Пока мимо проносится бескрайняя степь с полоской синеющих вдалеке гор, Рауль мысленно повторяет: “Мне это не снится.”. И все равно не может поверить. Выглядит все прямо как клишированные фильмы категории “б” - отчего-то Рауль отлично помнит это. Поразительно, как отчетливо ощущается мир вне стен больницы. Как приятно ветер треплет волосы, и каким свежим ощущается степной весенний воздух. Раздражает лишь фоновой шум в ушах, но парень к нему почти привык.
И все же. Это так похоже на сон.
Это все, наверняка, один большой непроходящий глюк. Может он действительно сошел с ума? Рауль разминает пальцы правой руки, катая между ними мяч, и пристально следит за дорогой. Кажется, что бесконечная степь никогда не закончится. Он уже хочет начать возмущаться, но Тори сидит рядом такая довольная и спокойная, что нарушать тишину не хочется от слова совсем.
Но вопросы не хотят покидать его голову. Их слишком много. Рауль ерзает на сидении и чувствует зажатую между его спиной и тканью джемпера папку.
Точно!
Рауль убирает мяч в сторону, наклоняется и выуживает папку. Он укладывает ее на свои колени, но так и не решается открыть. Знает, что не сможет вести машину и параллельно читать то, что написано в его деле. Но обложка то и дело притягивает к себе его взгляд. “Просто открой уже,” - говорит он себе, но отчего-то руки не слушаются.
- Дай сюда, - Тори нарушает царящую тишину в салоне и поворачивает голову в сторону Рауля.
Звучит она при этом крайне раздраженно. Хотя, казалось бы, ей не из-за чего злиться. Они сработали идеально. Фантастически даже. А эта девчонка все еще чем-то недовольна. Тори пристально смотрит на него, а потом перегибается через панель коробки передач.
Это движение приводит Рауля в натуральный ужас.
- Отвали, - выпаливает он быстрее, чем успевает подумать, и тут же бьет по протянутой руке, все так же не отрывая взгляда от дороги.
Сердцебиение ускоряется, во рту скапливается вязкая слюна, отдающая кислятиной, а в ушах начинает звенеть еще громче. Он медленно моргает и сжимает руль изо всех сил, так что костяшки белеют.
- Да нахрена тебе это?! - выкрикивает девушка, ожидая моментального ответа, - Все! Забудь уже! Про больницу, про эту папку дебильную, да просто… Про все!
Но Рауль упрямо молчит. Черт его знает зачем ему нужна эта папка. Просто нужна. На грани сознания бултыхается мысль о том, что он не раз и не два поступал, не понимая собственной мотивации. Ухватиться за нее, правда, не выходит, как бы он ни старался.
- Прекрати, - у Тори дребезжит голос, а ее ногти вонзаются в голые предплечья.
Рауль вздрагивает, когда видит бегущие струйки крови по бледной коже. “Блять,” - единственное, что вертится в его голове. Его прошибает холодным потом. “Нужно остановиться. Просто отпустить педали,” - понимает парень, но ноги его не слушаются. Он пытается убрать руки с руля, но и они отказывают повиноваться ему.
- Да какого… - бормочет он, кидая на девушку полный отчаяния взгляд.
- Я же сказала, почему так сложно сделать, как я прошу?
От отчаяния хочется плакать. Рауль быстро моргает, ожидая, что на глазах вот-вот выступит влага, но ее нет. С ним происходит что-то странное. И от этого “странного” ему становится так страшно, что сердце принимается биться где-то в районе горла. Рауль смотрит на девушку вновь, в надежде, что она хоть что-то ему объяснит, и замечает, что никакой крови нет и впомине.
Тори тяжело вздыхает, перед тем как аккуратно уточнить:
- Ты ведь не забьешь, да?
Рауль только и может, что коротко кивнуть. К счастью, шея и голова его слушаются. Пока. Девушка отвечает ему долгим (чересчур долгим) взглядом, а потом отворачивается. Она прикусывает ногти, покрытые облупившимся красным лаком, и до Рауля медленно доходит, что такого просто не может быть.
В психушках не красят ногти.
- На лоб свой посмотри, - бросает Тори, так и не поворачиваясь к нему.
Он слушается все так же беспрекословно. Поднимает взгляд к зеркалу заднего вида, присматривается и видит, как бежит тонкая струйка крови. Стоит ему только взглянуть на себя, и он тут же чувствует, что шум в ушах усиливается. И к нему добавляется адская боль, словно пытающаяся расколоть его череп надвое.
Откуда?
- Ты реально подумал, что я утащила ключи? - в ее голосе внезапно прорезается жалость.
И это пугает больше всего прочего.
- Че ты несешь… - Рауль опускает голову, зажмуривает глаза в надежде, что боль отступит.
- Какой же ты кретин.
