Примечание
Огромное спасибо за бетинг Хикари-сан.
– Се Цинчэн... неужели тогда ты не чувствовал ни капли сострадания ко мне?
– …
Се Цинчэн стоял спиной к свету, поэтому в ночной темноте Хэ Юй не смог разглядеть, какое у него было выражение лица, он только чувствовал, как поддерживающая его рука слегка дрожит.
– Се Цинчэн, почему тебе пришлось уйти? – Хэ Юй задал еще один вопрос.
Даже сейчас ему удавалось сохранять спокойствие. Казалось, что чем страшнее и критичнее была ситуация, тем меньше это его волнует.
– …
– … Ты солгал мне, так? Это было не из-за того, что твой контракт закончился, верно?
Взгляд ребенка тогда.
Взгляд юноши сейчас.
Оба были спокойными, детскими, упрямыми, и в то же время казались... равнодушными, когда так пристально вглядывались в него, погружаясь все глубже и глубже в пучину, не в силах найти ответ, который так искали.
Почувствовав вдруг, что больше не может выдержать этот взгляд, Се Цинчэн закрыл глаза.
– ... Позволь мне сначала вытащить тебя отсюда.
Времени оставалось совсем немного, поэтому он удвоил свои усилия и продолжил бежать к выходу из архива с Хэ Юем на буксире. Когда они выбежали из безмолвного темного здания в шумную суматоху снаружи с мелькающими полицейскими огнями и воем сирен, им на мгновение показалось, что их засунули в трубу калейдоскопа.
Чжэн Цзинфэн к этому времени уже тоже разгадал истинное значение буквы «Л». Выяснив местоположение, красно-синие мигающие огни, словно прилив, надвигались сюда со всех сторон.
Когда Се Цинчэн спускал Хэ Юя по ступенькам, наполовину поддерживая, наполовину неся молодого человека, обильно истекающего кровью, Чжэн Цзинфэн с грохотом открыл дверцу машины и вышел из нее.
Сейчас лицо капитана отдела уголовного розыска было покрыто слоем морозного инея. Обеспокоенность и гнев горели в его глазах пантеры, эти две противоречивые эмоции мелькали на его лице, словно игра теней*, стальные лезвия ярко искрили, сталкиваясь друг с другом. [здесь имеется в виду теневой театр]
– Се Цинчэн...
– Архив вот-вот взорвется. Не позволяйте никому входить. – Это было первое, что сказал Се Цинчэн, приближаясь к Чжэн Цзинфэну.
Чжэн Цзинфэн, казалось, хотел схватить их обоих за шеи и нацепить наручники, но встретившись с глазами Се Цинчэна... Они так сильно были похожи на глаза Чжоу Муин… В последний момент он понял, что не сможет сохранить зрительный контакт.
На щеке Се Цинчэна была кровь. Чжэн Цзинфэн не знал, чья это кровь, но это пятно заставило его почувствовать себя очень виноватым.
Он в самом деле не мог позволить Се Цинчэну излишне вмешиваться – Се Цинчэн не был офицером полиции, и у него не было квалификации, позволяющей принимать активное участие в расследовании.
Даже если все, что происходило с ними, было связано с нераскрытым делом о смерти его родителей девятнадцать лет назад, Чжэн Цзинфэн мог сказать Се Цинчэну только: «Это секретно, ты должен передать все нам».
Однако деятельность организации менее гибка, чем у индивида, тем более, когда ее процессы строго регламентированы. Не говоря уже о том, что среди полицейских наверняка есть «крот», или о том, что эти преступники, похоже, были частью международного преступного синдиката, прекрасно владеющего передовыми технологиями. И хотя Се Цинчэн уже девятнадцать лет доверял полиции решение этого вопроса, они так и не смогли дать удовлетворяющий его ответ. Даже когда дело дошло до решения этой загадки, связанной с архивом, из-за всевозможных препон они оказались здесь гораздо позже, чем Се Цинчэн.
– Немедленное отступление! – У Чжэн Цзинфэна не было времени, чтобы выразить свое потрясение или задавать вопросы, он сразу же переключил свое внимание на связь по рации. – Архив взорвется, всем отступить!
Отдавая команды, он провел Се Цинчэна и Хэ Юя к полицейской машине. Забравшись последним, Чжэн Цзинфэн с грохотом закрыл дверь.
