Щелк.

Тьма расступилась, на вспыхнувшем экране телевизора стало появляться изображение.

Это было общежитие для преподавателей, расположенное в самом дальнем углу старого академгородка. В это общежитие, размещенное на отшибе, университет в основном отправлял жить молодых учителей. Экстерьер был довольно красивым: стены из красного кирпича и белые ступени. Плющ и зеленые виноградные лозы нежно опоясывали это старое здание в западном стиле. Никто не может пройти мимо, не взглянув на этот дом. Но только те, кому посчастливилось стать учителем, могли войти внутрь, чтобы понять, насколько же этот красивый дом был старым. Он постоянно был в состоянии ремонта. Внутри стены пестрели от многочисленных слоев краски, как старое лицо, покрытое бесчисленными слоями макияжа.

Дом был настолько стар, что здесь даже не было цифрового телевидения. У каждого в этом общежитии были кабельные телевизоры, иначе как антиквариатом назвать их было нельзя.

«В средней и нижней части течения реки Янцзы продолжают идти проливные дожди…»

Юноша прошел мимо поста на входе, за треснувшим стеклом слышался звук телепередачи. Обычно дежурившая старушка останавливала его и начинала кричать:

– Эй, студентик, разве ты не знаешь? Это общежитие для преподавателей. Ты студент и не можешь сюда приходить.

Но сегодня старушка его не донимала. Возможно, потому что отвлеклась, или из-за того, что зрение ее совсем ухудшилось, но она не заметила, как он прошел мимо этой темной ночью.

Молодой человек поднялся на третий этаж и постучал в знакомую железную дверь.

Дверь со скрипом открылась, высунувшая голову женщина спросила:

– Это ты?

Юноша тихо произнес:

– Учитель Се.

Хотя было уже довольно поздно и юноша был совершенно нежданным гостем, но она была его учителем и самым близким ему человеком во всем университете, поэтому после секундного удивления женщина все-таки впустила юношу внутрь.

Она налила ему чашку чая, добавив немного нарезанного имбиря. На улице шел дождь, она чувствовала, что юноша промок и замерз – горячий чай с имбирем поможет ему согреться.

Учитель Се поставила дымящуюся чашку на чайный столик перед своим учеником, который неловко мялся у дивана.

– Когда ты вернулся?

– Сегодня.

– Пожалуйста, присаживайся, – сказала учитель Се.

Юноша осторожно сел, положив руки на колени. Он вел себя очень скованно и к чаю не прикоснулся.

– Почему ты не сообщил мне заранее, что вернешься? Есть ли вообще автобусы, которые идут до университета так поздно?

– … Мм.

– Как дела у твоей семьи?

Юноша какое-то время сидел молча, опустив голову и ковыряя дырку на джинсах.

– Моя мама все еще хочет, чтобы я бросил учебу…

Учитель Се молчала.

Он уже учился в университете. Университет не имел права настаивать: продолжать студентам учиться или нет. Учитель Се говорила с его матерью и пообещала ей предоставить льготы по оплате за обучение в связи с их финансовыми трудностями, в надежде, что та позволит своему сыну закончить учебу в университете, ведь он так упорно трудился, чтобы в него попасть.

Но мать резко отказала:

– Что там учить? Китайский? Кто не умеет говорить по-китайски? Вы просто пытаетесь выманить из меня деньги!

Учитель Се терпеливо и мягко пыталась объяснить ей:

– Ваш сын очень талантлив. Послушайте, он уже учится на втором курсе, разве не будет жаль сдаться на полпути? Тем более, что после того, как он закончит учебу через два года, ему будет легче найти работу. Я спрашивала у него, в будущем он хочет стать учителем. С его оценками у него не будет проблем с трудоустройством. Это мечта вашего сына, а преподавание – это стабильная работа…

– Не сможет он стать учителем! Вы что, его лицо не видели?

Слова матери были подобны тупому ножу, незримо нанесшему удар.

Учитель Се очень разозлилась, но не знала, что ответить.

– Я хочу, чтобы он вернулся домой прямо сейчас и начал работать! У нас больше нет денег! Хватит ему зря тратить время! С этим… с этим лицом… Что он может сделать, даже если выучится? Какая школа захочет взять такого учителя?

