бессловесного раба на поводке у этих стерв. А ведь всего-то имел неосторожность пошутить в момент, когда Бледный переживал одно из редких для него поражений… Того своего врага он, кстати, потом едва ли не лично и прикончил. Предварительно доведя до отчаяния.

— Отчего же? Рад. — Бледный выпрямляется и едва заметно морщится от боли. Людвиг делает вид, что не заметил ничего. Не хватало ещё, чтобы тот действительно психанул и выставил его. — Но это и правда символично. Я сегодня как раз про тебя думал.

— В каком ключе? — остаётся надеяться, что это не очередные его авантюры. Людвиг делает ещё один глоток и чуть меняет позу, чтобы слишком мягкая мебель не затянула в дремоту.

— Наблюдал сегодня за сыновьями, вот и вспомнил… — отмахивается Бледный. Наблюдал? С какой, интересно, целью? — Слышал, ты был проклят не так давно. Смертельно.

— Моё отражение сделала всё, чтобы меня спасти, — Людвиг с теплотой вспоминает Ярти. И жалеет, что сказал это, видя нежную улыбку, расцветающую на губах друга, которая не предвещает ничего хорошего. — Бледный… Ты, конечно, крут, но напоминаю, что моё отражение находится под покровительством Клана.

— О чём ты, Одноглазый? — удивлённо вскидывает брови Бледный, перегибаясь через подлокотник и снимая со столика вторую чашку. И едва не наворачивается вместе с креслом. Людвиг не успевает ничего сделать, но друг выравнивается сам. И даже ухитряется не расплескать ни капли кофе! Большая практика в подобном? С каких это пор? — Я — один из самых безобидных людей города! Просто не могу реагировать иначе… Да и… Я рад, что всё обошлось. Что произошло конкретно? Я знаю, что ты по приказу Мартина разыскиваешь кое-кого…

— Может быть, ты в таком случае ещё и знаешь, где этот кое-кто находится? — Всё же пусть Людвиг и не обратился тогда к Бледному за помощью, но зная его любопытство…

— Нет. Беглец из лаборатории сумасшедших сестричек не попадался в поле моего зрения… — Бледный делает несколько мелких глотков. Потом отставляет кружку на самый край — так, что та не падает едва ли не чудом — и проводит пальцами по столешнице, над которой тут же начинает формироваться экран. И начинает что-то на нём отмечать. — Вот это как раз в последнее время меня интересовало меньше всего. Но я исправлюсь, обещаю. Прямо сегодня приложу все усилия, чтобы найти!

— Не надо, — отмахивается Людвиг, ставя пустую чашку на столик. — У меня нет желания слишком быстро исполнять желания сестричек… Подождут. Дело не в этом. Ты не знаешь случайно о такой вещи — небольшой ларец, в котором хранится свиток?.. Ярти говорит, что запись на нём сделана на древнем языке.

— Вот как… — Бледный принимает самое безобидное выражение, на какое только способен, что заставляет Людвига подобраться. Кажется, он только что кинул другу такую приманку, ради которой тот поставит на уши весь город. Все пять — включая Тьму — слоёв. — Пожалуй, я наведаюсь к вашей очаровательной хозяйке борделя…

— Тебя там никто не ждёт. — Не хватало ещё, чтобы Ярти с ним пересеклась! Да и Энни не будет так уж и рада его появлению.

— Ах, ну да! Разве есть место в таком прекрасном месте для инвалида вроде меня… — Бледный делает глоток и прижмуривается. По лицу его расплывается самая невинная, на которую он только способен, улыбка. Кажется, он планирует пройтись по теме ущербности и тому, как инвалидов принимает… или не принимает общество…

— Плевать там всем на твою инвалидность, Бледный, — спокойно сообщает Людвиг, не давая Бледному развить тему. Он отмечает, что в последнее время стал гораздо спокойнее реагировать на шутки Хельги относительно собственного здоровья. А ведь когда-то… — Энни принимает любого, у кого есть деньги, но, зная, что ты из себя представляешь… Хельги… — Людвиг редко называет его по имени. Но сейчас нужно привлечь внимание Бледного. И попытаться вложить в его голову правильную мысль. — «Вишня» приносит слишком большой доход Лисам, чтобы я позволил тебе к ней приблизиться.

— Я не планирую причинять вред собственности Клана, — невинно сообщает Бледный, взлохмачивая и без того спутанные тёмные волосы. — Тем более, что там проживает… неважно. Хорошо. Ты не желаешь видеть меня на территории «Вишни». Но ты не станешь возражать, если я просмотрю записи?

— Я предоставлю тебе…

— Не надо. — Бледный ставит кружку на стол рядом с собой и проводит пальцем по экрану, перемешивая значки. Людвиг непонимающе следит за его действиями. — Я в состоянии подключиться и сам.

— Так вот как ты…

— Могу успокоить — Вишня до сих пор не являлась объектом моих наблюдений. Веришь ли — у меня есть и более интересные цели… Где, ты говоришь, хранится этот ларчик? — Бледный перетасовывает символы на экране, которые, как понимает Людвиг, присмотревшись, являются какими-то адресами… Потом Людвиг соображает, что друг задал вопрос, и поясняет, что ларчик был обнаружен у девчонки, которую подобрала Ярти, и которая сейчас является подопечной Энни. Чем вызывает странную реакцию. По крайней мере Людвиг не думал, что Бледного настолько зацепят эти слова. — Вот как? Интересно. То есть, их не меньше двух… а, скорее всего, три, — непонятно бормочет Бледный под нос, выстраивая адреса в только ему ведомо последовательности. — И кто же третья… неужели это… Так что же? Я могу пробежаться по камерам наблюдения «Вишни»? Торжественно обещаю, что не стану использовать информацию о клиентах, если их случайно зацеплю.

— С чего вдруг тебя так заинтересовал этот ларчик? — Или не ларчик? Людвиг вздыхает. Как возникают с переплетаются между собой мысли в голове друга, он не понимает. И не хочет понимать. Уж лучше он теорию магии выучит. Наизусть. Всю.

— Шутишь, Одноглазый? — Бледный ударом пальца о столешницу сворачивает экран. Поднимается из-за стола и, почти незаметно прихрамывая, отходит к окну. И долго смотрит наружу, где по-прежнему то ли недостаточно света, то ли наоборот… Но, кажется, Бледному это нравится. Людвиг пожимает плечами, рассматривая чуть сутулую спину, обтянутую светлой тканью рубашки, через которую просвечивает татуировка, занимающая, как помнит Людвиг, всю спину, переплетаясь с несколькими другими, среди которых отметка Лис… — Это тебя он интересует. В первую очередь. И я пытаюсь найти для тебя информацию… Но, если ты не хочешь… Ты ведь и так уже понял, что это такое, правда? Ну, не заставляй меня думать, что я напрасно считаю тебя сообразительным.

— Храм. И сыновья. — То, из-за чего по всем четырём слоям сыновей ищут как маги храма, так и все подчинённые Кошмара.

Бледный кивает, всё также рассматривая улицу. Он обхватил себя руками за плечи, как будто спасаясь от холода. Потом разворачивается, возвращается обратно, подхватывает обе кружки и тащится на кухню, всё так же прихрамывая. Людвиг остаётся сидеть на диване, прекрасно зная, что друг способен вызвериться на любой намёк на жалость… Даже если таковым он кажется исключительно ему. Да и не требуется Бледному помощь. Не у себя дома, и не в такой, как сейчас, ситуации. Хромота почти незаметна, значит, всё в относительном порядке. Но эта детская привычка оберегать друга… от которой Людвиг до сих пор не в состоянии избавиться… В комнате сумеречно. Также, как и за окном. И у Людвига уже начинают болеть глаза от такого отвратительного освещения. И хочется конкретики — либо свет, либо тьма, но не это… Всё же он ненавидит Сумерки.

Спустя несколько минут Бледный возвращается. Естественно, с кофе.

— Тебе не хватит? — Интересно, которая это кружка у Бледного за сегодня?

— Нет. — Бледный вновь занимает кресло и обхватывает кружку обеими руками. Чуть склоняет голову так, что тёмные спутанные волосы падают на лицо. — Ты прав. Храм. И сыновья. Мне было безумно интересно, что же такое они украли, если за ними сейчас гоняется едва ли не весь состав Кошмара… Сколько за него хочешь? — практически без паузы задаёт вопрос Бледный. Так, что Людвиг чуть не отвечает. То, что вполне возможно позже могло бы доставить ему массу неприятностей. Поэтому Людвиг медленно вдыхает и выдыхает прежде, чем ответить.

