Хэ Юй стоял на углу в отдалении, поэтому никто не обращал на него внимания.

Сейчас этот крошечный переулок, который вряд ли можно было бы назвать туристической достопримечательностью или культовым местом, был полностью окружен плотной толпой, многие в этой толпе стояли переговариваясь с мобильными телефонами наготове.

Тем временем Се Цинчэн только что вернулся в переулок Моюй, подъехав на такси.

Из-за вчерашнего затянувшегося приступа безумия Хэ Юя, Се Цинчэн проснулся поздно. Последовавшая разборка из-за оплаты тоже заняла определенное время, поэтому, когда он вернулся в переулок Моюй, небо уже начинало темнеть. В обычный день в это время люди заняты приготовлением ужина дома.

Но у входа в переулок Моюй все было иначе.

Подойдя ближе, Се Цинчэн увидел, что у входа в переулок стоит большое количество полицейских, они сдерживали толпу и не пускали внутрь людей, снимавших фото и видео на телефоны.

Заметив, что на этой дороге стоит знак одностороннего движения, водитель такси сказал:

– Я могу припарковаться только здесь.

– Тут подойдет, спасибо.

Се Цинчэн оплатил проезд, и как только его длинные ноги показались из дверцы такси, слепящие белые вспышки заполнили весь его обзор. На секунду Се Цинчэн подумал, что из-за ужасного самочувствия у него помутилось зрение, но потом он понял, что на самом деле это, сдерживаемая полицией, толпа зевак, начала лихорадочно его снимать на фото и видео. Это было настолько восторженное действо, что можно было бы подумать, будто сюда прибыла какая-то знаменитость.

– Это он!

– Се Цинчэн, вы могли бы рассказать, какое отношение к вам имеет дело об убийстве на телебашне?

– Зачем преступной организации показывать видео с вашим участием? Почему не кого-то другого, а именно вас? Вы как-то связаны с психиатрической больницей «Чэн Кан»?

– В Интернете пишут, что вы также участвовали в похищениях и издевательствах над психически больными женщинами, вы не собираетесь развеять эти слухи?

– Се Цинчэн, зачем вы оскорбили профессора Цинь Цыяня? Он был национальным героем, как никто другой! Неужели у вас нет совести?! Как такой, как вы, может быть врачом или преподавателем?! Ваше место за решеткой!!!

Еще до своего приезда Се Цинчэн уже примерно понимал, что тут могло случиться. Из-за дела с телебашней Шанхайского университета, его семья, к несчастью, попала в эпицентр бури. Кто-то слил в Сеть домашний адрес Се Цинчэна, поэтому мелкие интернет-блогеры, вооружившись видеокамерами, и праздные зеваки, словно пираньи, почуявшие кровь, толпой хлынули в переулок Моюй.

Мало того, что его дом испортили краской, пострадали и соседние дома.

Тетушка Ли бросилась было на улицу, чтобы поспорить с толпой, но ее сняли на видео, а запись выложили в Сеть с утверждением, что она мать Се Цинчэна – настоящая гарпия, закатившая истерику.

Клевета о Се Сюэ была еще более возмутительной. Все утверждали, что она любовница Се Цинчэна.

Человек, загрузивший это видео, получил с него тысячи просмотров.

Позже Се Сюэ в слезах позвонила в полицию. Чэнь Мань был среди полицейских, прибывших на место происшествия. Полиция выдворила всех из переулка, а тех, кто вел себя особенно шумно, отвезли прямо в полицейский участок, «попить чай».

Увидев работу полиции, оставшиеся перестали обливать дома краской и мешать жителям, но так и остались стоять у входа в переулок, не желая уходить. Они знали, что Се Цинчэн рано или поздно вернется домой, и, гляньте, разве это не он сейчас здесь?

– Фотографируйте его!

– Се Цинчэн, посмотри в камеру.

Посмотри, мать твою.

Се Цинчэн, игнорируя всех, захлопнул дверцу машины и прошел за полицейское оцепление с аурой, подобающей большой шишке. Маленькое потертое шанхайское такси стало сродни люксовому автомобилю босса мафии.

