Мэлс суетится у стола, расставляя чашки. Перед Тошинори она ставит вместо хрупкой фарфоровой чашки массивную деревянную кружку. Грубоватые, толстые стенки ее, шершавые на ощупь, долго хранят тепло. Кружка удобно ложится в руку, и Тошинори совсем не чувствует ее тяжести. Мелисса разливает чай. Вьется над чашками душистый парок. Тошинори отхлебывает и жмурится от удовольствия: его любимый, жасминовый. К чаю у них лимонный кекс. Мэлс делит его на три части и себе берет меньшую.

— Вы, наверное, проголодались с дороги, — она нарезает кекс аккуратными ломтиками и пододвигает блюдо с ним к отцу и дядюшке.

Они пьют чай молча, неспешно, согреваясь каждым глотком. Им некуда торопиться. Тошинори наконец дома, его путь закончился здесь. И можно теперь неторопливо отпивать из чашки, обмениваться взглядами и пить-впитывать покой и тепло. Так хорошо и уютно молчать рядом с теми, кто тебя понимает. И все слова сейчас кажутся лишними.

Однако у Тошинори есть еще одно незавершенное дело. Поэтому, после чаепития, он уходит. Дэйв не спрашивает куда. Он знает. Тошинори идет к морю. Где между дюнами из разноцветных камушков и ракушек сложен небольшой холмик. Он опускается перед ним на колени и кладет цветы - белые, полупрозрачные, нежные лилии. Проводит ладонью по нагретым на солнце камням: "Здравствуй, Катенька..." Он возвращается под вечер, но не заходит в дом. Молча сидит на крыльце и смотрит на закат, погруженный в собственные мысли.

"Знаешь, Катенька, я обещал защищать Дэйва и Мэлс. Обещал быть с ними рядом и оберегать их. Они мне очень дороги. У меня уже вряд ли будет семья. И вряд ли кто будет мне ближе и роднее Дэвида и Мелиссы. Я люблю их и хочу уберечь от боли. Наверное, я зря вернулся... Я не знаю, как долго мне еще осталось. А мой уход причинит им еще большую боль. Что мне делать, Катенька? Что мне делать?..."

Скрипнула дверь. Не оборачиваясь, он угадал по шагам Мелиссу. Мэлс прошла мимо и села ступенькой ниже. Острые плечи ее напряжены. Ее явно что-то беспокоит, но она не решается заговорить. Некоторое время они сидели молча. С моря потянуло холодом и Тошинори пересел поближе, не глядя притянул девочку к себе, укрывая полой куртки.

— Ну, почему вы, подростки, больше думаете о красоте, чем об удобстве? — пробурчал он куда-то ей в макушку.

— Дядюшка, - обиженно тянет Мэлс, — разве это платье не идёт мне?

— Очень, принцесса, — согласился тот, пряча улыбку. — Ты-красавица.

— Дядюшка, а ты к нам надолго? — вдруг спросила Мэлс, запрокинув голову и заглядывая ему в лицо.

Тошинори мягко усмехнулся и, не удержавшись, легонько дунул: разлетелась пушистая челка, дрогнули ресницы. Мелисса ойкнула и зажмурилась:

— Ну, дядюшка!

— Навсегда. Я приехал навсегда, милая, — сказал он.

Мэлс извернулась, обнимая его и всхлипывая:

— Я скучала, дядюшка. Я так скучала. Я ужасно-ужасно рада, что ты вернулся. Рада, рада, рада-аа-а...

Улыбнулась сквозь слезы:

— Все хорошо, дядюшка. Это я от радости... — она неловко мазнула рукавом по глазам и с благодарностью приняла протянутый ей носовой платок. Завозилась у него под боком, и локоны ее то и дело лезли ему в рот и нос.

Он чихнул и Мелисса встрепенулась:

— Пошли домой, дядюшка. Уже поздно.

Дверь снова распахнулась. В проеме стоял сердитый Дэвид:

— Эй, бродяги, мы ужинать сегодня будем?

