Перед глазами Се Цинчэна будто снова появился тот тринадцатилетний подросток, смотрящий на него упрямо и беспомощно и изо всех сил старающийся молча сдержать свои чувства.

В тот день, когда он покидал семью Хэ, Се Цинчэну показалось, что он увидел в глазах того подростка что-то драгоценное, что-то, чего не увидишь во взгляде обычного пациента.

Но его сердце было слишком очерствевшим и нечувствительным к определенным эмоциям, не говоря уже о том, что тогда Се Цинчэна заботило множество других вещей и он не был настроен внимательно присматриваться к чувствам ребенка. Поэтому он инстинктивно сомневался в том, что в этих глазах были эмоции, выходящие за рамки отношений между врачом и пациентом.

Ему нужно было уйти.

Хэ Юй действительно был тем, кого он принес в жертву… тем, кого он бросил.

В круговерти событий вокруг убийства Цинь Цыяня Хэ Юй был тем ребенком, которого он, скрепя сердце, оставил...

Однажды, когда Хэ Юя затянул водоворот болезни, он смотрел на Се Цинчэна таким же непоколебимым взглядом. Его взгляд был похож на взгляд юного дракона, протянувшего людям свой маленький коготь, доверившегося людям, но в итоге обманутого ими… С перебитыми крыльями, вырванным позвоночником и обломанными когтями, израненный, он лежал в пещере в оцепенении. Его маленькие крылья и когти были в крови, и все же, чтобы не потерять лицо дракона, он не осмеливался скулить слишком громко.

Хэ Юй был гордым человеком, поэтому со всем самообладанием, на какое только был способен, он сказал тогда: «Се Цинчэн, за последние годы я прошел через многих врачей. Они заставляли меня принимать лекарства, делали уколы и смотрели на меня с выражением лица, которое говорило, что я особенный, уникальный пациент. Вы были единственным, кто отличался… Потому что вы были единственным, кто относился ко мне как к человеку, который должен вернуться в общество. Вы сказали мне, что принимать лекарства и делать уколы – не самое главное, самое главное – наладить связи с другими и сформировать сильное сердце – это единственный способ удержаться... Доктор Се, мы не очень близки, но все же я... Я… Я думал, что вы видели во мне нормального человека со своими чувствами, а не просто пациента».

Даже имея в своем сердце такую гордость, он все равно был вынужден сказать что-то настолько по-детски наивное в конце...

«У меня много карманных денег. Я могу...»

Я могу нанять тебя.

Я могу удержать тебя здесь.

Ты мог бы не уезжать?

Пожалуйста, останься.

Тогда Се Цинчэн подумал, что столь сильное нежелание Хэ Юя отпускать его было связано исключительно с Се Сюэ. Возможно, даже сам Хэ Юй думал так же.

Но на самом деле это было не так.

Когда Се Цинчэн закрывал глаза и думал о том времени, он вспоминал, как перекидывал гораздо более молодого Хэ Юя через плечо, когда тот отказывался делать уколы или принимать лекарства, как дрожащие руки ребенка послушно расслаблялись, как он чувствовал вес мальчика, успокаивающегося у него на плече.

«Доктор Се».

«Се Цинчэн».

Этот голос из мягкого и незрелого превратился в хрипловатый, когда Хэ Юй вступил в подростковый возраст.

И позже в нем тоже звучала печаль, насильно прикрываемая упрямством и безразличием...

«Се Цинчэн, несмотря на то, что вы не больны, вы еще более бессердечны, чем я».

Ты бессердечный...

Моя болезнь не прошла. Она все такая же тяжелая, почему ты бросил меня...

Бах! Оглушающий выстрел, хлынувшая кровь, пролившаяся на его ладонь, холодные проницательные миндалевидные глаза юноши в темноте.

Он сказал: «Доктор Се, кто бы мог подумать, что правда окажется такой... притворяться столько лет, ты в самом деле отлично справился».

