Прикоснись ко мне

На улице было морозно, аж кожу на лице пощипывало, Хёнджин шёл по совершенно пустым улицам, заваленным снегом. Воодушевлённый тем, как он устроит Чанбину сюрприз, Хёнджин почти не смотрел под ноги, из-за этого время от времени спотыкаясь на кучках сваленного снега или поскальзываясь на островках льда. Он чудом только не падал, вообще не беспокоясь о том, что это может случиться. Настроение было таким хорошим, что даже если бы и упал, это бы нисколько его не испортило.

В руках Хёнджин нёс бутылку шампанского и авоську с мандаринами — самое необходимое для нового года, а подарок... Он сам как подарок! Так что Чанбин должен быть рад.

Хёнджин так уж точно был доволен тем, как всё складывалось. Они должны были вместе с друзьями собраться в одном месте, чтобы праздновать. Кто-то, скорее всего, пришёл бы не один, и тогда народу было бы больше. Хёнджин не очень любил большие скопления людей, он чувствовал себя там лишним, ненужным, бесполезным и неуместным. Чувствовал себя так, будто его никто не видит или не замечает. Или оказывают слишком много внимания.

Что угодно, вообще-то, Хёнджин при любом раскладе среди людей чувствовал себя неуютно. Даже если это его друзья.

Но он готов был пойти. На свой страх и риск, зная, чему подвергнет себя и в каком состоянии вернётся домой, Хёнджин был готов и даже хотел пойти со всеми. Причина была одна — Чанбин.

Так уж вышло, что проведя много лет в дружбе, Хёнджин в один момент понял, что испытывает явно не дружеские чувства к нему. Не сказать, что это что-то поменяло между ними, но внутри Хёнджин весь переменился. Возможно, не особо контролируя эти порывы, он старался оказываться рядом с Чанбином как можно чаще и оставаться с ним как можно дольше. Хёнджина не особо волновало, заметно ли это со стороны, и хоть он и не хотел рассказывать об этом кому-то, а особенно самому Чанбину, если кто-то вдруг догадывался, его это не волновало.

В этот раз было точно так же. Хёнджин согласился отмечать новый год со всеми только из-за Чанбина. Его присутствие перекрывало все минусы и сложности, Хёнджину было плевать на всё, если он может быть ещё немного больше рядом с другом.

А буквально днём ранее Чанбин сказался больным и сообщил, что не сможет присутствовать. Хёнджин был огорчён. Зачем теперь ему туда идти? Друзья друзьями, но он же не из-за них соглашался там быть.

А теперь нужно ещё и отказываться, а это значит, придётся сталкиваться с чужим огорчением. Хёнджин ненавидел это. Ненавидел отказывать, не мог спокойно выносить, когда люди поникали из-за его решений и ярко демонстрировали это.

Он чувствовал, будто все эти чувства свалили на него и заставили выносить вместо того, кто испытал их. Хёнджин ещё долго после не мог избавиться от этого паршивого состояния.

Но разве это причина, если ему действительно больше нет смысла праздновать вместе со всеми? И потому совершенно без зазрения совести утром тридцать первого он радостно всем сообщил, что будет очень занят и скорее всего не сможет прийти.

«Скорее всего» — чтобы не говорить твёрдое «нет». Неопределённость раздражала, но была чертовски удобной.

Сейчас он тоже шёл в неопределённость, отчего немного нервничал, хотя это и не было сильно заметно из-за перекрывающего всё предвкушения. Он не знал, дома ли сейчас Чанбин, не уверен, насколько честен тот был, вдруг он действительно заболел? Вряд ли тогда получится что-то хорошее.

На самом деле Хёнджин, собираясь устроить Чанбину сюрприз, совершенно не обдумал свои действия. Ну вот придёт он за пару часов до праздника, постучится весело в дверь, а ему никто не откроет. Или откроет Чанбин, весь сопливый, с температурой и кашлем, у которого и глаза не открываются, и ноги не ходят. Что тогда?

Наверное, ничего, думал Хёнджин. В идеале, чтобы ему открыли, а уже в каком виде, его не сильно волновало. Надо будет, он и за больным поухаживает. Он хотел праздновать новый год с Чанбином, значит он будет это делать! Никаких промежуточных вариантов.

А потом Хёнджин падает, чудом не разбив бутылку с шампанским. Он оглядывается по сторонам: вся улица перед ним покрыта льдом, что пройти совершенно негде. Он не заметил это только потому, что слишком ушёл в свои мысли. И если сначала ему было плевать, поскользнётся ли он, то теперь, ударившись достаточно больно, Хёнджин аккуратно поднялся и начал искать более бесопасный вариант переправы через это ледяное пространство.

Только выбора большого не было: с одной стороны проезжая часть, на обочине которой куча грязного снега, перемешанного с реагентами и грязью — обуви придётся сказать «до свидания»; с другой стороны тоже были кучи наваленного после расчистки тротуара снега, но без примесей.

Хёнджин выбрал ломать ноги в снеге подальше от проезжей части. Это, по крайней мере, казалось безопаснее. И вроде бы день такой, время, машины почти не ездят, а всё равно немного страшно было, ведь Хёнджин имел привычку отвлекаться от дороги и совершенно не следить за тем, что происходит вокруг.

Приключение было ещё то. Весь тот весёлый и позитивный настрой понемногу угасал. Хёнджин уже очень хотел добраться до дома друга, проклиная зиму и тех, кто чистит дороги от снега, потому что зима это красиво и классно, но не тогда когда дорога превращается в испытание. И, видимо, карма существует, потому что буквально следующий шаг стал последним — Хёнджин куда-то провалился. Или за что-то зацепился. Он попытался выбраться, но ничего не получилось.

Сначала захотелось ругаться, но на кого? Хёнджин оглянулся по сторонам — улица была пуста. Хотя за пару часов перед новым годом это и не удивительно. Жалко только, что помощи попросить не у кого.