– Гэ! Гэ!!!

В переулке было удивительно тихо. Се Сюэ сидела на маленькой скамейке перед домом, но как только увидела Се Цинчэна, тут же вскочила и бросилась к нему. Ее 45 кг веса в сочетании со скоростью почти сломали и без того болевшую спину Се Цинчэна, ему пришлось попятиться назад, отступив на несколько шагов.

Обычно старший брат мог легко подхватить ее одной рукой и даже покружить несколько раз вокруг себя, но сейчас Се Цинчэн не мог справиться даже с ее объятиями. Се Сюэ посмотрела на него опухшими красными глазами:

– Гэ, что случилось? Ты плохо себя чувствуешь?

– ... Ничего страшного, – Се Цинчэн тихо кашлянул, – Равновесие потерял.

Подошел Чэнь Мань:

– Се-гэ.

Все их соседи собрались во дворе. Дядюшки и тетушки обмахивались веерами из пальмовых листьев, отгоняя комаров и мух, а, увидев, что Се Цинчэн вернулся, все повернулись посмотреть на него.

Никто не проронил ни слова.

Тетушка Ли, сидевшая под старым камфорным деревом в пижаме в цветочек, утирала слезы. На ее ногах была пара старых шлепанец, которые она, надевая в спешке, перепутала местами.

Се Цинчэн обнял Се Сюэ и, утешая, гладил ее по голове и спине. Потом он огляделся вокруг. Из-за наплыва интернет-блогеров, случившегося здесь ранее, старенький, но в то же время элегантный переулок пребывал в жутком беспорядке. Цветочные горшки дядюшки Лю были разбиты, забор тетушки Чжао сломан, и даже конура хаски сына миссис Ван была снесена толпой и превратилась в кучку дров.

Ошарашенный пес все еще стоял в стороне и, вероятно, приходил в себя после того, что только что произошло. Про себя хаски думал: «Разве не я здесь король разрушений? Как так получилось, что люди повели себя еще более зверски, чем я, и разрушили мою конуру?»

Еще более шокирующими выглядели пятна красной, словно кровь, краски, которой были испачканы окна и стены не только у дома семьи Се, но и у двух соседних домов. Кто-то алой краской из баллончика там же криво написал слово «убирайся».

Се Цинчэн обладал весьма крепкой психикой, поэтому, даже увидев такую картину, не пал духом. На самом деле, он даже не выглядел таким уж удивленным – после того, что он пережил прошлой ночью, разве могло подобное выбить его из колеи?

Он только чувствовал себя крайне виноватым за то, что втянул в это других, поэтому после долгого молчания Се Цинчэн повернулся к собравшимся соседям, которые до сих пор не произнесли ни слова, и сказал:

– ... Простите за доставленные неудобства и этот беспорядок.

Вечерний ветер шелестел во дворе, обдувая локву, ползучий плющ, а также пижамы старых дядюшек и тетушек.

После долгой паузы...

– Сяо-Се... – произнесла бабуля Чжан.

Се Цинчэн не отозвался. Он подумал, что она обращается к Се Сюэ. Уже много лет никто из соседей не называл его Сяо-Се. Все считали его холодным и внушительным, поэтому называли его профессор Се или доктор Се.

Они называли его Сяо-Се, только пока он учился.

И только когда бабуля Чжан подошла к нему нетвердым шагом и протянула дрожащую руку, покрытую кожей, похожей на кору старого дерева, чтобы взять за руку его самого, Се Цинчэн понял, что она действительно обращается к нему.

– Сяо-Се, не бойся... Мы все оставили свои телефоны дома, ни у кого из нас их сейчас с собой нет, так что никто здесь не собирается фотографировать тебя или причинять тебе вред...

Се Цинчэн был ошеломлен.

Только сейчас он увидел, что в помутневших от возраста глазах бабули Чжан навернулись слезы беспокойства.

– Все в порядке, дорогое дитя, иди домой и хорошенько отдохни. Полиция здесь, так что они не смогут войти. Что же до двора, то мы все приберем... Не думай об этом слишком много. Все в порядке, все в порядке.

– Да, Сяо-Се, все в порядке.