Он снова смотрит на дорогу и не видит никаких изменений: все та же степь, дорога и далекая полоска гор. Как долго они едут? Они вообще едут? Рауль силится вспомнить, но снова не справляется - наталкивается на знакомый барьер. Откуда он только взялся… “Я же все вспомнил,” - недоумевает парень, и сразу же за этим раздается короткий смешок.
- Вот мне интересно, - Тори качает головой и выглядит так, словно вправду разговаривает с кретином, - ты все это время вспоминал старух на хуторе для чего? Пытался убедить себя, что не убивал?
Он понятия не имеет, к чему она ведет. Ведь он не вспоминал. По крайней мере специально. Оно просто в один момент всплыло в голове и осело липким, мерзким слоем где-то на дне его сознания.
- Или все-таки убивал, а?
Перед глазами против воли вспыхивает та самая ночь. Старуха на земле с лицом, орошенным кровью, смотрит на него с ужасом и мольбой. А он снова ничего не чувствует, кроме всепоглощающего холода, медленно расползающегося по телу. Если бы он убил, то точно не лежал в дурке. Не так ли? Отец бы не стал церемониться, не стал бы его защищать. Это же… Стас. Он его ненавидел с момента рождения. Если бы Рауль настолько сильно накосячил, то с радостью упек его в самую дальнюю тюрьму из всех возможных.
- Это все потому, что ты ссышь, что срок свой не отторчал в этой больничке? - хмыкает Тори, игнорируя тот факт, что Рауль даже не пытается участвовать в диалоге, - Или в тебе совесть проснулась?
- Я не убивал, - умудряется-таки выдавить парень, чувствуя, как капли влаги сбегают вниз по лицу. Не понятно, пот это или кровь.
- Скажи это Мелу, - кличка звучит подобно выстрелу в наполненной тишиной комнате.
Рауль глохнет от этого короткого “Мел”. Как давно он не слышал ни одного упоминания хоть кого-то из этой бравой компании. Все это время он даже не думал о них - обо всех этих многочисленных именах, все они слились в одну огромную безмолвную массу черных фигур.
- Он не…
- Откуда ты знаешь, моралист ссаный?
Он не понимает, чего девушка хочет. Ему нечего ей рассказать. Рауль продолжает мысленно долбиться в этот непроницаемый барьер, словно это как-то поможет ему вспомнить. Он уже пытался до этого. Ни разу не получилось.
- Хватит, я сказала! - она внезапно бьет его в бок, да так сильно, что Рауль не сдерживает хрипа, - Что ты хочешь узнать?! Как брата собственного с лестницы в детстве толкнул? Как домогался дочери лучшего друга отца? Как прибил несчастного пса и чуть не убил старуху?
За каждым словом Тори следует вспыхивающая перед глазами картинка, как фотокарточка. Вспышка - и ее уже нет. Рауль закрывает глаза и понимает, что хочет только одного: чтобы все это прекратилось.
- Мы еще даже не начали, - девушка скалится, а потом резко взмахивает руками (он думает, что она его ударит), - Как я могла забыть! Вспомни Кристину и Оксану! Как ты говорил: “если хочешь - бери”?
Картинки продолжают меняться одна за другой: кабинки туалетов в клубах, дешевые отели, душевая в бассейне, его кабинет и новый кожаный диван, а следом и пляж, наполненный воплями. Его тошнит. Он не помнит, где из этих мест у него был секс по согласию, а где нет. Может, везде это было…
- Тоже скажешь “я не насильник”? - Тори прерывает поток его мыслей, не давая не то что говорить, но и думать, - Не ври себе.
Рауль хватает губами воздух. Ему кажется, что девушка запустила свои пальцы ему прямо в мозги, развернула все извилины и читает по ним, как по карте. Он пытается дернуться, но руки и ноги все так же не слушаются.
- Не удивительно, что Оленька прогнала тебя, - она все так же давит на него, игнорируя то, как стремительно белеет чужое лицо, - Он прав! Он благородный! А тебя в этом доме больше не будет!
Ее голос сливается с голосом Оли из воспоминаний, и Раулю хочется взвыть. Так много имен, и все они причиняют боль. Каждое новое имя, вытащенное из картотеки памяти, раздирает его на части. Размазывает по приборной панели, превращая в кровавую кашу. Рауль чувствует, что его начинает тошнить.
- А ты думал, что она тебя любит? Серьезно что ли? - издевательски тянет Тори, забираясь на сиденье с ногами, - Ох, бедный Рауль, никто его не любит. Особенно папочка, да?
- Заткнись! - умудряется выдавить он, упираясь лбом в руль.
- Да ты даже свалить отсюда не хочешь, потому что знаешь - ты все это заслужил! - Тори разворачивается к нему и тычет обкусанным ногтем ему прямо в грудь.
- Заткнись!
- А ты заставь меня.
