у тебя бедра пестреют звездами

затуманенный взгляд лини скользит по бледным тонким рукам скары, которые нежно касались его шеи. пальцы едва сжимали будто бы тряпичное тело; настолько податливым оно было, — ощущение создавалось, что он скоро развалится, но лишь от счастья, — всхлипы от желания чего-то большего, чего-то грубого, к стыду иллюзиониста, доносились до ушей партнера, чье лицо лини не мог рассматривать — эмоции бушевали, кипели, ему было дозволено лишь мелко дрожать от тактильного голода, потому что скары было слишком мало, сколько бы он не касался лини. силуэт у него был мутный, будто бы яркость убавили, лишь руки имели хоть какие-то очертания для расфокусированных глаз. 

— все нормально?

в ответ следует утвердительный кивок иллюзиониста. 

тонкие пальцы поддевают подбородок, а большой оказывается во рту лини. он несчастно хнычет; для него это одно из слишком слабых мест. в ответ лини может себе позволить лишь аккуратно провести языком.

— ты такой милый, — бархатный голос скары скользит по всей комнате, медленно забираясь в черепную коробку лини. да так, что забыть он потом этого не сможет. мурашки бегут-бегут-бегут, а лини дрожит так по-глупому и так раскрепощенно. — хочешь, коснусь бедер? — будто током прошибает. судорожно кивает, все еще не выпуская изо рта большой палец, который через секунду проводит по аккуратным зубам лини. — люди — отвратительные создания. а фатуи тем более, — со слышимым отвращением произносит скара, — но ты… почему ты должен был оказаться таким хорошим, а? 

лини не уверен, что именно он должен отвечать с занятым чужим пальцем ртом; боялся все же укусить, пусть скара и кукла, но… но иллюзионисту хотелось быть осторожным с ним. в конце концов, он и не считал скару за куклу — тот показывал свои эмоции (пускай зачастую негативные) получше некоторых людей, это вызывало восхищение. лини бы желал делать так, как хочет только он сам, но уж слишком много препятствующих этому факторов было; поэтому оставалась лишь легкая зависть к свободе скары. 

— только молчи, — лини кивает. видимо, ответа от него и требовали изначально. 

скара убирает руку изо рта партнера, вытирая слюну о ткань шорт. 

касаясь тонкой талии, руками он спускается вниз, прямиком к бедрам возлюбленного. лини вжимается в кресло, прогнувшись навстречу скаре. тот выпускает смешок. 

— ты такой нетерпеливый. 

лини лишь жалобно смотрит, — он же пообещал хранить молчание! — неловко ерзая.

скара удовлетворенно улыбается с привычным ему прищуром и спускается вниз, к тонким ногам иллюзиониста. бледные, скрытые ремешками чулок, будто вот так и приглашали странника снять их. в темных покоях лини, куда за весь вечер попадали лишь лунный свет и скара, не было смысла для одежды на нем. партнер нашептывал всякое, аж мурашки по коже бегут. на удивление, не от жаркого дыхания в ухо, — странник кукла, в конце концов, — а от факта такой близости с возлюбленным. каждое прикосновение казалось безумно сокровенным. некое доказательство доверия. из ряда: «вот, лини, смотри! я позволяю себе быть твоим, а тебе — моим. да, я скажу, что презираю людей слишком сильно, но твои сладкие бедра расцелую с радостью, пусть и не скажу этого!»

скара разводит ноги иллюзиониста, хоть тот и сам был готов раздвинуть их с большим удовольствием. лини был правда безумно нетерпелив, а странник назло медлил, дразня его.

«невыносимо…» — крутится в голове.

лини думает, что сошел бы с ума, если бы скара мог опалять его чувствительную кожу горячим дыханием — именно в такие момент он был благодарен, что тот физиологически все еще являлся куклой, несмотря на свои яркие эмоции, потому что это было бы еще большей мукой. 

короткими ноготками проводит по коже, чуть выше замысловатых ремешков, а после он легонько поддевает чулки пальцем; тело перед ним дрожит, лини едва ли не сводит колени. скара смеется. 

— вы, людишки, правда жалкие. к чему эта возня? неужели тебе правда так сильно нравится? — лини неловко прикрывает часть лица ладонью и кивает; смущен. — знаешь… из всех людей ты, наверное, второй, кого я могу терпеть. 

хочется сказать: «ах, какая честь, дорогой странник! для меня твои глаза навсегда останутся такими же особенными, каким я для тебя буду человеком. просто позволяй этим искоркам появляться почаще!»