— Он не принадлежит мне… Ярти с меня шкуру заживо сдерёт, если я испугаю её ученицу… Или это сделает Энни. По схожей причине. — Людвиг залпом выпивает кофе, игнорируя то, как тот обжигает горло. Да, это варварское отношение к кофе… если судить по неодобрительному взгляду Бледного, то и вовсе преступление… хотя, быть может, это он так реагирует на отказ…

— Даже так… — Бледный качает головой. Делает несколько мелких глотков и бормочет себе под нос, что, видимо, придётся поискать иной способ… — Так что насчёт камер?

— Если ты и так уже ответил на мой вопрос, то это не имеет смысла, — Людвиг рассматривает кофейную гущу, думая, что можно было бы и погадать, как любит Энни. Только вот вряд ли Бледный это воспримет… адекватно. Всё же он скептически относится к мистике, что не мешает ему… — Как твоя сестра поживает?

Бледный пожимает плечами. Потом откидывается на спинку тут же скрипнувшего кресла, фыркает и сообщает, что теперь ему не нужно торговаться с Крисом и выдавать тому подробности произошедшего в семье Волковых. Людвиг качает головой. Причём тут Крис — он даже не станет пытаться понять.

***

Город Святой Анны. Слой Полдень. Главная городская библиотека. Четырнадцатое октября 2347 года от заселения планеты. 15:26 по местному времени.

Оказывается, если заплести волосы в косу и спрятать под капюшон толстовки, то никто вообще не узнает, что она — княжна Волкова! И это при том, что фоток хоть в прессе, хоть в иллюзории хватает… пусть они и трёхлетней давности. Странно, кстати. Неужели Мара нигде не засветилась после этого? Вроде бы затворницей она не была… Или наняла кого-то — ну, пусть не она, а по её просьбе — чтобы данные изъяли? А почему? Маша перебегает улицу в неположенном месте и хихикает. Забавно будет, если сейчас её попытаются оштрафовать…

Вадим следует за ней на некотором расстоянии — так, чтобы это не бросалось в глаза, но в то же время, чтобы в случае чего он мог прийти на помощь. Маша не сразу решилась выбраться за пределы замка. Всё же вероятность того, что успевшие скрыться убийцы всё ещё выжидают удобного случая, не нулевая. Но не станет же она до конца своих дней теперь сидеть в четырёх стенах и ждать, пока за неё остальные решат? Да и вчерашний разговор с Алнарой несколько обнадёживает. Хотя…

Герцог Найтмар говорить с Машей отказался. Парой достаточно резких фраз он объяснил, кем её считает, и где её место. За это Маша даже испытывает некоторое уважение к старику. По крайней мере — честно. В отличие от Гасэрта, который даже не пожелал сказать ей в лицо, что… Маша качает головой, открывая дверь и входя внутрь городского архива. Насколько она помнит, здесь хранятся сведения обо всех поворотах истории города. Всех его слоёв… Ну… хотя… То, что происходит в Ночи и Сумерках, не так уж и важно — власть города сосредоточена в руках тех, кто живет в Полудне. И, частично, в Утре… Кланы? Кланы могут играть во власть, пока им разрешается. Так что на них и стоит остановиться. Всё же в личных архивах Волковых пусть и хранятся множество уникальных записей, но далеко не всё.

Оказавшись внутри, Маша несколько минут стоит, крутя головой. Красиво. Вот эти вот витражные окна и роспись под потолком, как в музеях… или где там были подобные росписи… Маша хмурится, пытаясь припомнить, но в голову ничего толком не идёт. Её никогда не интересовали на архитектура, ни… как это называется?.. ах, да! Ни живопись. Вот кино — да. А это… Да и ладно! Можно подумать, что оттого, что она не различает художников… да и не только их, её кто-то обвинит в необразованности! Тем более, что сейчас она не на Земле, и здесь известны совсем другие имена. Которые, кстати говоря, Мара тоже не знала… ну, либо это знание точно так же, как и всё остальное, что относилось к личности княжны, благополучно растворилось в небытие. А в той части знаний, что ей перепала, информации по искусству не было. Видимо, то, из-за чего она тут оказалась, либо работает со сбоями, либо посчитало, что ей эти знания ни к чему. Ну, и ладно. Не большая потеря. Краем глаза она замечает, как входит Вадим. Так. Надо прекращать пялиться на всё вокруг, хотя, конечно, сейчас на неё не обратят особого внимания… наверное…

Маша уверенным шагом проходит вглубь здания — в ту его часть, которая, как говорит память, посещается крайне редко… архивные данные если и пользуются спросом, то только у студентов — историков, художников и прочих… Простому люду нет дела до истории города. Тем более — рукописного. Когда всё… ну, по их мнению, конечно... можно найти в иллюзории. Это, разумеется, печально — Маша с трудом сдерживается от того, чтобы глупо хихикнуть, поймав себя на том, что начала рассуждать, как столетняя бабка, ругающая подрастающее поколение, на чём свет стоит… была у них во дворе такая… — но конкретно сейчас это даже хорошо. Всё же ей совершенно не хочется, чтобы ей обнаружили… кто угодно, на самом-то деле.

Старый архив мало чем отличается от того, что находится на территории замка. Размерами разве что… причем — не в пользу городского. При том, что, вроде бы, городской занимает гораздо больше места… Чудеса! В смысле — магия. Маша проходится между рядами стеллажей, рассматривая пометки. Первые годы становления города. Странно, кстати говоря, что тогда у кого-то ещё и время находилось делать записи… Насколько Маша помнит, тогда в Каньоне Мглы — Маша задумывается, но потом решает, что данное аборигенами название этого места всё же оправдано, учитывая наличие таких слоёв, как Тьма, Ночь и Сумерки — были лишь ссыльные преступники… по сути весь теперешний город является прямыми потомками ссыльных. Даже мнящие о себе слишком много герцоги! Хотя, если вдуматься, герцогами их предки провозгласили себя сами. Правильный подход, надо сказать. Ну, при условии, что у заявивших такое есть силы и ресурсы доказать своё право на подобный титул… Неважно. Она протягивает руку к одному из томов, но поверх её ладони опускается другая.

— В этом томе нет ничего интересного — перечень долгов одной уважаемой семьи перед городом. Из-за которых их в итоге сослали в Ночь…

— Традиция ссылать преступников куда подальше имеет долгую историю в нашем мире, маркиз. — Маша высвобождает руку, думая, что лишь её неустойчивое положение и некоторая приватность беседы позволяет не поднимать скандал из-за слишком вольного поведения собеседника. И то, что поблизости — Маша бросает быстрый взгляд по сторонам — нет посторонних глаз, способных растрепать всем и каждому о «распутном» поведении княжны. Это сразу-то после похорон! Скандал бы вышел занятным. И, в отличие от земных звёзд, не пошёл бы ей на пользу совершенно. А жаль. — Если вспомнить, что и сам мир был заселён нашими предками именно в качестве места ссылки. Интересно только — куда ссылают преступников в Ночи?

— Никуда, — пожимает плечами Кристиан Эллингтон. Имя всплывает в голове практически сразу. И это даже не та память, что досталась ей после того, как она оказалась здесь — хватило и воспоминаний том, что она успела прочитать про герцогов, когда готовилась к встречам с ними… окончившихся ничем. Он прислоняется к стеллажу и окидывает Машу долгим взглядом неестественно-жёлтых глаз. — А ты повзрослела, Мор.