– Эти люди – просто кучка монстров в человеческом обличье, не принимай близко к сердцу этих идиотов из Интернета.

– Верно, к тому же, этому моему забору уже десять лет. Так что теперь, когда его сломали, это прекрасный повод поставить новый.

– Се-гэгэ, я тоже смогу купить конуру побольше. Я покупала эту, когда А-Ву был еще щенком, и теперь она тесновата для того, чтобы он мог в ней спать.

Только что, когда Се Цинчэн вышел из такси, он находился в отрешенном состоянии и ничего особо не чувствовал. Словесные оскорбления мало что значили для него. Они были не более чем пылью на ветру, о которой ему недосуг было думать. Он даже не удостоил своих обидчиков ни единым взглядом. И пока никто не пострадал, все было в порядке.

Но в этот момент, глядя на своих старых соседей, с которыми регулярно встречался, вместе с которыми прожил более двадцати лет, Се Цинчэн вдруг почувствовал, как в его сердце что-то оборвалось. Накатила обжигающе горячая тупая боль.

– ... Мне действительно очень жаль. Из-за меня у вас столько хлопот.

Се Цинчэн не знал, что сказать, особенно когда увидел, что дерево белой магнолии, которую во дворе выращивал дядюшки Лю, тоже было сломано и затоптано, его изящные раскидистые ветви валялись в грязи среди разбитых керамических горшков.

Казалось, что сердце Се Цинчэна оцарапали осколки тех разбитых горшков. Глядя на сгорбленную фигуру дядюшки Лю, он сказал:

– ...Это дерево, которое посадила тетушка Сунь.

Тетушка Сунь была женой дядюшки Лю. Несколько лет назад она скончалась от рака легких. При жизни ей очень нравились белые магнолии, и эту она посадила своими руками более двадцати лет назад, когда была еще молодой женщиной со звонким, сильным голосом... а дядюшка Лю был тогда энергичным мужчиной с прямой, как стрела, спиной.

Цветущее дерево, которое за двадцать лет не сломили ни дожди, ни ветра, было уничтожено нахлынувшей толпой за один вечер.

Дядюшка Лю смотрел на годовые кольца на стволе дерева, каждое из которых было тенью старых добрых дней, рябью от ее улыбки.

Се Цинчэн был сдержанным человеком, но в этот раз, после долгого молчания, он не смог подавить легкую хрипоту в голосе:

– ... Дядюшка, мне очень жаль.

– ... Ай-яй, все в порядке, Сяо-Се, – спустя какое-то время дядюшка Лю, наконец, вернулся к реальности. Опираясь на трость, он подошел и похлопал Се Цинчэна по спине, как в прежние годы, когда дядюшка, работавший на сталелитейном заводе, похлопывал по спине юношу своими большими, крепкими, как железные башни, руками, – Все нормально, это всего лишь дерево. Лишь бы с людьми все было в порядке, лишь бы с людьми все было в порядке. А дерево... дерево можно... посадить новое...

Но, говоря это, старик не мог не склонить голову и не утирать слезы со своих глаз.

Все понимали, что даже если посадить новое дерево, оно не будет таким же самым. Та, кто посадила то дерево, уже давно погребена в земле. В конце концов, дерево тоже последовало за ней, как ушедшие годы их молодости.

Дядюшка Лю вытер слезы и попытался изобразить улыбку на своем морщинистом лице:

– Именно ты купил тогда это дерево для Ваньюнь на садовом рынке. Твои родители помогли ей его посадить. Думаешь, под старость я стал совсем слабоумным? Я до сих пор все помню.

– Верно. Сяо-Се, мы прожили вместе почти двадцать лет, разве мы можем не знать, что ты за человек, и какими людьми были твои родители? Что бы они там ни говорили, вы с Сяо-Сюэ все еще наши соседи. Не переживай, хорошо? Иди домой и отдохни. Умойся, ты выглядишь уставшим.

– Да, иди, скорее умойся, а то у тебя такое мрачное лицо. Если бы твои родители были живы и увидели тебя таким, они бы умерли от разрыва сердца...