но из-за данного ранее обещания почему-то выходит лишь:

— мгх- 

а происходит это в ту же секунду, как скара прекращает болтать и ровными зубами цепляется за злосчастные ремешки, стягивая вниз, но не прерывает зрительный контакт. у них с лини может быть лишь два условия: чтобы иллюзионист молчал, но и не отводил взгляд. и все они были чертовски сложными, когда лини был настолько уязвим перед возлюбленным. 

— гм, я не думал, что это так сложно, — стянув один чулок до колена, произносит скара. — ты такой старательный! 

лини думает: «боже, мон шатон лишь перенимает мои привычки, и это оказывает плохое влияние». мысленно делает заметку — потом сказать все, но, к сожалению, под таким давлением каждый раз забывает. 

лини громко вздыхает.

— все в порядке? — побеспокоился скара, после чего последовал очередной кивок. — нет, словами. 

— гм, да. все нормально, просто… — лини не сдерживает обещание и прикрывает глаза. — тяжело это, боже. но не останавливайся ни в коем случ-

его прерывает неожиданный поцелуй в оголенную коленку, а потом все выше и выше. 

скара редко целовал какие-то части тела без разрешения; ему было важно убедиться в правильности своих действий, лишь после установленных рамок он мог действовать, как душе угодно. однако, каким бы хорошим партнером он ни был, иногда тошно было от того, каким становился рядом с лини.

— неужели сегодня не хочешь удушения? обычно ты просишь незамедлительно, хах, — лини снова кивает. — почему? 

— ах, знаешь ли, мон амур, — сладко тянет лини, — я и так на представлении чуть не задохнулся! если бы это был ты, было бы приятнее. кстати, как тебе выступление? — лукаво улыбается иллюзионист, подпирая подбородок кулачком; ненадолго сохранится его уверенный вид — это знают оба.

— ты восхитителен, — скара продолжает целовать внутреннюю часть бедра. — но какие же люди глупые. удивляются всему, как будто ответ не лежит на поверхности. 

— ха! не обижай моих зрителей! в этом вся прелесть представлений. они приходят, чтобы насладиться чем-то необычным, так зачем же пытаться раскрыть это самое «необычное» сразу? 

— лично я прихожу, чтобы насладиться тобой, — буркнул скара. лини смеется. 

— ты очаровательный, мон шатон. 

разговор прекращается, а скара продолжает исследовать партнера. как будто вовсе не видел его ранее таким открытым. 

следующая жертва — второй чулок, который стягивается с таким же трудом, но не менее успешно. скара смотрит на молочную кожу и думает. много думает. нет каких-то четких мыслей, все в куче; лини слишком хорош — единственное связное предложение в голове. 

за свою «хорошесть» нужно платить. поэтому скара кусает ляжку партнера. 

подумывает, что на вкус оказывается слишком приятно. пожалуй, единственная сладость, которую странник в состоянии выдержать. 

— н-не стоит! я чувствую себя грязным после выступления. особенно после погружения в воду…

странник цыкает, закатывает глаза, но не отдаляется от возлюбленного. 

— заткнись. не о чем беспокоиться. 

правда лишь в том, что лини кошмарно грешный и сладкий плод; но и странника нельзя была считать за приверженца божественного порядка в тейвате. пытаясь стать богом, он испытал многое, но почему-то того, что скара чувствует с лини в сравнение не идет. 

оголенные бедра будто бы сверкают в лунном свете, — скара уверен, что это воображение, опьяненное их скомканными поцелуями и небрежными касаниями на пути к комнате — кое-где уже красовались едва заметные следы зубов, а вот это действительно вызов. странник улыбается, вновь поднимая взгляд на возлюбленного. лини — боже, лини! — с едва приоткрытыми глазами, кажется, больше не может. на удивление застенчиво прикрывает тыльной стороной руки рот, так и оставшийся в немой «о!». брови почти что сведены, а вздохи вырываются сами по себе. 

— пожалуйста, блять. 

скаре не то чтобы нужно повторять. но кто сказал что он и впрямь будет выполнять чьи-то приказы?

губами цепляется за такую излюбленную ножку, впиваясь зубами, зная, что для лини это уже вполне хороший повод сойти с ума.

— п-почему бы не снять… шорты?…

ага. вот какие планы на сегодня у глупенького — далеко не в буквальном смысле! — иллюзиониста. скара улыбается широко-широко, но в самом пугающем смысле. 