— Четыре года прошло! Что вас удивляет, маркиз? — Маша упирается спиной в противоположный стеллаж и старается не ёжиться под этим взглядом. В памяти всплывают обрывки разговоров. Кажется, четыре года назад княжна, в чьём теле Маша теперь живёт, была до безумия влюблена в этого мужчину. И Маша её понимает! Тонкие… хищные черты лица, обрамлённого почти красными волосами. Изогнутые в ленивой усмешке губы. Глаза, опять-таки. Будь она в другой ситуации, то могла бы и сейчас влюбиться… Если бы ей тоже было четырнадцать лет. Но увлечься, не будь она в нынешнем шатком положении, могла бы и сейчас. Маша окидывает маркиза ещё одним взглядом, не забывая при этом выглядеть скромницей... насколько получится, и думает, каков этот красавчик в постели. Жаль, что в её положении ни о каких любовниках и думать нечего. По крайней мере — ближайшие год-два. Но почему Мара и маркиз прекратили общаться? Ведь они же… не дружили, конечно — это с братьями маркиз был в дружеских отношениях, а Мару терпел как умного забавного ребёнка… Так что произошло? Что-то тогда случилось, из-за чего Кристиану Эллингтону до сих пор запрещено приближаться к замку. Узнать бы, что… — Признаться, я не надеялась, что вы согласитесь встретиться. Ваш отец ясно дал понять, что не желает ни говорить, ни как-либо иначе взаимодействовать со мной.

— Приношу извинения… — моментально реагирует маркиз. Неискренне. Маша ясно видит, что тому абсолютно наплевать. И это злит. Не равнодушием, хотя то, конечно, неприятно. Тем более в исполнении того, кто был дружен с братьями Ма… с её братьями, да. Но в большей степени тем, что он не может или не хочет хотя бы немного замаскировать это!

— Не стоит. Я даже благодарна ему отчасти… — Маша резко сжимает и разжимает ладони, надеясь, что это растолкуют как жест, выдающий нервозность, а не ярость, как оно есть на самом деле. — По крайней мере, они никогда и не был союзником моего отца…

— Так Гасэрт отказался?

— Это так очевидно? — грустно вздыхает Маша. Уместно будет посмотреть на него полными грусти и надежды глазами? Или это будет перебор? — Так, говорите, тут лишь список долгов? Тогда, быть может, вы посоветуете что-нибудь? Мне бы хотелось освежить в памяти информацию о городе. Знаете, после того, что случилось, я потеряла некоторые воспоминания…

— Например?

Маша пожимает плечами. Слишком много откровенности будет только во вред. Достаточно и того, что она уже сказала. Впрочем, маркиз не настаивает. Он окидывает стеллажи взглядом и вытаскивает одну книгу с верхней полки.

— Вот. Это будет тебе полезным, Мор.

— Надеюсь… — Маша раскрывает книгу, которая представляет из себя грубо сшитые разрезанные свитки. Записи торговца тканями?.. Ну, а почему бы и нет? Всё равно Маша не рассчитывает найти тут что-то по-настоящему стоящее. Но пусть маркиз считает, что оказал услугу. Мелкую, конечно. Но это поможет наладить разговор. — Благодарю вас, маркиз.

Маша проходит к нише, в которой установлен столик с лампой. Садится, не торопясь открывать книгу. Маркиз занимает место напротив.

— Как вы поживаете?

— Не очень хорошо. Сектанты не дают покой в последнее время, — пожимает плечами маркиз. Он чуть откидывается назад. Так, чтобы уйти от области света, очерченной плотным абажуром. Плохо. Так выражение его лица размывается, не позволяя правильно истолковать… впрочем, Маша и при ясном освещении не всегда способна понять, что именно значит то или иное выражение лица. А стоило бы потренироваться, между прочим! — Но, как мне кажется, это мелочь по сравнению с тем, что пришлось пережить тебе. Не так ли?

— Я плохо помню… — Маша барабанит по коже обложки книги ногтями, надеясь, что это можно будет принять за нервозность. Звук при этом получается такой, что хочется сию секунду зажать уши и… — И я совершенно не могу себе позволить даже толком оплакать моих родителей и братьев с сестрой! Не сейчас, когда те, на кого моя семья привыкла опираться, заняты тем, что готовы разорвать меня на части, чтобы добраться до власти! Маркиз… мы, кажется, дружили раньше? Не могли бы вы…

— Прошу простить меня, Мор, — прерывает её маркиз, всё также оставаясь за пределами круга света. — Но Волковы давно уже не более, чем пережиток прошлого. Городу не нужен правитель такого типа, как вы… Тем более, что реальная власть давно уже в руках других семей…

— В таком случае я вовсе не понимаю, чем именно вас не устраивает такая номинальная фигура? — Маша тоже откидывается на спинку кожаного диванчика. И только усилием воли не позволяет себе скрестить руки на груди в защитном жесте. Не хватало ещё выдать этому… другу её детства… то, что она сейчас чувствует. Хотя… Она обхватывает себя руками за плечи и чуть прикусывает губу, надеясь, что помада не размажется… Достаточно беззащитно или нет? — Если вы и так рулите политикой города, то чем вам может помешать…

— Тебя не посвящали в дела семьи, так? — вздыхает маркиз. Ну, почему же? Посвящали. И Маша прекрасно понимает, что именно маркиз сейчас скажет. — Право вето. И — право контролировать торговлю с внешним миром. Ну, а так же — допуски. Ты представить себе не можешь, насколько не выданный вовремя допуск может усложнить поимку, допустим, преступника, контрабандой получившего возможность сбежать в иной слой!

— Или — какие убытки терпят торгаши, которым моя семья не даёт разгуляться по полной? — прищуривается Маша. И тут же ругает себя! Ну, ведь хотела же быть милой перепуганной девочкой, нуждающейся в крепком плече… Остаётся надеяться, что маркиз спишет это на нервы. — Им мало тех контрабандных путей, что оставила семья?

— Это пустой разговор, Мор. Вы — прошлое. Город должен развиваться. Если ты хочешь, я могу предоставить тебе защиту, но…

— Я поняла.

Маша поднимается из-за стола и направляется в главный зал. Кажется, эта книга не из тех, которые нельзя выносить за пределы архива. Тем более — явно не пользуется популярностью. Так что Маша намерена взять её домой — мало ли какие тайны доверил перу торговец тканями?! Может, там тайны вселенной хранятся!

— Ты сейчас ведёшь себя, как ребёнок, Мор, — догоняет её голос маркиза.

— Анна Владимировна, маркиз. — Маша даже не поворачивает головы. Ох, не стоило бы, наверное, так резко — всё же Кристиан может пригодиться в будущем, но… Но это просто невозможно! Второй… третий отказ! Только Алнара хоть как-то… Впрочем, она не настолько весомый игрок, чтобы воспринимать её иначе, чем пешку… Ой, ладно. Ладью. Наверное. Маша никогда не разбиралась толком в шахматах. Но на пешку Алнара точно не тянет. Какие глупости в голову лезут, когда не надо! — Потрудитесь запомнить.

Маша останавливается рядом со стойкой регистрации архивных документов и краем глаза следит за тем, как маркиз несколько секунд стоит рядом, а потом уходит прочь. Она зажмуривается, чтобы не разрыдаться от досады. Потом, дождавшись, пока девушка за стойкой внесёт пометки в реестр, забирает книгу и, дав знак Вадиму следовать за ней, покидает архив.

А ведь она и правда надеялась, что маркиз в память о дружбе с братьями Мары... ой, хватит уже себя отделять от неё! Не хватало ещё из-за этого проколоться в самый неподходящий момент! В память о дружбе с «её» старшими братьями, если не примет её сторону, то хотя бы окажет помощь! Нет, не ту, которую предложил! Маша не собирается принимать подачки от тех, кто уже возомнил себя хозяевами города!

Она сделает всё, чтобы те знали своё место.

Но вот интересно… а третий герцог так же её пошлёт, или..?

***

Город Святой Анны. Иллюзорий. Пятнадцатое октября 2347 года от заселения планеты. 04:31 по местному времени.

Герман задумчиво смотрит на коридор. Тот непривычно зелёный для коридора иллюзория. Не то, чтобы в подобной расцветке было что-то запрещённое, но по сложившейся традиции коридоры как правило выдержаны в более сдержанных тонах — от чёрно-белой гаммы, до лёгких серых и бежевых тонов. А здесь… Слишком много зелени, которая, кстати, ещё и шевелится. Причём — не от сквозняка, который тут присутствует (что в плюс, конечно, ведь на то и иллюзорий, чтобы полностью имитировать реальность!), а вроде как сами по себе. Герман давит желание поёжиться. Плевать, что никто этого не видит!