Се Сюэ подняла голову от груди Се Цинчэна и со слезами на глазах взглянула на всех вокруг. Потом, не выдержав, она снова уткнулась лицом в брата и громко зарыдала.

Поблагодарив всех и извинившись, Се Цинчэн зашел в дом вместе Се Сюэ.

Чэнь Мань и тетушка Ли последовали за ними.

Изнутри пятна краски на окнах еще больше напоминали полосы крови, размазанные когтистой лапой.

Се Цинчэн:

– …

Чэнь Мань:

– Се-гэ, не переживай так сильно, те люди, словно саранча, они уйдут, не успеешь оглянуться. Они просто ищут неприятностей, я попросил своих коллег проверить их, всех до одного. В ближайшие несколько дней переулок Моюй будет охранять полиция, так что проблем больше не возникнет...

Се Цинчэн тихонько кашлянул. Все его тело болело и горело от лихорадки, он едва держался на ногах. Тусклое освещение в комнате было единственной причиной, по которой никто не смог понять, что он явно болен.

Се Цинчэн достал сигарету из пачки и уже было собирался поджечь ее, как его взгляд упал на тетушку Ли. Он положил зажигалку на место.

– …

– Гэ, что нам теперь делать...

– Сяо-Се, тогда случилось какое-то недоразумение связанное с профессором Цынем? Ты... ты упоминал его несколько раз и всегда отзывался о нем хорошо. Когда ты сказал те слова... у тебя… у тебя должна была быть причина, – Тетушка Ли вытерла слезы, – Ты можешь придумать способ, как объяснить это всем? Да? Тогда те люди перестанут преследовать тебя и доставлять неприятности...

Се Цинчэн:

– …

– Сяо-Се, скажи что-нибудь.

Снаружи стояла тяжелая гнетущая темнота долгой ночи.

Внутри, рядом с ним, были самые близкие люди.

Слегка дрожащими пальцами Се Цинчэн бессознательно игрался со стальной зажигалкой, то зажигали ее, то гася, снова и снова...

Наконец, он отложил зажигалку в сторону и закрыл глаза. Хотя его голос был хриплым от усталости, он все равно звучал решительно и непреклонно:

– Нет.

– …

– Это не было ложное обвинение. Я на самом деле сказал то, что сказал, и все это было искренне… Я действительно не мог принять те нелепые поступки, которые совершал Цинь Цыянь. Тогда мое отношение к нему изменилось, мы не очень ладили. Я сказал те слова под влиянием минутного порыва, когда мне не хватило рассудительности.

– …

– Но, гэ...

– Я не идеален, Се Сюэ. Твой гэ всего лишь обычный человек – бывают моменты, когда мне страшно, и я переживаю. Ты тогда была еще так юна, а я видел, как его убили прямо на моих глазах. Я никак не мог продолжить работать в больнице... Мне стало страшно, и я уволился. Вот так все и произошло.

Наступило долгое молчание.

Голос Се Сюэ был похож на мяуканье беспомощного котенка:

– ... Гэ, неужели ты не можешь быть честным даже с нами?

Се Цинчэн надолго погрузился в размышления, перед его внутренним взором мелькали призраки прошлого. В конце концов, он закрыл глаза, опустил голову, сложил руки вместе, и, прижав их между бровей, тихо сказал:

– То, что я сказал – правда. Простите... Я подвел всех вас.

Ночной разговор, в конце концов, завершился затянувшимся молчанием.

Се Цинчэн был очень упрямым человеком, и это прекрасно знали все трое слушателей, сидевшие в комнате вместе с ним.

– На этой карте 30 000 юаней, тетушка Ли, пожалуйста, возьмите их. Нам все равно нужно возместить соседям ущерб, даже если они говорят, что в этом нет необходимости. Если бы не я, они бы так не пострадали, – сказал Се Цинчэн, – Я найду способ, как разобраться со всем остальным. Не беспокойтесь об этом и, пожалуйста, оставайтесь дома.

– Сяо-Се...

Глаза Се Цинчэна были очень похожи на глаза его матери – точно такие же персиковые глаза, как у Чжоу Муин, с таким же решительным блеском.