Так что же это было за лицо?

В комнате учительницы Се горел тусклый свет, слабо освещавший лицо юноши. Учитель Се уже привыкла к его чертам лица, но каждый, кто видел его впервые, с ужасом втягивал воздух – лицом это было лишь наполовину. Из-за какой-то неизвестной болезни пурпурные пятна покрывали его голову ото лба до затылка, словно кусок гниющей плоти.

Это было шокирующее зрелище, совершенно ненормальное.

«Уродец!»

«Не приближайся к нему, кто знает, вдруг он заразный».

«Эй! Половинчатый!»

Взросление с таким лицом неизбежно было связано с издевками и насмешками.

Из-за того, что он был болен и уродлив и не знал как это скрыть, мальчик с детства попадал под бесконечный поток презрения. Как бы усердно он ни учился, как бы дружелюбно ни общался с другими, для них он все равно был подобен злому дракону, летящему по ясному небу, и к мальчику не относились как к равному.

Такие люди, как учитель Се, кто мог видеть, что нормальная половина его лица была очень нежной и ласковой, были редкостью.

Он всегда мягко и без сопротивления переносил всеобщие издевательства. Иногда даже смеялся вместе со всеми, будто действительно сделал что-то не так.

Но что именно он сделал не так?

Учитель Се все это видела. Во время учебы он всегда был очень сосредоточен, послушно выполнял свои задания и молча брал на себя большую часть работы, если его определяли в группу. Когда другие издевались над ним, он всегда просто терпел, безмолвно и без агрессии.

– Все в порядке, учитель, я очень рад тому, что вы общаетесь со мной. Раньше, в моей деревне, люди переходили на другую сторону улицы, едва только завидев меня. Никогда еще не было никого, подобного вам, кто бы так внимательно слушал меня и разговаривал со мной… Одногруппники тоже очень хорошие. По крайней мере, в меня никто кирпичом не кидал.

Он говорил очень спокойно, но его голова была всегда опущена, а плечи сгорблены. Годы тяжелых унижений уже вызвали деформацию позвоночника, давление согнуло его.

Позже она сказала ему:

– Если хочешь, после вечернего самообучения можешь всегда приходить ко мне на индивидуальные консультации. Если есть что-то, чего ты не понимаешь, что-то, в чем тебе нужна моя помощь, просто дай знать.

Он смущенно улыбнулся, стыдливый румянец проявился на нормальной половине его лица.

За те два года, что учитель Се знала его, она привыкла к тому, что он, сгорбившись, стучал в дверь ее комнаты в общежитии. Приносил ей записи: прозу и даже стихи или песни, которые сочинил сам, и просил у нее совета.

В наши дни многие любят злословить, и очень немногие любят писать стихи.

Однако он упорно продолжал писать, даже когда его одногруппники издевались над ним, называя его уродливым уродом, который пишет уродливые вещи, такие же уродливые, как его гниющая виноградная кожа.

В ответ он лишь слегка улыбался и продолжал писать.

Но теперь у него нет права даже на это.

Мысли о произошедшем заполнили разум учительницы Се. Она ощутила острое чувство печали  и с жалостью посмотрела на юношу перед собой.

– Учитель, на этот раз я пришел попрощаться,  – сказал юноша. – Завтра я уезжаю.

– Ты возвращаешься домой?

– …Хм, вроде того, – он сделал паузу, – Учитель, если бы моя болезнь была не на моем лице, если бы она была на том месте, где люди не могли бы ее видеть, то они относились бы ко мне немного добрее. Вот было бы здорово.

В конце концов, учительница Се больше не могла сдерживаться, уголки ее глаз покраснели. На данный момент она уже сделала все, что было в ее силах. Однако, она не была членом его семьи и не могла повлиять на принятие окончательного решения. Она не могла его спасти. Положение юноши  в семье ухудшалось с каждым днем: его мать жалела о том, что отпустила его учиться, тем более что в семье был еще второй здоровый сын, который пока еще учился в старшей школе. Если они отзывают обратно больного ребенка, то могут позволить здоровому занять его место.