После того, как они сели в машину, все посмотрели на Се Цинчэна с очень странным выражением.
Когда Се Цинчэн посмотрел на телебашню вдалеке, казалось, что она уже вернулась к своему обычному виду с яркой подсветкой. Алая надпись «Смертельная игра «Брось платок» исчезла, вместо нее на башне мелькало изображение силуэта человека. Возможно, это была реклама, он не успел присмотреться, когда двигатель машины заурчал.
К этому времени основные дороги на университетской территории уже были почти пусты. Полицейская машина неслась со скоростью молнии, мигая красно-синими маячками. Она успела отъехать на несколько сотен метров, а потом...
БАААХ!!!!
Сзади раздался раскатистый звук, похожий на приглушенный гром, за которым последовал сокрушительно громкий шум, сопровождаемый криками людей, ставших свидетелями этого зрелища.
БАБАХ...
Конечно же, архив взорвался...
Как при оползне, под осколками кирпича и черепицы в одно мгновение прошлое было похоронено.
Откинувшемуся на спинку сиденья Се Цинчэну было бы достаточно только взглянуть через заднее стекло, чтобы увидеть бушующее пламя, взметнувшееся из архива вверх. Будто ураган оно сметало на своем пути все преступления и наказания, перемалывая их в пыль и разбивая на мелкие фрагменты, которые никогда невозможно будет собрать вновь.
Се Цинчэн закрыл глаза. От начала и до конца он не оглядывался назад.
Все улики были уничтожены, и он... не мог оглянуться.
Оглушительные взрывы стихли лишь спустя долгое время.
В машине было очень тихо, внимание всех было приковано к месту преступления. Когда машина остановилась, полицейские один за другим высадились. Снаружи шелестел ветер, вдалеке слышался треск огня, а еще...
Вдруг…
«У вас какие-то жалобы?»
Прозвучал мужской голос.
Он был довольно громким, так как исходил одновременно из нескольких мобильных телефонов в машине.
«Если у вас какие-то жалобы, вам следует обратиться в больницу».
Се Цинчэн замер и открыл глаза – неужели у него настолько сильный шок, что начались слуховые галлюцинации? Почему он слышит свой собственный голос?
«Не спорьте со мной».
Нет, ему не послышалось.
Внезапно кое-что осознав, его глаза тут же широко распахнулись...
Это было то видео!
Видеотрансляция, передаваемая на все телефоны в окрестностях Шанхайского университета, еще не закончилась!
Кроме того, видео, воспроизводимое на телефонах, проецировалось и на телебашню.
Как только Се Цинчэн узнал видео на телебашне, то сразу понял, почему полицейские только что смотрели на него со странным выражением, которого не должно было быть.
Видео уже транслировалось какое-то время. Незадолго до того, как Хэ Юй и Се Цинчэн выбрались из здания, началась эта сцена.
Се Цинчэн включил свой телефон. Он немедленно был захвачен хакерским сигналом и начал показывать видео, синхронизированное с телебашней.
На видео был он сам несколько лет назад.
На Се Цинчэне была униформа Первой шанхайской больницы: чистый белый халат с бледно-голубым гербом больницы, ламинированный бэйдж с именем и две ручки, прикрепленные к нагрудному карману. Вокруг него царил хаос: его окружили пациенты больницы, наблюдавшие за тем, как он стоит перед дверью своего отделения, лицом к лицу с растрепанной, неухоженной женщиной.
– ...
Се Цинчэн сразу же понял, что это и когда произошло. Но...
Его выражение лица неуловимо изменилось, он посмотрел на Хэ Юя.
Хэ Юй нахмурился, еще не до конца осознавая, что происходит. Однако он уже понял, что это видео было тем самым, которое ранее ему послал хакер… Видео, которое он должен был посмотреть, чтобы понять, «стоит ли оно того».
Его раны все еще кровоточили. Врач из полицейского подразделения, оказывавший ему первую помощь, сказал:
– Я собираюсь очистить рану и остановить кровотечение, но это будет больно… постарайтесь потерпеть.
Хэ Юй равнодушно ответил:
– Спасибо.
Боль, кровь, даже смерть мало что значили для него.
В мерцающих огнях он сосредоточил все свое внимание телебашне.
Сцена все еще продолжалась.