С таким выражением в глазах смотрел бы брошенный и раненый молодой дракон на человека, который растоптал его невинность и надежду?

Теплая тяжесть на плече Се Цинчэна будто бы исчезла.

Он закрыл глаза.

Единственное тепло, которое, казалось, еще оставалось, было там, где кровь Хэ Юя попала на его ладонь.

– Ты, должно быть, очень устал, – вдруг прозвучало сзади. Тяжесть на его плече вернулась, когда чья-то рука опустилась на то же место.

Се Цинчэн открыл глаза. Он был в полицейском участке.

Человек, положивший руку на его плечо, был Чжэн Цзинфэном.

Только что, погруженный в размышления, посреди этого хаоса и суеты Се Цинчэн вспоминал свое прошлое, связанное с Хэ Юем.

Стояла уже глубокая ночь. Се Цинчэн сидел в комнате для допросов напротив молодого криминалиста, который уже больше часа записывал его показания. Поприветствовав Чжэн Цзинфэна, криминалист собрал документы и ушел.

Хоть Се Цинчэн и не был родственником Чжэн Цзинфэна, но все-таки Чжэн Цзинфэн был особенно близок с его родителями. Поэтому он отказался от участия в снятии показаний и вошел в комнату для допросов только сейчас.

– Сигарету? – Чжэн Цзинфэн осторожно попытался завязать разговор.

– Да, пожалуйста, – устало ответил Се Цинчэн.

Чжэн Цзинфэн протянул ему сигарету и сел напротив. Прикуривая, Се Цинчэн закусил фильтр, потом вернул зажигалку на стол.

Сделав затяжку, он медленно поднял измученные глаза.

Чжэн Цзинфэн встретился с его взглядом. Несмотря на то, что он хорошо знал характер человека перед собой, в этот момент Чжэн Цзинфэн все же почувствовал, что взгляд Се Цинчэна его несколько беспокоил.

Он был слишком непреклонным, слишком острым.

Как нож или камень. Как глаза его покойных матери и отца.

И, возможно, он был даже еще более тревожащим. Ведь когда Чжэн Цзинфэн смотрел на него сейчас, после всего произошедшего, кроме физического истощения, в этих глазах совсем не было никакой слабины.

Рука, которой Чжэн Цзинфэн поджигал сигарету, непроизвольно дрогнула.

– Почему ничего не говорите?

Голос Се Цинчэна прозвучал немного хрипло – хоть это делало его чуть более похожим на нормального человека.

– Вы пришли не для того, чтобы просто посидеть.

– ... Потому что мне не хочется говорить то, что я должен сказать. Ты знал о риске, но все равно настоял на своем, – Чжэн Цзинфэн вздохнул. – К тому же, веришь ты мне или нет, до того, как прийти, я все время думал о том, как утешить тебя.

– …

– Но потом понял, что в этом нет необходимости, – старина Чжэн посмотрел на практически бесстрастное лицо Се Цинчэна.

Прикусив сигарету, Се Цинчэн пододвинул к себе пепельницу. Потом вытянул сигарету из потрескавшихся губ и стряхнул пепел.

– В этом действительно нет необходимости.

– Но знаешь, глядя на тебя сейчас, я кое-что вспоминаю.

– Например?

Чжэн Цзинфэн глубоко вздохнул:

– Я вспомнил, когда ты был маленьким...

– …

– Когда я встретил тебя впервые, ты был еще в начальной школе. В тот день твоя мама простудилась, и ты решил сам принести ей еду из столовой. – Стальные глаза Чжэн Цзинфэна заволокло нежностью от воспоминания. – Твоя мама любила яичный суп с томатами. Ты тогда был не слишком высоким, поэтому не мог дотянуться до половника, который стоял рядом с большой кастрюлей супа. Когда я увидел тебя, то подошел, чтобы помочь... Ты поднял голову, чтобы поблагодарить меня. Как только я увидел твои глаза, то больше не было никакой нужды в представлении – я сразу понял, что ты ребенок Чжоу Муин и Се Пина.