Учитель Се не могла винить его мать, ведь ей пришлось взвесить все «за» и «против» в сложившейся ситуации и принять справедливое решение.

– Ты… Эссе, которое ты оставил мне в прошлый раз, то, которое хотел, чтобы я просмотрела, я еще не закончила редактировать его… – Чувствуя, что вот-вот расплачется, учительница Се поспешила сменить тему. – Но я очень внимательно прочитала первые части. Почему бы тебе не начать процедуру отчисления немного позже, подожди, пока я все отредактирую.

– Нет, – он с улыбкой покачал головой. – Когда наступит утро, я должен буду уйти.

Она чувствовала столько сожаления: почему она всегда считала, что время еще есть?

Почему бы ей не ложиться спать этой ночью, чтобы успеть отредактировать его эссе?

Зачем она тратила время на походы по магазинам, болтовню и долгие, бессмысленные встречи?

Прямо здесь и сейчас мечта ее ученика вот-вот разобьется вдребезги, и сердце его тоже вот-вот разобьется. Как его учитель, она не могла даже подарить его мечте надежду на прощание.

– Мне жаль…

– Все в порядке, – сказал он. – А еще я написал последнее стихотворение. Могу я отдать его вам?

Она поспешно кивнула. Юноша достал лист бумаги из рюкзака и протянул ей. Бумага была очень тонкой и казалась почти невесомой.

Она читала слово за словом. Это было настоящее любовное стихотворение: горячее и восторженное, но деликатное. Она читала работы многих мастеров, пишущих о любви. От древнего «И в лунном сиянии высохнут слезы у нас»*, до современного «Мои глаза красивее, потому что в них отражаешься ты». Но в этот момент казалось, что ни одно из них не могло сравниться с тем, что было написано на листе бумаги, который подарил ей ее ученик.

Он ничего не говорил прямо, как будто это могло нарушить ритм стихотворения.

Юноша был поэтом. Он знал, что если любовь между двумя людьми с разным социальным статусом потеряет эту поэзию, останется только смущение.

– Это вам на память.

Нежность была написана как на уродливой, так и на нормальной половине его лица.

– Простите, учитель, я в самом деле не могу позволить себе купить вам подарок.

– Нет ничего, что было бы лучше этого, – она отвернулась, сдерживая рыдания. – Тебе… Тебе надо что-нибудь перекусить. Я пойду поищу что-нибудь к чаю для тебя.

Пытаясь успокоиться, учительница Се копалась в шкафчиках. Она нашла коробочку с бисквитным печеньем и поставила ее на стол.

Юноша вежливо поблагодарил ее. Под пристальным взглядом учительницы Се он, наконец, осторожно дотронулся до чашки, но тут же отстранился и тихо произнес:

– Слишком горячо.

Учитель Се прикоснулась к чашке.

– Хм? Теплый же.

Но все равно подлила ему холодной воды.

Юноша жевал свое любимое печенье и медленно пил чай.

Он закончил есть и пить. Ночь только начиналась.

– Учитель, могу я еще ненадолго остаться здесь и почитать? – спросил он.

– Конечно.

Юноша снова улыбнулся и произнес немного смущенно:

– Я доставляю вам столько неудобств, даже когда собираюсь уйти.

– Ничего страшного, ты можешь оставаться столько, сколько захочешь... Да, раз уж ты уезжаешь, дай мне свой адрес, я буду высылать тебе хорошие книги, которые попадутся мне на глаза. Учитывая, насколько ты умный, даже если будешь заниматься только самообучением, это будет уже не так уж плохо, – учительница Се как могла старалась немного утешить его. – Если тебе понадобится какая-то помощь, ты можешь связаться со мной через «WeChat».

Юноша взглянул на нее.

– Спасибо, – он сделал паузу. – Если бы все были такими, как вы, тогда может быть…

Он опустил голову и больше ничего не сказал.

В общежитии у нее было очень много книг. Из-за того, что его уродство было на поверхности, он оказывался в центре внимания каждый раз, когда шел в библиотеку, поэтому она стала приглашать его в общежитие для преподавателей и давала ему для чтения свои собственные книги.

Вот так он и провел всю ночь, читая книги в общежитии для преподавателей, как будто только в эту ночь он мог сказать все что хотел, перед возвращением в родной город.