Хёнджин опустился одним коленом на снег, в него же закопал бутылку шампанского, чтобы не укатилась никуда, а мандарины он пытался удержать в руках, чтобы не обморозились в снегу.

Кое-как Хёнджин раскопал снег вокруг застрявшей ноги и смог увидеть, что же ему мешало — обувь застряла в решётке, но как ни смотрел, не мог понять, что же именно зацепилось так, что как ни дёрни — отцепиться не получается.

На снегу сидеть холодно, да и просто на морозе находиться — тоже, попросить помощи не у кого, а сам он не справлялся. Хёнджина начало накрывать злостью и отчаянием. Он уже на эмоциях начал с силой дергать застрявшей ногой, но в итоге добился только того, что выскочил из обувки. Ботинок так и остался в решётке, а он теперь наполовину босой сидел в снегу. И это вообще никак не делало ситуацию лучше.

Пару раз вдохнув и выдохнув, чтобы немного расслабиться, он снова принялся вытаскивать ботинок из решётки, потому что, как бы ситуация ни бесила, а делать что-то надо. Не пойдёт же он к Чанбину босиком?

«Привет, пусти погреться, а то я где-то обувь свою посеял» — сказал бы он, когда заявился. Чанбин бы, наверное, оценил. Но по крайней мере точно бы впустил, в каком бы состоянии ни был.

Обиднее во всей этой ситуации было то, что ему оставалось пройти ещё один дом и вот — он на месте. Ну не больше пяти минут хода!

— Вам нужна помощь? — раздолось за спиной, и Хёнджин аж под прыгнул от неожиданности.

Голос ещё был таким знакомым, что не оставалось сомнений, кто это мог быть.

— Чанбин! — закричал он, вскакивая на ноги — босую сразу обожгло холодом. — А ты чего тут?

— Да прогуляться решил, — Чанбин осмотрел его с ног до головы, и когда его взгляд опустился ниже, он нахмурился и подошёл на пару шагов. — Где второй? — кивком указал на ноги.

— Застрял.

Чанбин вздохнул и подошёл к раскопаной дыре в снегу. Он никак не прокомментировал ситуацию, будто от Хёнджина это было ожидаемо.

— И давно ты тут? — между делом поинтересовался Чанбин.

Он уже опустился на корточки и осматривал место происшествия, видимо, чтобы понять, как так вышло и что можно сделать, чтобы достать многострадальный ботинок. Хёнджин опустился рядом и привалился к нему, обняв за руку.

— Ты тёплый, — произнёс он. — Наверное, давно. Не смотрел время.

— Замёрз?

— Ага.

Чанбин копошился в снегу, и из-за этого Хёнджина, полностью завалившегося на него, слегка потрясывало. Хёнджин крепче стиснул его руку, чтобы не свалиться на холодный снег. Попытка уткнуться лицом, чтобы немного согреться, тоже оказалась провальной — он только несильно получал по лбу.

Хёнджин не думал о том, что может этим мешать Чанбину. Он думал только о том, чтобы самому было удобно и хотя бы немного теплее, чем до этого. Он замёрз и хотел согреться — и это самое важное. Важнее чужого комфорта.

— Ты можешь не дёргаться? — несерьёзно возмутился Хёнджин. — Неудобно же!

Чанбин только хмыкнул и сам пнул его плечом, отчего Хёнджин всё же плюхнулся задницей на снег.

— Засранец, — выругался он, вставая с холодного.

— Достал! — тут же вскрикнул Чанбин, поднимаясь на ноги и демонстрируя ботинок.

— Спасибо, — тихо произнёс Хёнджин с улыбкой на лице. Возможно, надо было бы как-то сильнее отреагировать, но что уже получилось.

Он забрал обувь и принялся обуваться. Носок был мокрый от снега, что, конечно, было не очень приятно, но казалось сущей мелочью в сравнении с тем, что ему не пришлось идти босиком.

Рядом оказавшийся Чанбин вообще показался новогодним чудом, потому что кто угодно мог и должен был появиться, но никак не он.

— Как ты вообще умудрился так застрять? — спросил Чанбин. С кучи снега он спустился на лёд и протянул руку Хёнджину.

— Понятия не имею.

— А на улицу зачем вышел в такой час? Вы разве не собирались праздновать с парнями?

Хёнджин ухватился за протянутую руку и вместе они пошли в сторону дома Чанбина.

И только пройдя всю скользкую поверхность, Хёнджин вспомнил.

— Подожди! — воскликнул он.

Чанбин остановился, Хёнджин сунул ему авоську с мандаринами, развернулся и с криком «забыл» помчался обратно. Каким-то чудом умудрился не ляпнуться снова.

Уже не обращая внимание на то, что руки окоченели, он выкопал из снега оставленную там бутылку и, победного задрав её над головой, поскользил обратно к другу.

Настроение снова было прекрасным. Ну да, сюрприз устроить не получилось, но получилось даже лучше! Чанбин спас его. Явился, как принц в сказке, и спас принцессу! Хёнджину нравилась такая аналогия.

Плана, как они будут развлекать друг друга, всё ещё не было. В квартире у Чанбина не было украшений, наряженая ёлка не стояла, ни одной гирлянды, да и вообще никаких украшений, будто он вообще не собирался праздновать. Тихо и уныло. Чанбин и сам не выглядел как кто-то, кто рад наступающему празднику.

— Ты вообще не собирался отмечать, да? — спросил Хёнджин. — А чего прямо не сказал, зачем придумывал отмазки?

— Не знаю, — буркнул Чанбин. — Хотел побыть один. Нет настроения.

— Ну и замечательно. Твоим планам не суждено сбыться, потому что в эту ночь я буду твоей компанией!