Неопрятная женщина на видео завывала:
– Зачем вы требуете, чтобы я предъявила удостоверение личности? Зачем вы просите охрану досмотреть меня? Думаете, мне легко было попасть на прием ко врачу? К специалистам вашей больницы так трудно записаться, все места расхватали перекупщики!* Мне нужно было заплатить пятьсот юаней, чтобы попасть на прием! Почему такое происходит? [* пациенты получают номер, определяющий очередность приема у врача, иногда перекупщики скупают эти номера, чтобы перепродать другим людям] … Видимо, бедняки не только заслуживают смерти, но и заслуживают того, чтобы вы, врачи, нас унижали и дискриминировали, верно? Думаете, я хочу быть такой грязной и вонючей? Как только я закрыла свою лавочку в четыре утра, я пришла и ждала в очереди у больницы, пока вы откроетесь. Думаете, у меня есть время на то, чтобы быть такой же чистенькой и аккуратной, как вы? Я не такой уж плохой человек!
Но молодой Се Цинчэн холодно смотрел на рыдающую перед ним женщину, сидевшую, обняв колени. Он засунул руки в карманы белого халата и сказал с безразличным выражением лица:
– После инцидента с И Бэйхаем вы пришли и сидите перед моим кабинетом, даже не являясь моим пациентом. Откуда мне знать, что вы задумали?
Женщина:
– Я просто хочу встретиться со врачом!!!
Се Цинчэн с бесстрастным лицом произнес:
– Вы хотите лечиться, а я хочу быть в безопасности. Мне придется попросить вас не сидеть перед моим кабинетом. Идите туда, куда вам положено, будь то отделение внутренних болезней или нейрохирургия. Мое отделение не имеет никакого отношения к номерку в вашей руке.
– Но все остальные комнаты ожидания переполнены, и мне не разрешают сидеть на полу. Мне было так трудно найти это место, я просто хочу немного отдохнуть. Я простояла весь день...
– Приберегите свои оправдания для охраны, я принимаю пациентов только если они мне платят. И я не хочу рисковать быть убитым при исполнении служебных обязанностей.
Окружающие пациенты изначально не собирались вступать в спор со врачом и изо всех сил старались сдерживать свой гнев, но видя, как женщина разрыдалась от безжалостности Се Цинчэна и от его агрессивно-властной манеры общения, они не смогли сдержать всплеск ярости в своих сердцах. Кто-то закричал на Се Цинчэна:
– Что вы делаете! У вас что, нет матери? И Бэйхай был ненормальным, вы же не собираетесь осуждать всех пациентов за одно «гнилое яблоко»? Такой эгоист, как вы, не может сравниться с господином Цинь Цыянем! Думаете, вы достойны быть врачом?
Се Цинчэн поднял взгляд проницательно резких персиковых глаз.
– Независимо от того, считаете ли вы меня достойным, я все равно врач… Я не думаю, что стоит умирать из-за пациента, а быть убитым сумасшедшим – до смешного глупая жертва. Медицина – это всего лишь профессия, не стоит постоянно романтизировать ее самоотверженной жертвенностью, подвергая людей моральному шантажу. – Его губы открывались и закрывались. – Жизнь врача всегда будет ценнее жизни сумасшедшего, который даже не может себя контролировать. Понимаете?
– …
После этого происходящее на видео стало довольно хаотичным. Во взбешенной толпе кто-то толкнул снимающего, поэтому кадры стали нечеткими, были слышны только яростные ругательства пациентов.
Бессчетное количество телефонов транслировало это видео, каждый горящий экран, быстро распространял содержание по всем уголкам сети.
Телефоны всех, кто находился в машине, Се Цинчэна и других сотрудников полиции, если не были отключены, начали беспрестанно вибрировать. Это были уведомления из групповых чатов и личные сообщения.
Хэ Юй сидел в полицейской машине, позволяя медику обрабатывать огнестрельные раны на своем плече. Во время трансляции видео он все время прижимался лбом к стеклу окна, спокойно наблюдая за происходящим на телебашне.
Он смотрел то самое видео, которое пытался ему послать хакер-противник, а Хэ Юй решил его не включать.
Се Цинчэн почувствовал, как у него сжимается сердце.
Значит, вот в чем было дело.
Чтобы вывести Хэ Юя из игры, их противники решили раскрыть эпизод из его прошлого.
