Я потеряла счёт времени и уже не помню, как долго мы в пути. Вокруг уже который день высится древний величественный лес. Вершины совершенно неземных деревьев уходят в небо, и солнечные лучи, преломляясь сквозь тёмную зелень падают нам под ноги. Несмотря на усталость я не могу не залюбоваться, жаль у меня нет времени зарисовать эту красоту. Мои учителя и без того делают привал чаще, чем нужно, ради меня. Им, эльфам, неведома усталость, но мне с непривычки не под силу выдерживать темп взрослых опытных воинов. Они понимают и не укоряют меня, напротив стараются помочь, обучая двигаться бесшумно и знакомя с лесом. На привалах я через силу впихиваю в себя еду, не чувствуя вкуса. Наше меню, в общем-то, не отличается разнообразием: припасы мы уже доели и питаемся тем, что удастся поймать или найти, как-то дичью, съедобными корешками, да ранними ягодами.

Увы, по весне в лесу прокормиться сложно — для охоты не сезон, ягоды-грибы ещё не поспели. Учитель и Линдир, не слушая моих вялых возражений, большую часть добытого пропитания отдают мне. Мы стараемся избегать трактов и поселений, но иногда приходится рисковать, чтобы купить у селян немного еды. Впрочем нам не всегда везёт пообщаться с местным населением: половина деревень на нашем пути сожжены и разрушены. Это следы войны. Когда я в первый раз увидела дымящиеся развалины, мне впервые стало по-настоящему страшно. Вот так близко вживую столкнуться с беспощадностью войны, не экранной и не книжной — настоящей. Кажется, меня мутило от запаха гари… и крови, а по щекам текли слёзы. Учитель, не церемонясь, сгрёб меня в охапку и буквально утащил оттуда. Они с Линдиром не плакали, но лица их будто окаменели, и только глаза жили, в глазах их плескалась чистая, первозданная ярость.

А новости становились всё тревожнее, близилось время последней решающей Битвы. Битвы, в которой мои учителя не будут участвовать, и я малодушно радуюсь этому. Было больно и страшно думать о том, что они могут погибнуть. О том, что мы все можем вскоре погибнуть, я старалась не думать. Да и думать нет ни времени, ни сил, мы идём на восток так быстро, как можем, не останавливаясь до самой ночи. Я двигаюсь уже на рефлексах и не сразу замечаю, что учитель остановился. По инерции врезаюсь ему в спину, ойкаю, потирая лоб. Линдир негромко информирует меня: здесь граница. За ней территория Лотлориена. Я с любопытством и опаской осторожно выглядываю из-под локтя учителя: встретившие нас стражи совсем не похожи на принца синдар из Лихолесья Лаэголаса. Против золота его волос, рыжевато-каштановые гривы и глаза золотисто-зелёные, раскосые. Чувствуется в них что-то звериное — в каждом движении, во взгляде, разве что зрачки не вертикальные. Острые уши забавно подрагивают, придавая им ещё большее сходство с дикими кошками вроде пум или леопардов. Нам явно не рады, судя по нацеленным стрелам.

Однако учитель непоколебимо спокоен. Он приветствует их на синдарине, перебрасывается парой коротких фраз, видимо спросив о чём-то и получив ответ. Я уловила слово: Халдир. И еще одно слово, страшное и горькое — мертв. Учитель стоит ко мне спиной, и я не вижу его лица, но почему-то уверена, что оно снова застыло каменной маской, а в глазах — боль. Видимо он хорошо знаком с Халдиром. Учитель ещё о чём-то переговорил со стражами границы и те, завязав нам глаза, повели вперёд. Надо отдать им должное, они объяснили это мерами безопасности, чтобы шпионы врага не узнали дорогу в Лотлориэн, если вдруг нас поймают. Звучит оптимистично. Хорошо хоть нас самих не считают шпионами. Неудивительно: во-первых, оба моих спутника эльфы, во-вторых, здесь явно знают военачальника Имладриса и его правую руку, и оба этих эльфа поручились за меня.

К Лотлориэну мы подошли в сумерках и я, позабыв об усталости, неприлично вытаращилась на это Чудо: высокие гладкие деревья, мерцающие мягким серебристым светом — мэллорны, а на них дома-беседки, почти как в Имладрисе — то же ажурное кружево резьбы, белоснежные арки и перила на винтовых лестницах, ведущих наверх. И в неровном мерцании местных светильников, чьи огоньки похожи на звёзды, ступени плывут под ногами, кажется, будто мы сами плывём по воздуху. А может так сказывается усталость? Меня не покидает ощущение нереальности происходящего. Это похоже на сон. Волшебный прекрасный сон, и потому я не удивилась и не испугалась, услышав в голове голос:

Зачем ты пришла, дитя?