Сказав это, Хёнджин неловко хохотнул, осознавая всю неоднозначность этой фразы. Хотя, скорее всего, неоднозначно это звучало только для него, не Чанбин же был в него влюблён настолько, что каждую ночь засыпал с мыслями о нём. А вот Хёнджин — да, поэтому мысли о вместе проведённой ночи уходили в совершенно неприличное русло.

Чанбин, замечая смешок и смущение Хёнджина, посмотрел на него заинтересованно, мол, говори. А что Хёнджин скажет? Он-то наоборот пытался не выдать свои фантазии прямым текстом, потому только отрицательно мотнул головой, заканчивая этот разговор.

Хёнджину хотелось праздника. Да, больше хотелось компании Чанбина, но и праздник тоже! Поэтому он полез искать хотя бы что-то съестное, чтобы можно было поставить на стол. Чтобы хоть видимость создать, атмосферу. Но, как можно было предположить, ничего похожего не нашёл.

— Ну как так, Чанбин! — возмутился Хёнджин. — К тебе гости пришли, а стол пустой!

— Так я же не планировал, — ответил он. — Можем заказать что-нибудь. Хочешь?

— А разве доставка сегодня работает?

— Ну вот и узнаем, — невозмутимо пожал плечами Чанбин и взял в руки телефон.

Что-то Хёнджин всё же нашёл, из чего можно было сделать хотя бы канапе. Или нарезать бутерброды. Но хотелось чуть более празднично. Хёнджин вымыл руки, стянул с себя свитер и приступил к готовке, если это можно так назвать.

— Прикрой окно, холодно, — попросил он, кивая в сторону открытой форточки. В одной футболке было действительно холодно.

Чанбин выполнил просьбу и уселся за стол.

— Хозяюшка моя, — мягко проговорил он. Хёнджин слышал улыбку в его словах. От слова «моя» сделалось как-то и хорошо, и неприятно.

«Его» быть хотелось, но сейчас это было не так, и Чанбин, вероятно, сказал это просто так, лишь бы сказать. И именно от этого было неприятно. От факта непренадлежания.

— Ты не ответил, — снова заговорил Чанбин. Он встал со своего места и полез в верхние шкафы за бокалами для шампанского.

— На что? — Хёнджин отрезал кусочек сыра и поднёс ко рту Чанбина. — А-а-а, — показал он, и Чанбин повторил. Хёнджин положил сыр ему в рот, и Чанбин закрыл его вместе с пальцами Хёнджина.

Сказать, что даже такой маленький жест заставил всё внутри ухнуть от сладкого томления внизу живота — не сказать ничего. Пальцам было мягко и тепло. Чанбин улыбнулся, прищуриваясь, а Хёнджин тут же отдёрнул руку, вытирая мокрый след об футболку, потому что вместе с приятными ощущениями он испытал почти ужас от соприкосновения.

Не ясно, что именно вызвало это ощущение. Было странно, а «странное» Хёнджин не любил, потому что с этим обязательно нужно было что-то делать, только вот что, он понятия не имел. Ему было комфортно и спокойно, когда всё понятно, когда он точно знает, что он он чувствует, всё «непонятное» всегда распознавалось как что-то небезопасное. Собственные пальцы во рту Чанбина — небезопасно, а потому будет намного проще, если этого больше не повторится.

— Спасибо, — донёсся сквозь поток мыслей голос Чанбина.

Хёнджин угукнул.

Всё-таки, поддерживать общее весёлое настроение у него получалось не очень. Чанбин его сбивал, заставлял думать о совершенно неуместных сейчас вещах, как будто нарочно дразнился — Хёнджин был уверен, что он не случайно это сделал.

Или это он сам переоценил свои возможности?

На работе обычно не до этого, а в большой компании всегда есть кто-то, на кого можно переключиться, сделав вид, будто ничего не происходит, будто всё это шутка, игра. Но, оказавшись наедине, не на кого отвлечься. Нечем оправдаться. А реакция Хёнджина слишком очевидная, он не сомневался в этом. Иначе бы Чанбин не дразнил его. Если он, конечно, делал именно это, а не Хёнджин выдавал свои додумки за действительное.

— Давай, может, помогу? — предложил Чанбин.

Хёнджину нужно перестать постоянно уходить в свои мысли. Вдруг Чанбин чувствует себя тут лишним? Ну да, у себя дома, конечно. Об этом бы Хёнджину тоже перестать думать. Слишком много мыслей, слишком далеко они могут увести. Ему бы расслабиться.

— Доставай пока посуду, чтобы разложить всё. А ещё можешь собирать на шпажки, — скомандовал он.

— У меня нет шпажек.

— Возьми зубочистки, какая разница.

Чанбин так и сделал. Он встал совсем рядом с Хёнджином, так что они срприкасались руками. Кухня большая и места в ней хватало, чтобы не мешать друг другу. Чанбин специально подошёл так близко, верно?

Хёнджину стало жарко, да так, что он захотел пойти и открыть эту чёртову форточку. Пусть бы его продуло, лишь бы что-то сделать с этим.

— Почему не стал с ребятами отмечать? — вновь спросил Чанбин уже забытый вопрос.

— Хотел порадовать тебя. Ты сказал, что заболел, так что я решил, что тебе будет одиноко одному. Да и помочь, может, чем нужно было, — стараясь звучать максимально беззаботно, ответил Хёнджин. Он уже закончил с нарезкой и теперь на пару с Чанбином собирал всё на зубочистки. — А ты не болеешь. Ты обманул нас, выходит? — с ноткой упрёка спросил он и в упор посмотрел на друга.

— Выходит так, — хохотнул Чанбин. — Извини. Так вы не стали меня уговаривать. Это было проще всего.

— Ясно. Но теперь я хочу знать настоящую причину.

Хёнджин развернулся лицом к Чанбину и сложил руки на груди.