Герман роется в памяти, но не может найти там хоть какие-то упоминания подобного коридора. Может, это коридор из общей части иллюзория, а не городской? Кажется, там есть сообщества, увлекающиеся чем-то подобным. Хотя… Какая, собственно говоря, разница? Всё равно Герман не собирается тут задерживаться. Время уже подбирается к трём ночи, а хотелось бы хоть немного выспаться. Он крутит головой, пытаясь определить, где именно находится выход из этого коридора. Справа чётко видно перекрёсток, что заставляет скривиться. Вот только этого ему для полного счастья и не хватало! Перекрёстки… кто вообще придумал перекрёстки?! В иллюзории. Как будто бы нельзя было обойтись без них. Хотя — кто знает, что там было в голове у создателя иллюзория? Герман с сомнением смотрит влево. Если эта часть иллюзория подчиняется тем же правилам, что все прочие, то выход должен быть там. Просто потому, что никто и никогда не входит и не выходит из иллюзория через перекрёстки. Он уже решается сделать шаг, когда слышит, как позади раздаются приглушённые шевелящейся растительностью, которая покрывает даже пол, шаги. Герман резко разворачивается и хватает за руку… княжну?!

Что она здесь…

— Прошу прощения, — произносит она тихим мелодичным голосом, напоминающим Герману о преданиях о лесных духах, что рассказывала гувернантка в детстве. Собственно, внешность у княжны аккурат подходит под эти истории — светлые струящиеся волосы, зелёные глаза… Герман морщится. Нашёл время для поэтических образов! — Я не знала, что здесь можно встретить…

— Вам разве не говорили, что в иллюзории не принято появляться в реальном облике? — интересуется Герман. Нет, это не прямой запрет, конечно — сам он раз из раза пренебрегает им, но вот княжне для её же блага не стоит появляться тут вот так. Хотя… ему-то какое до этого всего дело?

— Я не помню, — пожимает плечами княжна. Вид при этом у неё несколько… потерянный. — Может, и говорили. А вы…

— Герман Винтерберг.

— Герцог, — кивает княжна. И окидывает его странным взглядом. Одновременно испуганным, любопытным и… расчётливым, что ли? Интересно. Возможно, эта девчонка не та трепетная лань, как называет подобных дев фрау Ангелика, какой предстала перед Советом… — Как удачно. Помнится, вы отклонили моё приглашение на разговор. Но тем не менее…

— Тем не менее, я не вижу причины тратить на вас своё время, ваше высочество. — Лань или не лань, но она вряд ли может сказать что-то важное.

— То есть, той информации, которую моя телохранительница рассказала вашему человеку, вам достаточно для того, чтобы принять решение? — уточняет княжна, прислоняясь к стене, что заставляет Германа с некоторым трудом подавить желание передёрнуть плечами. Особенно когда листики начинают поглаживать кожу на руках княжны.

Вот как? То есть, она в курсе? Герман хмыкает. Значит, образ на Совете и правда был в большей степени постановочным… Хотя, признаться, это было очень даже красиво — фарфоровая куколка, едва ли не теряющая сознание от ужаса. Жалкая. Не стоящая внимания. Герман припоминает, что именно рассказал Клаус… Собственно ничего, что подтвердило бы или опровергло версию фрау Ангелики. Выжили две девчонки. Одна из них — стараниями некоего жреца, изгнанного из храма. По мнению Германа — напрасно его изгнали. Если он способен вернуть человека с того света, то лучше бы держать подобное средство под рукой. Впрочем, храм и маги — вотчина Кошмара. Пусть сами разбираются со своими кадрами. Или, раз уж они так неосмотрительно разбрасываются подобными кадрами, стоит попробовать переманить его на свою сторону?.. Насколько, интересно, жрец предан Волковым? Герман делает пометку потом подумать об этом. Но сейчас… Сейчас стоит вернуться к тому, что там узнал Клаус. А! Точно. Подтвердилась информация о связи Волковых с самим существованием города, что не очень-то и мешает планам самого Германа. Вот планам прочих это может очень даже навредить. Так что… стоит ли донести до них это знание? Пожалуй… нет. В конце концов, сейчас важнее удержать фирму на плаву, а не впутываться в политические дрязги. Пусть Герцог Найтмар и рассчитывает на его поддержку.

Разве что тот сумеет предложить что-то достаточно ценное.

Герман заставляет себя сосредоточиться на словах княжны. Значит, можно считать, что информации и правда достаточно… правдива. Но он уже владеет ею. Разве что княжна сейчас хочет сказать что-то ещё?

Герман бросает взгляд на коридор и вздыхает. Вряд ли, конечно, это место пользуется популярностью среди городских… или не городских, но торчать в коридоре, рискуя быть услышанными кем угодно? Особенно, когда кое-кто, кому это категорически противопоказано, расхаживает здесь в истинном облике!

Герман находит взглядом ближайшую дверь и, ухватив княжну за руку, тащит её туда.

Внутри его ожидает нечто вроде стилизованной полянки — на заднем фоне шелестят деревья, сбоку виднеется гора, а прямо перед ним валяется поросшее мхом бревно. Княжна пожимает плечами и садится на него. Вытянув вперёд ноги, обтянутые драными джинсами. И при этом нарочито игнорирует присутствие Германа. Он вздыхает и усаживается рядом. Думая при этом, что сейчас нарушены все нормы этикета, какие только возможно. Остаётся надеяться, что никто никогда не узнает об этом. В особенности — фрау Ангелика… Герман передёргивает плечами, сгоняя прокатившиеся по спине мурашки.

— И что же вы можете добавить к её рассказу, чтобы переубедить меня? Насколько я понимаю, ни Гасэрт, ни Найтмар не согласились объединиться с вами?

— Вас это не удивляет? — княжна дёргает уголком рта, лишь так выдавая своё раздражение. В остальном её лицо безмятежно. Герман подбирает шишку и начинает рассматривать её. Еловая, кажется. При том, что вокруг — сосны… Баг? Или кто-то решил просто не заморачиваться над соответствием реальности? — Ну, если от герцога Найтмара я ожидала подобного. Хотя, признаю, знать, что тот, в кого я была наивно влюблена несколько лет тому назад… и кто, как мне казалось, проявлял ответную симпатию… теперь против меня — больно. Впрочем, не имеет значения. Так вот. Если от герцога Найтмара, учитывая его оппозиционный настрой, я не могла ожидать иного решения, то герцог Гасэрт меня неприятно удивил. Я не думала, что он… — княжна замолкает. Накручивает на палец с идеальным неброским маникюром шнурок от капюшона толстовки. — Я не собираюсь вас переубеждать, герцог. Знаете, перед тем, как встретиться с вами, я разговаривала с одними человеком, который отсоветовал мне подобное. Но мне интересно — что именно вы собираетесь делать? Примете участие в грызне за власть по примеру уважаемых мною герцогов?

— Нет. Мне не до вас, — честно признаётся Герман. Княжна удивлённо вскидывает брови, но потом кивает, пробормотав про проблемы Шторма. Герман медленно выдыхает. Интересно, с кем именно она общалась, если в курсе подобного? Никто из дворцовой челяди ей бы это не рассказал. Со всеми прочими… Интересно. Очень. — Что я буду делать? Это зависит от того, правда ли то, что на троне города должен быть мужчина вашей семьи.

— Правда. И? Какие выводы? — Княжна морщится, и замирает на половине движения, не донеся руку до лица. Как будто бы пыталась прикрыть рот ладонью… Сболтнула лишнего? Или? Герман внимательно смотрит на девчонку, которая медленно проводит рукой по волосам и опускает руку на колени, выпрямляясь. Движение выходит плавным, текучим. Как будто бы так и задумывалось. И это может быть как попытка отвлечь от вырвавшихся слов, так и действием, напротив призванным закрепить убеждение собеседника в том, что с ним «случайно» поделились тем, что не должно было достичь чужих ушей. Интересно — какой вариант верен? Кто вы, княжна Морана? Дура или стерва? И что в данном случае было бы выгоднее Шторму? — Просто интересно к какому варианту вы склоняетесь. Вынудить меня либо Ладу родить наследника нужного пола или же предположить, что…

— Второе. Первое слишком скучно. — Первое вполне можно реализовать в любой момент. Тем более, что девчонок — две. Договориться хоть с Найтмаром, хоть с Гасэртом и свалить третьего. Победителям как раз достанется по одной… Герман давит желание брезгливо скривиться. Первое — слишком просто. А вот второе… — Значит ли это, что прямо сейчас вы ищете своего брата? И почему об этом до сих пор неизвестно… ну, не широкой общественности, но хотя бы нам — герцогам?