Внезапно Се Цинчэну отчаянно захотелось что-нибудь сказать Хэ Юю, но он не знал, что именно сказать, и объяснить ничего не мог. Се Цинчэн больше не смотрел на видео, он и так прекрасно знал, что сказал и сделал тогда.
Грехи, которые он не мог объяснить, и секреты, которые он должен был хранить, спрятанные в этом видео, прямо сейчас все они были раскрыты на всеобщее обозрение.
Ему было все равно. В тот момент, когда он так поступал и говорил те слова, Се Цинчэн знал, что потом его за это распнут, что он будет всю жизнь подвергаться критике, и что у всего есть своя цена. Он был готов хранить этот секрет всю жизнь и прекрасно знал, какое будущее его ждет.
Но сейчас, когда его взгляд упал на притихшего, спокойного юношу рядом...
Раны на плече Хэ Юя все еще кровоточили не переставая. Врач наложил жгут, но тошнотворно-сладкий запах крови все еще витал в полузакрытой полицейской машине.
Почему-то Се Цинчэн вспомнил, как несколько часов назад он впервые посмотрел на этого юношу как на равного.
Тогда Хэ Юй протянул ему руку. В тот момент никто не хотел ему помочь, даже Чэнь Мань решил следовать правилам.
Но Хэ Юй сказал: «Я могу тебе помочь».
Рука, которую он протянул ему, была изящной, открытой, чистой и красивой, даже ногти были очень аккуратно подстрижены. Совершенно ясно, что она принадлежит изнеженному молодому господину, который хорошо ухаживает за собой.
Никаких порезов и травм.
Остались только слабые шрамы на запястьях, но они уже давно зажили.
«Почему ты...»
«Потому что однажды ты сделал то же самое для меня».
«…»
«Я не забывал».
Багровая вспышка обожгла глаза Се Цинчэна.
В то время как в глаза Хэ Юя врезались кадры видео, которое невозможно было остановить.
Сцена изменилась.
Это был больничный конференц-зал.
Похоже, что Се Цинчэн только что выступил с выдающимся научным докладом, и администрация как раз отмечала его профессиональные достижения.
Но его аплодирующие коллеги в зале были совсем не в восторге. Возможно, прошло не так много времени после той его конфликтной ситуации с пациенткой.
Директор произнес несколько благодарственных слов в его адрес. Се Цинчэн встал, спокойным взглядом обвел всех присутствующих.
Он не произнес никаких слов благодарности в ответ, лишь сказал:
– Это последний раз, когда я выступаю в стенах этой больницы. Я решил уйти в отставку.
– …
Несколько безмозглых интернов продолжали на автомате хлопать в ладоши.
Но, похлопав пару раз, интерны все-таки пришли в себя и, выпучив глаза от шока, уставились на Се Цинчэна с открытыми ртами, как и все остальные в зале.
Се Цинчэн был самым молодым и самым многообещающим врачом в их больнице, настолько впечатляющим, что казался почти нереальным. Он был самым молодым помощником директора в истории Первой шанхайской больницы. И даже то, что он недавно сделал несколько некорректных высказываний, не было чем-то таким, что люди со временем не смогли бы переварить. В конце концов, какой врач не вступает в конфликты с пациентами за всю свою жизнь?
И вот Се Цинчэн сказал, что собирается уйти в отставку.
Выражение лица директора мгновенно стало напряженным. Глуповато усмехнувшись, он сказал:
– ... Доктор Се, почему бы вам пока не присесть. Мы сможем обсудить рабочие вопросы после окончания конференции.
Глава медслужбы тоже заставила себя улыбнуться и взяла микрофон:
– Доктор Се, вероятно, в последнее время вы чувствовали себя подавленно. Никто из нас не может смириться с тем, что случилось с профессором Цинем, а отделение доктора Се находится рядом с отделением профессора Циня, так что вы, должно быть, были близкими коллегами. Возможно, вы даже видели то, что произошло с профессором Цинем воочию, так что мы можем понять, если вы несколько расстроены...
– Я не слишком хорошо знал Цинь Цыяня. – прервал ее Се Цинчэн. – И я не расстроен из-за профессора Циня… Я просто не хочу быть следующим Цинь Цыянем.