— Не будем же мы сейчас разбираться с этой ерундой? — добродушно сказал Чанбин, отрываясь от собирания канапе. Он вытер руки и глянул на время. — До праздника осталось совсем немного.

Хёнджин недовольно выдохнул. Только это было больше показательно. Конечно, он не злился, Чанбин прав, это ерунда. Только вот нервозность росла тем больше, чем дольше они оставались наедине. Хёнджину бы немного повеселее быть, только сделать это было сложно.

Всё-таки куда проще изображать заинтересованность, играть это на хотя бы какую-то аудиторию, знать, что на тебя смотрят, и всё это только для этого, и совсем другое — испытывать эту самую заинтересованность.

Стыдно кому-то признаться, даже самому себе стыдно, но к своим годам Хёнджин так и не получил опыт отношений с тем, кто действительно нравится. Какие-то связи, совершенно ничего не значащие отношения, возможность расслабиться или получить какую-то выгоду — этого навалом, но это не страшно потерять, а порой и хотелось, что Хёнджин без сожаления и делал. Просто рвал всё, где ему надоело, где стало скучно, где больше было не интересно.

Рядом с Чанбином Хёнджину было в разы сложнее. Вообще не переживавший о том, что кто-то будет знать о его симпатии, быть открытым перед Чанбином он боялся. Возможно, находись рядом кто-то ещё, ну хотя бы ещё пара человек, он бы признался в своих чувствах, не моргнув и глазом. Но наедине всё менялось, наедине Хёнджин чувствовал себя неуверенно, уязвимо. Наедине Хёнджин боялся. Боялся быть раскрытым, боялся отказа. Но ещё больше боялся и ответной симпатии, потому что что с этим делать, не знал. Он боялся облажаться, боялся всё испортить и потерять.

В тишине кухни раздался тихий сигнал о входящем вызове, на экране телефона Чанбина, который лежал на столе, высветился неизвестный номер. Хёнджин совсем забыл, что они ждут пиццу, вспомнил, когда Чанбин, ответив на звонок, уточнил, верно ли добрался курьер до нужного адреса.

Хёнджин вспомнил, как сам первый раз добирался до дома друга. Так же с помощью приложения с картами, которое и увело его в соседний двор. Оказалось, есть небольшая путаница с адресами, Хёнджин тогда об этом не знал. Чанбин его тогда выходил встречать.

Не один, нет, с Джисоном вместе. Один Хёнджин в квартире Чанбина был впервые именно сегодня.

Пока Чанбин встречал курьера и забирал заказ, Хёнджин отправился в комнату, к компьютеру, который был включён. Понятно, как Чанбин собирался отмечать новый год, зачем только на улицу выходил, непонятно. Он включил первый попавшийся плейлист с новогодними песнями и сделал звук погромче.

Хёнджин слышал, как захлопнулась входная дверь, почувствовал запах еды, Чанбин позвал его, но Хёнджин не откликнулся. Он ждал, что тот сам придёт за ним. К нему.

Так и произошло.

— Потанцуй со мной, — попросил Хёнджин, пресекая попытки Чанбина сказать что-то своё. Хотя было видно, что он хотел.

Хёнджин хотел танцевать. Он подошёл к другу и положил руки ему на плечи. Чанбин отреагировал положительно, обнял его, прижимая ещё немного ближе к себе. Он улыбался и смотрел прямо в глаза Хёнджину.

— Мне так нравится, как меняется твоё настроение.

Хёнджин мог бы сейчас возмутиться. Он понимал, что Чанбин не пытается его подколоть, однако это звучало именно так, и Хёнджин мог бы, но...

Не мог, потому что сейчас его волновало совершенно другое. Он разрывался от противоречивых чувств и не знал, как лучше поступить.

Самому прикасаться к Чанбину, обнимать его было приятно, и это было нормально. Это было комфортно. Но чувствовать его руки на себе было... Хёнджин не мог дать определение этому ощущению. Его тело будто сопротивлялось, Хёнджину хотелось оттолкнуть от себя Чанбина, сделать так, чтобы он не прикасался к нему.

Хёнджин не мог понять, почему он это испытывает, ему не было неприятно, но... Как ему было? Что это?

Ему просто нужно было, чтобы Чанбин не прикасался к нему.

И снова это «непонятное», переходящее в опасное.

Хёнджин прикрыл глаза и прижался лбом к плечу Чанбина. Они не танцевали, просто стояли вот так. Чанбин ничего не говорил, только крепче обнял его, и Хёнджин, весь сконцентрированный на ощущениях чужих рук на себе, пытался привыкнуть к этому. Он пытался понять, как это, пытался понять, что именно он чувствует, точно ли он хочет лишаться этого.

Мысли вихрем носились в его голове, не позволяя ухватиться ни за одну. Только путали и сбивали. В какой-то момент выносить это стало совсем невозможно и Хёнджин резко отстранился от Чанбина, легонько отпихивая его от себя. Он не смотрел ему в глаза, потому что понимал, как отвратительно это выглядит. Сам же подошёл, сам обнял. И сам оттолкнул.

— Пошли на кухню. Надо свечи ещё найти, — тихо сказал Чанбин, вздыхая.

— Зачем свечи? — спросил Хёнджин. Он следом посеменил за другом, продолжая смотреть в пол. По голосу было слышно, что Чанбин чем-то расстроен. Хёнджин даже знал, чем, и из-за этого чувствовал вину, потому что сам портил ему настроение. И себе тоже.

— Потому что у меня нет гирлянды.

Нет гирлянды, ладно. Хёнджин ничего на это не ответил. Ему нужно как-то исправлять ситуацию, потому что он уверен, что Чанбин теперь постарается не трогать его лишний раз. Хёнджина это не устраивало.

Хёнджин полез в ящик со столовыми приборами в поисках штопора, пока Чанбин искал свечи. Нашли они примерно одновременно.