Ответом ему был честный взгляд двух пар голубых глаз:

— А что, уже готово?

— Я ученый, а не повар, — с достоинством ответил Дэвид. — Конечно, нет. И добавил тише — А есть хочется.

И вздохнул так душераздирающе, что оба - Тошинори и Мелисса - сразу почувствовали себя виноватыми.

Первой не выдержала Мэлс, вставая и направляясь в дом. Тошинори легко обогнал ее и, остановившись на верхней ступеньке,улыбнулся Дэйву:

— Ужин готовлю я.

Дэйв поперхнулся воздухом.

— Бро, ты... Ты уверен? — прокашлявшись, осторожно уточнил он.

— Что ты, дядюшка! Не стоит, правда. Я сама. Все нормально. Я всегда готовлю на нас с папой. Мне не трудно, поддержала отца Мелисса.

Тошинори обернулся к ней, тепло улыбнулся:

— Милая, ты очень добра. Но, прошу, позволь мне сегодня позаботиться о вас.

Дэвид за его спиной побледнел и пробормотал:

— Боже, храни нас... Надеюсь, ты научился готовить за эти годы.

Он, как никто другой, знал о кулинарных талантах друга. И о том, что того невозможно переубедить, если он на что-то решился.

Тошинори услышал и проходя мимо него, похлопал по плечу:

— Надейся, друг мой, надейся. Думаю, я смогу тебя сегодня удивить.

Глаза его смеялись.

Дэйв передернулся и предпринял ещё одну попытку отвратить неизбежное:

— Может, пиццу закажем, Майти? И твои любимые гамбургеры.

Но Тошинори уже скрылся в доме, вместе Мэлс, на ходу уточняя, какие продукты у них имеются и достаточно ли их для ужина на троих. На кухне он преспокойно опоясывается розовым фартуком в цветочек и начинает готовить. Ловко, легко и быстро нарезая продукты, что смешивая, что-то чем-то заливая. Руки его так и порхают над столом. Вот он перемещается к плите. Кухня наполняется вкусными ароматами. Дэвид сглатывает, принюхиваясь. Тошинори словно читает его мысли:

— Нет, спасибо. Помощь мне не нужна, — в низком голосе отчетливо слышится усмешка. — Идите пока... Погуляйте, что ли. Как будет готово, я позову.

Дэйв хохочет и мотает головой, восклицая:

— Один-один, бро!

Мелисса за рукав утягивает его из кухни.

Оставшееся до ужина время дочка пытается узнать, почему он так сильно не хотел, чтобы дядюшка готовил ужин. Дэйв стоически отмалчивается, не желая портить ей аппетит и заодно репутацию обожаемого дядюшки. Ведь Мэлс верит, что дядюшка может все.

— Пусть дядюшка сам тебе расскажет, — наконец нашелся Дэвид и, глядя, как загорелись глаза Мелиссы, мысленно, посочувствовал старому другу. Зная дочку, он был твердо уверен, Тошинори расскажет ей все, что ее интересует и даже больше.

На ужин у них, внезапно, японская кухня: Кацудон и суп-рамен. В глазах у Дэйва бегущей строкой читается:

"Где ты взял ингредиенты?"

— В твоем кухонном шкафу, — вслух отвечает Тошинори. — И в холодильной камере.

На невысказанное: "А там-то они откуда взялись?" отвечает уже Мелисса:

- Я купила. Хотела приготовить к приезду дядюшки. Сделать ему сюрприз.

Растроганный Тошинори целует ее в макушку:

— Спасибо, принцесса.

— А есть мы все-таки будем, а? — напоминает о себе Дэйв. Тошинори смеется и накладывает ему первому.

— Дэйв, — тянет он, — я смотрю, морской воздух положительно повлиял на твой аппетит. Я рад, что ты наконец научился есть, не только когда Мелисса тебе напомнит. Минимум раз пять.

Мэлс прыскает, зажимая рот ладошкой, лукаво косится на отца. Потом смотрит в свою тарелку и ужасается:

— Но, дядюшка, я столько не съем!