– …

– После этого ты часто приходил в участок, чтобы сделать домашнее задание. Когда ты уставал, то накидывал мамин или папин пиджак на плечи и дремал за столом, ожидая, пока они закончат свою работу. Я встречал детей многих из нашего подразделения, но ты был самым тихим и зрелым из всех.

Чжэн Цзинфэн выдохнул колечко дыма и откинул голову назад, наблюдая за ним.

– Позднее я не смог сдержать любопытства и спросил твоего отца, как он научил своего ребенка быть таким воспитанным? Он рассмеялся и ответил, что никто не говорил тебе, что делать, просто у тебя такой характер. Я подумал, что старина Се просто выпендривается, и не поверил ему, поэтому поспешил к тебе, чтобы спросить – не знаю, помнишь ли ты еще – но тогда я спросил тебя, почему ты такой прилежный... Ты показал мне свой приз с соревнований по боевым искусствам, который получил в тот день, – продолжал старый капитан. – И тогда ты рассказал мне...

Чжэн Цзинфэн:

– Ты хотел стать офицером полиции.

Се Цинчэн:

– Я хотел стать офицером полиции.

– …

Оба произнесли фразы одновременно, после чего замолчали.

Через некоторое время Чжэн Цзинфэн произнес:

– В этом возрасте у большинства детей, если спросить их, есть только смутные представления об их планах на будущее. Но не у тебя; как только я увидел блеск в твоих глазах, то понял, что ты настроен серьезно. Похоже, у тебя был четкий план с самого детства, поэтому ты всегда вел себя более серьезно, чем другие дети твоего возраста, из-за этой конкретной цели.

Се Цинчэн докурил сигарету и зажег еще одну.

Чжэн Цзинфэн сказал:

– Тебе не следует так много курить.

– Все нормально, – ответил Се Цинчэн. – Продолжайте.

Чжэн Цзинфэн вздохнул:

– ... Но каким бы спокойным и хладнокровным ты ни был тогда, ты все равно казался нормальным человеком. Когда я смотрю на тебя сейчас... Я в самом деле беспокоюсь за тебя. Обычный человек не смог бы до такой степени сдерживать свои эмоции, это свело бы его с ума. Сяо Се, на самом деле нет никакой необходимости в том, чтобы держать себя в таком напряжении.

– Я не чувствую ни напряжения, ни усталости, – сказал Се Цинчэн. – Вам не нужно выдумывать для меня слабости, я уже привык к своему нынешнему состоянию. Слабости – это для женщин, ко мне они не имеют никакого отношения.

Услышав эти слова, Чжэн Цзинфэн так разозлился, что у него заболела голова. Он поднял руку и указал на Се Цинчэна:

– Этот твой патриархальный подход – большая проблема. Пересмотри его. Хорошо еще, что сейчас тут нет женщин из нашего подразделения. А если бы были, то, каким бы красавчиком ты ни был, они бы от тебя закатили глаза, и, смею заверить, ты бы это действительно заслужил. Что за устаревшую ахинею ты несешь?!

Се Цинчэна подобные вещи не волновали.

Он потеребил сигаретный фильтр:

– Хватит светских бесед. Капитан Чжэн, давайте перейдем к более важным вопросам.

– Что из этих вопросов не важно? – Чжэн Цзинфэн впился в него взглядом. – Позволь спросить, разве твоя жизнь не важна? Разве те возмутительные видео, которые транслировались на телебашне, не важны? Ты заглядывал в свой телефон? У пользователей Сети сегодня настоящий урожайный день. Без сомнений, ты, Се Цинчэн, что-то из себя представляешь, раз разозлил ту преступную организацию до такой степени, что они пошли на то, чтобы забесплатно показывать видео о тебе. Скажи, это считается важным? Кроме того, ты и твой маленький друг были внутри, когда архив должен был вот-вот взорваться. Да, я верю, что все произошло так, как ты рассказал, но неужели ты считаешь, что люди, находящиеся на постах выше, поверят тоже? Ты в самом деле думаешь, что все так и работает? Тебя будут допрашивать, и твоего маленького друга тоже. Это считается важным? И еще кое-что, ты...