В молчании Хёнджину совершенно некомфортно, но он не умел начинать эти бесполезные пустые разговоры и поддерживать их он тоже не умел. Молчать совсем невозможно, он будто находился перед толпой людей, каждый из которых ждёт от него чего-то.

Чанбин же на него только изредка поглядывал. Хёнджин думал о том, насколько он усложнил ему вечер.

— Я пришёл к тебе, потому что ты отказался праздновать со всеми.

— Да, ты уже говорил, — Чанбин взглянул на него с улыбкой. Свечи были зажжены, а шампанское открыто. Чанбин забрал бутылку из рук Хёнджина и сам принялся разливать по бокалам.

— Нет, я о том, что я пошёл бы туда, только если бы и ты там был.

Как ещё понятней объяснить? Ну разве не ясно? Разве Хёнджин не прямым текстом говорит? Скорее всего, понятно, только вот Чанбин будто специально задавал вопросы, на которые Хёнджину приходилось бы ещё подробнее и откровеннее говорить. Хитрый прищур говорил именно об этом.

— А что друзья? Вы поругались?

Пристально посмотрев, Чанбин протянул наполненный бокал. Он ждал ответа.

Хёнджин забрал бокал.

— Нет. Друзья и без меня неплохо дружат. Я хотел быть именно с тобой, потому что ты мне нравишься.

Ещё некоторое время назад Хёнджин убеждал сам себя в том, что он ни за что не расскажет о своих чувствах Чанбину. Прямо сейчас он это сделал легко, и ничего внутри него не содрогнулось.

Он сделал один глоток шампанского и поставил бокал на стол.

— С новым годом.

Всё намного проще.

— С новым годом, — ответил Чанбин, поднял в воздухе свой бокал и выпил почти залпом. Достаточно нервный жест, однако он не выглядел удивлённым, ошарашенным или сбитым с толку.

А потом Чанбин усмехнулся сам себе.

— Ты не удивился, — констатировал Хёнджин, с интересом смотря на друга. Не то что бы он именно такой реакции ждал, но, возможно, именно её и ждал. Хотя Хёнджин вообще ничего не ждал. Ему нужно было рассказать, он рассказал, а дальше Чанбин пускай сам решает, что ему с этим делать.

Всё, что там неприятно скреблось где-то внутри, Хёнджин послал куда подальше, потому что это не важно. Ещё недавно было так важно, что он думал, умрёт, если случится хоть что-то, сейчас же всё это будто потеряло важность. Сейчас есть данность, чувства никуда не делись, Хёнджин всё ещё смертельно хотел быть с Чанбином, только вот теперь ситуация была не в его руках, а потому ему оставалось только ждать.

Так действительно проще.

— Я именно из-за этого отказался, — вдруг сказал Чанбин.

— Из-за чего?

— Из-за тебя. Оказывается, это взаимно.

— Что? — да, вопрос мог показаться издёвкой, потому что и дураку понятно, о чём речь, но Хёнджину было важно, чтобы Чанбин прямым текстом сказал всё, что думает. Ему нужен был чёткий понятный ответ.

— Ты мне тоже нравишься. Я сказался больным, чтобы не пересекаться с тобой.

Хёнджин не уловил логики. Разве когда нравится человек, не хочется проводить с ним как можно больше времени? Искать возможности встретиться лишний раз? Хёнджин вот отказался от посиделок с друзьями, чтобы прийти к Чанбину, потому что ему было это нужно. Потому что для Хёнджина именно это значило «нравится». И не важно, что ему только в радость избежать шумных сборищ.

— Почему? — спросил он. Избегая смотреть на Чанбина, он смотрел на бутылку. Почти гипнотизировал её.

В этот раз Чанбин не стал прикидываться непонятливым:

— Там был бы алкоголь, и я бы выпил. И ты бы выпил. А ты бываешь очень любвеобильным, когда выпьешь.

Хёнджин на это молча кивнул, зная за собой эту черту. По-трезвому бы никогда, но по пьяни всех заобнимать, зацеловать, залюбить — святое дело. Пьёт он, правда, крайне редко. Сейчас вот хватило одного глотка. Чанбину как будто бы тоже, потому что больше он себе не наливал.

— Я боялся, что позволю себе слишком много.

Хёнджина это ничуть не смутило. Напротив, даже понравилось. Мысль о том, что Чанбин не может себя контролировать рядом с ним, из-за него, вызывала что-то приятное, тёплое и плотное, оседая тяжестью где-то в животе.

Хёнджин, возможно, хотел бы, чтобы Чанбин позволил себе больше обычного.

— И что? — он таки взглянул Чанбину в глаза. На его лице не было и тени улыбки — Хёнджин не пытается провоцировать, ему не за чем, он только хотел понять.

— А то, — Чанбин потянулся к бутылке, но Хёнджин успел раньше. Он схватил её за горлышко и резко встал со своего места. — Что я боялся, что если я что-то сделаю, ты пошлёшь меня куда подальше.

— Я мог бы... — протянул Хёнджин, действительно думая, что скорее всего так и сделал бы.

Он подошёл к раковине и принялся выливать остатки шампанского. Пить они больше не будут, потому что у Хёнджина появились планы на бутылку.

Когда всё содержимое оказалось в раковине, он вернулся за стол и положил бутылку на стол.

— Давай поиграем в бутылочку?

Чанбин удивлённо поднял брови.

— Вдвоём?

— Ну да, — будто так и надо ответил Хёнджин.

Потому что так и вправду надо. Чанбин должен его понять. А если не поймёт, то уже совсем скоро всё увидит.

— Ладно, — на лице Чанбина появилась улыбка, а во взгляде читалась заинтересованность. Хёнджин был уверен, что он прекрасно понимает, для чего всё это нужно.