Я завертела головой, ища источник звука, и тут мы наконец вышли на открытую площадку на мэллорне. Мои спутники почтительно склонили головы, а я застыла статуей самой себе. Навстречу нам вышли сиятельные владыки Лотлориэна. В буквальном смысле — от них исходило свечение, сияние, свет. Точёные, беломраморные лица, мерцающее золото волос и белые же одежды, простые без украшений, но их странной нечеловеческой красоте они были не нужны. Я встретилась взглядом с Владычицей Галадриэль и вздрогнула снова, услышав низкий, мягкий голос:

Зачем ты здесь, дитя?

Путая синдарин и квенья я пояснила, вслух, что нуждаюсь в её помощи. Владычица благосклонно улыбнулась мне:

— Гэндальф рассказывал о тебе… дева Наталис. Я помогу тебе вернуться. Завтра на рассвете, с первыми лучами солнца я открою портал в твой мир. Тебе не место в Арде, дитя иного мира.

И тут я вспомнила об этикете и неуклюже поклонилась:

— Благодарю, В-Владычица.

Но Госпожа Лотлориэна обратилась к моим спутникам, говоря с ними на малознакомом мне синдарине. По общему смыслу я догадалась, что нас приглашают поесть и отдохнуть с дороги. Мне показалось или при взгляде на меня на мгновение в глазах Владычицы мелькнула совершенно человеческая жалость? Выдав порцию еды и чашу с водой, меня перепроводили в отдельный дом на дереве. Учитель и Линдир ушли с лордом Келеборном. Как воинам, им было, что обсудить, особенно сейчас — в дни войны. Так, впервые за долгое время я оказалась одна. Покончив с ужином, я уселась на открытой площадке перед домом и полной грудью вдохнула свежий ночной воздух. Глаза неожиданно защипало. Я вдруг абсолютно чётко осознала, что завтра я вернусь домой и больше не услышу смеха Линдира, его волшебной флейты, не увижу как теплеют глаза учителя, когда он улыбается. Как я буду с ними прощаться, зная, что это навсегда? Только б не разреветься, как маленькой, перед всеми. Как же мне не хочется прощаться… И в то же время я ужасно соскучилась по родным и хочу домой. Что ж у меня есть целая ночь, чтобы успокоиться и принять неизбежность расставания.

— Так должно быть, так правильно, мне не место здесь, — старательно убеждаю я себя. — Я уже сделала свой выбор. Я возвращаюсь домой… Мне будет не хватать тебя, Арда, и сильнее всего мне будет не хватать молчаливой поддержки Линдира и скупого одобрения от Глорфинделла.

Я запрокидываю голову в ночное небо, часто смаргивая, лёгкий ветерок холодит мокрые щеки. Звезды ободряюще подмигивают мне сверху. Над верхушками деревьев, покачиваясь, плывёт тонкий золотой месяц. Кажется этой ночью мне не уснуть и я вспоминаю:

В самом начале пути, я, шагая за своими наставниками, верчу головой по сторонам. Мне всё ново и интересно, учитель едва успевает отвечать на мои вопросы. Линдир усмехается и просит меня быть чуть потише, а то птиц не слышно.

В самом начале пути я совершала много ошибок, но мои учителя не попрекали меня. На привале у костра Линдир лечил мои разбитые с непривычки ноги, тихонько ругаясь себе под нос, и учил меня стрелять из лука. Тугая тетива оставляла синяки, я не жаловалась, но Глорфинделл замечал, как я морщусь и берегу руку. Он натирал больное место пахучей мазью. Немного щипало, но в целом было терпимо. Лук никак не хотел поддаваться мне, но я оказалась упрямее.

Я старательно приноравливалась под скользящий плавный шаг спутников и чуть ли не бежала за ними, а на привале падала навзничь и просила оставить меня здесь умереть. Учитель хмурился, качая головой, Линдир хмыкал, и они на пару реанимировали меня, окуная в близлежащий ручей. Я, с визгом, оживала и мрачно топала сушиться к костру.

Я улыбаюсь новому воспоминанию:

Вот я — гордая собой, протягиваю подстреленного зайца учителю. Тот одобрительно кивает:

— Молодец, питья. Сваришь из него похлёбку или зажаришь? А может запечёшь в золе.

Я ошалело моргаю, не находя слов для ответа. Готовить в таких условиях мне ещё не доводилось. К тому же — я передёргиваюсь — его ведь ещё и разделывать придётся. Я с опаской кошусь на тушку невинно убиенного зайца, уже начиная жалеть о проявленной инициативе. В итоге похлёбку из косого — густую и пряную — варит учитель. Мы с Линдиром выкапываем какие-то корешки для приправы к ней.

В памяти всплывают строки: «Пойду в поход, два ангела вперед. Один душу спасает, другой тело бережёт».

Линдир и Глорфинделл берегли меня в этом походе как могли. Я всегда оказывалась между ними — в пути ли на привале. Они закрывали меня собой от холодного ветра, от страха и от любой беды. Во время наших ночевок они дежурили по очереди, а меня не будили.