– Как его раны? – Се Цинчэн прервал бурную тираду капитана Чжэна.

Старина Чжэн вздрогнул от удивления.

С тех пор, как он вошел в комнату, это был первый вопрос Се Цинчэна, прозвучавший по-человечески.

Се Цинчэн чувствовал вину перед Хэ Юем.

Он очень редко чувствовал вину перед кем-либо, тем более перед кем-то, кто был значительно моложе его.

По правде говоря, иногда Се Цинчэн смотрел на молодежь и чувствовал, что они не очень-то похожи на живых, мыслящих существ.

Это не значит, что он не относился к ним как к людям, скорее, он просто не придавал значения тому, что они о нем думают.

Хэ Юй не был исключением.

Несмотря на то, что Се Цинчэн общался с ним на протяжении многих лет – с семи до четырнадцати лет Хэ Юя он всегда был личным врачом семьи Хэ, – он никогда не ставил Хэ Юя на один уровень с собой и не считал его человеком, с которым можно разговаривать на равных.

Он всегда говорил Хэ Юю, что делать, и, кроме односторонних указаний, никогда не стремился получить что-то в ответ.

Более того, он никогда и не думал, что от такого юноши можно что-то получить.

Впервые Се Цинчэн заметил, что Хэ Юй уже вырос, что у него появились эмоции и личные желания, которые он не мог игнорировать.

Се Цинчэн вспомнил ледяное выражение, появившееся в глазах Хэ Юя перед тем, как тот ушел, и снова посмотрел на засохшие пятна крови на себе. Впервые он явно почувствовал в отношении Хэ Юя эмоции, которые выходили за рамки его обычного отношения к пациентам.

Он снова спросил:

– Капитан Чжэн, как он?

– Твой маленький друг, должно быть, принял сегодня не то лекарство. – Чжэн Цзинфэн покачал головой. – Пошел за тобой в архив, несмотря на то, что никак не связан с тобой… А ты, как ты мог позволить ему участвовать в своих глупостях и делать что-то настолько опасное?

– … – Се Цинчэн опустил взгляд.

Тогда его разум действительно был в помутнении, всю его сущность разорвало на части девятнадцатью годами агонии, а его чувство осознанности было разбито вдребезги. Когда они с Хэ Юем отправились в архив, его единственной мыслью было то, что, возможно, он сможет, наконец, получить ответ на вопрос об организации, которая убила его родителей. Он даже не осознавал, что на самом деле его действия были слишком рискованными.

Только когда Лу Юйчжу достала пистолет, он резко пришел в себя.

К сожалению, к тому времени было уже слишком поздно.

– Радуйся, что Лу Юйчжу не умела обращаться с оружием, иначе вы оба погибли бы прямо там, в здании. И даже если бы ты не умер, если бы умер он, как бы ты смог смотреть в глаза его родителям? – Глубоко взволнованный Чжэн Цзинфэн провел рукой по волосам. – Раз уж мы об этом, он ведь сын Хэ Цзивэя. У тебя хватило гребаной наглости использовать даже сына Хэ Цзивэя для своих целей. Его родители звонили нашему начальству и спрашивали, что, черт возьми, происходит. К счастью, ему только прострелили руку, и он ничего не сломал. Иначе я бы... я бы...

Он несколько раз резко ткнул в Се Цинчэна пальцем.

– Хотел бы я посмотреть, как ты разгребал бы последствия!

Се Цинчэн закрыл глаза.