Несколько учеников Цинь Цыяня, находившихся в зале, больше не могли сдерживаться.
– Се Цинчэн, следи за языком! Что значит, ты не хочешь быть следующим Цинь Цыянем! Мой учитель посвятил всю свою жизнь медицине, как ты смеешь...
– Но я не хочу.
– …
– Для меня медицина – это просто карьера. Я буду выполнять все свои обязанности с должной тщательностью, но я не думаю, что это нормально – лишиться жизни на работе… Я также не понимаю, почему многие из вас, присутствующих здесь сегодня, относятся к этому так, вплоть до того, что вы считаете это подобающим – пренебрегая собственной безопасностью, лечить пациентов без соблюдения надлежащих процедур. Профессор Цинь достоин уважения, но в том, что с ним произошло, в итоге виноват он сам. Почему он решил оперировать мать сумасшедшего, если документы не были оформлены должным образом?
Ученики Цинь Цыяня повскакивали с мест.
– Се Цинчэн, ты...!!!
– Простите, но я не понимаю этого.
Конференция превратилась в полный хаос: горе и ярость, испытываемые молодыми врачами, больше не подавлялись и выплескивались наружу.
– Как ты смеешь насмехаться!
– Что значит, это его собственная вина? Думаешь, профессор Цинь сам виноват в своей смерти?
– Се Цинчэн, ты забыл, что говорил о душевнобольных пациентах раньше? Ты был тем, кто всей душой поддерживал идею позволить им жить в обществе, говорил, что мы должны принимать их и относиться к ним как к обычным людям! Как же так получилось, что теперь все изменилось? Ты испугался, как только произошел инцидент, не так ли? В тот день ты своими глазами видел, как профессор Цинь потерял свою жизнь при исполнении служебных обязанностей, и испугался!.. Ты видел, как его превратили в лужу крови, ты видел кровавые брызги по всему кабинету и испугался, верно? Ты испугался, что однажды это случится с тобой! Все пациенты, с которыми ты общаешься, психически больны, ты в гораздо большей опасности, чем он! Если боишься, просто так и скажи! Никто не будет над тобой смеяться! Но перестань обесценивать жертву профессора Циня!
Се Цинчэн холодно ответил:
– Да, я боюсь.
Молодой врач скрежетнул зубами:
– И все же у тебя хватает смелости говорить о недопущении дискриминации душевнобольных...
– Скажи на милость, как бы ты разговаривал с онкологическими больными? Ты бы говорил им: «Ах, мои соболезнования, вы скоро умрете»?
На лице Се Цинчэна не было ни малейшего намека на эмоции, черты его были холоднее инея:
– Уверен, что нет… Правда – это одно, а слова, которые мы говорим – совсем другое. Как специалист в области психического здоровья, я должен давать своим пациентам надежду и поддержку. Я должен дать им почувствовать, что с ними обращаются как с нормальными людьми… Но сами спросите себя, действительно ли никто из вас не испытывает никаких опасений по отношению к психически больным пациентам, признанным опасными? Кто из вас охотно пообщался бы с ними наедине и зашел настолько далеко, что без малейших оговорок отдал бы свою жизнь в руки таких пациентов?
– …
– Кто из вас смог бы это сделать?
– Так… все, что ты говорил, не более чем поверхностная банальщина... Ты просто... ты просто презренная фальшивка, напускающая на себя лицемерный вид!!!
Се Цинчэн не стал спорить с людьми, потерявшими над собой контроль. Он был как всегда чрезвычайно спокоен, настолько спокоен, что казался бессердечным, настолько бессердечным, будто у него вместо крови был лед. Он сказал:
– Цинь Цыянь может и святой, но я не более чем обычный человек. Когда я прихожу на работу и надеваю эту одежду, я врач, принимающий пациентов. Когда я ухожу с работы и снимаю эту одежду – у меня есть семья: жена и младшая сестра, о которых нужно заботиться. Я не достиг его уровня просветления.
– …
– Если вы хотите стать Цинь Цыянем – вперед.
Пока Се Цинчэн говорил, он снял только что полученную медаль и положил ее обратно в отделанную бархатом парчовую коробочку. Его взгляд был предельно здравомыслящим и спокойным…
– Я же хочу быть просто обычным человеком.
На этом моменте видео вдруг вспыхнуло.
И резко оборвалось.