Сердце тетушки Ли снова защемило.

Будучи сиротой, подброшенной в храм, в юности она работала эскортницей в одном из ночных клубов Шанхая. Ей приходилось удовлетворять потребности старых клиентов, и все ее называли шлюхой, у которой воняет между ног. Однажды, когда Чжоу Муин работала на задании по борьбе с секс-торговлей, она привела ее на допрос.

Тогда Ли Мяоцин не хотела никого слушать. Она сидела в допросной с сигаретой во рту, которую попросила у другого полицейского, и не желала произносить ни слова.

Ли Мяоцин потом все-таки сказала:

– Я просто шлюха, у которой воняет между ног, ну и что. Может, ты меня и поймала, но я все равно вернусь и продолжу продавать себя, как будто ты сможешь меня остановить!

Чжоу Муин ответила:

– Ли Мяоцин, тебе всего семнадцать. Я не хочу отправлять тебя в тюрьму, если ты попадешь туда, это оставит на тебе пятно до конца жизни... Я знаю, что у тебя нет ни родителей, ни родственников. Вот моя визитка: это мой рабочий телефон, а это – домашний, мой личный номер… Позвони, если тебе что-нибудь понадобится. Я не просто офицер полиции – я женщина и мать. Я не хочу, чтобы девочка, которая еще даже не достигла совершеннолетия, продолжала идти по этому пути… Можешь звать меня Муин, не нужно называть меня офицером Чжоу… Я могу помочь. Тебе не нужно бояться.

Тогда, в комнате для допросов, на нее смотрела такая же пара персиковых глаз.

Ли Мяоцин почувствовала, как ее тело стало трясти, словно от землетрясения, эпицентром которого было ее израненное, изрешеченное дырами сердце.

Позднее она стала одним из самых близких друзей Чжоу Муин.

В те времена они постоянно общались, Чжоу Муин всегда присматривала за этой молодой женщиной, сбившейся с пути, даже приглашала ее на праздничные обеды в Новый год и никогда не смотрела на нее свысока.

Когда Чжоу Муин и Се Пин переживали тяжелые времена и не могли найти подходящее жилье, Ли Мяоцин поспрашивала в переулке Моюй, где жила сама, и наткнулась на предложение о продаже старого домика. Так они стали соседями.

В течение последующих двадцати лет взлетов и падений Ли Мяоцин никогда больше не зарабатывала себе на жизнь тем грязным способом, она шила чонсамы*, став портнихой, и сделала бесчисленное множество красивых платьев для Чжоу Муин. [*чонсам, или ципао – китайское длинное женское платье]

Теперь у Ли Мяоцин уже поседели виски, а Чжоу Муин перешла в мир иной.

Последний чонсам, который она сделала для своей Чжоу-цзецзе [старшая сестра], был погребальным платьем Чжоу Муин, сшитым из великолепной парчи. Она специально сшила его с длинными рукавами, чтобы скрыть оторванную руку Чжоу Муин.

Потому что Ли Мяоцин знала, что Чжоу Муин была не просто офицером полиции. Еще она была женщиной, матерью и женой.

Ей нравилось быть красивой.

И она была самой красивой... с этими сверкающими и решительными глазами.

Сейчас эти глаза будто бы пересекли время и смотрели на изрезанное морщинами лицо Ли Мяоцин сквозь все прошедшие годы.

Се Цинчэн сказал:

– После всего, что уже произошло, для меня это сущий пустяк.

Ли Мяоцин лишь вздохнула и больше ничего не сказала.

Се Цинчэн проводил пожилую женщину до дома и отправил сестру спать.

За окном начался дождь.

Ночь становилась все темнее.

Се Цинчэн надел осенний плащ, достал два зонтика и передал один Чэнь Маню.

– Тебе пора домой, уже поздно.

– ... Гэ, ты не останешься здесь на ночь? – Чэнь Мань был немного удивлен. Зная его характер, он думал, что Се Цинчэн обязательно останется сегодня с Се Сюэ.

Но у Се Цинчэна больше не осталось сил, чтобы держаться.