Он очень редко вел себя настолько свободно. Раньше он никогда не задерживался допоздна, беспокоясь о том, что нарушит распорядок дня своей учительницы. Но сегодня было исключением.

Учительница Се не винила его за эту последнюю прихоть. Она бодрствовала с ним и вторую половину ночи. Однако усталость постепенно взяла свое и она уснула за свои рабочим столом, не заметив этого.

В полусне она смутно услышала, как ее ученик вдруг позвал ее:

– Учитель Се.

Она вяло хмыкнула, обозначая, что слушает.

– Есть еще одна вещь, за которую я хочу извиниться перед вами… Те кражи, что случались в нашей группе... Студенты продолжали терять свои вещи и никак не могли их найти, вас тогда за это критиковали… На самом деле это я забирал их вещи.

От удивления она проснулась, но тело ее было слишком уставшим. Она чувствовала себя настолько потяжелевшей, что не могла подняться.

Юноша говорил с явной грустью:

– Но мне не была нужна ни одна из их вещей. Я не брал их денег… Когда они издевались надо мной, я в самом деле их ненавидел... Я бросал все их сумки в кучу соломы и жег все дотла. Они заподозрили меня, но вы даже тогда без всяких вопросов просто поручились за меня. Но виновником все-таки оказался я… У меня не хватило духу признаться тогда. Только в глазах одного человека я, наконец-то, был нормальным и даже хорошим человеком... В ваших… Учитель, я очень эгоистичен, да?

Он сделал паузу.

– Я бы не знал, что делать, если бы вы разочаровались во мне. Вы единственный человек, который меня признал.

Под конец фразы его голос сошел до шепота. Но его взгляд стал ясным, почти прозрачным, как будто он освободился от тяжелой ноши.

– … Это единственное, о чем я сожалею больше всего... Учитель Се, мне правда очень жаль. Моя болезнь, кажется, дала метастазы от моего лица к моему сердцу. Если у меня будет следующая жизнь, я очень хочу быть нормальным человеком... Не хочу быть настолько больным, чтобы даже не иметь права быть любимым… Учитель Се…

Ветер со свистом влетел в окно, заставив бумаги на столе трепетать, словно флаги призыва душ.

А потом вернулась тишина.

Чай на столе остыл.

Проснувшись на следующее утро, учительница Се обнаружила, что всю ночь проспала на своем рабочем столе. В ее комнате было чисто и опрятно. Ее ученик всегда был очень вежлив, но на этот раз он не попрощался со своей учительницей, прежде чем привести все в порядок и уйти.

Она не могла не чувствовать себя немного подавленной. С заспанным видом она поднялась и отправилась в гостиную.

Когда она взглянула на чайный столик...

Ее глаза округлились так, будто ей на голову вылили таз с ледяной водой!

Чай, который она вчера налила юноше, покрылся льдом, но ведь...

Температура в комнате была явно около 27 градусов!

Как такое возможно?

Выпученными черными глазами она оглядела комнату, замечая все больше и больше знаков, которые повергли ее в шок. Вчера она ясно видела, как ее ученик ел бисквитное печенье, однако сейчас в формочках в жестяной коробке все печенья были на месте. Чай в чашке превратился в лед, и уровень жидкости в ней не снизился, и, наконец…

То завуалированное любовное стихотворение, содержание которого она до сих пор хранила в сердце, лист бумаги, который он на прощание подарил ей…

Исчез.

Или, может быть, правильнее было бы сказать, что того листа бумаги никогда и не существовало?

Вдруг раздался сигнал телефона, заставив ее вздрогнуть от испуга. Она сразу же схватила его и увидела, что это всего лишь спам-сообщение. Она вздохнула с облегчением, но потом, словно о чем-то вспомнив и окончательно очнувшись ото сна, она быстро набрала номер своего ученика.

Бип. Бип. Бип.

Ее сердце билось в такт с каждым гудком.

– Алло?

На другом конце провода послышался знакомый голос женщины средних лет. Он звучал грубо, а сейчас еще и гнусаво из-за слез. До этого учитель Се несколько раз общалась с матерью юноши по телефону.