Теперь, когда обратный отсчет времени в смертельной игре «ВЧЛ» завершился, полиция не могла позволить своим противникам продолжать возмутительные действия. Они уже давно могли бы вернуть себе контроль над каналами передачи информации, но не осмеливались действовать опрометчиво, рискуя спровоцировать террористическую атаку на невинных жителей Шанхая, им оставалось только дать противникам делать то, что они хотят.
Но в данный момент они никак не могли позволить продолжать трансляцию видео. По приказу сверху, телебашня, ставшая «кровавым мечом» и всю ночь кипевшая активной деятельностью, словно очнулась от своего демонического наваждения, когда отключили центральный источник питания.
Раздался звук отключения мощного источника электроэнергии.
Будто занавес опустился на сцену – телебашня погрузилась во тьму, все освещение мгновенно исчезло. «Впавшая в безумие» телебашня сейчас полностью вернулась к своей каменной неподвижности, словно посреди университетского кампуса усыпили транквилизатором гигантского зверя, и сейчас он не подавал никаких признаков жизни.
За телебашней все еще полыхало зарево пожара, вздымающиеся языки пламени окрашивали ночное небо над архивом в багровый цвет. Полицейские окружили территорию вокруг горящего векового здания, кто-то набрал номер пожарной службы.
Во всех уголках кампуса царила суматоха, этой ночью никто не спал.
Но внутри полицейской машины царила гробовая тишина.
Видео закончилось.
Сцена закончилась.
Но глаза Хэ Юя все еще были прикованы к телебашне. Он был необычайно спокоен. Это было даже немного пугающе, когда он вот так, не шевелясь, глядел на эту полностью погрузившуюся во тьму телебашню.
«Подавляющее большинство психических заболеваний – это реакция нормальных людей на ненормальную среду...»
«Социальное неравенство, ненормальная среда – главные виновники, наносящие наибольший ущерб «их» психике. Как ни парадоксально, почти все это происходит из их семей, на их рабочих местах, из общества – это происходит от «нас»».
«Хэ Юй, рано или поздно тебе придется полагаться только на себя, чтобы выйти из тени своего сердца».
«Тебе нужно восстановить мосты, связывающие тебя с другими людьми и обществом».
«Я желаю тебе скорейшего выздоровления».
«Эй, дьяволенок».
«Разве не больно...»
«…»
В этот момент слова, сказанные Се Цинчэном тогда, слова, которые разбили оковы в сердце Хэ Юя, поддержка, которая заставила Хэ Юя рассматривать Се Цинчэна как более-менее отличного от других, утешение, которое он когда-то дал Хэ Юю, когда тот переживал самые трудные времена – все это будто превратилось в облако пыли и сейчас казалось неописуемо смешным и холодным.
Хэ Юй смотрел на башню.
Телебашня погрузилась во тьму, глаза Хэ Юя тоже стали ужасающе темными.
Если подсчитать время, то это видео было снято максимум спустя месяц после того, как Се Цинчэн ушел со своего поста личного врача, а затем бесследно исчез, будто сбежал из логова хищного зверя или, возможно, спасался от кого-то заразного.
Пока медик промывал его раны, пулевые отверстия в его руке, казалось, вдруг запульсировали от мучительной боли.
Иначе почему ему вдруг стало так холодно?
И почему он так побледнел?
– … Хэ Юй.
– …
– Насчет этого, я...
Хэ Юй услышал голос Се Цинчэна рядом с собой.
Он терпеливо ждал, пока Се Цинчэн закончит.
Прошла секунда, потом другая.
Но Се Цинчэн не продолжил.
Он действительно сказал все те слова, независимо от причины, цели или тайны, скрытой за ними, все это прозвучало из его собственных уст. И из-за дела Цинь Цыяня Хэ Юй действительно стал тем, кем Се Цинчэн пожертвовал.
В таком случае, у него в самом деле не было никаких оправданий, которые можно было бы привести, чтобы объясниться с юношей.
В этот момент Хэ Юй, судя по всему, чувствовал себя крайне нелепо – он не любил врачей с самого начала, и Се Цинчэна он невзлюбил с самого начала. Как же Се Цинчэн заслужил его доверие и заставил Хэ Юя, хоть и не намного, но все же приоткрыть для него врата своего сердца?