Как сейчас вижу: отблески костра пляшут на задумчивом лице Линдира. Он только что закончил играть и опустил флейту. Последний звук нежной и немного печальной мелодии ещё дрожит в воздухе. Глорфинделл, чуть в стороне и в тени, проверяет оружие. Уютную тишину нарушает голос моего учителя:

— Питья, расскажи о своём мире.

Он подходит и садится с нами, и я снова оказываюсь закрыта с обеих сторон негласно и дружно. Я ворошу палочкой угли и вслух вспоминаю родной дом. Я говорю о том, как любила гулять и рисовать в парке, о буднях в школе и художке, о своих домашних и уже не вижу лиц своих наставников… Перед глазами стоят родные места, перед глазами улыбается мама, приглашая к столу, и я почти чувствую вкусные запахи её стряпни. Папа вдохновенно рисует, мешая краски, и из-под его кисти появляется целый мир… Перед глазами встревоженное лицо Стаса. Я краснею и торопливо выдергиваю себя и воспоминаний. Глорфинделл и Линдир всё понимают. Учитель приобнимает меня за плечо:

— Все будет хорошо, питья. Ты обязательно вернёшься домой.

— Мы позаботимся, — вторит ему Линдир

И я им верю.

Следующее воспоминание заставляет болезненно поморщиться. Оно ещё слишком свежо:

Я стою и тупо смотрю на горящие развалины там, где на карте была деревня. Была… Ветер дует в нашу сторону, ветер пахнет гарью и кровью. Учитель бессильно сжимает пальцы на рукояти меча. В мертвой тишине слышно моё прерывистое хриплое дыхание. Я не хочу знать, что с ним случилось. В жизни война выглядит намного страшнее и нелицеприятнее, чем на экране… Мне кажется дурно. Учитель почти уносит меня оттуда. А потом меня тошнит, и я плачу навзрыд и взахлёб, цепляясь за его тунику. Он молча гладит меня по голове и вздрагивающим плечам.

Я отчаянно мотаю головой, прогоняя воспоминание. Вдыхаю — выдыхаю, успокаиваясь. Чтобы отвлечься, начинаю думать о том, как я завтра вернусь домой. Мысленно представляю свой мир: Интересно там сейчас тоже весна? Я как наяву вижу невесомое белопенное кружево яблоневого цвета над городом, розоватую дымку вишен… Весенний воздух пронзительно-сладок, он пахнет медом и солнцем. Улицы моего города залиты солнечным светом, солнце бликует в окнах домов, просвечивает насквозь кроны деревьев и широкой золотой полосой ложится под ноги. Я ступаю на эту солнечную дорожку, мельком подумав, что кажется уже сплю. Неважно. Я возвращаюсь домой. Знакомой дорогой, через парк, и всё вокруг такое родное… Как же я соскучилась! Я ускоряю шаг и почти влетаю в подъезд, взлетаю по ступенькам, через одну и замираю перед дверью, зажмуриваюсь, прежде чем сделать следующий шаг. С порога меня окутывает особым домашним теплом. Я вдыхаю запах яблок и корицы, смаргиваю непрошеные слезы и кричу:

— Мам, я дома!

Мама выглядывает из кухни, вся в муке, улыбается, вытирая руки о фартук:

— Будешь яблочный пирог?

Я с энтузиазмом киваю. По дороге на кухню заглядываю в комнату к папе. Он кивает, не отрываясь от работы в ответ на моё «Привет, пап, что рисуешь?»

— Я не рисую. Я иллюстрирую, — ворчит папа, но всё же показывает мне новую работу. Я присматриваюсь и ахаю: на листе передо мной водопады Имладриса, зал советов и знакомые лица, собравшихся там…

— «Властелин колец», — говорит папа. — Классика фэнтезийного жанра.

Я невидяще смотрю перед собой и думаю, что легко могла бы проиллюстрировать эту книгу, но лучше я оставлю образы Средиземья в своей памяти. Я не готова ими делиться со всем миром. Папа окликает меня по имени, я смаргиваю и улыбаюсь ему:

— Пойдём есть яблочный пирог.

Я просыпаюсь на рассвете от холода, ежусь и зеваю, приветствуя зашедших за мной Линдира и Глорфинделла. Галадриэль уже ждёт нас. При виде неё я поддёргиваю мокрые от росы джинсы, оглядываюсь на моих наставников. Они ободряюще улыбаются мне, а у меня комок в горле. Я делаю над собой усилие и улыбаюсь в ответ:

— Namaarie. Aa’ menealle nauva calen ar’ malta. *

— Ты готова, дитя? — спрашивает меня Галадриэль. — Ничего не бойся. Ты вернёшься в то же время, из которого пришла.

Я киваю и делаю шаг к порталу.

В сумерках белой ночи я спешу домой, сокращая дорогу через парк. Телефон в кармане разражается мелодией звонка, и я отвечаю на вызов:

— Да, мам, сейчас буду. Задержалась в гостях у Светки.