— а кто сказал, что ты сегодня вознагражден? — лини отчаянно стонет, уж явно не из-за удовольствия от данной ситуации. 

странник вновь принимается молча кусать бедра возлюбленного, языком бесстыдно проводя по коже дрожащего парня; иногда даже позволяет себе оставлять отметины, цветом похожие на прядь лини. 

— ты прекрасен, — сбивчиво между поцелуями шепчет скара. — я тебя так сильно не ненавижу. как черный чай, примерно. как… — задумывается. — не знаю, ты, кажется, единственный, кто вызывает у меня такие чувства. 

уши лини заалели. обычно это он вгоняет людей в краску, но со скарой все наоборот. сам факт особенности лини для странника смущал, льстил, заставлял задыхаться. он мог бы быть кем-то особенным для кого угодно, было бы плевать. но со скарой так не работает. на него далеко не плевать.

со странника хочется пылинки сдувать, нежно целовать, гладить везде, где можно и нельзя. все хочется только с ним. а хочется этого прям-таки до чего-то сжимающегося в груди. 

звуки мокрых поцелуев бедер раздаются колоколами в ушах иллюзиониста. пытается сократить и так минимальное расстояние между ртом скары и своими ногами, потому что этого казалось мало. 

лини запрокидывает голову назад, цепляясь за свою рубашку.

— блядство, — срывается с губ.

одной рукой лини продолжает комкать рубашку, пытаясь не сойти с ума, а второй взъерошивает волосы скары. хотелось его так близко, это невыносимо.

у лини тактильный голод подступает рядом со странником почти всегда, и его разрывает на части от недостатка физического контакта; партнер не чувствовал в этом такой нужды, как лини. 

— если ты… — тихо начинает блондин, но тут же прочищает горло и повторяет. — если ты сегодня планируешь меня только дразнить… давай хотя бы обнимемся. мгх, мне очень надо, — скара смотрит снизу вверх, кивает, собирается сесть рядышком, на подлокотник кресла, но лини одергивает. — но-но-но! садись сюда! — хлопает ладонями по коленям. 

лини, на самом деле, испытывает за себя лишь стыд. потому что он весь такой нуждающийся, открытый. и в целом-то, его всегда оказывалось слишком много. мозг неприятно стискивали клешни тревожных мыслей. были отголоски: «господь, это ничем хорошим не закончится», «ты снова слишком много флиртуешь», «ты снова чересчур посвящаешь себя одному человеку, хах, опять на одни и те же грабли?»

скара, сидящий теперь уже на коленях партнера, смотрит в никуда, будто бы пропадает из этой комнаты вообще, оставив лишь физическое тело. 

лини прижимается к нему, словно вот-вот потеряет. стискивает в объятиях, утыкается в ключицы, скрытые одеждой. хорошо. ужасно хорошо рядом со скарой.  настолько, что кажется, будто будет плохо уже через мгновение. что это обязательно должно закончиться быстро и слишком болезненно для лини, ведь так вещи и работают в его жизни. он получает некий пряник, а потом жизнь незамедлительно хлыщет по хребту, заставляя выпрямиться, закусить губу и уйти не по своему желанию. 

лини не хотел уходить. 

он думал о том, как хотелось бы, чтоб скара был рядом еще долго-долго, чтобы странник мог ощущать тепло тела лини на постоянной основе. это некий способ говорить «люблю» у него. 

а сейчас больше всего лини хотелось остаться рядом. даже когда его невыносимо дразнят, — это плюс, все же, — когда кажется открытой книгой для скары, а особенно, когда значит для него все. 

лини знает, что сам никогда не уйдет. а странник не подумает об этом, ведь им хорошо, правда?

— мгм… мон амур, помнишь, ты говорил про имя? ну… что я могу дать тебе его, — скара кивает. — сора. я ознакомился с традиционными иназумскими именами, раз уж ты оттуда, и подумал… я бы хотел дать тебе именно его, если для тебя оно будет что-то значить. прими же мое сердце и душу, сора, будь моим единственным небом, молю! 

странник медленно кивает, пристально глядя в сверкающие аметистовые глазки; да блестящие так, будто лини коллекционная куколка, смотрящая на хозяина из-под охранявшего ее стекла.

— хорошо, лини. довольно… хороший выбор. по крайней мере, мне нравится больше моих прошлых имен, — усмехается сора, утыкаясь в оголенное плечо возлюбленного.

но, конечно, он умолчит, что ему нравится лишь из-за лини, давшего это имя.