Хёнджин улыбнулся в ответ и с силой крутанул бутылку. Какое-то время они оба следили за ней, а как только она начала снижать скорость, Хёнджин резким движением остановил её так, чтобы горлышко смотрело на него, а донышко на Чанбина.

— Ой, смотри, ты должен меня поцеловать, — медленно протянул Хёнджин и с издёвкой посмотрел на Чанбина, который, видимо, понял, для чего всё это было нужно.

Конечно, намного проще, когда есть хороший, правильный момент. Хёнджин не умел находить эти моменты, а разговоры и вовсе ничего такого не сулили. Они оказались в ловушке неловкости, Хёнджин ничего другого просто бы не придумал.

Он мог бы попросить прямым текстом, но это было бы слишком некрасиво. По крайней мере, не в этот раз. Возможно, когда-то, когда они немного подпривыкнут друг к другу, Хёнджин будет спокойно просить его о поцелуях, но сейчас... Сейчас это слишком скучно, сейчас это испортило бы момент.

Чанбин посмотрел на Хёнджина так, словно пытался разгадать, что происходит в его голове, после чего мотнул своей, будто отгоняя ненужные мысли, и поднялся из-за стола.

Двух шагов хватило, чтобы он подошёл, Хёнджин за это время тоже встал и развернулся спиной к столу, прижавшись к нему.

— Ты играешь со мной? — спросил Чанбин полушёпотом, оказываясь совсем близко, настолько, что Хёнджин ощутил его дыхание на своих губах.

Чанбин не спешил выполнять «задание». Он прижался к Хёнджину и обнял его за талию. Хёнджин дрожащими руками неуверенно повторил за ним. Снова это отвратительное чувство сопротивления мешало расслабиться и насладиться такой желанной близостью. Хёнджин боролся с собой. Он прикрыл глаза и прижался лбом ко лбу Чанбина. Руками по его рукам повёл вверх, огладил широкие плечи и остановился на лице, прислоняя ладони к щекам.

— Ты не целуешь меня, — прошептал Хёнджин. Он смотрел на губы Чанбина, и всё его тело сводило сладкой дрожью предвкушения. Даже если и было страшно.

— Жду, когда ты сам это сделаешь.

Хёнджин прикрыл глаза и глубоко вдохнул. Принимать куда проще, чем отдавать. Было правда страшно. Не сказать, что в его жизни было много поцелуев, тем не менее, они были, а всё равно было страшно, будто ему снова четырнадцать и ему предстояло поцеловать кого-то впервые в своей жизни.

Из приятного предвкушения это превратилось в чувство, будто он лежал на плахе и ждал, когда же палач сделает своё дело. Хёнджин сделал ещё один вдох, после чего прижался своими губами к губам Чанбина, который, дождавшись первого шага от него, смело и совершенно собственически принялся целовать его, забирая инициативу себе.

Всё внутри Хёнджина стянулось и обрушилось, дышать и вовсе не получалось. Слишком близко. Слишком ярко. Хёнджин не успевал за темпом Чанбина. Хёнджин вообще никакой темп сейчас был не в состоянии поддержать, он будто одеревенел.

Слишком приятно. Уже на этом этапе Хёнджину слишком приятно. Нужно остановить.

Руки Хёнджина опускаются на грудь Чанбина, и он ощутимо упирается ими и отворачивается в сторону. А после, не давая Чанбину возможности сказать что-то или спросить, крепко обнимает. Больше для того, чтобы удержаться на ногах, ставших ватными от охвативших его чувств, потому что Хёнджин не был уверен, что не упадёт, хоть и опирался на стол.

Чанбин не угадал истиной причины, но Хёнджину это только на руку — он лишён вопросов, а возможно, и подколов по этому поводу, потому что это выглядело жалко.

Чанбин обнял его в ответ, сильно сжал в своих руках, и Хёнджин почувствовал себя совсем маленьким и слабым, полностью окутаный мягким теплом и запахом Чанбина. Он совсем ссутулился, опустил голову ему на плечо, расслабился. Чанбин продолжал крепко сжимать его в своих объятиях.

— Как ты? — спросил он чуть погодя. — Отошёл?

Хёнджин весь напрягся, испытывая прилив стыда.

— О чём ты? — недоверчиво спросил он. От Чанбина он не отстранился, продолжая нежиться в его руках.

— Все твои движения, даже самые незначительные, ломаные и жёсткие, когда обычно мягкие и плавные. Выглядишь так, будто напуган.

Хёнджин заулыбался, поражаясь такой наблюдательности. И почему-то именно в этот момент его отпустило. Вдруг дышать стало так легко, а внутренне сопротивление растрескалось и осыпалось.

Он таки поднялся с плеча Чанбина и посмотрел на него, продолжая широко улыбаться.

— Ты слишком внимательный.

— О, так я прав? — хохотнул Чанбин.

— А ты это от балды ляпнул?

— Не совсем. То, что ты напряжён, заметно, но я не думал, что это именно из-за страха. Ты меня боишься?

Чанбин продолжал приобнимать Хёнджина. Одной рукой он убрал прядь волос, упавшую на лицо, за ухо, после чего провел ладонью по его щеке.

Взглял его был весёлым, но не насмешливым.

— Ага, очень, — с долей сарказма проговорил Хёнджин, а потом дёрнулся и вскрикнул от неожиданности, потому что Чанбин решил вместо ответа атаковать его щекоткой.

Подлый ход, Хёнджин слишком чувствительный, особенно в их ситуации! Он уже хотел было начать возмущаться, но Чанбин не позволил этому случиться, тут же наклоняясь и целуя его.

В этот раз ощущения были знакомы. Теперь ничего не сдавливало грудь Хёнджина, и ноги его не слабли. Хёнджин мог в полной мере насладиться поцелуем с Чанбином и делал это. Он обнял его за плечи, почти вцепился, чтобы тот не дай бог не вздумал отстраниться раньше, чем Хёнджин захочет этого сам.