Хэ Цзивэй действительно несколько раз звонил ему, но Се Цинчэн не знал, что сказать, поэтому не поднимал трубку.

Позднее Хэ Цзивэй отправил ему сообщение с вопросом: «Почему Хэ Юй пошел за тобой и сделал такое?»

Се Цинчэн тоже не знал.

Возможно, это произошло потому, что в прошлом Хэ Юй действительно высоко ценил его убеждения. Возможно, семь лет дружеского общения заставили Хэ Юя решить, что их отношения – это нечто большее, чем тонкая связь между врачом и его пациентом.

Но сейчас...

После показа этих видео...

Изначальный ответ больше не имел значения.

Перед уходом взгляд Хэ Юя был холодным, таким же холодным, как в первый раз, когда они встретились, или, возможно, даже более ледяным, будто он смотрел на мошенника.

Размышляя об этом, можно сказать, что, сколько бы Хэ Юй ни говорил о своей неприязни к Се Цинчэну, он никогда раньше не смотрел на него с таким выражения лица.

Он никогда и ни на кого не смотрел с таким выражением.

Даже во время приступов болезни, когда он был безумен и кровожаден, озлоблен и беспощаден, Хэ Юй выплескивал все это на себя, весь вред причинял только себе.

Се Цинчэн был первым, на кого он бросил этот свой ужасающий взгляд.

– Эх, ладно, ладно, твой маленький друг сейчас вне опасности, не переживай так. – Чжэн Цзинфэн неправильно понял молчание Се Цинчэна. Сложив руки на столе, он немного смягчил свой тон. – Как и ты, он должен будет пройти все необходимые процедуры, которых требует расследование. Мы все объясним его родителям, но что касается того, следует ли тебе приносить им свои извинения, то это зависит только от тебя.

– ... Мм. – Се Цинчэн чувствовал себя взволнованным, к тому же он уже докурил вторую сигарету.

И потянулся за третьей.

Но Чжэн Цзинфэн отнял у него пачку.

– Ты пытаешься прикончить свои легкие или что? Ты куришь, куришь и куришь – кто вообще столько курит, а? Припоминаю, что в молодости ты не переносил курильщиков, что с тобой стало?

Се Цинчэн:

– Я раздражен.

– Даже если ты раздражен, ты не можешь столько курить.

– …

– Я знаю, что ты сегодня чертовски раздражен, у меня самого голова адски раскалывается. У меня внук в больнице с температурой 39, а я до сих пор даже не успел ему позвонить, – Чжэн Цзинфэн ударил костяшками пальцев по столу. – Так что смирись! Подожди, пока я договорю!

Се Цинчэн вздохнул:

– ... Ладно, говорите.

– Я только что слушал твои показания в комнате наблюдения. И я верю всему, что ты сказал. Но я говорю тебе... – В этот момент Чжэн Цзинфэн ответ взгляд чуть в сторону, и по какой-то причине его решительный голос стал более мягким. – Не слишком надейся… Я полагаю, что смерть Лу Юйчжу была давно спланирована, и что она тот человек, который имелся в организации, чтобы взять вину на себя. Они даже оставили улики и следы, которые прямо указывают на нее как на виновницу сегодняшних убийств. Кроме того, вся необходимая документация выстраивается таким образом, что выполняются условия для закрытия дела… Этот инцидент получился слишком крупным, а ты знаешь, что чем крупнее инцидент, тем более быстрого объяснения он требует. Оперативники не идиоты – они знают, что во многих деталях дела есть огромные дыры, но некоторые вышестоящие лица не будут прикладывать слишком больших усилий и могут не слишком глубоко копать: все ли подтверждается при тщательном рассмотрении. Возможно, они даже хотят побыстрее закрыть дело.

Се Цинчэн не мог закурить, поэтому просто крутил в руках зажигалку, щелкая ею снова и снова.

– У них есть «крыша» среди высшего руководства, верно?

Он поднял взгляд, острый, как лезвие ножа.