— Потому что Веслав ещё мальчишка. В нестабильном возрасте, после пережитого шока от нападения… и я не имею ни малейшего понятия, в каком он сейчас состоянии! И не испытываю иллюзий касательно того, что могут предпринять ваши… да, и ваши, герцог, в том числе… люди. И это — не говоря про тех, кто проживает в той же Ночи! — княжна задумчиво скользит взглядом по пейзажу, что совершенно не вяжется с её достаточно пылкой речью. И это добавляет сомнений к тому, насколько правильно Герман оценил её личность. — Но будьте уверены — на ближайшем собрании Совета будет объявлено о том, кто должен занимать трон. И этого достаточно. Итак. Вы знаете. Каково решение?

— Я никогда не позволю занять трон девчонке. Если ваш брат и правда жив, то я гарантирую вам… нейтралитет. — Если парень жив и займёт трон, то кто станет фактически править городом из-за его плеча? Всё та же девчонка?.. Герман не позволяет себе произнести это. Если княжна Морана — умная девочка — она и сама прекрасно поймёт то, о чём умолчали.

— И только? Этого мало.

— Вам я гарантирую нейтралитет. С вашим братом, который, как вы и сказали, сейчас не более, чем перепуганный мальчишка, я буду договариваться отдельно. Так понятнее? — Герман поднимается с бревна. Княжна встаёт следом. Окидывает его задумчивым взглядом. Потом кивает. — Прекрасно. Доброй ночи. И позвольте дать совет — в следующий раз смените облик. Мало того, что это неприлично по меркам иллюзория, так ещё и… вам ведь не хочется, чтобы все вокруг были в курсе того, в каких комнатах вы бываете и с кем ведёте беседы?

Герман не оборачивается. Просто покидает комнату и едва ли не бегом покидает коридор, отыскивая выход.

В себя он приходит в собственном кабинете лежащим лицом на бумагах на столе. Прекрасно! Просто прекрасно. То есть, в то время, пока он вёл задушевную беседу с девчонкой, которая, вроде бы, не такая безвольная дурочка, какой показалась во время первой встречи, его тело решило погрузиться в сон! Редкое везение, что удалось вернуться…

Вот бы радости у всех было, если бы он сегодня не сумел прийти в себя! Может быть, конечно, Клаус и сумел бы вернуть его, но… Не стоит так сильно перенапрягаться. Разумеется, совет директоров всё ближе, а Герман до конца не уверен в том, что знает, как именно себя на нём вести. Потому что противостоять ему будут люди посерьёзнее восемнадцатилетки, даже если она умнее, чем кажется. И… Конечно, та информация, которую он получил от своего осведомителя… Герман сдерживается от того, чтобы не сплюнуть гадливо — следить за собственными кровными родственниками настолько мерзко, что хочется прямо сейчас удавиться… подтвердится, то никто не осмелится оспорить его решение, но это не стоит таких заигрываний с собственным здоровьем. В конце концов, Тео под его ответственностью.

Но что с правящей семьёй?

Пацан, который, кажется, ровесник Тео - это же с ним брат общался в последние пару месяцев? — жив. Непонятно, где, непонятно — в каком состоянии. Но жив. И княжна его ищет. Тайно. Что ж. Можно понаблюдать со стороны. Найтмар и Гасэрт, разумеется, сделают всё, чтобы отыскать парня. Но стоит ли примыкать к одному из них?

Найтмар, вероятно, попытается убрать пацана — остаётся ведь вариант с ребёнком. Который для него наиболее предпочтителен. Пусть Кристиан и не будет от такого в восторге. Хотя… как напомнила княжна, она была в него влюблена. И он никак не препятствовал этому увлечению подростка. Рассчитывал, что?.. А не ими ли в таком случае было организовано покушение?

Гасэрт… Гасэрту тоже пацан не нужен ни в каком виде. И у Гасэрта… вернее — у его дочек — есть контакты с кланами…

Впрочем, за Найтмаром стоят маги и храм.

Очаровательно!

Герман откидывается на спинку кресла и трёт виски. Спать хочется дико.

А вот нужен ли пацан ему? И — в каком качестве? Герман вздыхает. Если да, то кто ему остаётся в качестве союзников? Сыновья? Герман хмыкает! Клаус будет шипеть и плеваться ядом. Да и сам Герман ещё не сошёл с ума, чтобы связываться с этими фанатиками. Но… а что остаётся? Можно, конечно, отойти в сторону и не вмешиваться. Остаться в нейтралитете, как и обещал.

По крайней мере — пока ситуация не изменится. В конце концов, всегда можно всё переиграть, не так ли? В крайнем случае можно и правда подкинуть идейку сыновьям.

Герман поднимается из-за стола, мельком взглянув на старинные часы, которые так нравились отцу. Начало шестого.

До подъёма чуть мене часа…

Имеет ли смысл вообще ложиться?

***

Город Святой Анны. Слой Полдень. Поместье Волковых. Пятнадцатое октября 2347 года от заселения планеты. 05:55 по местному времени.

Маша задумчиво касается татуировки, которая всё ещё пульсирует. Странный опыт. Это мало похоже на инет — такой, какой есть на Земле. Пусть даже его неконтактный вариант отдалённо и напомнил его сначала. Но… это даже не виртуальная реальность! Находясь там, в этих коридорах и комнатах, Маша готова была клясться чем угодно, что всё настоящее. Запахи, ощущения — всё настолько реально, что… Интересно — местные это воспринимают также, или нет?

Маша поднимается из-за столика, отмечая, как с него тут же стекает зеркало, на котором она тренировала выход в иллюзорий. Она проходится по комнате и останавливается рядом с окном. Ночь… хотя за окном уже начинает светать. Белые ночи постепенно сходят на нет, но сейчас, в пять утра, уже достаточно светло… Отвратительно! Маша поплотнее задёргивает шторы и подходит к кровати. Имеет ли смысл сейчас ложиться? Уже практически утро… Впрочем… вроде бы на первую половину дня она ничего не планировала…

Н-да… вот так и становятся совами…

Маша скидывает с себя полупрозрачный розовый халат, оставаясь в короткой, едва прикрывающей ягодицы, сорочке. И забирается под одеяло. Вытягивается, наслаждаясь прохладными простынями и прикрывает глаза, начиная прокручивать в голове то, что не так давно произошло. Глупое занятие, конечно, от которого сон вероятнее всего испарится, как его и не было, но остановить собственные мысли Маша попросту не может. Даже обещание по заветам великолепной Скарлетт подумать об этом завтра, не помогает. Хотя обычно после этой фразы заснуть получается едва ли не моментально. Но, кажется, сегодня мысли слишком настойчивые… Так что лучше уж обдумать их и, быть может, успокоиться.

А ведь виноват в этом герцог!

Герцог Винтерберг… который, видите ли, не станет настаивать на смене власти, если получится отыскать Веслава! Но которого категорически не устроит женщина на троне… Маша кривит губы в презрительной усмешке. Мужчины! Венец творения, чтоб их! И ведь верят в это! Вот странно… казалось бы — город мало чем уступает по техническому развитию города Земли… в чём-то, быть может, даже и превосходит… но откуда эта пещерная уверенность, что место женщины — на кухне или в спальне?! Или — и там, и там… Идиотизм, да и только. Впрочем, изменить это вряд ли получится. Да и стоит ли? Идиотами проще управлять… Значит, надо как-то в это встраиваться. Было бы крайне удачно, если бы ко всему прочему, допустим, Гасэрт… ну, хотя бы он, потому что вряд ли Найтмар такой идиот, к сожалению… действительно бы посчитал её дурочкой, неспособной ни на что. Конечно, у Гасэрта есть две дочки, которые вполне себе рулят в лабораториях, если Маша всё верно помнит, но… Можно помечтать-то?! Она фыркает, не открывая глаз.