Он чувствовал, как горит его лоб, а тело было словно ватным, не говоря уже о невыразимой ноющей боли в некоторых частях тела.

Если бы Чэнь Мань был более наблюдательным, он бы заметил, что Се Цинчэн этим вечером почти не сидел.

– Не останусь. Мне нужно кое-что сделать в университете, поэтому я возвращаюсь в общежитие.

– Я могу подвезти тебя...

Се Цинчэн открыл дверь, и в комнату ворвался порыв прохладного осеннего ветра с дождем.

– В этом нет необходимости, – Се Цинчэн открыл черный зонт с карбоновой ручкой, плотнее запахнул плащ и вышел в темноту ночи.

Се Цинчэн не мог больше притворяться, он чувствовал, как его спина покрывается холодным потом, когда по телу прокатывали волны жара. Его лицо горело, перед глазами все кружилось, как будто половину его сознания насильно выдернули из тела.

Чэнь Мань произнес:

– Тогда ты...

– Я ухожу. У тебя тоже был тяжелый рабочий день, и тебе пора домой.

Когда он вышел из переулка, было уже два часа ночи, но снаружи под дождем все еще стояли люди и ждали его. Се Цинчэн был восхищен их упорством. Он вызвал такси рядом с полицейским оцеплением. Когда подъехала машина, он сложил зонт и скользнул внутрь, оставляя вспышки фотокамер и шум по ту сторону дверцы.

Как только Се Цинчэн сел в такси, силы покинули его. Устало откинувшись на спинку сиденья, он в изнеможении поднял руку и прикрыл глаза:

– …

Таксист спросил:

– Да-гэ, куда?

– …

– Да-гэ?

Только после того, как мужчина окликнул его несколько раз, Се Цинчэн медленно пришел в себя из лихорадочного помутнения.

Он знал, что ему на самом деле нужно было в больницу.

Но ему совсем не хотелось туда ехать – что он скажет врачу, когда окажется там?

Что касается того, что произошло в маленькой комнатке клуба, то Се Цинчэн со своей гордостью и стойкостью, предпочел бы унести эту тайну с собой в могилу, чем рассказать о ней кому-либо еще. Как он мог объяснить врачу причину своего жара?

Он сам был врачом.

Так что он мог бы просто отправиться домой, принять противовоспалительные лекарства и забыть обо всем.

Думая так, Се Цинчэн заменил слово «больница», почти слетевшее с его губ, на:

– Общежитие Шанхайского медицинского университета для персонала, пожалуйста.

Такси уехало.

Се Цинчэн не заметил Чэнь Маня, стоявшего среди шумной толпы. Простояв там какое-то время, молодой полицейский тревожно нахмурил лоб. Наконец, он развернулся и отправился обратно в переулок Моюй, чтобы через некоторое время выйти и отправиться за ним следом.

Се Цинчэн также не увидел и Хэ Юя, который сидел через дорогу внутри круглосуточного магазина и пил у окна кофе.

Допив кофе, Хэ Юй натянул кепку и вышел из магазина.

Автору есть, что сказать:

Мини-театр:

Мысли Чжоу Муин о Чэнь Мане и Хэ Юе, если бы она была жива.

Чжоу Муин:

– Чэнь Мань хороший парень. Он просто слишком торопится, ему нужно научиться сбавлять обороты.

Чэнь Мань:

– ... Тетушка, разве я недостаточно медленно выходил на сцену в последних главах?

Чжоу Муин:

– Хэ Юй, малыш, если у тебя возникнут какие-либо трудности, ты можешь обратиться в полицию. Пойдем со мной в участок, позволь опросить тебя о той ночи в клубе? Цинчэн может быть таким властным, он издевался над тобой?

Хэ Юй: Все верно, тетушка, он издевался надо мной. Люди смеются надо мной уже несколько дней... (дуется)

Се Цинчэн:

– … …

Заметка.

В прошлой главе было самое теплое отношение старины Се к Хэ Юю... то есть... за все семь лет, Его Старейшинство никогда не был более мягким, чем тогда, ха-ха-ха, это предел теплоты Се-гэ... Се-гэ в самом деле крайне сдержанный человек...