– Мы не знаем, кто это и насколько обширна их сфера влияния, но раз уж они решились на подобное, то можно не сомневаться, что их кто-то поддерживает... Не спрашивай меня, хрен его знает.

– Верно, мне не следовало вас спрашивать, – Се Цинчэн откинулся на спинку стула.

Тут полицейский участок – что Чжэн Цзинфэн мог сказать? И даже если бы он и знал, кто был «крышей», разве стал бы он вот так просто здесь сидеть?

– На самом деле, цели их сегодняшней операции довольно четко ясны, – сказал Чжэн Цзинфэн. – Во-первых, замести все следы внутри архива. Во-вторых, они устроили эту шумиху, потому что обнаружили существование людей вроде Чжан Юна – слабохарактерных личностей с шаткой преданностью организации, которые могут обратиться к властям. Сегодняшняя «смертельная игра» на телебашне была предупреждением для всех таких «Чжан Юнов». Чтобы дать им понять, что даже если за ними следит и защищает полиция, организация все равно сможет убить их прямо у полицейских под носом. Они ставят на место всех своих пособников и подчиненных. В-третьих, они хотели закрыть инцидент с «Чэн Кан». Они отправили Лу Юйчжу на самоубийство, как могут отправить и других козлов отпущения в будущем. Они пользуются тем, что среди нас есть те, кто хочет минимизировать важность этого дела и спешит закрыть его как можно скорее. Даже если в будущем найдутся полицейские, которые захотят продолжить расследование этого дела, они будут вынуждены действовать в одиночку с весьма ограниченными возможностями... Кроме того, я не сбрасываю со счетов возможность того, что в полиции есть огромный «крот».

В этот момент взгляд Чжэн Цзинфэна упал на Се Цинчэна.

– Но чего я не понимаю, так это финала инцидента.

По правде говоря, Се Цинчэн уже понял, о чем он говорит, но все равно спросил:

– Что именно?

– Зачем им нужно было показывать то видео с тобой под конец?

– …

Скорее всего, они показывали эти видео, потому что каким-то образом узнали, что людьми, пытавшимися остановить Лу Юйчжу, были именно он и Хэ Юй. Достаточно было украсть часть записей с камер видеонаблюдения университета, чтобы прийти к такому выводу.

Тот факт, что они использовали именно такой метод, чтобы помешать Хэ Юю помочь Се Цинчэну, означал только одно…

Эта организация уже знала, что Хэ Юй психически болен.

И им было известно, что Се Цинчэн когда-то был его личным врачом.

Этот факт был мало кому известен – Чжэн Цзинфэн не знал, даже Се Сюэ не знала. Все годы, что Се Цинчэн работал на семью Хэ, он всегда говорил другим, что его работа связана с проектом фармацевтической компании Хэ Цзивэя.

Се Цинчэн размышлял об этом, и даже на долю секунды заподозрил Хэ Цзивэя, но эта мысль действительно была несколько абсурдной. Хэ Цзивэй был отцом Хэ Юя и когда-то очень помог Се Цинчэну – он бы не сделал ничего подобного.

Подумав об этом, Се Цинчэн понял, что тайна о психическом заболевании Хэ Юя не была такой уж нерушимой. В семье Хэ было так много слуг, каждый из которых что-то знал, с таким количеством людей обязательно что-нибудь ускользнет. Поэтому на деле было трудно использовать этот факт, чтобы сузить круг подозреваемых до определенной группы людей. И это не говоря уже о том, что у противников был хакер, способный влезать в различные сетевые базы данных, будто бы они совсем не были защищены и открыты для всех.

– Я задал тебе вопрос, сяо Се, – увидев, что Се Цинчэн подвис, Чжэн Цзинфэн раздраженно почесал затылок.

– Я не уверен, – даже теперь Се Цинчэн все равно не рассказал Чжэн Цзинфэну о состоянии Хэ Юя. – Возможно, они поняли, что я пытался остановить Лу Юйчжу, и хотели преподать мне урок.