Интересно — герцог Винтерберг станет делиться информацией о Веславе? Он, конечно, обещал нейтралитет, но… Но трактовать его можно очень по-разному. Пусть, он и не показался Маше человеком, который ни во что не ставит собственное слово, но… Хотя не стоило так явно раскрываться перед ним. Аж самой противно, что не вышло удержать роль! И это гораздо хуже, чем тот разговор с Крисом… к которому немало вопросов возникает. Как минимум — чем тридцатилетний мужик руководствовался, поощряя влюблённость подростка, которому только-только исполнилось четырнадцать?! Не, как вариант влюбить в себя девчонку и через неё подобраться поближе к правящей семье (и, быть может, впоследствии устранив остальных претендентов, стать законным правителем), это смотрится хотя бы адекватно. Тем более, учитывая дружбу с её братьями. Как-то не хочется думать, что это просто извращенец, которого тянет на молоденьких… Не похож он. Кажется…

Ой, да наплевать на него! Маша — не влюблённый подросток в отличие от Мары (если, конечно, та и правда была в него влюблена, а не пыталась… ну… испытать на нём женские чары…). Хотя была бы не прочь… Маша томно улыбается, воскрешая в памяти образ маркиза… Вот только этого сейчас и не хватало! Маша сердито сопит и переворачивается на живот, запуская руки под подушку.

И вот почему мысль о том, чтобы выяснить, что из себя представляют эти трое, не пришла к ней до того, как она начала искать с ними встречи?! Ладно хоть вообще сообразила найти официальную информацию в добавок к тому, что откопала в памяти. Только много ли можно отыскать при подобном подходе? А ведь поступи она иначе, вполне возможно, что всё повернулось бы иначе…

Для этого потребовалась достаточно странная беседа…

«…Маша с любопытством вертит головой, рассматривая коридор, сплошь увитый растениями. Пол, стены, потолок… кое-где, если как следует присмотреться, видно двери и… зеркала? Как здесь… интересно. Маша раздвигает плети лиан, которые, кажется, сами тянутся прикоснуться к ней, рассматривая двери. Тот, кто назначил эту встречу, сказал, что будет ждать в комнате под номером восемьсот восемнадцать.

Она не сразу решилась — всё же до сих пор она пользовалась только контактным вариантом, который мало чем отличается от инета Земли. Те же форумы, сайты, сообщества… А оказывается… Чувствуется этакая зависть. Вот бы и на Земле можно было полностью перемещать сознание в такой вот мир!

Хотя тогда многие вообще бы не выныривали из виртуала…

Нужную комнату она находит спустя полчаса. И ещё минут десять Маша стоит перед дверью, набираясь смелости войти. Она понятия не имеет — что это может быть за человек. И что ему нужно. И откуда он вообще знает, как с ней связаться. Всё это заставляет сомневаться в разумности того, что Маша сейчас делает. Но всё же она нажимает на сделанную под старину ручку и входит внутрь. И чувствует, как у неё перехватывает дыхание.

Этот… человек… он — что? — знает, кто она такая?! Это такое издевательство над ней?

Комната… комната представляет собой зал театра, кое-как подсвеченный лампами, большинство из которых не горят. Маша видит тяжёлый бархатный занавес, скрывающий большую часть сцены и перевёрнутые кресла партера. Сама она стоит в дверях одной из лож, на перилах балкончика которой с удобством расположился чёрный кот.

— Вы не торопились, — констатирует кот мягким вкрадчивым голосом. Маша приподнимает брови, слишком поражённая, чтобы реагировать так, как стоило бы. — И это заставляет меня думать, что вы либо дурно воспитаны, раз с таким пренебрежением относитесь к нормам этикета, либо я чем-то успел вас обидеть и теперь…

— Доброй… ночи, — проговаривает Маша, опустившись в ближайшее кресло. — Прошу простить меня, — как ни странно, вполне искренне начинает оправдываться, хотя, кажется, этот кот не стоит подобного. — Я… впервые вышла в иллюзорий через татуировку. А вы…

— Паук. — Маша окидывает его взглядом, на что кот… Паук демонстративно фыркает. И начинает вылизывать лапу. Что никоим образом не влияет на чёткость речи. — Давно уже хотел с вами познакомиться.

— С чего бы? И кто ты… вы такой? — Маша запинается, понимая, что не может называть этого кота на «ты». Просто потому, что тот обращается к ней исключительно уважительно… ну… почти. Даже рассуждение об этикете и прочем было произнесено так, что придраться попросту не к чему. По крайней мере — ей. Но Маша думает, что это просто от недостатка практики. Наверное.

— Это не имеет значения, по большому счёту, — отмахивается кот, упираясь в неё немигающим взглядом чёрных глаз. И Маша сводит лопатки, стараясь не поддаваться желанию обхватить себя за плечи, защищаясь. И, казалось бы, этот жест вполне вписывается в тот образ, который Маша сейчас создаёт, но кажется, что Паук или проигнорирует это, или выскажется так, что… Маше совершенно не хочется рисковать. — Итак. Вы не из этого мира. Явление редкое и заслуживающее пристального к себе внимания… Как вам нравится наш город?

— Откуда… — Маша осекается. Ну, знает он — и что? Если бы хотел, то давно бы рассказал. Всё же уже больше десятка дней прошло! Или Паук планирует её шантажировать? — И что вы хотите? — Кот мотает головой, явно предлагая ответить сначала на его вопрос… Маша задумывается, пытаясь сообразить, что тут можно ответить. Что нравится? Но это не совсем так. Не нравится? Но и это неверно. — Город… Это странно… Не могу даже выделить, что больше меня поражает. Слои, наверное…

— Если я правильно понимаю, то их наличие вам не по душе… Зря. — Кот встряхивается и начинает ходить по перилам. Маша отмечает, как блестит шерсть в свете немногочисленных ламп. — Вы сейчас в не самой приятной ситуации… И что намерены с этим делать? Герцоги сейчас, как я понимаю, стараются урвать власть? Не так ли? С их стороны это, разумеется, бесчестно. Пусть и оправдано. По большей части.

— Я… я пыталась с ними поговорить. — Маша морщится, вспоминая, чем закончились попытки. Ну, ничего. Ещё не всё потеряно. Через пару дней Андрей Вадимович созовёт собрание Совета аристократии и…

— Да!.. Я прям предвкушаю это! — хмыкает кот. Кажется, он явно не прочь понаблюдать за тем, что именно будет происходить на этом совете. Маша ни капли не разделяет его настроя. Да, разумеется, информация о Веславе изрядно пообломает крылья уже примеряющим княжескую корону герцогам, но… Этого мало. — То, что вы собираетесь сделать… Хороший ход. Правильный. Необходимый даже. Только не все способны это понять… Хорошо. Допустим, вам удастся заставить их задуматься. Но что это даст? Вы немного не того пола, чтобы… Не считая прочих обстоятельств.

— Это мои проблемы. Или вы хотите мне как-то помочь?- Ну, а почему бы и нет? Если этот Паук назначил встречу и пытает её сейчас вопросами, то…

— За кого вы меня принимаете?! — Паук смотрит на неё с возмущением, которое довольно забавно выглядит на кошачьей морде. — Ну… если вы мне заплатите, то я так и быть…

— Я не располагаю средствами — до тех пор, пока не будет определённости с престолонаследием, мне никто не даст доступа к средствам.

— В таком случае предлагаю вернуться к этому разговору позже, ваше высочество. — Паук спрыгивает с перил и занимает соседнее кресло. — Впрочем, я могу в качестве жеста доброй воли передать вам кое-что интересное по герцогам…

— Сама справлюсь, Паук, — резко дёргает головой Маша. Принимать подобные подарки от незнамо кого далеко не лучший выбор. — А… Вы… из какого слоя?

Почему она спросила именно это, Маша не имеет ни малейшего понятия. Просто почему-то кажется, что от этого человека… ну, кто поверит в говорящего кота?! Тем более — в иллюзории. Понятно же, что это что-то вроде ника. Так вот. Кажется, что от этого человека несёт чем-то, что никак не ассоциируется с Полуднем или Утром. Хотя в последнем она ещё не бывала, но кажется, что…

— Сумерки, — лениво сообщает Паук. И Маша чувствует, как её передёргивает от отвращения. — Не нужно такого предубеждения. Сумерки ничем не хуже и не лучше любого другого слоя.

— Ещё скажи, что и Тьма имеет право на существование.

— А вы бы предпочли, чтобы её не было?

