Горло саднит и по всему телу разливается противная слабость. Тошинори заваривает себе чай и пьет стоя, облокотившись на стол. Сделав пару глотков, мальчик закашливается, давясь и обливаясь. В горле невыносимо першит и дерет. Он сглатывает, косится на облитую футболку огорченно наблюдая, как на груди расплывается мокрое пятно, вздыхает и идет переодеваться. В своей комнате мальчик спотыкается о порог, но удерживает равновесие. Найдя в шкафу чистую футболку, Тошинори натягивает поверх черную кенгуруху и прячет руки в карманы. Свет вдруг кажется ему раздражающе ярким. Мальчик дотягивается до выключателя и убавляет его. Он зябко поводит плечами и тянется за термометром, чихает, локтем сбивая с полки маленький стеклянный глобус. Тошинори едва успевает поймать его в подставленную ладонь, осторожно ставит на место, сетуя на собственную неуклюжесть. Обычно он более ловок, но сейчас почему-то руки и ноги плохо слушаются его. Мальчик забирается на кровать с ногами и накидывает на плечи плед на манер плаща. Бросает взгляд на часы и понимает, что пропустил тренировку у Наставницы. Вяло радуется про себя, что не у учителя. Единственная уважительная причина неявки на тренировку у Гран Торино - смерть. Термометр попискивает и мигает, показывая - тридцать восемь и два. Тошинори мрачно шмыгает носом, плотнее кутаясь в плед и нехотя признает, что кажется простудился. Все также кутаясь в одеяло, Тошинори плетется на кухню и достает и шкафчика аптечку, находит там жаропонижающее. Подрагивающими пальцами он надрывает пакетик, высыпая содержимое в кружку, заливает кипятком, принюхиваясь - клубничный. Но выбора нет и Тошинори морщась глотает приторную сладость. Он стоит спиной к окну и вздрагивает, когда на плечо ложится рука. Голос Наставницы над ухом окликает по имени. Тошинори чуть не давится лекарством от неожиданности. Наставница обходит его и наклонившись, заглядывает в лицо. Она ни о чем не спрашивает, касаясь лба прохладной ладонью. Тошинори пытается было сказать, что все в порядке, но голос предательски срывается на хрип. Наставница качает головой и подталкивает его в спину в сторону комнаты. В голосе ее звучит укоризна, когда она спрашивает:

— Почему ты не сказал, мне что заболел, глупый kiddo*?

Тошинори не находит в себе сил возразить, что он не ребенок и только обиженно надувает губы, сердито глядя из под взлохмаченной челки. Наставница не обращая внимания на этот безмолвный протест, помогает ему лечь и поправляет одеяло, укрывая его. С мягким смешком взъерошивает непослушные светлые вихры:

— Какой же ты еще маленький, мой большой мальчик.

Он усилием воли подавляет неуместное, совершенно детское желание взять ее за руку. Наставница поднимается.

— Не уходи... — против воли срывается с губ мальчика. Он едва успевает проглотить следующее слово: Мама. Собственный голос звучит до отвращения тонко и жалобно.

Наставница оборачивается в дверях:

— Все хорошо, Тоши. Я сейчас вернусь.

Тошинори успокаивается. Он ей верит, ведь Наставница никогда не обманывала его. Мальчик закрывает глаза, прислушиваясь, как она чем-то гремит на кухне. Он почти задремывает, когда наставница склонившись, осторожно трогает его за плечо. Она протягивает исходящую паром кружку:

— Вот, Тоши. Выпей.

Тошинори садится и послушно пьет, обнимая кружку - большую и пузатую - обеими ладонями. В кружке молоко с медом и корицей. Оно приятным теплом разливается изнутри и Тошинори чувствует как колючий озноб отступает. Ему вдруг становится тепло и спокойно. Он откидывается на подушку, поддаваясь накатившей дремоте. И даже с закрытыми глазами мальчик чувствует, что наставница рядом. Она сама берет его за руку и обещает:

— Я никуда не уйду.

Последнее, что он слышит, проваливаясь в сон, слова колыбельной:

Lay down your head,

And I'll sing you a lullaby

Back to the years,

Of loo-li lai-lay...**