— Милая, — проникновенно говорит Тоши, — пожалуйста, только не говори мне, что ты на диете.

Мелисса не находит слов, возразить ему и берется за ложку. Конечно, рамен положено есть палочками, как и все блюда японской кухни, но Тошинори не настаивает. Слишком это непривычно для его родных и неудобно. И из уважения к ним он тоже берет ложку. После того как Дэвид почти рявкает на него:

— Хватит смотреть на меня, точь-в-точь как моя бабушка. Ты меня пугаешь, Тоши. Садись-ка с нами и ешь, — с этими словами он накладывает Тошинори двойную порцию, по привычке, и вручает ложку, вилку и нож.

Следующие пятнадцать минут за столом царит тишина, иногда нарушаемая хлюпаньем и счастливыми вздохами.

После ужина они выбираются на веранду. Пить чай, слушать сверчков и смотреть, как на свет лампы слетаются мотыльки. Им так много нужно друг другу сказать.

Вечер прохладный и Тошинори с Дэйвом настаивают, чтобы Мелисса сходила переоделась или хотя бы накинула что-то поверх платья. Мэлс возвращается в свитере и с яблочным джемом. Она называет его "pyatiminutka" и говорит, что делала по маминому рецепту.

Свет старой, раритетной настольной лампы разгоняет сгустившиеся сумерки. В круге его тепло, словно от огня. А может оттого, что они наконец вместе? В центре стола пузатый чайник исходит паром и золотится в вазочке джем. Он умопомрачительно пахнет медом, травами и солнцем. Дэйв улыбается светло и печально. С какой-то беззащитной нежностью. Тошинори понимает. Этот джем напомнил ему о Катеньке. Он ощупью находит руку друга и накрывает своей:

— Все хорошо, бро. Мы с тобой. И Катенька - веришь ли нет, тоже сейчас с нами. Да, Дэйв она с нами. Это она смотрит на тебя из глаз Мелиссы. Это ее я вижу в улыбке моей принцессы. И в этом джеме тоже она... Она в нашей памяти. Она здесь, — он поднимает ладонь Дэйва и касается ей его груди.

Чай немного горчит. Тонкая фарфоровая чашка обжигает пальцы. Дэйв дует на него и чуть морщится. Смотрит на друга поверх чашки и улыбается. Он пересаживается на ту сторону стола, рядом с Тоши, с другой стороны Тошинори обнимает Мелисса. Свет ложится кругом, отсекая их троих от ночной темноты. Свет, клубком сворачивается под ребрами, растекается, разливается, наполняя их теплом. Тонкой невидимой нитью связывает и объединяет их троих, как настоящую семью.

***

Будет вечер сегодня длинным

Сегодня они вспоминают только хорошее.

Тошинори рассказывает Мелиссе о своей геройской молодости. О том, как он стал Всемогущим. Тошинори рассказывает ей о том, как встретил Дэйва и как тот стал ему братом. Об их совместных приключениях. Дэйв смеется, возмущенно пихает его локтем в бок, перебивает и уточняет, как все было на самом деле. Они спорят до хрипоты и снова смеются. А Мелисса слушает с горящими глазами, словно наяву представляя молодых дядюшку и папу. Мелисса восхищенно или испуганно ахает, прижимая ладошку к губам. Она улыбается, иногда хохочет в голос - звонко и заливисто, хмурится и порой даже смахивает слезы в особо волнительных местах. Но у все дядюшкиных рассказов счастливый конец.

А потом Мелисса просит:

- Пап, расскажи, как ты познакомился с мамой.

И Дэйв с удивлением обнаруживает, что ему больше не больно вспоминать о ней. И говорить ему легко. Он рассказывает дочке о том, как сильно любил и любит ее маму. Он рассказывает о том, какое счастье она ему подарила своей Любовью. И о том, что это счастье навсегда с ним. Ведь Любовь никогда не перестает.

Сегодня они вспоминают только самое лучшее. И в круге света от старой настольной лампы нет места скорби.

"Со временем боль пройдет и на ее место придут воспоминания..."

**