Разве это случилось не благодаря так называемому «равному обращению», потому что он воспринимал его как часть обычного общества, поддерживал его, когда тот выходил из своего мрачного логова злого дракона на бескрайний солнечный свет снаружи?
Но что говорил Се Цинчэн в тех местах, где Хэ Юй не мог услышать, в тех местах, о которых он даже не знал, после произошедшего с Цинь Цыянем и перед тем, как покинуть свой пост?
Хэ Юй медленно закрыл глаза. Ему показалось, что кто-то со всей силы ударил его по щеке.
Эта пощечина, чтобы угодить ему по лицу, пролетела сквозь долгие и тяжелые годы, поэтому уже не была такой сильной. Хэ Юй подумал, что не может почувствовать никакого эмоционального расстройства от этой пощечины.
Но его тело все еще ощущало слабую жгучую боль.
– Хорошо. Я сделал временную перевязку, сейчас я попрошу кого-нибудь отвезти вас в больницу, – сказал Хэ Юю полицейский медик. – Необходимо, чтобы ваши раны как можно скорее осмотрели. Перейдите со мной в другую машину.
– …
– Эй?
Хэ Юй открыл глаза.
Он был слишком спокоен, настолько спокоен, что это было пугающим.
На телефон Се Цинчэна один за другим поступали звонки, будь то забота, или беспокойство, или чтобы получить подтверждение... Сыпалась неистовая куча звонков по самым разным поводам.
Се Цинчэн не брал трубку.
Он посмотрел на профиль Хэ Юя.
Но Хэ Юй лишь сказал полицейскому медику очень мягким и утонченным тоном:
– Благодарю вас за беспокойство.
Одним длинным шагом Хэ Юй легко вышел из машины.
Он немного прошел вперед. И только в тот момент, когда уже было собрался уйти, Хэ Юй, наконец, соизволил остановиться и слегка повернуть голову в сторону; красно-синие полицейские мигалки освещали его безупречное лицо постоянно мерцающими полосами света.
Он мягко улыбнулся, в его темных глазах вспыхнул огонь.
– Доктор Се, кто бы мог подумать, что правда окажется такой.
– …
– Должно быть, это было такой жертвой с твоей стороны – притворяться столько лет, ты в самом деле отлично справился.
– …
Произнося эти слова, Хэ Юй почувствовал, что это действительно было слишком иронично.
Все эти годы единственное, чего он боялся больше всего, так это того, что к нему будут относиться как к «другому».
Именно Се Цинчэн вошел в его одинокое логово и наделил его прекрасным набором убеждений, впервые в жизни дал ему броню и позволил поверить, что настанет день, когда он сможет найти мост к остальной части общества.
Хэ Юй так твердо верил в Се Цинчэна. Как бы сильно он его ни недолюбливал, как бы четко Се Цинчэн ни провел между ними границы, как бы бессердечно Се Цинчэн ни ушел тогда, он все равно понимал его, и он все равно цеплялся за те слова поддержки, как дурак. Надев подаренную ему броню, он так долго продолжал упорно держаться за нее.
Но, как оказалось, изнутри эта броня была утыкана шипами.
Он думал, что она сможет защитить его от насмешек внешнего мира, но в тот момент, когда он меньше всего этого ожидал, она выпустила изнутри сотни шипов и тысячи лезвий, ранив его с головы до ног.
Убеждения, которые дал ему Се Цинчэн, оказались ложными.
Даже он сам солгал ему.
– Се Цинчэн, если ты действительно настолько меня боялся, то мог бы сказать мне об этом прямо с самого начала… Тебе не нужно было притворяться, и уж тем более не нужно было рассказывать мне столь много великих принципов, противоречащих твоим собственным убеждениям. По крайней мере, это не было бы…
Хэ Юй замолчал, оставив свое предложение незаконченным.
Его силуэт выглядел очень одиноким, но голос оставался очень спокойным – точно таким, каким Се Цинчэн когда-то надеялся его видеть, точно таким, как Се Цинчэн когда-то учил его быть. Воплощением спокойствия.
В конце концов Хэ Юй только усмехнулся. Кровь из его ран все еще оставалась на руках Се Цинчэна, а его усмешку уже унес ветер.
Потом Хэ Юй развернулся и последовал за полицейскими к другой машине, не оглядываясь назад.
Мое сердце разбито...