Но Чанбин, видимо, и не планировал останавливаться. Хёнджин почувствовал его руки на своей спине и боках, а после под футболкой, и так это было стремительно, что Хёнджин не успевал всё это осмыслить. Он понимал, что в такой момент лучше вообще ни о чём не думать, но не мог.

Когда руки Чанбина оказались под одеждой Хёнджина, он оторвался от его губ и, оставляя мягкие поцелуи на подбородке и линии челюсти, опустился к шее. Хёнджин задрал голову, позволяя целовать себя так, как Чанбин хочет.

Это было приятно. Местами щекотно, местами ощущалось давление и лёгкие укусы, но это было действительно приятно, и Хёнджин хотел бы расслабиться, отдаться этим ощущениям, позволить им завладеть им, но это проклятое чувство контроля, которое выключить по щелчку просто не получалось, не давало ему этого сделать.

Хёнджин пытался понять, что он чувствует, разобрать это на оттенки, на составные части, обозначить каждую, понять, и из-за этого он терялся, разрывался между атакующими его мыслями и необходимостью делать что-то и для Чанбина, а не стоять как истукан.

— Хёнджин, — позвал его Чанбин, прекращая какие-либо действия и отстраняясь. — Всё в порядке?

Хёнджин нахмуренно закрыл глаза и устало вздохнул.

— Всё хорошо, не переживай.

— Я просто не знаю, как мне быть, — почти шёпотом проговорил Чанбин. Его руки остались под футболкой на талии Хёнджина, и он слегка поглаживал его там. — Я не хочу тебя принуждать, если ты не хочешь.

— Тебе кажется, — всё так же хмуро глядя на него, ответил Хёнджин. — Просто продолжай. Пожалуйста.

А про себя он закончил: «Я постараюсь привыкнуть и расслабиться, вот увидишь».

И звучало это жалко. А по отношению к Чанбину отвратительно, будто тот его действительно заставлял.

Но говорить об этом не хотелось, что-то объяснять тоже. Это долгий разговор без какой-либо уверенности в том, что Чанбин его поймёт. И потому, тихо извинившись, Хёнджин сам прильнул к нему, снова целуя, стараясь показать свою уверенность и желание, которого было хоть отбавляй.

Он накрыл руками руки Чанбина и повёл ими по своему телу, показывая, что Чанбин может прикасаться к нему. Повёл сам там, где ему особенно приятно, управлял руками Чанбина, где-то ведя совсем легко, еле касаясь, а где-то сжимая, показывая как именно ему нравится. Чанбин схватывал на лету, и вот уже Хёнджину не нужно было ему подсказывать.

Вместо этого он начал стягивать одежду с него, и получалось это из рук вон плохо, потому что им нужно было оторваться друг от друга, а никто из них этого не хотел.

Первым сдался Чанбин. Он всё же отстранился от Хёнджина — всего на жалких несколько сантиметров — и взглянул на него.

— Не хочешь в этот раз остановиться только на поцелуях? — спросил он, а по взгляду было видно, как сам он этого не хочет.

Хёнджин чувствовал себя неспособным сопротивляться сейчас. Не тогда, когда Чанбин был так близко, когда его тепло опаляло кожу, когда собственное возбуждение растекалось по венам вместе с кровью, обжигая изнутри.

Хёнджин чувствовал себя кроликом перед удавом — околдованный, пленёный и, может быть, немного напуганый предстоящей перспективой, но ни капли не сомневающийся в том, что он хочет это сделать.

Вместо ответа Хёнджин, продолжая смотреть в глаза Чанбина, опустил руки ему на поясницу и резко надавил, вжимая в себя. Только лишь для того, чтобы наглядно показать ему, насколько он возбуждён.

Хёнджин не ожидал, что это действие выбьет весь воздух из него.

— Чёрт, — выдохнул Чанбин и потёрся бёдрами о Хёнджина, который уже совсем не соображал от переизбытка ощущений, но ещё больше — эмоций, которые накрывали его всё больше и больше. — Руки.

Хёнджин услышал команду будто сквозь вату. Он торопливо поднял руки, и Чанбин стянул с него футболку, а следом и с себя.

Как же Хёнджин наслаждался открывшимся видом. Кто бы мог подумать, что его будет так уносить от одного только вида обнажённого тела Чанбина. Его руки тут же оказались на вздымающейся от частного дыхания груди. Хёнджин провёл по горячей мягкой коже, а после сжал упругие мышцы — просто не мог отказать себе в этом удовольствии.

А Чанбин тем временем уже разбирался с застёжкой на его штанах, и когда у него это получилось, и он, приспустив штаны и бельё, прикоснулся к нему, Хёнджин в очередной раз свалился на него, просто роняя себя от того, как ослабло всё его тело.

Слишком много за один раз, Хёнджин просто не в состоянии справиться с этим. Возможно, Чанбин был прав, и им стоило в первый раз остановиться только на поцелуях. Хёнджину страшно представить, что с ним может случиться, если они пойдут ещё дальше, и готов ли он с этим справляться? Во всём важна мера, а нетерпение и погоня за большим, погоня за удовлетворением собственных желаний без оглядки на последствия могла привести к чему-то, что, скорее всего не обрадует.

И нет, Хёнджин чувствовал себя великолепно. Рядом с ним Чанбин, тот, кто ему очень нравится, возможно, немного больше, чем очень. Внимательный, осторожный, заботливый Чанбин, который прямо сейчас заставлял Хёнджина чувствовать себя совершенно потрясающе. Даже если Хёнджин неверно понимал эти ощущения — не важно, он не назвал бы это иначе ни сейчас, ни после.

И от того, как этого было много, Хёнджин полностью перестал обращать внимание на то, что происходит вокруг него. Он вцепился в Чанбина мёртвой хваткой, растворяясь в удовольствии. И сквозь это, где-то совсем отдалённо, Хёнджин чувствовал, как Чанбин осыпает поцелуями его плечо и свободной рукой поглаживает поясницу. Это казалось таким милым, что где-то в груди щемило от нежности.