Чжэн Цзинфэн смотрел на него с легким недоверием.

Се Цинчэн в ответ, не моргая, смотрел на старину Чжэна.

В конце концов Чжэн Цзинфэн вздохнул:

– Отлично. В таком случае, они достигли своей цели. – Он подтолкнул свой телефон к Се Цинчэну.  – Сам взгляни.

Сеть буквально кипела обсуждениями. Во-первых, потому что слова Се Цинчэна действительно были несколько грубыми и некорректными, задевающими больные места многих людей, не говоря уже о том, что он еще и приплел профессора Цинь Цыяня.

Во-вторых, потому что преступная организация устроила трансляцию старого видео с Се Цинчэном после завершения смертельной игры «Брось платок». Хотя это видео уже давно гуляло в интернете, мало кто его видел: за столько лет оно не набрало и пары сотен просмотров. Маловероятно, что организация затеяла все это только потому, что посчитала Се Цинчэна красивым. Никто не знал, что это видео транслировал противостоящий им тогда хакер, чтобы вбить клин между Се Цинчэном и Хэ Юем. Поэтому все начали гадать, имеет ли Се Цинчэн какую-то связь с организаторами этого теракта.

Очень быстро появились всевозможные теории. Будучи обычным рядовым бывшим врачом, а ныне профессором Шанхайского медуниверситета, Се Цинчэн фактически стал главным трендом Сети.

– Нравится то, что видишь? – Чжэн Цзинфэн чувствовал себя одновременно беспомощным и огорченным тем, что Се Цинчэн не прислушивался к его советам. От переполнявших его эмоций в словах прозвучало что-то вроде отеческого укора.

В этот момент один из подчиненных Чжэн Цзинфэна позвал его снаружи, поэтому он встал, похлопал Се Цинчэна по плечу и вздохнул:

– Впечатляет, даже знаменитости не так красивы, как ты. Но, к сожалению, у тебя такой злой рот. Может быть, в тот день ты принял не то лекарство? Не могу поверить, чтобы ты мог сказать нечто подобное. Что с тобой случилось?

– ... Ничего.

– Что значит «ничего»? Это вообще был ты? Может я, блядь, обознался? Если ты не объяснишь все как можно скорее, просто подожди и увидишь, что произойдет. Общественное мнение уже...

– Вы думаете, что хорошо меня знаете, офицер Чжэн? – Се Цинчэн уставился на него. – Это все мои настоящие чувства.

– Настоящие чувства, черт тебя дери! Я знаю тебя и твоих родителей сорок лет, если сложить оба поколения вместе, как я могу не знать тебя...

И все же встретившись со взглядом Се Цинчэна, тон Чжэн Цзинфэна снова смягчился:

– ... Забудь об этом. Если не хочешь говорить про это, просто забудь! Я не буду тебя заставлять, в любом случае, никто и не сможет помешать тебе делать то, что ты хочешь, даже если тебя изобьют в кровавое месиво. Я сдаюсь, окей?

– …

– Береги себя и отдохни. Как только наберешься сил, сходи повидаться со своим маленьким другом. – Было совершенно очевидно, что Чжэн Цзинфэн решил рассказать ему об этом только в последний момент. – По какой-то причине у него поднялась высокая температура, хотя раны вовремя обработали, так что заражения не могло произойти.

Се Цинчэн поднял взгляд, его пальцы тут же сжались в кулаки.

… Необъяснимая высокая температура была одним из симптомов, когда у Хэ Юя случались приступы Психической Эболы. Так он...

– Но я не знаю, захочет ли он тебя видеть. Похоже, он был в довольно плохом настроении и мало что говорил, помимо ответов на необходимые вопросы. – Чжэн Цзинфэн вздохнул. – ... Его уже отправили в больницу, ты можешь связаться с ним позже.