— Учитывая, что из-за неё появились те же сыновья? И это не говоря про то, как она влияет на магов…

— Жаль… Я понял вас, — вздыхает Паук. Спрыгивает с кресла и направляется к выходу из ложи…»

…Маша переворачивается набок и плотнее зажмуривается. Судя по всему, Паук был разочарован ответом. Эх, если бы переиграть! Она бы непременно изобразила для него… Потому, что тот, кажется, и правда может располагать информацией, без которой будет сложновато… Только вот не факт, что он бы поверил. Ладно. Если это — взрослый и разумный человек, то второй шанс у неё будет. Если же нет — на подростков у Маши нет времени. Но хотелось бы, чтобы у Паука и правда нашлась информация. Если не про герцогов, то про Веслава — на случай, если Льосса не справится.

Вот если бы не дурацкие предрассудки и не менее дурацкий — явно магический — закон, то Маша и сама бы вполне смогла править городом…

Она хмыкает, напоминая себе, что не так давно едва ли не срывалась в истерику при мысли о том, что оказалась в чужом мире. Ладно. Неважно. Окружающие, кажется, вполне поверили в то, что она… ну, не считая этого Паука. Вот тоже проблема — если он разболтает, то Маша даже не знает, как этот самый котообразный Паук выглядит в реальности! Надо будет найти его хотя бы в иллюзории и донести, что не стоит трепаться о таких вещах. Жаль только, что из аргументов у ней лишь слова. И те — не слишком-то убедительные. А на такие переговоры лучше выходить с компроматом.

Только вот в следующий раз надо создать более приемлемый облик. Об этом, кстати, Паук мог бы и сказать. Хорошо ещё, что герцог снизошёл.

Маша трёт глаза и шумно выдыхает. Сна ни в одном глазу.

Она переворачивается на спину и вспоминает, что надо сделать завтра. Навестить Ладу, которая всё ещё почти не приходит в сознание. Хотя это и в плюс. Всё же Лада знает её лучше врача и гувернантки, с которой, как помнит Маша, Мара не контактировала после пятнадцати лет, закатив родителям истерику и едва ли не с боем отстояв право… И не факт, что сестра Мары не определит, что перед ней — самозванка. Ладно. Пока что это терпит. Значит, навестить Ладу. Потом посетить благотворительный обед в приюте в Утре — его проводит Алнара, но и кроме неё там будет несколько дам, которые вполне могут повлиять на своих мужей. Ну, не у всех них ведь такие напряжённые отношения с мужьями, как у Алнары?! И — дать Андрею Вадимовичу знак, что нужно собирать совет в ближайшие дни. Ну, и, соответственно, начинать к нему готовиться. Её, конечно, слушать не станут, но показаться там и изобразить милую потерянную девушку нужно в любом случае.

***

Город Святой Анны. Слой Сумерки. Квартира Хельги Альттора Сентьолло-Лиэн. Пятнадцатое октября 2347 года от заселения планеты. 08:17 по местному времени.

Ось не знает, какой из слоёв вызывает у неё большую неприязнь. Конечно, Ночь она бы предпочла не вспоминать никогда в жизни, но, даже вернувшись туда, она не почувствовала такого отвращения, как здесь — в Сумерках.

Странное место. Не свет, не тьма. Нечто между. Недоделка.

Ось поёживается. И решительно спускается по оббитым металлом, чтобы предотвратить крошение, деревянным ступенькам конторы по перемещению. Она вертит головой, пытаясь сообразить в быстро заполняющем всё вокруг тумане, где именно искать дом этого… человека. Вот ещё один явный минус Сумерек. Тут живёт самый отвратительный человек всего города! Куда там Клаусу или людям Клана!

Вокруг вроде бы светлеет. Не так, как в Утре, когда зыбкая граница между днём и ночью держится несколько часов. Хотя тут всё, что не ночные часы — та самая зыбкая граница… Просто темнота становится не такой… вязкой, что ли?.. Наверное, не стоило отправляться сюда в такую рань — вполне можно было задержаться у Нира и подольше — тем более сейчас, когда с гор начинают уже спускаться духи, из-за которых зима Сумерек едва ли не самая страшная во всём городе, но днём подобный визит может привлечь слишком много внимания. Конечно, шпионы вряд ли сделают скидку на время суток, но все остальные… да, Ось, конечно, сомневается, что прямо сейчас к ней есть повышенный интерес. До объявления новости о престолонаследовании никому — Ось это специально проверяла — нет дела до того, где проводит отпуск одна из телохранительниц. Но перестраховаться всё равно стоит. Хорошо ещё, что Ось подчёркнуто везде появлялась с Ниром. Который был против, чтобы его вытаскивали из его норы, но согласился в обмен на… Ось прижмуривается, вспоминая недавние часы, что они провели вместе. Потом встряхивается и смотрит по сторонам. Засыпанные тронутыми морозцем листьями дорожки, отгороженные от проезжей части деревьями, вызывают приступ отвращения пополам с тоской. Ось всегда ненавидела осень. Такое же переломное время, как сумерки… Как Сумерки.

Она поплотнее закутывается в куртку, жалея, что не взяла шарф и шапку, прячет руки в карманы и ускоряет шаг. Если она правильно помнит, то дом старого… друга?.. врага?.. просто знакомого? Кем они друг для друга являются, Ось теперь вообще не знает. Хотя когда-то… Если она правильно помнит, то дом должен находиться на отшибе. В одном из тихих малолюдных двориков. Причём — в достаточном отдалении от конторы. Видимо, чтобы потрепать нервы тем, кто соберётся к нему в гости… Ось останавливается, рассматривая спрятавшийся за облетевшими уже деревьями серый, как и всё тут… не считая листвы, которая, впрочем, сейчас тоже серая… многоэтажный дом. Безликий. Она вздыхает и заходит в подъезд, который вопреки опасениям довольно чистый. Да, с облупившейся краской и рисунками на стенах кое-где, но далеко не такой, как те свинарники, в которых Оси приходилось бывать в самом начале работы в фирме, принадлежащей Кошмару. Вполне себе приличный подъезд. Скучный разве что, но это не особо значимо.

Дверь в нужную квартиру оказывается открыта. Ось осторожно входит, разувается, вспоминая, насколько болезненно хозяин относится к подобному, и на цыпочках прокрадывается в комнату.

Хельги она видит полулежащим на кресле с пульсирующей на виске в такт биению сердца татуировкой. Ну, вот… И жди теперь, пока его разум перестанет носить по неизвестным далям иллюзория… Она опускается на диван и вытягивает ноги, прикрывая глаза. Потом распахивает их и принимается рассматривать Хельги, раз уж выдалась такая возможность.

Он… похудел. Сильно. Кроме того, жизнь в слое, лишённом солнечного света едва ли не полностью — что могут дать несколько часов, когда солнце едва-едва поднимается над горизонтом? и это только летом… — явно его не красит. Бледный — на фоне угольно-чёрных волос это особенно видно — тощий… Как никогда соответствует собственному прозвищу, которым его когда-то одарил Людвиг. Ось не знает, что испытывать — отвращение или жалость. Она видит, как вспыхивает красным вторая татуировка, уходящая под расстёгнутый ворот рубахи, и тут же подскакивает с места. Она шарит по карманам, пытаясь отыскать набор для начертания знаков. Это, конечно, не лучший вариант — нужно вводить лекарство, но кто б сказал, где оно у Хельги валяется! — но, по крайней мере, не даст Хельги сдохнуть от болевого шока… или что там у него может быть.

Всё-таки он идиот… решиться поставить татуировку до совершеннолетия и едва не угробить себя этим только потому, что ненавидел костыли и инвалидное кресло… И делал всё наперекор отцу. Можно подумать, что пара лет что-то изменила бы! Доказать пытался… и что получил в итоге? Ось зло выдыхает через ноздри.

И почему она должна вытаскивать этого ублюдка из того дерьма, в которое он сам же и превратил… в данном случае — своё здоровье?! Мало ей Нира с его вечными пьянками? Так от Нира хотя бы польза есть…

Ось сдвигает рукав рубашки, открывая вид на вздувшиеся вены, и быстро прочерчивает красной краской линии символа — три горизонтальных, перекрывающая их спираль и круг, отрезающий всё это от остального пространства. И с облегчением видит, как скрученное судорогой тело начинает расслабляться. И татуировка гаснет. Медленно, но тем не менее…

— Не ожидал увидеть здесь тебя, Муха, — хриплым шёпотом произносит Хельги, выпрямляясь в кресле. Глаз он не открывает. Только вслепую шарит по столу в поисках… Ось понятия не имеет, чего именно.