Рауль резко поворачивается и смотрит в ненавистные карие глаза напротив. Он бы убил ее. Рауль осознает это с такой ясностью, что поражается самому себе. Если бы его слушались руки и ноги, то обязательно убил бы. Тори в ответ только хохочет, словно читая его мысли.
Стоп.
- Понял, да? - хмыкает Тори, отползая назад, - Или мне все проговаривать нужно?
- Заткнись, - уже на автомате повторяет Рауль, хотя девушка уже и не говорит ничего.
Но ее голос и ее слова без конца вертятся у него в голове. И он уже не может остановиться и замолчать. Череда нескончаемых “заткнись” все не прекращается. Ровно до момента, когда машину подкидывает - с одним коротким ударом все прекращается. Его накрывает долгожданная тишина.
И от этого становится только лучше.
В темноте пропадает и постоянный шум в ушах, и все тревоги, пережимающие грудь, и нескончаемая боль. Здесь просто ничего нет.
Он плывет в темноте, окончательно и бесповоротно теряясь в ней.
Это даже приятно. Как оказалось.
Пока резкий свет не прорезается сквозь смеженные веки. Рауль пытается отвернуться и промычать хоть что-то. Лишь бы его вернули в комфортное “ничто”.
- Рауль…
Знакомый голос.
В голове снова начинает звенеть. Но теперь это ощущается несколько иначе. А еще эта самая голова раскалывается. Уже по-настоящему.
Его снова зовут по имени. От осознания, что это голос отца, Раулю становится дурно. Это опустошенно разочарованное “Рауль” он знает наизусть. Он не первый год слышит его.
Опять он все испортил?
Прикосновение к плечам ощущается слишком ярким, и Рауль тут же дергается, вскидываясь. Он пытается отбиться и почти кричит:
- Не трогай меня!
По-крайней мере он пытается выкрикнуть эти слова, а не невнятно пробормотать под нос. Удивительно, но его слушаются. Кажется, отец отступает - Рауль чувствует дуновение ветра и слышит приглушенные шаги. А может это призрак отца. Или фантом.
Он не особо-то что понимает.
Осознает, что все происходящее реально, когда слышит голос матери, ее едва различимое шелестение: “Отойди, я сама”. Рауль бы не поверил, если бы не учуял запах ее духов. Они такие же, как и во время их последней встречи: приторно-сладкие. После этого его обнимают родные, хорошо знакомые руки.
Ему так хочется прошептать жалобное “Мамочка”, как в далеком детстве. Но силы есть только на то, чтобы слепо ткнуться в ее плечо. Он крупно вздрагивает. Один раз. Два. Три. Пока его не начинает трясти.
Рауль обхватывает руками женщину и, если бы он не сидел в кресле автомобиля, то обязательно повис бы на ней. Удивительно, но его не оттаскивают в сторону. Наоборот. Его прижимают так, как никогда на его памяти не прижимали. Губы скользят по макушке, осыпая тысячью поцелуев, а руки так бережно и ласково гладят, что Рауль медленно успокаивается.
- Все хорошо, все хорошо, милый, - различает он бормотания матери, которым нет конца, - Мы отвезем тебя домой, хорошо?
Хорошо. Хорошо…
Все, о чем он может думать, так и не размыкая век. Он не сопротивляется, когда его подхватывают и куда-то волокут. Смотреть он тоже не пытается. Его куда-то укладывают - чересчур бережно.
И снова приходит темнота.
Через какое-то время Рауль чувствует ветер в волосах, несущий за собой ничего кроме свободы. Долгожданной, желанной, трепетной. Он ощущает под щекой плечо, обтянутое черной кожаной курткой, такой новой что вот-вот заскрипит. Раздается едва уловимый аромат фиалок, и он глубже зарывается носом в складки ткани. Под руками ощущается крепкая талия подруги, он почти различает ее звонкий смех, перед тем как она вжимает педаль газа в пол.
Только вот это быстро смешивается с коротким, виноватым:
- Прости меня.
Это “прости меня”, рассыпанное в тишине, жемчужными бусинами покатившееся по паркету, вслед за остатками его собственного сознания, заставляет его глухо всхлипнуть. Кажется, он слышит шаги, резко прекратившиеся на этом звуке. Рауль ерзает, пытаясь понять, что происходит, но вместо ответов получает лишь робкое прикосновение к волосам. Рука тяжелая, не похожа на женскую от слова совсем. Он напрягается, мычит и прикосновение тут же обрывается. На грани между сном и явью он различает тень, растянувшуюся по полу, и щелчок закрывшейся двери.
Рауль с трудом разлепляет веки и поднимает взгляд к окну.
Что-то не так. С ним что-то не то.
Он не сразу понимает, что на нем нет решеток - а за прозрачным стеклом виднеется только вечереющее небо и фрагмент ветвей ели.