А потом и это потерялось где-то на переферии, потому что с очередным быстрым движением руки Чанбина, Хёнджина накрыло что-то совсем огромное, горячее, почти удушающее своими объёмами. Он сильнее прижался к Чанбину, когда уже казалось, что ближе некуда. Это чувство снова и снова обрушивалось на него, пока он пытался ощутить ещё больше. В этот момент мгновение казалось больше вечности. Настолько же, насколько и ничтожно коротким.

Хёнджин переводил дыхание в объятиях Чанбина, который продолжал гладить его спину. В этот момент ему показалось, что это оно и есть. Будто до этого он ни разу не испытывал оргазм, настолько хорошо и почти невероятно это было. Чанбин всего лишь использовал руку. И Хёнджин был уверен, что всё это случилось только потому, что это был он. И это — как показатель того, что Чанбин действительно ему нужен, что Хёнджин действительно чувствует потребность в нём. Что Хёнджин влюблён, как никогда до этого.

Пугающее чувство. Сладкое.

Хёнджин весь растекался от ощущения этой потребности. Ему так хорошо от того, что он чувствует, как Чанбин ему нужен, как сам он хочет оставаться рядом с ним.

Хёнджину так хорошо от того, насколько же рядом с Чанбином хорошо.

И только в этот момент Хёнджин вспомнил, что сам он и пальцем не пошевелил, чтобы сделать Чанбину хоть немного приятно.

— Молчишь, дурак, — прошептал ворчливо он и принялся торопливо расстёгивать его штаны.

Чанбин тихо рассмеялся.

— Видел бы ты себя со стороны, — он отступил на полшага назад, чтобы Хёнджину было удобнее. — Обо всём бы забыл, как и я.

Чанбин пристально наблюдал за действиями Хёнджина, что немного нервировало, из-за чего он как-то дёргано избавлял его от одежды. Хёнджин уже основательно уселся на стол и уткнулся лбом Чанбину в грудь, чтобы не видеть его и не давать возможность ему смотреть.

Чанбин ничего на это не сказал, только положил чистую ладонь ему на макушку и потрепал и без того растрёпаные волосы.

Хёнджин боязливо обхватил его член рукой, отмечая про себя, какой же он горячий и мягкий. Или нежный? Потому что называть твёрдое мягким, возможно, неправильно. В любом случае это было не то же самое, как прикасаться к себе, и это немного будоражило.

Хёнджин слишком много отвлекался на мысли, которые огромным потоком наполняли его бедную голову, отчего его движения были рваными и абсолютно бессистемными. Но в своё оправдание Хёнджин действительно старался сделать приятно. И, вероятно, у него получалось, потому что сверху доносилось шумное дыхание Чанбина, а сам он подмахивал бёдрами.

И прикасался. Хёнджину казалось, что руки Чанбина везде. Он невольно сравнивал с собой: сам он весь превращался во что-то статичное, почти недвижимое и очень напряжённое, когда как Чанбин будто не мог остановиться.

Хёнджину нравилось ощущать его руки на себе. Ему хотелось сделать ещё приятнее Чанбину, хотелось показать, что ему важно его удовольствие. Хотелось, чтобы Чанбин это знал.

Хёнджин начал понемногу целовать его грудь, постепенно переходя во что-то более серьёзное, в итоге уже оставляя откровенные следы на его коже. И Чанбин награждал его за старания тихими постанываниями и более резкими точками бёдер в его ладонь.

— Иди сюда, — позвал Чанбин и поднял его голову под подбородок.

Хёнджин потянулся к нему, и Чанбин поцеловал его. Так же беспорядочно, как и движения руки Хёнджина. И в этом было что-то такое, отчего в его груди снова защемило от переполняющих чувств.

Хёнджин почувствовал, как Чанбин весь напрягся, а после — тёплые брызги на своей груди, щекотно стекающие к животу.

Хёнджин отстранился от Чанбина, абсолютно счастливо улыбаясь. Он посмотрел на него и встретил полные обожания глаза. Хёнджину нравилось, когда Чанбин смотрит на него именно так.

— Ты пожалеешь об этом, — с искренней заботой предупредил он.

— Я знаю тебя не первый день, поверь, у меня было время подумать о том, надо ли оно мне, — в тон ему ответил Чанбин, будто прекрасно понял, что Хёнджин говорил не о том, что они только что сделали, а об их дальнейших отношениях, обсудить которые они ещё не успели.

— Да? И что решил?

— Решил, что хочу хотя бы попробовать.

— Только попробовать? А как же «долго и счастливо»? А как же «мы в ответе за тех, кого приручили»? — Хёнджин уже откровенно забавлялся.

— А тебя нужно было приучать?

Чанбин оставил быстрый поцелуй на виске Хёнджина и отошёл к раковине, чтобы сполоснуть руки.

— Не «было», а придётся!

— А сейчас тогда что было? На приручение не похоже?

— Нет. Это так, ерунда, захотелось просто попробовать, вдруг бы не понравилось.

Хёнджин так и сидел на столе, его совершенно не смущал ни его внешний вид, ни то, что смерма Чанбина высыхала на его животе, и отмывать её потому будет не так весело, как сейчас разглагольствовать.

— Не понравилось? — Чанбин попытался изобразить искреннее огорчение, но улыбка никак не сходила с его лица.

— Я, если честно, не понял. Нужно ещё раз попробовать. Для лучшего усвоения информации.

— Может, тогда не будем откладывать это в долгий ящик?

Чанбин кивком указал в сторону спальни, на что Хёнджин цокнул, страдальчиски вздохнув, но вместе с этим слез со стола, взял Чанбина за руку и сам повёл его туда.