Ее сердце словно провалилось в черную, как смоль, дыру, и падало все ниже и ниже.

После паузы в нее вдруг ударили шквалом обвинений:

– Это вы! Снова вы!! У меня еще не было времени добраться до вас! Но вот вы позвонили первой!

Женщина сыпала обвинениями, но учительница Се не могла вспомнить, что же она тогда говорила. В ее сознании не осталось ничего, кроме белой пустоты. Все, что она услышала, был жалкий крик в конце, похожий на сигнал тревоги.

– Он мертв! Мертв!

Кровь застыла в ее жилах.

Мертв?

– Это вы во всем виноваты!! Он поссорился со мной и сбежал, на улице был сильный ливень, полиция сказала, что там был поврежденный участок электрического кабеля…

В ушах учительницы Се стоял звон.

Сквозь яростные обвинения и оскорбления она едва могла разобрать слова, призрачные, как прощание из потустороннего мира.

Женщина на другом конце провода печально сказала:

– Что еще вам надо? Что еще надо?!

___

– Вчера был его седьмой день!!! [В Китае считается, что на седьмой день душа умершего возвращается, чтобы попрощаться.]

Автору есть, что сказать:

Привет друзья, график обновления между 21:00 и 22:00, где-то примерно в 21:30.

Характеры персонажей немного отличаются от того, что я анонсировала раньше, я была не совсем довольна ими, так что удалила много глав и переписала их заново... Поэтому не обращайте слишком много внимания на изначальную установку, ха-ха-ха. Мне очень нравится читать и отвечать на комментарии о самой истории. Раньше я любила делать это во время написания историй, но позже, читая комментарии, я всегда встречала то, от чего у меня начинала сильно болеть голова. По правде сказать, это действительно повлияло на мое настроение. Я еще не закончила все свои черновики, поэтому сейчас я просто безэмоциональная машина для обновлений, которая появляется в сети только для того, чтобы повесить новую главу и тут же уйти в оффлайн. Я не могу отвечать, извините...

Я пишу только потому, что мне нравится писать, независимо от того, верят в это другие или нет, хах, поэтому, даже если я знаю, что драматические романы сейчас наиболее популярны, где в сюжете актив и пассив будут первой любовью друг друга, им не мешает третья сторона, они сладкие и изнеженные весь роман – роман, приносящий только удовлетворение. Многим авторам и читателям очень нравится такой тип работ. Иногда авторы, чтобы бросить вызов самим себе, пробуют писать такое. Но мне такое не нравится, я не из их числа, и сейчас я не планирую пробовать себя в таком жанре. Мне нравится писать клинически сумасшедших безумцев, грозных холодных красавцев, мерзавцев-извращенцев, пары, которые спорят, длинные работы с сюжетом об отношениях, где все происходит по принципу «ты бьешь меня, а я тебя». Так что я буду продолжать писать в этом духе, и я готова писать для читателей, которым нравится такое. Это нормально, если таких читателей будет немного, по крайней мере, я буду счастлива, пока буду писать и смогу развлечь себя. Сейчас писательство потеряло привычное взаимодействие с читателями, которое делало меня очень счастливой, я столкнулась с тем, что появляется все больше и больше ограничений на то, что можно писать, настолько, что это становится крайне утомительным. Я серьезно больше не хочу копаться в бардаке интернета, я могу только безэмоционально заходить в сеть, чтобы повесить обновление, а потом спокойно уйти в оффлайн, чтобы писать. Дело не в том, что я не отвечаю из безразличия, а в том, что я хочу писать должным образом, и мне хочется чувствовать себя лучше. Спасибо за понимание.

 --

*

Ду Фу (712 - 770)

 «Лунная ночь»

Сегодняшней ночью

В Фучжоу сияет луна.

Там в спальне печальной

Любуется ею жена.

По маленьким детям

Меня охватила тоска –

Они о Чанъане

И думать не могут пока.

Легка, словно облако

Ночью, прическа жены,

И руки, как яшма,

Застыли в сиянье луны.

Когда же к окну

Подойдем мы в полуночный час

И в лунном сиянии

Высохнут слезы у нас?

(Перевод Александра Гитовича)