— Идиот. Угробить себя решил?

— Просто немного не рассчитал время, — отмахивается Хельги, открывает глаза и, окинув стол взглядом, разочарованно вздыхает. Потом осторожно поднимаясь на ноги. Его шатает так, что Ось с трудом подавляет желание подхватить его под руки. Останавливает то, что болезненная гордость Хельги ей этого не простит. А, ну и ещё то, что тот весит раза в два больше, чем она. И это — несмотря на то, что он тощий, как смерть!.. О том, что после некоторых событий она в принципе зареклась ему хоть в чём-то помогать, Ось вспоминает только после того, как Хельги скрывается в кухне. Хотя поздновато — уже впуталась. А ведь можно было оставить его… Нет. Он же ей нужен пока что живым и вменяемым. Так что всё правильно. Хельги на секунду выглядывает из кухни, интересуясь, варить на неё кофе или нет. Ось, прикинув, решает, что взбодриться и в самом деле будет не лишним. Она тащится следом за Хельги и смотрит, как тот мелет зёрна, сетуя на то, что вот прямо сейчас у него нет ни сил, ни желания обжарить зёрна и приходится довольствоваться заранее заготовленной порцией. Ось сдерживается, чтобы не фыркнуть! Ну, разумеется! И как она могла забыть про этот его пунктик! Кофе! Хотя надо признать — кофе у него выходит великолепный. — И что привело тебя ко мне?

— Можно подумать, ты не в курсе! — Ось прислоняется бедром к чёрному столику, контрастирующему с белыми стульями и мозаичной — чёрно-белой, разумеется — плиткой на полу. — Наверняка уже всё знаешь, всё выведал и…

— За что я тебя бесконечно люблю, так это за то, что ты всё понимаешь с полуслова, — мурлыкает Хельги, явно оправившийся от приступа если не полностью, то в достаточной степени. — Разумеется. Как продвигаются поиски парня? Кто из троих, кстати, выжил? Ставлю на младшенького.

— Кому успел рассказать? — спрашивает Ось сурово… ну… она надеется, что действительно получилось в достаточной степени сурово.

— Я понимаю, почему это жрец от тебя без ума! — восторженно шепчет Хельги, вызывая желание запустить в него чем-нибудь. Увы — под рукой не находится ровным счётом ничего. Кроме чёрно-белых салфеток. Это Хельги так подгадал к её визиту — она вспоминает про открытую дверь, хотя обычно Хельги подобным не грешит — или просто он в принципе ничего лишнего теперь не держит на столе? Раньше, помнится, всё было несколько иначе… Впрочем, это было почти десять лет тому назад. Очень многое могло поменяться за такой отрезок времени… — Никому, — серьёзно сообщает он, снимая турку с огня, опять шёпотом пробурчав, что не так надо варить. Совершенно не так! Как будто бы есть разница в самом-то деле! Не всё ли равно, как это сварено, если главное назначение — добавить бодрости? — Мне, конечно, будет безумно весело наблюдать за тем, как высокородные ублюдки рвут друг другу глотки… для этого потребуется совсем немного усилий с моей стороны… но мне жаль город. Да и потом — никто, кроме тебя, ещё не приходил ко мне за этой информацией. А я так на это надеялся… — наигранно откровенным тоном сообщает Хельги. — Что твой жрец сделал? Ты понимаешь, что именно вы натворили?.. — Хельги меняет тему мгновенно. Ось только и может, что удивлённо моргать, пока он ставит перед ней чашечку, а сам занимает место напротив.

— То, что в теле княжны другая душа, не так уж и важно, — отмахивается Ось, совладав с собой. Да. Она подозревала это. С того самого момента, как увидела княжну после… Но та ведёт себя в достаточной степени разумно, чтобы можно было всерьёз беспокоиться. Так ли важно — чья именно душа находится в тушке княжны, если с ней удалось договориться. Тем более, что Ось сильно подозревает, что с подлинной Марой сладить было бы гораздо сложнее. Так что можно только радоваться подобному исходу…

— Важно. Муха, ты же маг! Неужели десять лет службы при дворе среди солдафонов и лизоблюдов отшибли у тебя все знания? Ты понимаешь, кого именно вы призвали? Воплощение давнего пророчества… Правда, бракованное…

— Что ты имеешь в виду? — Пророчество… не то ли, в котором говорилось про спасение… или гибель города? То самое, полный текст которого неизвестен никому, кроме, по слухам, одного рода. Только вот никто не знает — какого именно. И, быть может, Хельги, который знает всё, что можно, и что нельзя. Особенно — что нельзя. Пророчество… Надо покопаться в хрониках… храмовых. К которым её теперь вовсе не подпустят. Попросить Нира? У него наверняка остались контакты среди бывших коллег…

— Три. Кроме княжны в городе ещё два осколка… по крайней мере я могу судить так на основе тех сведений, что у меня сейчас есть. Нет. Тебе не скажу. Не заслуживаешь. Тем более, что тогда ты натворишь глупостей. — Хельги делает несколько мелких глотков, прикрыв глаза от удовольствия. Несколько картинно, но ему идёт. Ось следует его примеру. В голове проясняется. Настолько, что Ось готова обидеться на такое пренебрежительное отношение к ней. — Не дуйся. Тебе не идёт.

— Почему ты думаешь, что я обязательно натворю глупостей? Я достаточно повзрослела за эти годы.

— Ну, не ты, так княжна, — пожимает плечами Хельги. — Я тут успел с ней поговорить… о, не вскидывайся! Я был вежлив, ни к чему девчонку не склонял и вообще… Так вот. Не внушает она мне доверия. В некоторых аспектах. Тем более, что она может пожелать собрать их всех, а это… не нужно. Сейчас, по крайней мере. Неясно, во что сейчас может вылиться подобная встреча.

— Ладно. Хорошо. — Ось допивает кофе и рассматривает гущу. В Утре сейчас пошла мода на гадание. В том числе и на кофейной гуще. И как только традиционные полумагические практики Ночи добрались до настолько образованного в общей массе слоя, как Утро?! Ось морщится и отставляет чашку от себя подальше. — Оставим это. — Сейчас всё равно это не столь важно. Сейчас нужно сделать всё, чтобы оставить власть за Волковыми. Ну, а про остальных двух можно будет подумать и потом. — Вернёмся к Веславу. Ты знаешь, где он?

— Не у сыновей, как ты уже знаешь. — Хельги греет ладони об чашку. Ось борется с желанием его придушить. — И не… ни у кого, кто представляет из себя силу. Я бы знал. Так что…

— Найди мне его, Хельги. И я забуду о твоём долге передо мной.

— Ну… о том, что нас связывает на протяжении десяти лет, как вижу, ты уже успешно забыла, не так ли? — тянет Хельги, заставляя заледенеть. Это… он обещал, что это никогда не станет известным! Пусть она и приоткрыла кое-что Клаусу не так давно, но всё же… — Как и о том, что связывает тебя и Ночь… Кстати! Одноглазый не так давно навещал меня. Передать ему от тебя привет, когда встречу его снова?

— Ты думаешь, что это способно поколебать мою…

— Нет. Что ты! Ты добилась места в охране князя. А это… я прекрасно знаю, что ты такое, Муха. Но просто напоминаю тебе, что нехорошо забывать про свои корни… Уходи. Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы найти парня, — Хельги поднимается из-за стола и несёт чашки к раковине. — Не ради тебя или княжны. Ради города. Его, знаешь ли, я люблю. Вон.

Ось ёжится от слишком безэмоциональных фраз и на автомате проходит в коридор, обувается и покидает квартиру. Она идёт, не осознавая того, где она и куда… Ось приходит в себя в тот момент, когда поднявшийся ветер бросает в лицо листья и горсть дождевых капель. Мост. Старый мост, который ведёт в более оживлённую часть Сумерек. Ось опирается на перила и смотрит на то, как тёмная — и из-за раннего часа… хотя тут оно почти всегда одно и то же… и из-за осени — укрытая всё более уплотняющимся туманом река лениво шуршит камнями на берегах, выплёскивая на них маслянистую тягучую воду. Говорят, река в Сумерках ежегодно принимает до сотни жизней…

Ось отшатывается и торопится убраться отсюда подальше.

До ближайшей работающей конторы переноса отсюда идти не меньше часа…

Отвратительно.